***
— Ник! Ник, давай просыпайся, потом поспишь! — кто-то очень настойчиво тряс меня за плечо. — Ник! Я с трудом разлепил глаза, еще несколько секунд пытаясь сообразить где я и что вокруг меня. Сердце бешено колотилось, видимо от этого кошмара. Рядом со мной стоял Батц — мой лучший друг со школьных времен, но последний человек, которого мне хотелось сейчас видеть. К щеке прилип лист бумаги, и я в ужасе, вспоминая то «послание» из кошмара, отодрал его от лица. Это оказался обычный листок из какой-то сводки дела. Облегченно выдохнув, убрал его в стопку таких же. «Сколько макулатуры развелось, прямо не знаю, где ее хранить». Опять я уснул прямо в своей конторе, лицом в ворохе бумаг. — Ларри, что ты тут делаешь? — зевая, спросил я и сморщился от боли в шеи и правой руке — видимо, отлежал. Пошевелил головой, разгоняя остатки сна. — Мы в беде, Ник! Я готов умереть от страха! Это конец! Конец нашей жизни! — завопил Батц, прыгая вокруг моего рабочего стола, тыча пальцем в меня. «Так, Ларри, украл мое фирменное указание левой рукой на оппонента… Вот как себя чувствуют люди, когда на них тычут пальцем… Хм». — А можно чуть-чуть потише? Я так и оглохнуть могу, Ларри, — наконец-то, я встал, и обходя заведенного Батца, открыл нижнюю дверку шкафа, доставая чайник с кружками. — Извини, чай закончился, но у меня еще осталось кофе… Повторю вопрос еще раз: Ларри, какого черта ты здесь забыл? — Старик, блять, ты точно оглох! Я же сказал: мне нужен адвокат! АДВОКАТ, Ник! «Боже. Если пахнет где бедой, значит, Батц всему виной». Я закатал рукав рубашки, быстро взглянув на циферблат наручных часов. Без двадцати минут восемь. — Бюро «Райт и Ко» работает с восьми часов утра, Ларри. Иди, посиди в приемной на диване, и как раз, через двадцать минут адвокат, Феникс Райт, выслушает тебя. И кофе, к тому моменту, успеет остыть. «Заодно нужно принять бодрящий душ, прогнать остатки кошмара, привести себя в порядок», — думал я, наливая в чашки черный обжигающий напиток. — Э-э, стоп, ты не так понял. Я пришел сюда за тобой, потому что нашему Эджи нужна помощь. От этих слов рука само собой дернулась, обжигая кожу, но это было уже неважно. Мое сердце пропустило удар. Все померкло и остановилось. Прошло уже около двух недель с момента нашей последней встречи с Майлзом, но я никак не мог выкинуть его из головы. Его лицо постоянно стояло у меня перед глазами, и даже чувства, которые он вызывал во мне, становились глубже и сильнее. За это время я не взял ни одного дела — то ли из принципа, то из-за усталости. — Ч-что?! Э-Эджворту нужен адвокат?! — Йоу, ну да. Его обвиняет в убийстве какого-то придурка. Он сейчас на допросе в полиции. — Твою мать, Ларри! Я тебя лично засужу и тебя приговорят к смертной казни! Раньше не судьба была сказать? — я лихорадочно стал затягивать красный узел галстука, но получалось плохо — пальцы дрожали, а в голове билась только одна мысль: «Эджворта обвиняют в убийстве». — О, Ник, до тебя дошло, но куда ты намылился? СИЗО работает с девяти часов. О, или у тебя есть особый крутой пропуск, как у адвоката, да? — Не городи чушь, Ларри — нет у меня никакого пропуска, я собираюсь в полицейский участок, чтобы поговорить с инспектором Гамшу, а там уже и девять часов будет, — подхватив с дивана сложенный синий пиджак, накинул его на плечи и обернулся к Батцу. — Мне надо торопиться. — Что, не терпится впрячься в работу? Или ты так хочешь увидеть Эджи? — подмигнул Батц и, задорно смеясь, вышел в коридор. Мне оставалось только закатить глаза и двинуться следом, твердо решив, что я добьюсь оправдательного приговора во что бы то ни стало.***
