***
— Когда я вырасту непременно стану адвокатом, как мой папа, и буду защищать тех, кого несправедливо обвинили и тех, кто не может защитить себя сам! — с жаром говорил мой лучший друг, хлопнув в ладоши, значительно глядя на меня. — Майлз, ты будешь прекрасным адвокатом. Когда-нибудь ты им станешь! Я в этом не сомневаюсь, — ответил я, улыбаясь. — Правда? Спасибо! — его щеки залились краской и он смущенно опустил глаза. — А кем ты станешь, Феникс, когда вырастешь? — Я пока еще точно не знаю, но я мечтаю стать художником. Мне кажется, это очень интересное занятие. Майлз удивленно вскинул брови и звонко рассмеялся, а затем бережно взял меня за руку. — Давай ты лучше будешь прокурором? Тогда мы будем вместе выступать в огромном зале и кричать «протестую!». — П-прокурором? А кто это? — Это такие люди, которые следят, чтобы все было по закону, расследуют преступления и контролируют судебный процесс. Им нужно всегда добиваться обвинительного приговора. А еще, в отличие от адвокатов, они вредные и вечно всем недовольны. Поэтому я стану адвокатом! — Но… но я же не такой, Майлз! — Ты станешь исключением, — сказал он и сжал мою руку крепче.***
Глубоко вздохнув, я открыл глаза, сознание прояснилось, и все встало на свои места. «Исключением стал именно ты, Майлз. Прокурор с добрым сердцем и четкими моральными принципами, для которого главное — честный и беспристрастный судебный процесс». — Это вы тот первоклассный адвокат, защищающий мистера Эджворта? — раздался за моей спиной женский голос. Обернувшись, увидел довольно молодую стройную девушку в юбке-карандаше, белой блузке и туфлях на высоком каблуке, а в руках она держала маленький блокнот и шариковую ручку. Ее лицо показалось мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где я ее видел. — Феникс Райт? — Да, простите? — неуверенно кивнул я, быстро убирая фотографию в карман пиджака. Она определенно знала, кто я такой, и это меня несколько озадачивало. — О, нет, что вы, не извиняйтесь. Мистер Райт, вы достаточно известный адвокат, прославившийся своим умением переворачивать судебные тяжбы с ног на голову. Я ваша поклонница, — девушка ослепительно улыбнулась и подошла ко мне ближе. «Неужели настолько известный, что любой человек может вот так запросто подойти, назвать мое имя и род деятельности?» — Э-э, ну да. Будьте добры представиться. — Клэрис Уоррен — работаю администратором в регистратуре. Вас я хорошо запомнила, так как ваша прическа весьма необычна. «Точно! Регистратура!..» — Это вы работали сегодня ночью? Если вы что-то знаете, прошу скажите. Это очень и очень важно! — мой голос зазвенел от волнения. — Нет, понимаете… На данный момент я нахожусь в отпуске, но из-за того, что мою коллегу допрашивает полиция, меня попросили вернуться срочно на работу. Мучительно, стараясь сохранить спокойствие, я оглядел кабинет, словно надеясь, найти в нем какие-нибудь подсказки. Я не видел ни одного следа борьбы, кроме злополучной разбитой рамы. Клэрис проследила за моим взглядом. — Мистер Райт, а вы успели осмотреть окно? Возможно, на стекле или подоконнике остались следы? — неожиданно спросила она — я отрицательно качнул головой. Лишнем явно не будет. Не медля больше ни секунды, я шагнул к окну. Солнечный свет, ударивший мне в глаза, был таким ярким, что я закрыл их на секунду, прежде чем снова смог нормально видеть. За окном простирались крыши множества небоскребов гигантского города, а за ними к небу устремлялись тонкие сверкающие иглы телебашен. На подоконнике Майлза царила поистине стерильная чистота — на нем не было ни пылинки, ни следов пальцев, и вообще никакого мусора, оставшегося на месте преступления. «Мне бы такую любовь к чистоте и порядку» — мелькнуло в моей голове и я резко повернулся в сторону двери, столкнувшись с испуганным взглядом мисс Уоррен. Она стояла в считанных сантиметрах от меня, в момент убирая ладонь за спину. У меня возникло смутное подозрение, не кроется ли в этом движении какой-то