***
— То, что ты делаешь — идиотизм. Дазай задаётся вопросом: не выдала ли Йосано его маленький грязный секрет, но человек, который говорит ему — Рампо, тогда это неважно. Горькая улыбка озаряет его лицо, такая горькая, как его алкоголь, стекающий по горлу. — Дазай Осаму. — Ну что?! — тон по большей части жалкий, выдаёт в нём изнеможение. — Если я правильно помню, никто твоего мнения не спрашивал. — Знаешь, есть и другие способы, — из-за мягкого и спокойного ответа, Дазай чувствует себя ещё хуже. — Лучше, чем строить из себя такого дурака. Зачем ты это делаешь? Дазай не хочет на это отвечать и даже не знает, как это сделать. Заботиться о ком-то до такой степени, чтобы оттолкнуть его, по причине защиты, может показаться глупым, но для Дазая это имеет кристально чистый смысл. Не очень красивое решение, далеко не идеальное, учитывая, сколько времени он потратил на то, чтобы убедить Чую сделать обратное. Но решение, и оно имеет смысл. И это не глупо. — Я знаю, что делаю, — говорит Дазай, прежде чем развернуться, чтобы уйти. Он ещё не знает, нужно ли ему просто подышать свежим воздухом или вообще отказаться от этой вечеринки, но он знает, что приходить было плохой идеей. Он останавливается, когда замечает безошибочную вспышку рыжих волос в образовавшемся маленьком танцующем кружке. Красное сливается с белым, когда Дазай наблюдает, как Чуя наклоняется вперёд и прижимается всем телом к другому, целуя и обхватывая руками шею Сигмы, их груди так чертовски близко друг к другу. Эта картина лишает его всякой мысли. Смотреть на это кажется неправильным, настолько гнилым, когда принимаешь реальность, и она не та. На месте Сигмы должен быть именно Дазай, не какой-то незнакомец, и никто другой, вот какая реальность. И всё же он не может отвернуться, потому что знает, что его собственный мозг сделает с ним гораздо худшие вещи, чем когда-либо мог сделать Чуя. Дазай сказал, что в тот день это была игра. Что ж, Чуя делает свой ход. Все остальные слишком пьяны, слишком погружены в свой маленький мир, чтобы слышать, как Дазай разбивает себе сердце, стоя там и смотря на это. Йосано танцует с Коё, время от времени они шепчут друг другу что-то на ухо. Куникида потерял сознание на диване. Хигучи громко смеётся, кружась с Танидзаки. Одасаку боком подходит к Ранпо, толкаясь с ним плечами. Мир продолжает вращаться, не дожидаясь, пока Дазай догонит его. Он просто смотрит, чувствуя, как давление внутри его рёбер нарастает, нарастает и нарастает, пока с каждым вздохом ему не кажется, что вся его грудь вот-вот треснет, разорвётся и оставит его истекающим кровью на собственной вечеринке по случаю дня рождения. С таким же успехом могла пройти крошечная вечность, пока Дазаю не удалось передвинуть ноги, оттолкнуться и подняться по лестнице. На палубе намного тише, музыка приглушена, а ночной воздух нежен, тёплый ветер ерошит волосы. Проведя рукой по лицу, он обходит яхту, преодолевая несколько метров, прежде чем останавливается. Он не думал, что снова увидит это лицо, но прямо здесь, прислонившись к перилам, стоит тот самый человек, который не так давно подсыпал наркотики в его напиток. Достоевский. Его терпение на весь этот день? Разбивается, как стекло. Кулак Дазая касается лица Достоевского с удовлетворительным хрустом, прежде чем Дазай делает ещё один шаг и хватает его за воротник, толкая к перилам. (Боль мгновенно вспыхивает и в его кулаке, но Дазай научился довольно хорошо отталкивать что-то столь жалкое в сторону.) Для человека, у которого кровь хлещет из носа, и который так близок к ночному купанию в бухте Йокогамы, Достоевский выглядит забавляющимся, когда поднимает