Путь до полицейского участка, находящегося в другой части города, занял у меня около получаса. Ларри не стал путаться под ногами — ему нужно было на работу, так что он решил встретиться со мной в бюро вечером. От этой мысли мне было нехорошо, но с другой стороны, раз он так за нас переживал, мы могли рассчитывать на его поддержку. Даже спустя много лет он остался нашим с Эджвортом другом, верным и неизменным. Только кое-что из этой истории для меня было непонятным: как Батц узнал об этой ситуации с Эджвортом? Он, конечно, работал журналистом в каком-то небольшом издательстве и был страшно горд этим, хоть и не понимал, в чем смысл журналистской деятельности, но это ровным счетом ничего не объясняло. Его контора была одной из тех малоизвестных левых газет, которые выходили непонятно как и непонятно где, и занимались, как правило, написанием «сенсаций» — совсем уж идиотских историй. Вечером этот момент обсудим. Итак, полицейский участок — пятиэтажное здание со стандартными стеклянными панорамными дверьми и вывеской «Полиция Лос-Анджелеса». На стоянке стояло несколько полицейских машин, а у входа в здание стояло много патрульных в форме. Полицейские меня уже знали, поэтому мне не составило никакого труда пройти регистратуру. Работа там кипела вовсю. К счастью, по пути к инспектору я не встретил никого, кто бы мог мне помешать. Поднявшись на нужный этаж и заходя в длинный коридор, я столкнулся плечом с человеком, который шел мне навстречу, и по видимости являлся шкафом. — О, приятель! Это ты! Я тебя ждал, вот, держи, — Гамшу, с блеском в глазах, протянул мне в руки папку «материалы по делу» и знакомые мне бумаги. — А, да, распишись вот здесь и здесь. — Я и не сомневался, что именно вы будете вести это дело, — я взял протянутую папку, подписал бумаги. — А я знал кто будет в этом деле адвокатом, приятель, — он с глуповатой улыбкой почесал затылок, — другие уважающие себя адвокаты никогда бы не связались с этим делом. — Что значит уважающие? А, и неужели, сейчас я подписал?.. — Да, мистер Эджворт мне уже передал ходатайство о назначении тебя адвокатом. Все документы оформлены, так что ты можешь приступать к работе. Я вложил в папку также разрешение на проведение расследования. Вся надежда на тебя, дружище. Не подведи. «Эджворт… Неужели он без уговоров составил ходатайство? Не верится». — Спасибо вам огромное, инспектор. А можете ввести в курс дела? — Убийство произошло в прокуратуре сегодня ночью, около полуночи. В офисе верховного прокурора Майлза Эджворта полиция обнаружила тело адвоката Хэрольда Хортона. Смерть наступила вследствие двух ножевых ранений. На теле никаких следов борьбы или иных следственных действий. Нож, с четкими отпечатками руки мистера Эджворта, был на месте преступления. При себе у покойного также обнаружен отчет о заседании суда по делу, которое он и мистер Эджворт вели. Также исчезли из кошелька потерпевшего четыре тысячи долларов. Дверь в офис была заперта, а следов взлома не обнаружено. Ключ найден в кармане пиджака подозреваемого. Вот, собственно, и все. — Но это же глупо, — вырвалось у меня. — Эджворт — одаренный прокурор, у которого за плечами семь лет безупречной работы. Зачем ему это все? Если бы он хотел кого-то убить, продумал бы все до мелочей, а не стал бы оставлять труп вот так, в своем кабинете, вместе с орудием убийства. Да и какой может быть мотив?! — Я понимаю, приятель, но все улики указывают на него. А мотив — мистер Эджворт с треском проиграл то дело адвокату Хортону. Последний смог предъявить суду неопровержимую улику, уличив мистера Эджворта в некомпетентности. Эта улика, кстати, найдена в сейфе в офисе. Очередное запутанное дело об убийстве, которое мне придется расследовать. Но я привык. Кошмарное сновидение обернулось кошмаром явью, но теперь ничего нельзя изменить. Взглянув на часы, я вздрогнул — уже почти девять часов. До открытия следственного изолятора оставалось чуть больше двух минут. Быстро распрощавшись с Гамшу, я спустился вниз и пошел к соседнему зданию, где помещался «следственный изолятор». Идти пришлось недалеко, поскольку он был расположен на той же стороне дороги, что и участок. Пару раз перечитал содержимое папки, надеясь найти еще что-нибудь интересное, но все уже было обговорено, и только когда я пришел на место, неприятное чувство в душе сменилось надеждой. На входе в следственный изолятор сидело два конвоира. Увидев меня, они вежливо поздоровались, но на их лицах читалось «снова ты!». В зале приема было многолюдно. Дождавшись дежурного офицера, который сопроводил меня до комнаты посещения, мы с ним прошли внутрь. Майлз, как я и предполагал, уже сидел за столом, отделенным от посетителей стеклянной