скрытый смысл. — Что вы?! — я торопливо отшагнул назад, ударившись о подоконник. — Простите, мистер Райт, — как-то жалобно сказала она, словно боясь, как бы я не ответил ей грубостью, хотя было совершенно непонятно, чем вызвана ее нервозность. — Я, кажется, вам помешала. Совсем забыла про свою работу… Извините еще раз… Мне лучше уйти. Она поправила юбку, повернулась и пошла к дверям. Что-то странное происходило у нее в голове, и мне это не нравилось. Было непонятно только, что ей надо от меня. — Постойте! Вы знаете кто вызвал полицию? — крикнул я, когда она уже подошла к двери. Девушка остановилась, глянула на меня и улыбнулась. Даже тень улыбки на ее лице была слишком неестественной, пугающей, заставив меня занервничать. «Да кто ты такая?!». — Охрана, — ответила она и вышла. Дверь хлопнула за ней, в кабинете сразу стало тихо. Стараясь не обращать внимания на странные ощущения, я вернулся к работе: подошел к сейфу, откинул дверцу и осмотрел его содержимое. Некоторое время я изучал лежавшие в нем папки и документы, также там находились какие-то улики — различные предметы в полиэтиленовых упаковках, понятные только Эджворту одному. Но ничего необычного или пугающего не наблюдалось. Конверта нигде не оказалось, а диктофон с записью лежал незаметно между папками. «Смогу ли я тебе помочь, объединив эти два дела вместе на завтрашнем заседании?» Диктофон к этому времени был уже в моем кармане. Больше причин оставаться в кабинете не находилось. Мрачные мысли, терзавшие меня, не оставляли в покое. Спускаясь по лестнице, я обдумывал случившееся. Загадка с ключом не разгадана, неопровержимых доказательств непричастности Майлза нет — ситуация была патовая. Вскоре передо мной возник пост охраны, и я с тяжелым чувством, вошел в душное помещение, где уже сидел человек в форме, примерно моих лет. — Говорите. Я уже понял, кто вы и почему сюда пришли, — неожиданно произнес он, не скрывая неприязнь на своем лице. — Здравствуйте, я могу поговорить с человеком, который вызвал полицию? — Боюсь, что нет, его забрала полиция — он будет давать показания в суде. «Свидетель! Действительно ли он видел Майлза?». Мое расследование близилось к концу, однако ответы на главные вопросы оставались по-прежнему неясными, и их стало еще больше. Если Эджворт говорит правду, при каких обстоятельствах его заметил охранник? Кто он, и какую роль в этой истории играет мисс Уоннер? Из раздумий меня вывел звук мобильного телефона, на экране которого высветилась надпись «Дик Гамшу». Ошарашенный, я нажал на кнопку. Как только на линии появился голос инспектора, мне стало не по себе. Видимо он узнал что-то важное. — Приятель, тут такое дело, — начал он, — отчет о вскрытие уже готов, копию я тебе отправил на почту. И еще есть кое-что, про что ты должен знать. Прокурором в этом деле будет… Франциска фон Карма. — Что?! Карма? Она будет представлять сторону обвинения, вы не шутите? — К сожалению, нет. Я сейчас поеду в аэропорт встречать мисс Карму. Так что, приготовься к завтрашнему заседанию, приятель, — с горечью проговорил инспектор, поворачивая ключ зажигания. — Спасибо, что предупредили. Однако у меня есть к вам одна просьба: мне нужно досье на человека, вызвавшего полицию, и досье администраторов — сидевшего в ту ночь в регистратуре, и находившегося в отпуске; чтобы уточнить несколько деталей. — Наглеешь, приятель, — в его голосе чувствовалась легкая издевка, — ладно, сделаю. Мы попрощались, инспектор положил трубку, а я закрыл лицо рукой. «Франциска… Тебя мне только не хватало для полного счастья. Ну и дела…». Тем не менее, я собрал остатки своего самообладания и принялся читать отчет, присланный мне Гамшу.Отчет о вскрытии Хортона
Место преступления: прокуратура. кабинет 1202. Офис верховного прокурора.
Время смерти: 23:00–0:00.
Причина смерти: два ножевых ранения в области грудной клетки, нанесенные с близкого расстояния. Удары были нанесены спереди, в сердце, по касательной. Смерть наступила мгновенно.
