***
Чуя уже знает, что Дазай будет присутствовать на семейном ужине. Хаяши была так любезна, чтобы рассказать ему, вероятно, потому что он спрашивал в прошлый раз, даже не подозревая, что делает ему большое одолжение. Но он не ожидал столкнуться с ним за час до ужина, как раз в тот момент, когда собирался сбежать. — Привет, Чуя, — улыбка на его лице совсем не искренняя, когда он поддерживает его за руку. — Направляешься куда-то? Чуя поблагодарил его в прошлый раз, но тот был последний акт добрословия, который Дазай когда-либо мог добиться от него, так что теперь... Теперь Чуя не может удержать угольно-чёрный поток ненависти внутри своего сердца. Теперь он может открыто ненавидеть тот кусок манипулятивного дерьма, которым Дазай является. — Не смей, мать твою, трогать меня, — шипит он яростно. — Сколько убийственной энергии, — тянет Дазай, драматично прижимая руку к груди. — Да я в ужасе. Тот факт, что у него всё ещё хватает наглости унизить даже после всех тех вещей, через которые Дазай заставил его пройти — разбивает все последние достойные представления об этом человеке. Он не может понять, почему блять, был слеп всё это время, был таким наивным. — Я тебе не интересен, помнишь? — рявкает Чуя. — Почему ты мешаешь мне пройти? И правда так скучно жить? Он видит, как Дазай вздыхает, но прежде чем ситуация успеет обостриться, раздаётся голос Хаяши: — Мальчики! Я так рада, что вы оба здесь. У поваров выходной, поэтому я буду готовить. Поможете мне? Чуя морщится. — Мне так жаль, Хаяши-сан, я собирался уходить. — Ох, — хмурится женщина, — ты не останешься на ужин? — Я собираюсь встретится с одним другом. — Словно по сигналу, в дверь звонят, Чуя игнорирует взгляды Дазая, (не обращая внимания на то, насколько тяжёлыми они кажутся), потянувшись в сторону коридора. — Это тот самый друг. Лицо Хаяши озаряется выражением, которое подсказывает ему, что она замышляет что-то нехорошее. Она всегда так выглядит, когда собирается сделать нечто вроде: — Почему бы тебе не пригласить друга на ужин? Чем больше людей, тем веселее! Мне не помешает лишняя пара рук! — как ни странно, она поворачивается к Дазаю, пихая его локтем. — Верно, Осаму? — Если по праву вы имеете в виду, что пытаетесь избежать разговора с мужем, то да. — Осаму! — Я не думаю, что он голоден, — бормочет Чуя и делает шаг назад, пытаясь как можно плавнее ускользнуть от этого разговора и этого дома. Он чуть ли не бежит в коридор, открывая дверь, держа свою обувь в руках, готовый уйти, но в момент, когда он видит Сигму, встревает мелодичный голос Хаяши, которая приветствует его. Блять. — Заходи-заходи! Меня зовут Хаяши, а это — где Осаму? Не важно, вы голодны? — Я... — тянет Сигма, моргая, когда Чуя яростно шипит ему «нет», — только что ужинал, госпожа. — Не глупи, все голодны. А если ты не хочешь есть, то можешь хотя бы помочь. — Хаяши-сан... — Чуя-кун, кто-то умирает? — Нет... — Тогда входи. И это окончательный вердикт. Сигма входит внутрь, бросая на Чую озадаченный взгляд, в то время когда тот закрывает руками лицо и готовится к самому ужасному ужину.***
Дазай, как кстати, исчезает на весь час, пока Чуя и Сигма, а затем Гин и Рю помогают на кухне. Чуя даже позволяет себе глупость надеяться, что того вовсе не будет, но как только стол накрыт, Осаму появляется с самодовольством на лице, но оно не соответствует пустоте в его глазах. Целую минуту Чуя радуется тому, что сидит между Сигмой и Гин, как можно дальше от Дазая, но затем поднимая взгляд на человека, который садится напротив него, он понимает, что радость разбивается, как стекло. Справедливости ради, это единственное место за столом, так что