***
ПИП. ПИП. ПИП. Чуя выпадает из сна, словно соскальзывая с водной горки без плавок: жёстко и быстро. Остатки сна болезненно горчат на языке, когда он медленно моргает и глядит в потолок родной спальни, разрываясь между проклятым будильником, потому что он вырвал его из того выдуманного сценария; и проклятым подсознанием за то, что вообще позволил себе мечтать о таких вещах. Будильник снова пикает, и Чуя с ворчанием переворачивается, чтобы выключить его вместе с остальными двадцатью будильниками. Теперь, когда ему больше не нужно просыпаться с рассветом — по крайней мере, до начала занятий через месяц, — Чуя мог бы наконец выспаться. Но очевидно, не имеет значения, сколько часов он спит: утро всегда будет тяжёлым. Он тратит ещё пятнадцать минут на бездумное перелистывание в социальных сетях, прежде чем наконец встаёт, чтобы сходить в туалет и почистить зубы. За пределами своей комнаты он слышит, как его отцы обсуждают планы на ужин на кухне. В воздухе витает запах круассанов с ванилью. Чуя не может не перестаёт думать о том сне. Сне, который снился ему каждую ночь с тех пор, как он вернулся домой месяц назад. Сне о Дазае. О поцелуях Дазая. О прикосновениях Дазая. Просто... Дазая рядом. Первая неделя была тяжёлой. Возвращение домой после проведённого времени в Йокогаме, к жизни без единого настоящего друга было похоже на удар реальности. Большую часть дней Чуя провёл в постели, либо рассматривал фотографии в более чем сотый раз, либо снова и снова просматривал чат с Осаму. Но всё же стало лучше. Тоска не совсем ушла, но она бледнела с каждым днём, сменяясь по-летнему ярким, красочным волнением по поводу новой главы в его жизни: начало учёбы в универе, встречи с новыми людьми и больше возможностей. Волнение по поводу своего будущего. Так что, учитывая все вышесказанное, Чуя мог бы сказать, что он справлялся с этим довольно хорошо. Но сны. Сны превращают его утро в кошмар. Каждый раз, просыпаясь и осознавая, что Чуя не увидит Дазая ещё очень-очень долго, он снова возвращается к началу. Конечно, они переписываются время от времени, но это не то же самое. И конечно, они дали друг другу обещание, но кто знает, как сложится их жизнь через три чёртовых года. Возможно, Чуя встретит кого-то за это время. И Дазай тоже. Потому что нечестно ожидать, что другой поставит свою жизнь на «паузу», пока они будут тянуть время, независимо от того, насколько сильная любовь была между ними в том. В конце концов, это было обещание облегчить прощание. Вот и всё. И каждое утро от этого осознания по-прежнему так же больно, как и в тот день, когда они виделись в последний раз. Можно с уверенностью сказать, что когда Чуя появляется на кухне, его хмурое выражение лица очевидно выдаёт его. — Доброе утро. — Доброе, спящая красавица, — приветствует его Артюр у плиты. — Доброе утро, Чуя, — говорит Поль, читая утренние новости — в век технологий он последнее возможное ископаемое на земле, который всё ещё занимается этим. — Хорошо спалось? Чуя не рассказал им ни о снах, ни о Дазае вовсе, если уж на то пошло. Учитывая, что фотография их поцелуя стала вирусной на несколько недель вперёд, и она до сих пор всплывает каждый раз, когда Дазай попадает в новости — каждый день, чёрт возьми. Из-за предстоящего суда — было бы трудно отрицать все подозрения отцов по поводу их недоотношений, которые шли немного дольше, чем обычное общение между сыном семьи и помощником по хозяйству в этой семье. Но Чуя вернулся в Париж, а Дазай на другом конце света в Йокогаме. Не нужно долго думать, чтобы понять, что произошло. — Как младенец. — Чуя, хватает масло из холодильника и нож из ящика, заставляя Артюра подвинуться. — Есть планы на сегодня? Вздремнуть. Проводить больше