«Пора сходить в гости к Эджворту. Надо решить еще один важный вопрос, который волновал меня с самого начала».***
Я сел за знакомый стол, разделявший меня с Майлзом стеклянной стеной. Он смотрел на меня очень внимательно, слегка приподняв голову вверх, так что его лицо оказалось выше моего, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу. Его глаза были окружены темными кругами, но в этих серых глазах воистину сверкало что-то дьявольское. Во всяком случае так мне показалось. Я был уверен, на самом деле в его сердце есть место и для меня, просто оно спрятано за такой же прочной стеной. И чтобы пробить эту стену, надо попытаться понять, какие чувства испытывает тот, кто ее воздвиг. — Что ты можешь рассказать мне об этом? — я открыл папку с материалами дела и достал фотографию с орудием убийства, показывая ему. — Это стальной кухонный нож, хранился в ящике моего стола и предназначался для личного пользования. Неудивительно, что он весь покрыт моими отпечатками, — хмыкнул Майлз. — Думаешь, настоящий убийца использовал именно его? — Нет… Твой нож использовали лишь с одной целью — подставить тебя. Настоящее орудие убийства еще придется найти. — Правильно, Райт, — он махнул рукой, вставая со стула, и я встал за ним. — Постой! Сторону обвинения будет представлять Франциска. — Франциска? — его голос надломился, но продолжил он уже более уверенным тоном: — наивная девочка, когда-нибудь она поймет, что с помощью такого рода приемов она ничего не достигнет, кроме как раздразнит чувственные струны своей души. «Интересно, а что обо мне ты скажешь, Эджворт?». — И еще… — я достал из внутреннего кармана пиджака фотографию, которая особенно волновала как Майлза, так и меня. Между столом и стеклянной перегородкой был узкий промежуток, и я протянул фотографию ему. Глаза его широко раскрылись. Нахмурившись, он уставился на нее на несколько секунд, а потом медленно положил в карман своего черного жилета. — Я нашел ее в твоем офисе под столом в осколках от рамы. Кому ты перешел дорогу? — До того как мы встретились в зале суда три года назад, мной двигал эгоизм и жажда посадить как можно большее число преступников. На что только я не шел, чтобы добиться этой цели. Из-за меня всем подозреваемым, без исключения, вынесли обвинительный приговор. Любого адвоката мог поставить на колени — я добивался не столько наказания для этих людей, сколько наказания для себя самого… — Эджворт… — Ты меня изменил. Может, кость зарыта не так глубоко, Райт, — его губы тронула слабая улыбка, — выполнишь мою просьбу? «Эджворт, для тебя я сделаю все!» — Пожалуйста, не засиживайся за работой допоздна — мне бы не хотелось, чтобы мой адвокат выглядел измученным и усталым. Встретимся завтра, — тихо закончил он, повернулся и исчез в тени. Дверь закрылась, и я остался один в комнате наедине с мыслями.***
Вернулся в бюро я в мрачном настроении. Теперь предстояло готовиться к завтрашнему заседанию. Пару часов ушло на ознакомление с материалами следствия. Обнаружилось пару интересных деталей. На некоторые вопросы уже были найдены ответы, но я все равно не мог успокоиться. Кроме того, ситуация осложнялась тем, что орудие убийства не найдено. Рабочий стол превратился в свалку — папки громоздились одна на другой, бумаги перемешались, и во всем этом хаосе трудно было найти нужную страницу. Голова шла кругом, а за окном стремительно темнело. — Ник, ты здесь?! — прокричал Батц, вваливаясь в мой кабинет. Я оторвал взгляд от груды бумаг и поднял на него. Зрению потребовалось несколько секунд, чтобы сфокусироваться. Он держал в руках большой пакет, в котором находилось что-то прямоугольное, — как дела у Эджи? Ты все уже вынюхал? Представляешь, мой начальник разрешил мне присутствовать на заседании — мы выпустим такую статью, ну просто закачаешься! Его крики были мне до такой степени привычны, словно раздавались ежедневно с самого моего рождения, поэтому я даже не обратил на них внимания. Я бессильно откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Батцу стало неловко и он продолжил вполголоса: — Ты ведь не хочешь сказать, Ник?.. — Зацепок мало, — почти шепотом ответил я. — Завтра придется искать любую