не стоит винить Дазая во всём, что когда-либо шло не так в его жизни. Рядом с ним Сигма напрягается, и Чуя задаётся вопросом, что бы тот говорил, если бы знал абсолютно всю правду, а не случайные и странные выговоры в пьяном угаре, в номере отеля на горе Фудзи. Чуя не сказал ни ему, ни кому-либо другому о словах Дазая в прошлый раз; просто не смог. Это настолько унизительная правда, он готов унести её собой в могилу. — Итак, — начинает Хаяши после нескольких минут тишины, затишья перед бурей. — Сигма, верно? — Да, госпожа. — Как вы с Чуей познакомились? Чуя слишком быстро проглатывает застрявший в горле кусок тофу. — В поездке на мой день рождения. — О, да, я помню, — напевает женщина. — Ты спонтанно решил отправиться с другим твоим другом, да? Вместо Дазая, имелось в виду. Тогда Чуя придумал первую пришедшую в голову ложь. О том, что у Дазая появились другие планы, поэтому он попросил Тачихару присоединиться к нему. (Конечно, это лучше, чем быть одному). Если бы он сказал своей временной матери, что её пасынок бросил его в аэропорту, ни сказав ни слова, это вызвало бы большое замешательство. Какую обиду тогда Чуя не затаил, как бы ни был зол, он не подставит Дазая. — Ага, с Тачихарой, — невозможно не заметить, как Осаму ведёт себя совершенно невозмутимо, находясь напротив. Типа тема разговора — о ебаной погоде. Даже это жалит. То, насколько он безразличен, лишает дара речи, особенно после сокрушительного спектакля, который он устраивал на протяжении несколько месяцев. Хаяши издаёт долгий вздох и делает глоток вина. — Сейчас я могу только мечтать об отдыхе, мой муж постоянно занят на работе. — Фумико, — говорит Цушима рядом с ней, — не сейчас. — А когда? Не то чтобы ты блуждаешь по проклятому миру, только без нас. Дазай тихо и сухо усмехается над своим стаканом, явно забавляясь ситуацией. — Чего тебе так смешно? — внезапно бормочет Сигма, Чуя чуть ли не задыхается от шока, даже если его голос едва ли слышен с другой стороны стола. — Ну, это мой дом и моя семья, — возражает Дазай со смертоносным блеском в глазах. — Я смеюсь над тобой и над тем, как сильно ты сюда не вписываешься. — Дазай, — шипит Чуя, — заткнись. — Это твой щенок начал. Чуя открывает рот, чтобы ответить, но учитывая напрягающую тишину между Хаяши и Цушимой, передумывает. Женщина покашливает. — Итак, Сигма. На чём мы остановились? — Хаяши-сан, — Чуя болезненно улыбается, — нам действительно не нужно... — Я настаиваю! — Капли вина расплёскиваются по воздуху, когда она ловко размахивает своим бокалом. — Я не позволю, чтобы этот чудесный ужин был испорчен из-за того, что мой муж не терпит чужое мнение! — Он уже испорчен, — сухо замечает Рю. Отец при этом издаёт звук, хотя это, кажется, только ещё больше раздражает женщину. — Ну, если бы ты проводил время со своими детьми, то научил бы их манерам. — Взгляд тем не менее, именно на младшем сыне, но он без укора, на самом деле наоборот: — Ничего не испорчено, дорогой. Просто немного напряжённо. — Мне очень жаль, — тихим шёпотом говорит Чуя Сигме. Сигма поворачивается к нему с очень мягким выражением лица, настолько тёплым, что Чуя сглатывает. Ему хочется рассмеяться, сделать что-нибудь, чтобы разрядить обстановку, потому что он даже не может здраво мыслить. Но откуда не возьмись что-то липкое и жидкое выплёскивается на его штаны. Чуя в ужасе вскакивает, только тогда заметив, что грёбаная бутылка вина, каким-то образом вдруг упала. — О, бо-оже, — Дазай совсем не сожалеющий, — как так вышло? Как-то, ебаный мудак. — Ты... — Чуя стискивает зубы в неконтролируемом желании броситься через стол, схватить Дазая за плечи и вытрясти из него