времени в телефоне, не делая абсолютно ничего. Погулять с Баки. —Ух... — Чуя садится и берёт один из круассанов. — Прибраться в моей комнате? — Физиотерапия? — осторожно предлагает Артюр. Ах, да. Точно. — Ага. — Я серьёзно, дорогой. Мы недостаточно ответственно отнеслись к твоему здоровью в прошлый раз. Ты не можешь позволить этому случиться снова. — Знаю. — Это трудно, но ты должен позаботиться о себе. Ты... — Папа, — улыбается Чуя. — Я пойду, хорошо? Физиотерапия потребовала некоторого... привыкания. Человек, с которым он работал, был милым парнем. Болезненно терпеливым, но Чуя не хотел, чтобы его опекали — ему нужно было выздороветь. Так что он поднажал. Из за чего ему рекомендовали пока притормозить. Чуя в ответ мог сказать несколько оскорбительных слов, тогда терапевт потребует, чтобы с подобным отношением Чуя нашёл кого-нибудь другого. Ну, что ж. Теперь он работает с другим. Пожилая женщина по имени Эмиль, которая, несмотря на свой маленький рост, чертовски безжалостна. Чуя очень любит её. Родители, очевидно, всё ещё думают, что он борется с тем, чтобы начать лечение, хотя это не так. Он ходит на физиотерапию. Он массирует ногу каждый вечер. Он носит этот чёртов бандаж. Он следит за тем, чтобы не нагружать ногу слишком сильно. Он старается. Он действительно старается. — Я не хочу провести остаток своей жизни с болью, если могу это исправить, хорошо? — добавляет Чуя. — Я хочу выздороветь. — Ох, — говорит Артюр, а затем резко прижимает руку к груди. — Ты говоришь как взрослый человек. Чуя может только что-то ворчать, будучи не под впечатлением от драматизма отца. — И правда, — бормочет Поль и делает глоток кофе, чтобы скрыть гордую улыбку. Чуя закатывает глаза, но его щёки теплеют. Уже Небольшой шаг. Он завтракает, пролистывая последние статьи о Дазае. Успешный тематический вечер в Люпине. Замечен с Рампо Эдогавой в центре города. Новое интервью. Замечен в аэропорту. Новый пост в Instagram. Когда-нибудь, думает Чуя, он перестанет гуглить Дазая и мучить себя. Но пока это один из самых простых способов почувствовать, что он всё ещё как-то участвует в той жизни, которая происходит на другом конце света. В первые две недели после возвращения сюда Чуя иногда посылал Дазаю скриншоты статей, отчаянно пытаясь заполнить эту пустоту внутри себя, даже если это было просто смс. Но... где-то по пути ответы Дазая стали более скудными. Более короткими. Чуя знает — тот занят, очевидно. Он просто думал, что им понадобится чуть больше времени, чем один месяц, чтобы они начали отдаляться друг от друга. Он тратит половину своего утра на видеоигры, делает зарядку, двадцать раз проверяет холодильник. Валяется на диване и читает групповой чат для первокурсников, пытаясь понять, найдёт ли он достойных людей, с которыми сможет потусоваться, когда начнутся занятия. Есть один чувак по имени Ширасэ, который постоянно присылает мемы. И хотя это немного чрезмерно и раздражает, Чуя не может удержаться от фырка вслух каждый раз. Во время обеда Баки начинает проситься погулять, стягивая с него носки и угрожая вымазать грязью голые ноги, если не подчинится. Поэтому Чуя влезает в первые попавшиеся кроссовки, надевает наушники и выходит из квартиры, напевая под нос "With Me" группы Sum 41. За пределами жилого комплекса Чуя дает Баки понюхать куст. На улицу выезжает такси. Мимо проходит один из его соседей, парень его возраста, который ходил с ним в одну школу и который полностью игнорирует Чую. Замечательно. Но, может быть, и хорошо, потому что Баки пристраивается. — Нет, нет, — бормочет Чуя, пытаясь остановить его. — Ты не можешь делать это здесь, Баки. Не... — Краем зрения он видит, как дверь такси распахивается, и... Он замирает. Баки смотрит в том