брешь в свидетельских показаниях, и выстраивать защиту на блефе — если она хоть как-то соответствует фактам, это уже будет больше чем удача. Еще эта фон Карма проклятая, будет из кожи вон лезть, чтобы отомстить мне и Эджворту. Особенно ему. — Это та горячая цыпочка с кнутом, да? Чувак, тебя окружают такие красотки, что я уж и не знаю, чего тебе еще пожелать. «Началось». — Ларри — ты мой лучший друг, правильно? И ты понимаешь, насколько серьезно обстоят дела? — Ну да, а в чем дело? — он глупо улыбнулся, почесывая затылок. — Хочешь поговорить об этом? Блин, я знал, что ты неудачник, Ник, но не думал, до какой степени. Хорошо, ловелас-Ларри, просветит тебя как нужно себя вести с женщинами. Главное… — Ларри! Я не об этом! Скажи, зачем тебе нужно было встретиться с Эджвортом в такой поздний час?! — от злости я ударил кулаком по столу, и лежавшие на нем папки подскочили. Улыбка слетела с лица, он сразу сник и съежился. В его глазах появилась тревога. — Чего это ты так разбушевался? Успокойся, старина. Мне нужно было об кашлять с ним одно дельце всего-навсего. Но это тебя никак не касается, понял? Я тебе не клиент и не партнер, чтоб ты следил за каждым моим шагом! Так что не лезь не в свое дело! — Батц занервничав, сжал руки в кулаки. Я встал из-за стола, подойдя к нему вплотную, положил ладонь на его плечо, одновременно беря на себя управление нашим разговором. — Ты чего добиваешься? Сейчас только от меня зависит судьба Эджворта. Хочешь чтоб ему вынесли обвинительный приговор и приговорили к смертной казни? — серьезно спросил я, глядя ему в глаза. Батц заморгал и чуть не выронил пакет из рук. От его прежней самоуверенности не осталось и следа. — Не усугубляй положение, черт побери! — Ник… Я… Мы… Мы вообще-то ради тебя встретились… — запинаясь, выдавил из себя он, — у тебя скоро день рождения, вот я и подумал… «День рождения?» — я тут же бросил взгляд на календарь, висевший на стене. И правда, через несколько дней мне должно было исполниться двадцать семь лет. — В тот день я работал над статьей, как обычно. И вдруг меня поразила неожиданная мысль — скоро день рождения моего друга. Я решил подарить ему нечто такое, что тронуло бы его до глубины души. Для этого мне нужен был совет «умудренного опытом человека». Поэтому после работы я отправился в прокуратуру, зная что Эджи всегда работает там до ночи. А, ну и моя девушка, конечно, тоже была рядом со мной. Так вот. Мы с Эджи побазарили рядом с его тачкой на парковке, я пригласил его в бар выпить, но он отказался — сказал: «без Райта выпивать с тобой — чистое самоубийство». На этом мы разошлись, я все же пошел в бар и выпил целую бутылку бурбона, представляешь? И случайно позвонил Эджи — он то и рассказал о событиях, попросил утром прийти к тебе, и я пришел, потому что я ваш лучший друг, — выпалил на одном дыхании Батц, и я, почувствовав вину и одновременно облегчение, отпустил его плечо. — Значит, вы просто поговорили и разошлись? Ничего странного ты не заметил? — Да нет, мы говорили минут двадцать, ничего странного я не видел. — А твоя девушка… она разве не в Париж уехала? — Та стерва? Ну да, уехала, сказав что как только закончится показ мод приедет, но так и не объявилась. Да и мне не нужны такие потаскухи. Я нашел новую любовь, Ник! Моя Клэр такая добрая, нежная, чуткая, веселая, и… и очень красивая! — Клэр?! Клэрис Уоннер? — меня, кажется, пробил холодный пот. — А ты откуда знаешь мою малышку? Ник… вы что!.. — Нет! Я видел ее сегодня в прокуратуре, когда проводил расследование на месте убийства. Ты случаем не рассказывал ей обо мне? — Еще чего! Вдруг, если бы она узнала, что у тебя собственная юридическая контора, ушла к тебе. Так ты видел ее, да? Ну и как тебе моя малышка, понравилась? Скажи, правда красотка? — я лишь вздохнул, зажав пальцами переносицу, чувствуя, как в голове начинают медленно созревать ответы на некоторые вопросы. — Она мне даже сделала сюрприз, зная что я увлекаюсь живописью — подарила картину, — Батц демонстративно повертел пакетом перед моим лицом. — Я взгляну? Ты не против? — я выхватил у него пакет из рук, взял за один угол и вынул оттуда полотно в черной с позолотой раме. На нем