Ароматный чай, бутерброды с ветчиной и сыром, яичница — все выглядело так, словно наши встречи происходят постоянно. Так трепетно и тепло, как будто мы уже много лет вместе… Конечно, это неправда, но приятно думать именно так. Еще совсем недавно он часто молчал, опуская глаза, краснея и сжимая пальцами край дорогого пиджака, а сейчас… Сейчас он буквально расцвел — хоть и чуть сдерживался, но я чувствовал, что ему хочется быть со мной рядом, просто так — без всяких церемоний и поводов, быть самим собой и не играть ни в какие игры, о которых каждый раз придется сожалеть, и я мог гордиться, видя, с каким доверием он смотрит на меня. На его лице не было привычной хмурости, губы не кривились в горькой усмешке. Сейчас он смотрел мне в глаза и всем своим видом демонстрировал, насколько ему дорога моя компания.
Он ел с аппетитом и без всякой спешки, не забывая время от времени прикладываться к чашке с чаем. Мне было приятно его накормить. Это казалось хорошей маленькой платой за приятно проведенное время… Я медленно жевал бутерброд, глядя на его расслабленное лицо и стараясь поверить, действительно ли я вижу его наяву. Неужели это происходит на самом деле? Неужели я провел ночь с Майлзом Эджвортом, спал с ним в одной кровати, а сейчас пью с этим человеком чай? И все это было не игрой воображения, порожденной моей неустроенной личной жизнью? А самое главное случилось прямо на моей кровати — в своей истинной наготе, полностью в его власти. Больше всего на свете мне хотелось ощутить прикосновение его ласковых рук, его губ ко всему моему телу; забыться под тяжестью этих ладоней и насладиться тем, в какой восторг меня приводят его поцелуи или прикосновения языка. Я просто разрывался на части, хотел этого больше жизни, дать своему телу то, чего я сам был лишен долгое время, раствориться в его тепле и отдаться на волю его горячих губ… И в то же время я понимал, до чего все сложно и запутано… Но еще сложнее было отказаться принимать участие в этой игре, причем устроенной по инициативе Майлза. Мне было неловко вот так запросто раздеться перед ним, ведь последним кто видел меня обнаженным за долгие шесть лет был доктор… а тем более мои отношения с Долли, то есть с Айрис… это не тот опыт, которым стоит гордиться.
После своего признания я, конечно, жалел, что сдержался в тот момент, но потом уже поздно было что-то менять. В следующий раз все будет по-другому и я надеюсь, что он наступит как можно быстрее… Ведь желание попробовать его тело становилось все сильнее, хотелось сделать ему также приятно — доказать, как много это для меня значит, может, конечно, не так поразительно, по сравнению с ним, зато искренне. Мне уже представлялось его мускулистое тело, всей кожей ощущалось тепло и мягкость его кожи, и я уже ощущал его губы на своей… придет время и ему придется испытать то же самое острое наслаждение. От этих мыслей по моей спине пробежал холодок. Как таким чертовски притягательным может быть этот мужчина?!
— Я рад, что ты здесь, — вырвалось наконец из моего горла хриплым голосом после долгих раздумий. — Ты… ты… говорил, что возможно пожале…
— Я тоже. Спасибо за гостеприимство, — сказал Майлз со всей серьезностью, допивая чай и как-то странно на меня глядя. Почему он вдруг меня перебил? — Райт, ты считаешь меня легкомысленным и озабоченным?
— Что? — я растерянно уставился на него. Он пристально смотрел мне в глаза. — Нет. Почему ты так решил?
— Я заметил, с каким интересом ты смотрел на меня, покрываясь при этом румянцем, — Майлз говорил это с таким выражением, будто я его чем-то оскорбил, от чего мне стало не по себе. — А после этого спрашиваешь жалею ли я? Нет, Райт. Я не жалею ни о чем, потому что… Потому что это был мой выбор… самый лучший выбор в моей жизни. И мне нечего стыдиться. Единственное, о чем я жалею — это о том, что мы не сделали этого раньше…
Я даже поперхнулся своим чаем, настолько это прозвучало неожиданно. Мои щеки загорелись огнем, мне захотелось провалиться сквозь землю. Но отступать было поздно, разговор нужно было продолжать, тем более, если учесть, какую цель я поставил перед собой.