же направлении и звонко лает. Сердце Чуя подскакивает. Из машины выходит человек... Дазай. Это Дазай. Чуя моргает, потому что не может быть, но... это он. Это он. Дазай наклоняет голову. Он улыбается. Чуя не может сдвинуться с места несколько секунд, мысли кружатся в бесконечном потоке: сон, это просто ещё один глупый сон. Хватит мечтать, проснись, чёрт возьми. Но сколько бы он ни заставлял себя проснуться, он не просыпается. Потому что это не сон. Потому что Дазай здесь. Всего в нескольких шагах от него. Поводок выскальзывает из рук Чуи, и он с бешеной скоростью бросается в уже раскрытые объятия и бросается ему на шею. На этот раз он ловит Чую. Ловит и прижимает к своей груди. Ближе, так близко, как только возможно для человека, кто задыхается смехом. Они прижимаются друг к другу, но Чуя хочет — ему нужно больше, — он вжимается лицом в шею Дазая, вдыхает его запах, этот дурацкий одеколон. Чувствует, как руки Дазая притягивают его ещё крепче, прижимают так близко, будто теперь они один единый человек. — Эй, Чуя, — шепчет Дазай спустя целую вечность и одну секунду. И этот голос... Чуя поднимает взгляд, хватая его за плечо. — Дазай, что ты... как... Но Дазай просто продолжает глупо ухмыляться. — Привет. — Привет! — восклицает Чуя, а затем, несмотря на то, что каждый нерв в его теле говорит ему не делать этого, он отступает назад, такой смущённый, бьёт Дазая в грудь. — Какого хрена ты здесь делаешь?! — Я здесь, чтобы увидеть тебя. — Но... — Это то, о чём он мечтал каждую чёртову ночь. То, что он хотел услышать, когда постоянно оборачивался в аэропорту, искал только одного человека. То, на что он надеялся, когда самолёт взлетел, но это не имело никакого чёртова смысла. — А как же наше обещание? Мы сказали... Дазай вздыхает, проводя рукой по волосам: — Я знаю, но я пытался. Я действительно пытался. Ничего не вышло, и я решил забить на эти три года. Смех Чуи слишком высокий и громкий: — Ты... ты решил, что это не сработает? — Ага. — Вот так просто? — Ага. — Дазай! — Боже, я скучал по тебе, — пробормотал этот идиот и закрыл лицо руками, полностью игнорируя недоверчивый тон в голосе Чуи. — Мне не хватало слышать, как ты кричишь на меня. Пожалуйста, сделай это снова. Чуя обхватывает пальцами запястье Дазая и слегка сжимает, глядя на него. — Ты так много работал. И не можешь бросить всё это только потому, что немного трудно. — Дазай стольким пожертвовал, чтобы оказаться там, где он сейчас. Он даже позволил себе отказаться от Чуи ради этого. А теперь... — Ты не можешь. — Ах, это. Я ничего не потеряю. Чуя судорожно моргает: — Э? — Я получил очень выгодное предложение открыть ещё один «Люпин» здесь. В Париже. — Чего? — спрашивает он, чтобы убедиться, что расслышал правильно. Дазай кивает, словно зная, что именно происходит у него в голове. Если он откроет бар здесь... ему придётся находиться половину времени в Париже. Там, где живет Чуя. — Я здесь, чтобы обсудить детали, ну а к концу недели я уже смогу подписать контракт. — Дазай невинно пожимает плечами. — Я также здесь, чтобы посмотреть подходящие квартиры. Знаешь, потому что управлять бизнесом будет проще, если я буду жить именно здесь. Во всяком случае шестьдесят процентов времени. Чуя не может удержаться. Он разражается смехом. Баки, который встал между ними, смотрит на него так, будто он сошёл с ума, и бодает его головой по ноге. Возможно, так оно и есть. Только людям, которые сошли с ума, так чертовски везёт, верно? Это просто не может быть реальностью. Дазай прижимается к его щеке, большой палец щёлкает его по носу. — Почему Чуя смеётся? — Потому что, — хихикает он и качает головой. — Я мог бы избавить себя от самого несчастного месяца в своей жизни, если бы ты получил это