монстра, чёрт побери. Потому что это не он, не тот парень, в которого Чуя влюбился. Не тот парень, кого Чуя до сих пор... — Мне очень жаль, Чуя-кун, — извиняется Хаяши. — Должно быть, моя рука случайно ударила по бутылке. — Ничего страшного, я просто... Просто быстро переоденусь. — С тобой всё нормально? — спрашивает Сигма, встав за ним. — Сядь, Сигма-кун, — тянет Дазай. — Мы даже не узнали вас по-лучше, а Чуя — взрослый и самостоятельный мальчик, он в состоянии сменить штанишки, правда, Чу-уя? Иди нахуй. Чуя хочет сорваться. — Всё в порядке, правда, — вместо этого выдавливает он улыбку и покидает столовую. Как раз вовремя он слышит, как Гин говорит: — Ох, мамочка, у меня живот болит. Чуя безнадёжно трёт свои штаны, когда дверь прачечной открывается. Он оборачивается, думая, что это Сигма, должно быть, пошёл за ним или Хаяши с советом как вывести пятно, но вместо них там Дазай, прислонившийся к дверному косяку. Головокружительная скорость смены масок истощает Чую до такой степени, что ему уже лень злиться. Вместо этого он просто смиренно смотрит. — Что ещё? Дазай протягивает руку, пара любимых джинсов Чуи болтается между его пальцами. — Хаяши велела помочь тебе. Зигмунд не так хорошо знает эти комнаты и места, где ты хранишь свои вещи. — Его зовут Сигма, придурок, — Чуя вырывает штаны из его рук. — Хаяши наверняка не поняла, это ты... — Он надевает их, отказываясь смотреть в сторону Дазая. — Был тем, кто пролил вино на меня. — Вау, правда? — Так и есть. — У меня есть свои недостатки, Чуя, но у меня также есть определённый образ, которому я должен следовать перед моим многоуважаемым отцом. Это был несчастный случай, из-за ручки и пьяного состояния госпожи Хаяши. Чуя поворачивается к стиральной машине, запихивая свои испачканные штаны. — Дай мне хотя бы одну причину поверить тебе. — Дазай только смотрит на него в громкой тишине. — Ну да, я так и думал. — Полагаю, это обоснованное замечание. Перед лицом тихого поражения Дазая, весь грубый гнев под кожей Чуи превращается в пустоту. Ненавидеть тяжело. Тяжелее, чем любить. — Оставь меня в покое, — бормочет он. — Ты сделал достаточно. И, по крайней мере, на несколько часов, Дазай выполняет его просьбу.***
Май перетекает в июнь с безжалостной силой, так что однажды утром Чуя просыпается в кровати, когда чуть ли не падает с неё, с болью в голове от большого количества выпитой водки в доме Фёдора. С осознанием того, что половина его года работы на дому уже прошла. Однако сентябрь означает гораздо больше, чем просто возвращение домой. Это означает окончательное решение, прощание, означает что-то новое и— И Чуя очень старался не думать ни о чём из этого. Его телефон гудит от нового сообщения в групповом чате, в том, где есть Дазай. Ещё одна вещь, которая его напрягала, Чуя даже не прочитал его, просто смахивает. Не то чтобы он не любил никого из них, чёрт, он до сих пор помнит, как был взволнован возможностью иметь такую открытую и непринуждённую группу друзей. Но пересекаться с ними не стоит. Они — часть другого мира, и Чуя изо всех сил старается держать себя как можно дальше. С максимальным усилием он заставляет себя встать и пошаркать в ванную, чтобы почистить зубы. Вздрагивает при виде красной, покрытой пятнами кожи. Ему правда следует начать пить больше воды вместо спиртного, но к сожалению, вода не так хорошо притупляет боль, как водка. Когда он возвращается в свою постель, плюхаясь, словно усталая корова, отказывающаяся от травы, на его телефоне снова появляются сообщения. Некоторые от Сигмы, который рассказывает планы на сегодняшний вечер, и другие от Йосано: Й: Ты же в курсе, что в наших планах