— Послушай, Майлз, я на самом деле… думал о том, как мы с тобой… — растерялся я. Фраза, которую мне хотелось сказать, была грубоватой и сумбурной, но вдруг я почувствовал, как мое сердце забилось чаще, а тело снова потяжелело, наливаясь жаром. -… займемся сексом в следующий раз, а не про то, что ты хотел от меня лишь этого, — я знал, как это звучало глупо, но ничего не мог с собой поделать. Майлз понимающе усмехнулся, однако ничего не ответил. В его взгляде сквозила такая спокойная уверенность. — Мне понравилось то, чем мы занимались и я бы хотел… В общем, мне действительно хотелось бы испытать это снова. Я обещаю быть смелым.
— Райт, тише, — он
взял меня за руку и слегка сжал ее. Тон голоса хоть и был требовательным, но звучал на удивление ласково. — Я знаю, чего ты хочешь. И мне хочется того же. Я давно этого хочу.
— Да? Почему же ты мне ничего… — выдохнул я, опуская глаза, — почему ты причинял мне боль, отвергая реальность?
— Потому что я не хотел, чтобы она была реальностью. Потому, что всю жизнь меня учили, что карьера важнее всего остального. Мне не хотелось разрушать то единственно возможное, к чему я всю свою жизнь стремился. А потому я все время себя обманывал, скрывая это, маскируя, делая невозможным… — Майлз поморщился и потер лицо. Видно было, сколько боли приходилось ему нести на себе. Несколько секунд он выглядел подавленным. Но затем на его лице снова появилась сардоническая ухмылка, и он сжал мою ладонь еще сильнее. — Я так много раз тебя обманывал. Я не умел быть настоящим. Как я устал от этого, если бы ты знал. Если бы кто-то знал…
— Я знаю, Майлз. Знаю. Мы с тобой одной боли. Ты умеешь быть настоящим, умеешь любить, — «меня» хотел добавить я и тут же себя одернул. Мое сердце замирало в груди, каждый раз умоляя, чтоб это наконец прозвучало вслух. Всего несколько слов, растворяющихся в моем голосе и ставших ключевым элементом нашего разговора. Они должны были перевернуть все, навсегда разбить эти ледяные оковы непонимания, в которые мы, кажется, сами себя заключили. Но у меня на глазах выступили слезы, которые я мгновенно смахнул. Боль, которую я также в себе подавлял, разлилась по всему телу, словно яд растекался по жилам. Боль, которая всегда готова была вернуться, но всякий раз себя никак не проявляла, пришла сейчас.
— Райт? — Удивленно и взволнованно позвал меня Майлз. Его рука, дрогнув, отпустила мою. Он выглядел напуганным.
Мне хотелось что-то сказать — что угодно, способное пролить свет на возникшие в моей душе противоречия, но в горле стоял ком. Зачем, зачем он только заговорил об этом сейчас? Я опустил голову — мне очень не нравилось то чувство, которое я испытывал. Мне не нужны были сейчас доказательства моей глупости, мне нужны были ответы на вопросы, мучившие меня столько времени. Прямо сейчас мне нужно было знать правду, и я надеялся, что он озвучит ее сам.
— Зачем ты меня бросил? — Прошептал я надломленным голосом. — Я обещал тебе быть с тобой рядом, если мы снова встретимся после такой, черт возьми, разлуки. После такой долгой разлуки… — я не видел его лица, не знал выражения его глаз, только слышал звук собственных слов. Майлз молчал. — Я всю свою гребаную жизнь перевернул вверх тормашками, добиваясь тебя. И мы наконец встретились. Все было хорошо, наши отношения только начали налаживаться, как ты вдруг… исчез. Просто взял и исчез, бросил меня!