голову, чтобы ухмыльнуться Дазаю. Из-за такого зрелища его кишки скручиваются в узел. Это нехорошо. — Что ты здесь делаешь? — Оригинальный способ приветствия. — Дост-кун, мне не нравится этот человек, — говорит парень, стоящий рядом с Достоевским. Если взглянуть на него, можно понять, в целом, что он похож на клоуна, но от внимания не ускользают внушительные мускулы, спрятанные под нелепой одеждой. Не то чтобы это заставляло отступить. — Мне от него избавиться? — Будь осторожен со своими словами, если тебе небезразличен твой ебаный Дост-кун. — Дазай переводит взгляд на Достоевского. Как получается, что каждый раз, когда этот мудак вовлечён, он остается незамеченным? — Говори. Достоевский взмахивает своими склизкими руками. — Я думал, в прошлый раз мы неплохо повеселились, хотя... Ты ушёл довольно резко. Потому что чёрт возьми, он накачал его. — Если я узнаю, что ты прикоснулся хоть к кому-нибудь здесь, я тебя убью. Достаточно тихо, чтобы остаться свободным человеком, но достаточно основательно, чтобы продержаться несколько дней. — Расслабься, я не смешиваю работу с удовольствием, — в своём положении Достоевский умудряется пожать плечами. — Если тебе станет от этого легче, то встреча с твоей.... игрушкой — совпадение. Он интересный. Игрушка. Дазай не любит это слово, но он знает, кого имеет в виду Достоевский. И понимает, почему они здесь. Помимо Сигмы, это остальные друзья Чуи. Дазай не встречал их, только слышал о них и... В течение своего следующего вздоха, Дазай понимает, что его собственное будущее в руках кого-то другого. Снова. Если бы Достоевский знал и работал на Нобуко и Шибусаву, он мог бы рассказать. Шибусава ничего от этого не выиграет, и не сможет разрушить карьеру отца, если его разоблачит, но Нобуко... Нобуко поглотит его. Его внутренности, как будто снаружи, мерзкие, склизкие и не скрытые ни от кого. Он не думал так далеко вперёд. Снова. Насколько он знает, Нобуко, возможно, уже разговаривает с его отцом. В этот самый момент чеканя каждое слово, которое Дазай пытался никогда не произносить. С другой стороны, она бы сделала это уже давно, если бы Достоевский узнал об этом раньше. Она наверное просто ждёт. Ожидает, когда он отступится. — Я уже ухожу, — говорит Фёдор, ухмыляясь. — Нет, ты остаёшься, — решает Дазай, и даже если тот не согласен, руки Дазая не такие тощие как у него. — И у нас будет долгая приятная беседа. — У меня уже была одна с твоим дружком. — С Чуей?.. — Кажется, его звали Рампо. Чуя бы не смог разглядеть всю эту фальшивую ауру, даже если бы кто-то демонстративно вертел ею перед ней. Только из-за этого кулак Дазая сжимается в воротнике. Он не собирается шипеть и рычать, как пещерный человек, чтобы защитить честь Чуи; он может сделать это достаточно хорошо сам по себе, но предполагается, что оскорбление спровоцирует и приманит Дазая, и это сработает. — Тебе не следовало приходить сюда, — говорит Дазай и, наконец, резким рывком тянет мужчину вперёд, заставляя его споткнуться, чтобы встать на ноги. — Это было слишком интересное предложение, чтобы сопротивляться, — говорит Достоевский, выпрямляясь. — Дазай Осаму. Ты определённо куда более интересное дело, чем тебя представил Шибуваса. Тогда, вернувшись из неудачной командировки, Дазай попытался докопаться до сути тайны, которой был Шибусава. Если не ради компании его отца, то чтобы доказать, что Дазай на самом деле не виноват в провале сделки. Как только он узнал об этом, его отец сказал ему остановиться, и хорошо. Дазай не настолько заботился о компании, чтобы бросить ему вызов. Теперь он начинает думать, что должен был. Дазай указывает на блондина, который всё ещё стоит там и, судя по глубокому хмурому взгляду на его лице, не очень этому рад. Достоевский вздыхает. — Уходи, Коля. Это странный способ обратиться к другу, но он работает. Парень почти дуется, даже когда он разворачивается и уходит, скрестив руки. Одно совершенно ясно у Достоевского, а именно то, что в какую бы игру он ни ввязался, он не заинтересован в ней лично. Не совсем. Поэтому Дазай прячет своё достоинство и спрашивает: — Чего ты хочешь?***