предложение раньше. Он слышит, как Дазай тоже смеётся. И когда Чуя, наконец, собирается с силами посмотреть на Дазая, чтобы как следует рассмотреть здоровый румянец на его щеках, яркий свет в его глазах, всё в Чуе расцветает. — Кто знает, может, я просто сделал это для драматизма. — Осаму подмигивает ему самым ужасным нелепым образом. В любом случае, это задевает душевные струны Чуи. Его лицо уже болит от широкой улыбки. — Итак... — Итак, — повторяет Дазай с блеском в глазах. — Накахара Чуя, ты в деле или нет? — В каком? — Чуя шутливо прищуривается. Ему нужно это услышать. Ему нужны реальные слова, чтобы понять, что это не просто тонкий способ попросить возобновить отношения «друзей с привилегиями», когда Дазай будет здесь. Что это не какая-то игра. Он должен знать, что всё это по-настоящему. — Я думал, ты недостаточно хорош для меня? — Это правда. Или, по крайней мере, я так думаю, но я всё равно хотел бы попробовать. Хотел бы поработать над этим. Над доверием. Над всем. Чуя прикусывает губу. Дазай протягивает руку и предлагает её ему. — А ты хочешь попробовать? Учитывая, сколько месяцев Чуя провёл в борьбе с этим, ему, вероятно, потребуется больше времени, чтобы обдумать, что сказать. Или, тем более, делать с этим вопросом. Но нет. На этот раз ответ ясен. Так было всегда. И это не значит, что всё вдруг забылось, но всё так, как сказал Дазай: они могут работать над этим, потому что теперь они могут. Потому что Дазай здесь, и он не уйдёт. Больше не уйдёт. — Да, — выдыхает Чуя и принимает его руку, переплетая их пальцы. — Нет ничего, чего бы я хотел больше, чем это. Дазай притягивает его ближе, берёт Чую за подбородок и наклоняется, чтобы поцеловать его. Тепло, не имеющее ничего общего с теплом тела, распространяется по Чуе огромными, мягкими волнами. Словно само солнце застряло в его груди, заполняя каждый пустой уголок и отверстие, пока не наполнит его всего. Потому что в нём так много любви, что можно лопнуть. Улыбка Чуя настолько широка, что он даже не может как следует поцеловать Дазая в ответ. Когда он видит такое же выражение на лице Осаму, он ухмыляется ещё шире, держась за ткань пальто своего парня, чтобы случайно не споткнуться о его ноги. — Эй, — пробормотал он в конце концов, их губы соприкасаются. Даже если они не могут собраться с силами, чтобы нормально поцеловаться прямо сейчас, это не значит, что кто-то из них хочет отступать. — Я скучал по тебе. — Я тоже скучал по тебе. Нет, на самом деле, я был просто несчастен, — серьёзно говорит ему Дазай. — Думаю, я бы сошёл с ума, если бы мы действительно прождали три года. Пожалуйста, давай больше никогда не будем давать таких обещаний. Чуя издал хриплый смешок: — Как будто ты стал бы ждать так долго, придурок. — Я бы подождал. — Пальцы Дазая сжимают его талию, он со вздохом снова притягивают Чую ближе к себе. — Клянусь, я бы ждал тысячу лет.***
Глаза Чуи открываются в мягкой темноте, что окутывает его комнату. Он тянется к телу, лежащему рядом с ним, и выныривает из туманного затишья сна, обнаруживая лишь пустоту. Взглянув на свой слишком яркий телефон, он видит время — четыре часа утра и зевает. Он ждёт несколько минут, прежде чем встать, чтобы найти Дазая. Тому нелегко уснуть, особенно в кровати, которая чертовски мала для того для длинноного дылды, и особенно с другим часовым поясом. Но Чуя не может просто заснуть без Дазая. Его парня. Партнёра. Лучшего друга. Не теперь, когда он может засыпать рядом с ним. Чуя отказывается делать это без него. Если это делает его навязчивым, то так тому и быть. Он навязчивый. Неважно. (И, может быть, та его часть, которая так сильно пострадала тогда, та часть, которая до сих пор не полностью восстановлена и, возможно, уже