— Райт… я тебя не бросал, — тихо проговорил он. Это прозвучало как оправдание. Меня даже покоробило от такого спокойного тона, которым он это произнес.
— Ты сделал еще хуже, ты — инсценировал свою смерть! — Прошипел я в отчаянии. Мои слезы прорвались наружу и потекли по щекам. Теперь я уже не стеснялся их. — Ты поступил как настоящий ублюдок и трус, оставив меня разбираться с моими чувствами самому! Я поверил в твою смерть, и сам умер, осознав, что все ради чего я старался, рухнуло в одно мгновение. Ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти. Мия всегда учила меня, что адвокат может плакать только тогда, когда все кончено. Майлз, я думал все кончено! Целый год я убивал в себе все надежды на тебя, которые еще тлели в моем сердце. Я чувствовал себя потерянным и униженным. А потом ты вернулся — с такой самодовольной победной и мерзкой ухмылкой на лице. Ты знаешь, как я хотел тебя ударить? Знаешь? — Я помолчал, всхлипывая и поднимая на него глаза. Майлз сидел с прямой спиной, сложив руки на груди, как будто ему было больно на меня смотреть, но он не отвел взгляда.
— Поверь, мне тоже было невыносимо горько, но я не пытался инсценировать собственную смерть. Я пытался…
— Да?! А что тогда означала оставленная тобой дурацкая записка «Прокурор Майлз Эджворт выбирает смерть»?!
— Если бы ты умел внимательно вчитываться в текст и придавать смысл написанному, ты бы заметил, что перед моим именем стоит слово «прокурор». Как прокурор, Майлз Эджворт, был мертв, — его голос был тихим и спокойным, похожим на шелест листвы, задуваемой холодным ветром. — Мертв потому, что он слишком много о себе возомнил, и вместо того, чтобы исполнять волю правосудия, занимался интригами, ложью и подлостью. — Майлз вздохнул, печально глядя в сторону. — Я бы никогда не стал таким, если бы в моей жизни не появился Манфред фон Карма. И мне жаль, безмерно жаль, Райт, за те страдания, которые тебе пришлось пережить из-за моей глупости…
— Ты мог бы рассказать все мне. Можно было бы избежать лишних страданий. Я бы обязательно помог тебе. Но ты предпочел предательство, — слезы боли жгли мои щеки, я чувствовал на губах их солоноватый вкус, но не мог остановиться.
Майлз, не выдержав, встал и подошел ко мне, вытер мои слезы платком из кармана своего пиджака и легонько взял меня за подбородок, поднимая лицо. Серые, с металлическим отливом глаза смотрели прямо мне в душу. Я обнял его, прижавшись лбом к его телу, ощущая приятную прохладу гладкой ткани пиджака. Он провел ладонью по моей спине, чуть задержав пальцы на плече, а затем обнял меня крепче, словно пытаясь уберечь от чего-то ужасного.
— Не мог и ты это знаешь. Я должен был сам принять решение, а не заставлять тебя отвечать на мои вопросы. Должен был сам разобраться со своими ошибками, не правда ли? И наконец ответить на главный вопрос — кто такой прокурор и какую роль он играет в зале суда? Ничего бы не изменилось, если бы я попросил тебя о помощи. — Майлз гладил меня по волосам, и я чувствовал, что, кажется, начинаю успокаиваться, а холод и отчаяние постепенно отступают. — Райт, благодаря тебе, все изменилось. Ты открыл мне глаза, заставил взглянуть на происходящее под другим углом… Ты спас меня, ты всегда это делал. Только тебе под силу было ответить на вопрос «кто убил моего отца?». Мало того, ты собственноручно посадил убийцу за решетку. Ты… два раза смог оправдать меня, не дав суду вынести обвинительный приговор. Ты всегда будешь моим героем. Спасибо тебе. За все… Я никогда не смогу тебе отплатить…
— Майлз, милый, — прошептал я, чуть отстранившись, чтобы заглянуть ему в глаза. — Я бы все отдал, только бы быть с тобой рядом. Даже не спрашивая о том, чего мне это будет стоить.