Чуя надеялся, что ему будет лучше, что его, по крайней мере, это удовлетворит, особенно ту злую часть. Но вместо этого, натягивая свои штаны, он чувствует себя... странно пустым, выжатым. — Прости, — ловит он себя на этой мысли. На кровати крошечной каюты Сигма поворачивается, широко раскрывая глаза. — Из-за чего? Это... Тебе не понравилось? — Нет, — спешит сказать Чуя, сьёжившись от собственных слов. — Нет, нет. Просто — мы друзья, и я не должен был... Сигма расслабляется, и когда он встаёт, машет рукой. — Я знаю, это ничего не значит для тебя, не беспокойся. Что действительно так. И это было совсем не плохо. Чуя повеселился, но волнения о том, что он делает это за одной дверью от Дазая, достаточно, пока он не сошёл с ума и не понял, что использовал Сигму для своей выгоды. Так же, как Дазай использовал его. — Чуя, всё в порядке, правда. Вот, что он говорит сам себе словами Сигмы, поправляя на себе одежду и выходя из каюты. Надеясь на то, что его позорное рандеву окрасит продолжение вечеринки, которая всё ещё продолжается. Он понимает, что что-то не так, когда видит, как большинство людей, которые полчаса назад танцевали здесь так, словно следующего дня не существует, собралось вокруг бара, и... Хигучи замечает их и быстро отворачивается — не из-за смущения, а как будто действительно, что-то не так. Чуя сжимает запястье Сигмы и заставляет идти вперёд. Он бы посмеялся над тем, как быстро расходятся большинство его — Дазая — друзей, если бы не увидел, как Йосано перевязывает тому руку. — Что случилось? Рампо громко отхлёбывает кофе со льдом, и это странно, потому что тут много кофе для людей, которые буквально несколько минут назад чуть ли не нюхали алкоголь. Дазай поднимает взгляд, не удосуживаясь даже взглянуть на Чую, вместо этого тёмным взглядом пялясь на Сигму. — Уходи немедленно. — Дазай, — рявкает Чуя, — он не сделал... — Нет, но это сделал его друг. — Что? — Достоевский. Ты знаешь, что шляешься с парнем, который впаривает дурь, или этот факт ускользнул от тебя? Сигма выглядит таким же растерянным, как и Чуя. — О чём ты говоришь? Дазай лишь качает головой, и от его молчания ещё хуже. — Я вызову тебе такси, — предлагает Йосано, отряхнув руки о мини-платье, — уже поздно. — Я сам, — говорит Сигма, — спасибо. Чуя переводит взгляд с него на Дазая. — Ты не можешь просто взять и выгнать его, даже не сказав, что произошло, чёрт возьми. Что сделал Фёдор, когда— — Могу, — прерывает Дазай. — И делаю это. — Это долгая история, Чуя-кун, — добавляет Йосано. — Брехня. Если Сигма уйдёт, уйду и я. И это каким-то образом делает ситуацию в десять раз хуже. Дазай встаёт. — Ты с ним не поедешь. — Я думаю, что я самостоятельный для своих собственных решений. — Эй, — Сигма сжимает ему руку, — всё нормально. Я не знаю, что случилось, но наверное, мне правда стоит уйти. Чертовски глупо. Дазай как всегда мудак, и Чуя отказывается позволить ему унизить себя в сотый раз. — Я не оставлю тебя одного. — Чуя, — на этот раз говорит Коё, та, кто не должна быть на стороне Дазая, если нет необходимости. — Мы вызовем ему личного водителя, но ты остаёшься здесь. Пожалуйста. Чуе не нравится всё это. Он чувствует себя дерьмовым