перегородкой. Услышав мои шаги, он поднял голову и тут же встал. Его лицо выражало усталость и недовольство, но было видно, насколько он взволнован. Без своего вишневого пиджака он выглядел более худым и изможденным, а темные круги вокруг глаз усиливали это впечатление. Теперь он походил на статую, изваянную резцом отчаяния и печали. — Эджворт… — прошептал я, подходя к столу и прикасаясь кончиками пальцев к холодной поверхности. Он лишь чуть заметно кивнул. Мы молча смотрели друг на друга. Видеть его таким было невыносимо тяжело. Мне хотелось сказать ему что-то очень спокойное и искреннее, но я знал, что мои слова в любом случае вряд ли принесут утешение, ведь ничего не изменится. — Райт, что с рукой? — нарушил затянувшуюся паузу Майлз. Я бросил взгляд на руку и заметил пятно сильно покрасневшей кожи — последствия ожога. Только сейчас я почувствовал жгучую боль, о которой не было времени подумать прежде, и отдернул пальцы. — Ничего страшного, до свадьбы заживет. — Глупец, — пробормотал он, внимательно разглядывая след от ожога, потом перевел взгляд мне в глаза и продолжил: — Суд уже завтра, а у тебя рука в таком состоянии. Это никуда не годится. Как ты собираешься протестовать? — Ох, Майлз, тебе продемонстрировать как я умею протестовать? Т-то есть нет, я… Прошу тебя, успокойся, — эти слова вызвали у меня чувство неловкости, которое я не смог скрыть. И видимо не только у меня. Даже легкий румянец, выступивший на его скулах и щеках, говорил об этом. Я положил папку с документами по делу на стол, тяжело сел на стул напротив Майлза и, вздохнув, закрыл глаза. По звуку отодвигаемого стула я понял, он сел рядом. Открыв глаза, посмотрел на него. — Так, я знаю, что ты уже являлся моим клиентом, но с того момента прошло много времени, перед тобой совсем не тот новичок-адвокат, которым ты меня видел тогда. Поэтому выслушай меня очень внимательно. — Выскочка, — с самодовольной улыбкой перебил он. — Райт, ты все такой же новичок-адвокат, не строй иллюзий. — Однако в ходатайстве ты указал именно мою фамилию — жалкого и неопытного адвоката. — Да, именно так. Я доверяю тебе. — Д-да, как раз о доверии. Эджворт, ты должен доверять мне полностью, не утаивая ничего, что может помочь делу. И я буду делать то же самое по отношению к тебе. Что бы ни случилось, помни, я на твоей стороне. Пришло время ответить на некоторые вопросы. «Тебя же тоже мучают эти чувства?» — раздалось в моей голове, от чего по моей спине пробежал неприятный холодок. — Кмф… Хорошо. В тот день я проиграл судебный процесс адвокату Хортону, который сфабриковал улику, якобы доказывающую, невиновность подозреваемого. Эта улика — письмо. Я уверен, что это подделка, однако экспертиза опровергла эту версию, подтвердив, что почерк соответствует почерку жертвы. Весь оставшийся день у меня на душе было неспокойно — признан невиновным настоящий убийца. В отчаяние я написал апелляцию, чтобы провести повторный суд по данному делу, а также вызвал Хортона в свой офис. Он явился, ничего не отрицал и не возражал. Наоборот, согласился с тем, в чем я его подозревал. После того как он ушел, я спрятал в сейф запись разговора с ним, и в этот момент мне позвонил Батц: у него возникла срочная необходимость в моей помощи… Из-за этого, я решил оставить работу на завтра, хотя и знал, насколько затянется и осложнится процедура. Однако ты и сам знаешь нашего Ларри. Поэтому я закрыл кабинет, оставил ключ на ресепшене и покинул здание. Время — десять часов тринадцать минут, об этом свидетельствует чек с парковки. Уже через три часа я был обвинен в убийстве Хортона. Это… все. — Понял… Что за беда случилась у Ларри? — я запустил пальцы в волосы, пытаясь собраться с мыслями. — Извини, но это тебя не касается Райт, как и этого дела. — Эти ключи… с ними что-то не так. Как это они оказались в твоем пиджаке, если ты их сдал? — он в ответ лишь пожал плечами. — Хорошо, не переживай, я во всем разберусь. — А ты всем своим клиентам веришь по умолчанию? «Я не убийца» — разве этого достаточно? — Самое главное оружие адвоката в зале суда — это вера в себя и своего клиента, — я мягко улыбнулся. — Я буду верить и защищать тебя до конца, Эджворт.