— И я знаю, почему… — опустив руку, он стер остатки слез и провел большим пальцем по моим губам. Я невольно улыбнулся. Это прикосновение было невыносимо сладостно, словно глоток воды после нескольких дней жажды. —
Эврики не будет. Я… я люблю тебя, Феникс Райт. И всегда любил… Всегда. Больше нет смысла притворяться и искать виноватых. Все очевидно.
«Что… Что?! Что он только что сказал?!»
В оцепенении я уставился вверх на его бледное лицо. Челка, как всегда, падала ему на глаза, но… он улыбался… и как же мне нравилась эта улыбка — невинная и искренняя, без всякого холода или сарказма. Но я не знал, плакать мне или смеяться. Никогда еще он не позволял себе такого откровения, в этом я был уверен и… это было невероятно. Это был новый поворот в наших отношениях. А я ждал этого так долго… Кажется, меня пробивала мелкая дрожь. Было даже трудно поверить, что мы с ним теперь наконец-то вместе, после всего, через что прошли. Голова шла кругом… Какой-то коктейль чувств — и очень приятных. Боже, да о чем я вообще думаю? Он любит меня!
Сглотнув, я попытался заговорить. Говорить мне, правда, было трудно. Голос с хрипом вырывался из горла: — Я тоже тебя люблю, Майлз. Безумно.
Рука Майлза скользнула вниз, по моей шее, слегка сжимая ее, и наклоняясь ко мне. И в ту же секунду я вдруг понял, как сильно мне не хочется терять его. Я больше не боялся лишиться его — я просто не представлял себе жизни без него. Поддаваясь ему, я приподнялся навстречу, придерживаясь стола, приближая свое лицо к его, шепча: — Никогда не бросай меня больше. Мне тебя так не хватало… и не хватает.
— Феникс… — тихо выдохнул он, наклоняя голову и касаясь своими губами моих.
Сейчас я потерял бы сознание, прямо в его таких надежных и сильных руках, если бы он не сжал их еще крепче. Я был на грани безумия, но эта минута показалась мне раем, несмотря на то, как трудно было дышать. В моей душе разгорался настоящий пожар. Теперь-то я точно знал — он любит меня.
Полностью выпрямляясь и прижимаясь к нему, я жадно ответил на поцелуй. Такой страстный, словно это был последний поцелуй в моей жизни. От неожиданности Майлз отступил назад, столкнувшись с кухонным шкафом, а я, наоборот, сделал шаг вперед, стараясь не разрывать поцелуй, прижимая его к себе еще сильнее. Губы у меня горели и пульсировали, кровь стучала в висках. Я ощущал прохладное прикосновение его волос к своей щеке. Майлз обнял меня за талию, его ладони легли мне на бедра. Мои пальцы зарылись в его волосы, нежно поглаживая их. Отрываясь всего на секунду, вдыхая в себя воздух, он низким тоном произнес мне в губы: — Если ты еще раз поцелуешь меня вот так, то я за себя не отвечаю.
Мои губы растянулись в довольной улыбке, и он моментально ответил мне тем же, снова целуя меня. Его поцелуй был неторопливым, чувственным, нежным и бесконечно успокаивающим. Боже, как я его люблю… Я с наслаждением подчинялся этим легким движениям его языка, проводя руками по его спине, ощущая под ладонями крепкие мышцы. Когда я отстранился от его губ, тяжело дыша, с озорной ухмылкой на лице, Майлзу пришлось сделать над собой усилие, чтобы тоже отстраниться.
— Признай, что я — отличный адвокат, Майлз.
— Райт… ты невозможен. — Он говорил медленно и с трудом, переводя дыхание и поднимая на меня затуманенный взгляд. — Ты хочешь чтобы я нашел другое применение этому прекрасному ротику? С функцией речевой коммуникации он явно переусердствует.