ты тоже есть, да? Чуя вздыхает и перекатывается на спину. Ч: Наверное. Й: Так ты придёшь сегодня вечером? Судя по тому, что он мельком увидел в текстах, которые демонстративно не читал, она имеет в виду вечеринку на яхте в районе залива. Ч: У меня уже есть планы Ч: Прости :( Й: Брехня. Ч: Клянусь. Й: Тогда отмени их. Ч: Я не могу просто взять и бросить своих друзей. Даже когда он печатает слова, ирония этих слов вызывает у него на языке новый прилив едкой горечи. Й: Тогда возьми их собой. Й: Я все равно хотела с ними познакомиться. Ч: Хз... Й: Кто откажется от халявного бухла??? Ч: Посмотрим. Ч: Дазай будет там? Й: Ты согласишься прийти, если я скажу нет? Ч: Может быть. Й: Это всё ещё нечёткий ответ. Й: Ты не можешь избегать его вечность. Й: Хоспаде, ты живёшь с его семьей! Ч: Именно поэтому я не хочу его видеть. Й: Ты королева драмы. Й: Дазай может там быть, но пока точно неизвестно. Но я всё равно буду ждать тебя. Й: Вся инфа в группе. Чуя бросает телефон через кровать и зарывается лицом в простыни. Ну, заебись. Имея в виду эту чёртову вечеринку, продолжение дня кажется оттягиванием неизбежного. Сигма и Коля похоже, не возражают против изменения планов, хотя и отпускают несколько шуток о вечеринках с людьми, которые «просиживают задницу». Чуя не удосуживается поправить их, потому что те увидят, что люди, с которыми они собираются встретиться, совсем не ханжи и зануды. Он взял за правило проводить время с Гин и Рю даже в нерабочее время с тех пор как их учитель сообщил Хаяши об отсутствии у них друзей в школе. Дети могут быть чертовски злыми. Этот возраст и так достаточно трудный, поэтому, если играть в Sims с Гин или слушать, как Рю рассказывает о своём друге Расёмоне, а это даёт им какое-то облегчение от этих детских невзгод, то Чуя не возражает. Он также уходит каждый вечер. Хотя он уже знает, что Хаяши довольно непринуждённая (а Цушима не так часто бывает дома, чтобы осуждать его гулянки), Чуя чувствует себя немного плохо. В конце концов, это его год помощника по хозяйству, а не просто двенадцать месяцев вечеринок и принятия неправильных решений. Сегодня он помогает Гин с некоторыми балетными движениями, с которыми девочка, по словам Коё, не может справиться. Он отодвигает кресло и кофейный столик в сторону, использует пространство гостиной в качестве места для танцев, позволяя своему плейлисту работать на заднем плане, пока показывает движения Гин, а затем корректирует её позу и опору, а она повторяет за ним. Рю сначала наблюдает с дивана, уткнувшись подбородком в согнутые колени, но через час, под настойчивые толчки Гин встаёт и неуклюже пытается принять позу. Его движения неопытны, но Чуя видит в нём грацию танцора даже за его пределами. Если бы он начал сейчас… он мог бы многое, быть где угодно. (В местах, куда когда-то стремился попасть сам Чуя.) Чуя делает мысленную пометку поговорить об этом с Хаяши, уверенный, что она поддержит, независимо от того, хочет ли её сын играть на скрипке или танцевать балет. После трёх часов неустанных, но весёлых танцев он сожалеет о своём выборе, когда знакомая резкая боль пронзает его лодыжку, а вспышки достигают сильнее, чем обычно. Он не может не чувствовать себя так, будто у него отобрали самое дорогое, даже если уже должен был принять это. Всё, что он любит делать, не идёт ему на пользу. Иногда он думает, что с тем же успехом мог бы вырыть себе яму и провести там остаток своей жизни. Это не будет иметь большого значения. Когда он получает сообщение «Будь готов через 10 минут» от Сигмы, Чуя в последний раз смотрит на себя в зеркало. Его волосы более вьющиеся, чем обычно. Его подводка чертовски