другом, а ситуация такая напрягающая, и он даже не понимает, почему. Поэтому после очередного пристального взгляда Дазая на себе, резко выдыхает. — Хорошо, но я подожду с ним снаружи. Кажется, этого достаточно для друзей. Они позволяют ему проводить Сигму по лестнице с яхты. Однако Чуя замечает, что Дазай и Рампо остаются на палубе и наблюдают за ними двумя, пока они ожидают машину. Между ними повисает напряжённое молчание. Ночные события догоняют его: день рождения, разговор с Рампо, бессчётное количество коктейлей, без хреновой воды, секс, теперь ещё это. Фёдор... Он не знает подробностей, но от одной мысли тошнит. — Я правда не знаю ничего, — бормочет Сигма. — Федя не самый нравственный человек на свете, но он не один такой. Но накачать кого-то... Я бы никогда. Чуя, возвращая его жест, сжимает руку. — Эй, я тоже не знал об этом, хоть и тусовался с ним пару месяцев. — Я дружу с ним много лет. — Иногда, — говорит Чуя, пожимая плечами, — люди, о которых мы думаем, будто знаем их, могут оказаться незнакомцами. Он бросает взгляд через плечо. Словно связанный нитью, находит взгляд Дазая на себе, на их сцепленных руках, даже в темноте ночи. Незнакомец. Машина для Сигмы выезжает, фары освещают потерянное выражение лица. Чуя делает шаг вперёд и обнимает его. — Я буду держать тебя в курсе, хорошо? Потому что Сигма заслуживает знать больше, чем те неясные предъявы, кинутые Дазаем. Повернувшись к яхте, Чуя, не зная, чего ожидать, делает быстрые шаги. — Что, мать твою, — восклицает он, подойдя достаточно близко, — с тобой не так?! Рампо молча отходит. — Нет, это, мать твою, с тобой что не так? — отвечает Дазай. — Ты хоть знаешь, с какими людьми ты якшаешься?! — Говоришь, как эксперт! — Достоевский тебе никакой не друг, Чуя! Никогда не был! Всё это время он скармливал информацию одному из деловых конкурентов компании моего отца! Чуя вскидывает руки, надеясь, что это чёртова шутка. — И откуда я, блять, должен был это знать!? Причём тут Сигма?! — Возможно, если ты был здесь, а не с ним, — Дазай понижает голос, говорит медленно, — вы бы оба знали, что произошло. И вот оно. Чуя в неверии смеётся. — Да, Дазай. Давай, скажи мне, какая я шлюха, раз сплю с кем-то. У тебя же много прав на это, ага? Челюсти Дазая напряжены. — Я не— — Твои ебаные намеки очень очевидные! — Я переживал за тебя! — Почему?! Я был для тебя игрушкой, всего-то! На какой-то глупый момент кажется, что Дазай собирается сказать что-то важное, глаза его становятся невероятно тёмными. Но вспышка эмоции проходит. — Он опасен. Со следующем выдохом Чуя чувствует, будто вся имеющаяся в нём энергия вытекает, оставляя после себя усталость и смутное замешательство. Он хватается за перила. — Кого-то накачали? Слова кажутся горькими во рту и такими неправильными. — Ага. — Охуеть. — Он утверждает, что это было один раз, но, — пожимает плечами Дазай, — так никогда не бывает. — Что-то случилось с этим человеком? Чуя боится услышать ответ, но при этом он должен знать, независимо. — Нет, вовремя заметили, он... — Дазай заикается и намерено смотрит на спокойное тёмное море. — Он ушёл. То, как Дазай говорит об этом, тот объём информации, что он знает, каким-то образом проясняется и... — Дазай? — Да? — Это был ты? Чуя не стал бы винить его, если бы не получил ответа. — Ага. — Блять, — он прижимает ладони к лицу. — Мне очень жаль. — Как я уже сказал, ничего не произошло. Йосано проверила всех здесь и убедилась. Всё в порядке. Но ты должен позволить ей взглянуть и на тебя тоже. На всякий случай. Он кивает и смотрит на Дазая. — Зачем он работал... с конкурентом твоего отца? — Долгая история. — У меня есть