И он и я одновременно покрылись краской смущения, но ему, бесспорно, оно шло куда больше, чем мне. Я не отрывал глаз от его раскрасневшегося лица и видел, какой горячий и напряженный у него взгляд, а под глазами залегли тени.
— Я полагаю, на моей памяти не было больше ни одного юриста, проводившего допрос попугая. Это качество уникально, поистине присуще высококвалифицированному специалисту. Ты и вправду замечательный адвокат, я тобой горжусь. — Майлз усмехнулся, убирая с моего лица непослушную прядь волос. Он явно не желал выпускать меня из своих объятий. Я смотрел на него легким зачарованным взглядом, не двигаясь.
— Ты абсолютно прав, Майлз и, я уверен, он заслужил того, чтобы ты уделил ему немного своего внимания, — я понизил голос до шепота, и мои губы приблизились к его уху, — ты действительно не представляешь, как я скучал по тебе. — Я коснулся губами уха, легонько целуя. Майлзу пришлось сделать вдох, отпустить меня и взглянуть на наручные часы, словно только сейчас вспомнив, что его ждут дела.
— Мне тоже ужасно не хватало тебя. Но это мой единственный выходной за довольно длительное время. У меня назначена встреча с комиссаром полиции на двенадцать и к тому же, помимо этой встречи, есть еще одно дело, которое на примете… — он внимательно посмотрел на меня, и вздохнув, замолчал. Взгляд его стал печальным.
— Дело? — переспросил я, уже предчувствуя что-то нехорошее. Мысль, что он может уйти, показалась мне просто невыносимой.
— Да, оно, собственно, касается… — он, казалось, старался подобрать нужное слово, а затем решить, стоит ли вообще его озвучивать.
— Нет, нет, довольно, давай без этих вздохов. Скажи мне прямо.
— Моего отца. Я бы хотел навестить его. Из-за навалившийся работы совершенно нет времени, а душа просит… — я удивился, и не ожидал услышать в его голосе такую искреннюю мольбу, но решил не прерывать его. — Больше трех месяцев я не видел его могилы. Мне стыдно за свое поведение перед ним. Наверное, поэтому мне так… Так неспокойно. Ведь он заслуживает большего, чем лицезреть бестолковые поступки своего сына, вызывающего у него только отрицательные эмоции. Феникс, пожалуйста, я… я очень тебя прошу, будь со мной. Это не займет много времени.
Я понял, к чему он клонит. Мне самому очень хотелось хоть раз побывать на его могиле, увидеть простое гранитное надгробие, на простой земле, под которым покоился его отец. Я запомнил его как доброго и приветливого человека, про которого говорили, что в нем сочетается героизм и великодушие. Меня восхищало, как он мог так просто и искренне любить своего сына. А какими глазами он смотрел на Майлза — горящими, как небо в ясный солнечный день, любящими, полными надежды, готовыми на все ради счастья своего ребенка… Он мог часами рассказывать о своей работе в адвокатуре, о том как он защищал людей от произвола и несправедливости, о том как он боролся с коррупцией в высших эшелонах власти и как он был горд за своего сына — ведь тот очень хотел пойти по его стопам, стать адвокатом и помогать людям в беде. Майлз слушал его с благоговением, и я видел, как его сердце наполняется той же самой любовью. Мне всегда было немного завидно, хоть сам я никогда не был лишен родительского тепла, которым меня щедро одаряли мама и папа, но отношения между Майлзом и его отцом были настолько теплыми и душевными, такими солнечными и гармоничными…