резкая. Кожаные штаны и кожаная куртка чуть больше по размеру закрывают его тело. Единственная яркая вещь — рубиново-красный кружевной топ, напоминающий корсет. Повторно нанеся бальзам для губ и причмокнув губами в качестве последнего заряда уверенности, Чуя направляется вниз. Хаяши, возившаяся со свечами в фойе, улыбается ему, когда тот приближается. — Каждый раз, когда тебя вижу, — говорит она, гася спичку, — вспоминаю, как скучно я одевалась, когда была моложе. Вы, маленькие дети, прекрасно выглядите. — Спасибо, Хаяши-сан. — Чуя чешет затылок. Выбор в его предпочтениях в одежде, в любом случае, рискованный, но в большинстве, это того стоит. — Идёшь на день рождения? Стоя на коленях, на полу и завязывая свои кроссовки, Чуя прикусывает губу. Ему всё-таки стоило прочитать инфу в чате. — Эм, ага. — Повеселись тогда, не делай ничего, чего я бы не сделала. Чуя не раз видел Хаяши более чем навеселе, особенно в те несколько богомерзких недель, которые она провела в ссорах со своим мужем, так что он считает, что быть раздавленным — это нормально. Снаружи сигналит машина. Чуя вскакивает и коротко улыбается ей. — Ага! Увидимся завтра! Его ждёт грязно-коричневый «Фольксваген-поло». Чуя открывает дверь, чтобы проскользнуть внутрь. Стереосистема приветствует его оглушительно громко, и, прежде чем он успевает произнести хоть слово, Николай нажимает на газ. (Когда-нибудь, думает Чуя, когда быстрое увеличение скорости толкнёт его на заднее сиденье, этот чёртов парень загонит себя в канаву. И тогда он, вероятно, напишет об этом в Instagram.) — Ладно, ладно, — кричит он сквозь музыку. Это какая-то русская песня с тяжёлым битом, единственное слово, которое он действительно понимает, это «medusa». — Ты хоть знаешь, куда едешь?! — Всё в порядке! — Николай кричит в ответ. — Я знаю город от и до! Ты просто должен сказать мне, куда именно надо. Ну, Чуя не знает города вдоль и поперёк. Он лезет за своим чёртовым телефоном— На пассажирском сидении Фёдор наконец убавляет музыку до человеческого уровня. — Ты выглядишь напряжённым, Накахара. — Я выгляжу как всегда, — бормочет он в поисках адреса. — Хорошо выглядишь, — говорит Сигма. — Спасибо. Ладно, это… — он наклоняет голову, читая карту. — …Где-то там. С помощью Сигмы Чуя ведёт Николая через город к месту назначения, почти спровоцировав при этом пять несчастных случаев. И Николай, и Фёдор не знакомились ни с кем из остальных, особенно с Дазаем — хотя они оба знают о нём лишь смутные подробности, например, что он огроменный мудак — поэтому они задают несколько вопросов. Николай хочет знать, рассердится ли кто-нибудь, если его стошнит в чулане, Фёдор спрашивает, ждёт ли Чуя встречи с Дазаем. Сигма сомневается, хватит ли выпивки. Выйти из машины — всё равно, что идти навстречу смертному приговору. И, может быть, Чуя излишне драматичен, но у него есть ощущение, что столкнуть эти две совершенно разные группы людей плохая идея. Тем не менее, он сейчас здесь. Чертовски поздно возвращаться. — Эй, Чуя, — говорит Николай, когда они подходят к яхте у причала, не гигантской, но достаточно, чтобы Чуя снова задумался, как он здесь оказался. — Твои друзья возненавидят тебя, если заметят, как я ворую их выпивку? Чуя хмурится. — Просто выпей там этот чёртов алкоголь, как это сделал бы нормальный человек. — Первое правило посещения богачей — всегда, всегда, — Николай поднимает палец так, словно произносит важную речь и не извергает первую бредовую мысль, которая пришла ему в голову, — воровать их алкоголь. — Делай, что хочешь, лишь бы тебя не поймали. — Я покажу им свои фокусы, если такое произойдёт. Да, от этого всем станет