время. Чуя почти ожидает, что Дазай откажется, скажет, что это не его дело, но вместо этого он поворачивается, прислоняется к перилам, предлагая Чуе сигарету, которую тот молча принимает. Затем он начинает говорить. История такая: Дазай отправляется в командировку по сделке, которая почти заключена. Всё было хорошо до последней ночи, когда внезапно появился представитель Шибусава с той же девушкой, с которой отец Дазая пытался его свести. Она и Фёдор, который затем пытается накачать Дазая, чтобы устроить публичный скандал и иметь юридическую причину отказаться от коммерческой сделки. (Чуя вспоминает телефонный звонок, который у них был той ночью. Всё это время он думал, что Дазай возвращался в свой гостиничный номер. Он думал, что с его стороны было мило позвонить и поговорить с Чуей. Мило, когда он находился на грани панической атаки.) Затем каким-то образом Чуя встречает Фёдора в путешествии. Достоевский соединяет точки между Чуей и Дазаем и скармливает эту информацию не тем людям. И почему он это делает в первую очередь? Ну, из того немногого, что Фёдор сказал Дазаю перед тем, как его вышвырнули с яхты, это потому, что он должен Шибусаве услугу, которая, по-видимому, выразилась в саботаже Дазая и компании, которую он представлял в ту ночь. А Шибусава... Дазай, кажется, тоже не знает. Чуя хмурится. Это запутанная сеть имён и отношений. Это чертовски сбивает с толку, особенно, когда он всё ещё полупьяный, а кровь бежит в голове, как будто он на карусели. — Значит, он хотел добраться до твоего отца, через... тебя. — Дазай кивает. — Но Рампо тоже хочет этого. Дазай наклоняет голову и смотрит на него. — Рампо я не упоминал. Верно. — Ты не знал, наверное, но Рампо попросил приглядеть за твоим отцом. Типа: «живём в одном доме, — он сгибает пальцы в кавычки и замолкает, когда Дазай замирает. У него странное выражение на лице. Чёрт побери, возможно, он вообще не должен был знать об этом. Странно, ведь это его собственный отец, но... — Я пьяный, — говорит как в напоминание и причину игнорировать бред. Эта жуткая тишина испаряется мгновенным подрагиванием губ Дазая, и он отводит взгляд. — Я вижу. И это то, о чём я спрошу у Рампо. — Я имею в виду, я могу представить почему. Взгляд возвращается к нему, ресницы трепещут. — И что это? — Ты создал свой бар с его помощью, но... За это приходится платить, да? Ты не можешь быть тем, кем хочешь. — Его следующие слова горькие на вкус: — Мы... мы с тобой были для тебя глупой шуткой, но ты несчастен. Это была ни ложь, ни игра, ни очередным весельем, — то была реальность. — Может, Рампо пытается тебе помочь. Рука Дазая сжимает перила. — Рампо должен позволить мне разобраться во всём самому. — Или ты мог бы хоть раз позволить другим людям позаботиться о тебе. — Чуя засовывает руки в карманы куртки, поворачиваясь чтобы уйти, но бросает на Дазая последний взгляд. — Может тогда ты бы не использовал людей для своих развлечений. Дазай на этот раз не может ничего ответить. Внизу Чуя позволяет Йосано проверить себя, но похоже, что он просто пьян. Никаких наркотиков. Слава богу. Он видит, как Ранпо возвращается, чтобы поговорить с Дазаем, и когда они оба возвращаются, ни один из них не выглядит очень счастливым. Чуя не стал вмешиваться в этот бардак. Вместо этого он плюхается на диван рядом с Хигучи и Танидзаки, пока они все ждут такси и водителей, чтобы уехать. Это было нормально, так нормально снова поговорить с Дазаем. И если бы у Чуи было чуточку меньше самоуважения, он бы слушал ещё дюжину часов, возможно, даже снова попал в ту же ловушку. Жаль, что дерьмовая ситуация Дазая не оправдывает его дерьмового характера.