А потом, в один день произошло то, чего я никак не мог ожидать — его отец был убит прямо в здании суда. Пуля попала в сердце, он умер на месте, не приходя в сознание. Майлза приютил один из лучших прокуроров страны — Манфред фон Карма, он же являлся главным соперником Грегори Эджворта. Этот человек всегда смотрел на меня как на пустое место, никогда ни о чем не спрашивая и заставляя чувствовать себя ничтожеством рядом с ним. Я не понимал как Майлз мог жить под одной крышей с таким чудовищем, тем не менее, все в этой семье, включая маленькую девочку Франциску — с которой я не особо подружился, по причине того, что она зачастую била меня хлыстом — уважали его и преклонялись перед его благородством. Мне горько было это осознавать, поэтому я всегда пытался вытащить Майлза из этого плена, отвлекая его от этих мыслей, рассказывая ему самые смешные истории и вызывая в ответ улыбку. Уже тогда я понимал, насколько сильно эти пепельные глаза, которые я видел почти каждый день, могут затронуть мою душу и перевернуть всю мою жизнь. Я влюбился в него, глядя как мы сидели вдвоем на скамье в парке и он учил меня играть в шахматы, как он пытался безрезультатно объяснить мне новую тему по математике, как вместе катались на велосипеде, с которого мы чуть не грохнулись в фонтан во время одной из наших прогулок, радуясь, каждой его улыбке, каждому взмаху руки, которой он поправлял мою прядь волос… а еще… невинные поцелуи в щеку или губы, которыми мы обменивались украдкой — это доставляло нам обоим ни с чем несравнимое удовольствие… Потом он уехал в Германию, перестал отвечать на письма и писать их. Но я не терял веры, понимая, рано или поздно он вернется… либо я его сам найду и вытащу из темноты, куда его затягивала жизнь…
— Конечно, куда же я денусь, Майлз.
***
Майлз, конечно, знал путь к могиле отца, не глядя по сторонам, он уверенно шел вперед, обходя бесчисленные надгробия. Я следовал за ним, уже предвкушая горечь, которую мне предстоит испытать. Нежно-белые розы в руках Майлза, которые он бережно прижимал к груди, контрастировали на фоне мрачного и хмурого пейзажа кладбища. Налетающий порывами ветер заставлял лепестки негромко трепетать, отчего становилось немного жутковато. Вокруг царила тишина, иногда нарушаемая только скрипом ветвей деревьев или отдаленными вскриками птиц. Наконец Майлз остановился у темно-серого гранитного надгробья, на котором было выгравировано: «Грегори Эджворт. 1967-2001». Склонив голову, Майлз несколько минут стоял неподвижно, а потом медленно опустился на одно колено и прикоснулся ладонью к холодной глади камня, положив жемчужные розы рядом.
— Прости меня, папа… — тихо сказал он и закрыл глаза. — Прости, что я так долго не приходил к тебе… Я очень скучаю по тебе, просто места себе не нахожу… Но теперь… Теперь я перестал себя обманывать — я признался ему в своих истинных чувствах, и мне стало легче.
Я стоял рядом и не знал, что делать. Такая простота и искренность Майлза потрясла меня до глубины души. Сердце дрогнуло от жалости. Он покачал головой, словно отгоняя что-то и открыл глаза, в которых блеснули слезы. Мне было очень больно видеть его в таком состоянии, его мучила совесть, все эти годы омрачавшая его жизнь, хоть это и было давно. Я присел рядом, нежно обнял его и прижал к себе. Майлз положил голову мне на плечо и мучительно вздохнул. Прошло несколько секунд, прежде чем он заговорил: — Знаешь, если бы я мог… если бы у меня была такая возможность хоть что-то изменить, поверь, ни за что не поступил бы так с тобой, любой ценой отговорил бы папу идти в тот день в здание суда… все бы сложилось иначе.
— Майлз… — начал я, и в горле встал ком. — Не терзай себя, ты не в силах изменить то, что уже случилось. Пусть прошлое останется там, где ему и место, пойми это. Я не виню тебя ни в чем, я простил тебя, слышишь? — Я легонько коснулся губами его макушки. — Главное, чтобы ты простил себя.
— Ох, Феникс… — сказал он, поднимая на меня глаза. — Как я хочу, чтобы ты был прав…
— Я прав, — ответил я, слабо улыбнувшись. Моя улыбка растопила его сердце, потому что он грустно улыбнулся в ответ, не спеша взял меня за руку и потянул за собой, тихо добавив: — Пойдем.