лучше. Чуя благодарен, когда замечает Ранпо с коктейлем в руке на палубе, хмуро смотрящего на свой телефон. — Привет, — здоровается Чуя, обращая на себя внимание. — Так чей сегодня день рождения? — Когда Рампо посылает ему едкую ухмылку, Чуя издаёт стон. — Пожалуйста, только не говори мне, что твой. Это было бы неловко и на грани грубости. — Дазая. В горле Чуи пересыхает. Что? — Да ты шутишь. — Бо-оже, — говорит Фёдор позади него, — какой неприятный поворот событий. — Затем он кивает двум другим и исчезает внутри. Чуя слишком занят перевариванием полученной информацией, даже не в состоянии беспокоиться. — Так ты не читал чат, да? Зажмурив глаза, Чуя качает головой. — Я был занят. Посмотрел только тогда, когда сказал Йосано-сан, что приду. — Он раздражённо выдыхает. — Почему она сказала мне, что Дазай может не прийти сюда?! Если это какой-то план— — Ну, потому что его наверное и не будет. — Ась? — За свою жизнь Дазай отмечал днюхи где-то семь лет. Был один момент ещё, но только потому что мы заперли его в комнате на ночь. — Рампо пожимает плечами, как будто приглашение Чуи на день рождения не такое и безумие в самом деле. — Каждый раз он исчезал, и его не находили до тех пор, пока день рождения не заканчивался. — Как глупо. — Ну, возможно. — Можно отпить? — Рампо молча протягивает ему свой коктейль, Чуя выпивает его сразу же. Фруктовый и сладкий, его нетрудно проглотить, после этого он всё же чувствует себя немного лучше. — Хорошо. Просто знай, что я ненавижу вас всех. — А мы скучали по тебе-е, — поёт Рампо, когда они входят внутрь. — А я вас презираю. Это не такое большое дело, как думал Чуя, но внушительное количество присутствующих людей заставляет его чувствовать себя хуже. Не только потому, что он здесь, но и потому, что он привёл своих друзей, и в последний раз, когда Дазай разговаривал с Сигмой, который, безусловно, наименее безумен из троих, всё прошло не очень хорошо. Говоря о… Чуя оглядывается в поисках ближайшей катастрофы. Ранпо наклоняет плечо и кивает в сторону бара. Николай оживлённо разговаривает с барменом за прилавком. Сигма, вероятно, держит его под контролем, пока Фёдор сидит и наблюдает. — Кто это? — спрашивает Ранпо. — В шапке? — Фёдор, — Чуя выгибает бровь, глядя на него. А что? — Хм... — Что должно означать твоё «хм»? — Это означает то, на что это похоже. Хм... Честно говоря, у Чуи сейчас не хватает нервов, чтобы понять, что это значит. Ранпо иногда напоминает ему Дазая — Дазая, менее склонного к манипуляциям и ненависти, но столь же блестящего и хитрого. И прямо сейчас Чуя не хочет думать о Дазае. Он просто хочет избавиться от мусора и забыть. По пути к бару его приветствуют Хигучи и Танидзаки. Они так же приветливы, как и всегда, Танидзаки уже раскраснелся и икает, когда висит рядом с ней. Когда Хигучи говорит, что в последние несколько раз без Чуи всё было по-другому, странное чувство оседает в его сердце. Потому что это было не то же самое. Не для них. Не для него. Это похоже на эпическую, космическую несправедливость, что Чуя чувствовал себя самым счастливым, самым живым и самым близким к танцу всякий раз, когда он был с Дазаем. Сигма, Николай и Фёдор, к их чести, пока ничего не украли и ничего не облевали вокруг. Они разговаривают с Ранпо, Йосано и Одой. Чуя там, занятый разговором по душам с коктейлем в руках, но он рядом и готов прекратить драку, если что-то случится. Ничего пока не произошло. В какой-то момент Николай убеждает Сигму потанцевать. Танидзаки чуть не падает за борт. Куникида следит за тем, чтобы все пили достаточно воды, а затем оказывается полуголым из-за игры с выпивкой. А потом появляется Дазай.