никогда не будет восстановлена; является в какой-то степени паранойей). Чуя надевает найденную на полу футболку — слишком большую, слишком длинную, не свою — и на цыпочках выходит из своей комнаты, следуя за слабым отблеском света, идущим из кухни. Там он застаёт Дазая, жующего багет. Чуя не может удержаться от соблазна сказать: — Так ты няня. Ведь именно так всё и началось. Так состоялся их первый в жизни разговор. Искры летели, это точно. Только не те, что летят сейчас, когда Дазай смотрит на него, и его губы подрагивают. Это едва ухмылка, но глаза Дазая кажутся светлыми, даже когда за окном тёмная и тяжёлая ночь. — А что, если так? — спрашивает он, голос мягкий, как прикосновение губ к коже. Чуя вздрагивает. — Я должен присматривать за одним французским парнишкой. Крошечный такой, но с силой воли размером с Юпитер. Тебе он знаком? Чуя шутливо хмурится, шагает вплотную к своему парню и вздыхает, когда две руки обхватывают его, притягивая к тёплой, твёрдой груди. — Будь осторожен в своих словах, пока я тебя не вышвырнул, придурок. — Чуя бы так не поступил. Нет, наверное, нет. Чуя слишком сильно его любит. Любит. Он любит его. Мнение отцов о Дазае... скажем так, немного сложное. Да, Чуя никогда не рассказывал им обо всём, что произошло, но они тоже не дураки. И то, что Дазай внезапно появился здесь, получил титул парня и, по сути, пригласил себя в качестве гостя на целую неделю... Что ж, это стало сюрпризом. Для всех. Тем не менее, его отцы вежливые и никогда бы не отказались открыть двери своего дома для Дазая. — Не можешь заснуть? — Мое тело в недоумении. — Да, именно так я себя и чувствовал, — ворчит Чуя, прижимаясь к его груди, хотя он не может не улыбнуться, когда рука Дазая проскальзывает под футболку и гладит его спину, рисуя невидимые узоры на его коже. — Ты имел наглость сказать, что я опустошаю кухню. — Да, ну, тогда я просто хотел тебя разозлить. Ты всегда так мило хмуришься. — Он щипает Чую за нос, из-за чего парень скалится, но выразительный зевок портит напускное раздражение. — Да, прямо как сейчас. Прости, но я влюбился в это. Ничего не могу с собой поделать. — Правда? — находит в себе силы спросить Чуя. — Мы тогда даже не знали друг друга. Трудно представить, что Дазай уже думал о таких вещах в ту самую первую ночь. Ещё труднее представить, когда слова Дазая снова эхом отдаются в его голове. Мне было скучно. Всё это было просто игрой. Чуя крепче прижимается к нему. Эти моменты сомнений приходят и уходят. Но когда они наступают, то всегда оставляют неизгладимый след, от которого он не может избавиться, несмотря ни на что. Сомнение в том, что это всё ещё игра. Что это не реально. Может быть, Дазай замечает мысли, проносящиеся в его голове — с самого начала он всегда так хорошо умел читать Чую — поэтому наклоняется и накрывает его лицо обеими ладонями. — Я люблю тебя. От этих слов голова Чуя закружилась. — Правда? — Очень сильно. — Осаму поглаживает большими пальцами кожу его скул. — Я даже не знал, что могу на такое решиться. Любить кого-то так сильно. Но Чуя научил меня этому. Сердце Чуи трепещет, как бабочка, которая с отчаянным желанием хочет исследовать весь мир. Он открывает рот, хочет произнести слова, они уже на кончике его языка... Но снова томительное сомнение заставляет его остановиться. Дазай сказал ему, что он будет ждать столько, сколько нужно, чтобы услышать. Чуя хочет в это верить. Он верит, поэтому кивает, обхватывает шею Осаму и надеется, что поцелуя, который он прижимает к его губам, пока достаточно. Я тоже тебя люблю. Потому что это только начало их отношений. Начало новой главы. И начало чего-то гораздо большего, о чём они оба даже не смели мечтать. Это только начало этой стороны рая.