было изображено что-то вроде французского Марселя эпохи, скажем так, Людовика XIV. Весила она достаточно увесисто, если сравнивать с моей офисной картиной. Осмотрев ее со всех сторон, я почувствовал странное волнение в сердце, и постучал по заднику холста кончиками пальцев. Внезапно лицо Батца покрылось смертельной бледностью, а рот раскрылся в беззвучном крике. Отшатнувшись, он замахал руками, словно отгоняя меня от картины, но я продолжил настойчиво давить на нее. — Слышь! Ты что творишь! Это подарок! — вопил он, всячески мешая мне, и в конечном итоге, я выронил картину из рук, когда он в очередной раз меня толкнул. Картина, ударяясь ребром об пол, разбилась на множество стеклянных мелких осколков, а задник распался на два куска пенокартона, между которыми что-то мелькнуло. — Ник!!! Я тебя убью! Я нагнулся, чтобы рассмотреть, что именно, там находилось, и на секунду оцепенел от ужаса — завернутый в тряпку сверток напоминал по форме нож. Когда я поднял глаза на Ларри, он как подкошенный рухнул на пол.***
«Гордишься ли ты мной, отец? Твой сын, будучи верховным прокурором, второй раз подозреваемый в убийстве! Как после этого я могу смотреть на себя? Как могу знать, что в моем сердце нет порицания? Как мне возвращаться к работе, зная какие слухи распускают о моей жизни? Сторону защиты будет представлять он, и у меня нет сомнений, что победа будет за ним» — от этих мыслей, неосознанно, перед глазами возник образ Райта: его довольная мягкая улыбка, блестящие темные волосы, взгляд, в котором читалась спокойная убежденность в том, во что верит он. Этот человек вызывал уважение. В нем чувствовался дух свободы, внутренний стержень. «Прекрати думать о нем!». Я сидел на кровати, прислонившись спиной к стене и обхватив руками колени. Прямо рядом с сердцем — в кармане жилета — находилась фотография, на которой мне самому лет восемь, и которую я хранил уже очень давно — большую часть своей жизни, а если быть точным семнадцать лет — именно столько прошло со смерти моего отца. Поправив жабо, я покосился в сторону маленького окна, из которого подуло свежим прохладным ночным ветерком. Больше всего на свете я любил ночь, этот таинственный хаос, в который погружалась вселенная. Луна была уже высоко, она висела прямо над горизонтом, иногда чуть скрываясь за пеленой облаков, и освещала мрачное помещение вокруг серебристым мерцанием. Однако светила луна или нет, мое положение не менялось. Я — подозреваемый в убийстве. Завтрашнее судебное заседание предвещает интересные перспективы, и может повлечь за собой серьезный скандал. Вдруг в моей голове мелькнуло воспоминание, похожее на удар током. Картинка была очень четкой и ясной.***
Весенний вечер, тихий и теплый, я полностью погружен в роман Чарльза Диккенса «Холодный дом», сидя за столом, на котором разложена стопка учебников, прислушиваясь к тихому шелесту ветра за окном. Мне совершенно некуда спешить — школьные уроки выполнены, дома прибрано, собака выгуляна — отчего бы не посидеть еще немного за домашним чтением? Вдруг в дверь негромко постучали, а затем она тихонько отворилась, и в комнату вошла младшая сестра. Стало ясно, что сейчас произойдет что-то крайне неприятное — она выглядела какой-то непривычно нервной, и судя по всему, ее что-то сильно волновало. Она остановилась на пороге, склонила голову набок и внимательно посмотрела на меня. Я оторвался от книги и вопросительно глянул на сестру. — Майлз Эджворт, — ее голос прозвучал достаточно громко — ясно, отчетливо и чисто, — вы подозреваетесь в убийстве Греты! Гретой звали ее любимую куклу, которую она постоянно носила с собой. Это был подарок ее отца, привезенный им из Германии — кукла была сделана по его заказу и представляла собой довольно красивую девушку с длинными волосами и огромными темными глазами, одетую в красное платье с различными узорами и оборками. Я смотрел на нее с недоумением, не понимая, чем вызвана такая неучтивость. В следующий момент она протянула куклу мне. Голова куклы была отделена от туловища, а платье имело множество разрезов. — Но это не… — Вы немедленно должны предстать перед судом. Это не обсуждается, — девочка взяла меня за руку и повлекла за собой, я послушно пошел следом. Мы прошлись по длинному, широкому коридору, дошли до соседней двери и остановились. Сестра открыла ее, и я шагнул в комнату. В ней было полутемно и довольно просторно. Посреди располагался письменный стол, на котором лежали какие-то бумаги, и за ним сидел большой плюшевый медведь. Он являлся судьей. Мы часто играли с Франциской в суд, где я представлял себя адвокатом, а она — прокурором. — Итак, суд по делу об убийстве куклы Греты объявляется открытым, — проговорила сестра, стараясь придать голосу необходимую серьезность и уверенность, присущие судье, — первым выступит сторона обвинения. Она сделала реверанс и после этого повернулась ко мне. На ее лице отразилась самодовольная улыбка. — Подозреваемый, вы будете проходить по данному делу свидетелем. Свидетель, ваше имя и класс, в которым вы учитесь. — Майлз Эджворт, ученик восьмого класса. Франциска, мне ни к чему твоя кукла. — Протестую! У стороны обвинения есть доказательства твоей причастности к смерти Греты, а также очевидный мотив. — Я тебя внимательно слушаю, — я скрестил руки на груди, ожидая продолжения. — Начнем с того, что я видела тебя вчера идущим куда-то с куклой. Ты специально искал место, где можно было бы ее обезглавить! — Протестую! Начнем с того, что ты как обычно оставила куклу прямо посреди гостиной, и я не мог этого не заметить, поэтому решил забрать ее и отнести в твою комнату. Больше она не попадалась мне на глаза. На этом суд окончен, я разочарован в вас, обвинение. — Нет! У тебя… У тебя был мотив! Ты хотел отомстить за тот случай, когда я разбила папино чайное блюдце, и выставила тебя крайним! — Ах, вот оно что. Прокурор Карма, этот случай никак не относится к данному делу, или, быть может, у вас есть доказательства? — скрыть иронию из голоса не получилось, глядя на растерянность девочки. Ответом послужило молчание. — Видимо, никакими доказательствами вы не располагаете. — Майлз Эджворт… ты будешь оштрафован за неуважение к суду! Я — Франциска фон Карма — лучший прокурор в истории человечества! Как ты посмел в этом усомниться?! — Боюсь вас расстраивать, мисс Карма, но вам придется еще многому научиться. К тому времени место лучшего прокурора займу я. — Что?! Но ты же хотел стать адвокатом, как твой папа, — сестра от удивления широко открыла рот. — Я… я долго думал, и пришел к выводу, что хочу стать прокурором. Адвокаты не борются с преступностью — им плевать на справедливость, они отрабатывают только свой чек. Поэтому, став прокурором, я буду добиваться наказания для преступников, а не искать оправданий. — Правда?! Майлз это правда? — радостно завопила она, подпрыгивая. — Значит, мы будем сражаться бок о бок! И папа тоже будет с нами! Я лишь молча кивнул, поднял глаза и наткнулся на хищный взгляд темных сверкающих глаз. В дверном проеме появилась фигура миниатюрного шпица. Мои мысли на секунду смешались, потом в голову пришла совсем простая идея. — Франциска, когда последний раз ты играла со своей куклой? — Вчера, в гостиной, а после этого я видела, как ты забрал Грету. — Получается, в твою комнату проникла Ракета, решив тоже «поиграть» с Гретой. — На самом деле… это я пустила Ракету в комнату. Мне так хотелось одеть на нее голубой бантик! Но в тот момент зашел папа и велел спуститься к ужину. Так что Ракета осталась у меня в комнате — я забыла про нее. Это я виновата! — на ее глазах выступили слезы, а в голосе появились умоляющие нотки. — Постой, не плачь, позволь мне… — не договорив, я взял в руки куклу. Шейный якорь куклы не пострадал, да и выглядела она совершенно невредимой, не считая погрызенного платья и отделенной головы. Аккуратно я поместил ее голову на место, и затянул до послышавшегося щелчка, означавшего, что конструкция была надежна зафиксирована. — Только осталось платье заменить, и она будет как новая. — Майлз! Ты спас Грету! — обрадовалась Франциска и накинулась на меня с объятиями, — спасибо, младший братик! Несколько секунд мне потребовалось, чтобы прийти в себя после такого бурного проявления эмоций, но на этот раз возражать я не стал, и обнял ее в ответ. Все-таки она мне была дорога, даже больше, чем я мог предположить.