Мы пошли по дорожке к выходу, взявшись за руки. Казалось, окружающий мир не обращал на нас никакого внимания. Майлз был погружен в свои мысли, и я не мешал ему. Все, о чем я думал, было лишь о том, как хорошо мне с ним рядом… Когда мы оказались у машины, с моих глаз будто упала пелена, нарушив течение мыслей, подобных реке.
— Ты подбросишь меня до офиса? — спросил я, садясь в машину.
— Да… Твоя фирма работает даже в выходные?
— А, нет, по выходным я разгребаю мусор и провожу уборку, навожу порядок за рабочую неделю… Но ко мне сегодня придет Ларри еще, чтобы взять «интервью».
— Что за интервью? — Майлз вопросительно поднял бровь, заведя двигатель. Машина тронулась.
— Ларри, вроде моего пиарщика, хочет взять у меня интервью, напечатать его в журнале, сделав мне рекламу… Вчера он тоже был у меня, сказал, что еще напишет вопросы и сегодня продолжит, — пояснил я. На лице Майлза отразилась удивленная улыбка.
— Райт, ты совсем не меняешься. Забыл поговорку «если пахнет где бедой — значит, Батц всему виной»?
— Эй, у моего бюро сейчас непростая ситуация, так что мне не до шуток.
— Как же мой конверт? Ты что, забыл?
Я, резко осознав происходящее, ударил себя ладонью по лбу и несколько секунд смотрел в окно, приходя в себя. — Я забыл… забыл вернуть тебе конверт.
— Кмф. Не глупи, я не приму его назад — это твоя оплата за проделанную работу. Ведь ты не будешь отрицать, да?
— Не буду… Но…
— Никаких «но» — это просто плата за работу. Ты хорошо потрудился, и я хотел бы отплатить тебе той же монетой.
— Я не хочу, чтобы ты платил мне. И вообще — у нас сейчас все изменилось… Мы с тобой… — я осекся, подыскивая нужные слова. — Мы теперь вместе…
Стоп! — Майлз от неожиданности чуть не вывернул руль и раздраженно бросил на меня взгляд. Его лицо стало серьезным. — А как… как нам теперь работать вместе? Я не смогу смотреть тебе в глаза в зале суда после… подобной ночи.
— Не будь абсурдным, Райт. Тебе придется встречаться со мной в любом случае, хочешь ты этого или нет.
— Встречаться с тобой или встречаться с тобой в здании суда? — игриво спросил я, прикрывая рот рукой.
— И то, и другое… Мы идиоты, — заключил Майлз, на секунду задумавшись.
— Влюбленные идиоты, — поправил я его, откидываясь на спинку сиденья широко улыбаясь, прикрывая глаза. — Мы хотели провести время вместе…
— Да. Мы могли бы встретиться сегодня вечером в чудесном парке, рядом с моим домом. Там тихо и нет свидетелей… По крайней мере, я в последнее время никого не замечаю.
— Звучит очень заманчиво, — протянул я мечтательно.
Умиротворенный вздох Майлза был мне ответом. Я открыл глаза и посмотрел на него. Он был так же безмятежен, как и я. Вся серьезность, которую он испытывал несколько минут назад, исчезла без следа. Несколько минут мы молчали, просто наблюдая за улицами Лос-Анджелеса, где жизнь шла своим чередом — и я думал, что это самое прекрасное время в моей жизни. Это было так здорово — разделить с кем-то хотя бы немного счастья.
Наконец, автомобиль остановился перед зданием моей юридической фирмы. Я повернулся к Майлзу, беря его за подбородок и заставляя его повернуть голову к себе, со всей душой и нежностью запечатывая на его губах поцелуй, полностью отдавшись моменту. Его теплые губы легко и мягко сомкнулись на моих.
— Спасибо. До вечера, — сказал я ему в губы, улыбаясь и отпуская его подбородок. Затем я решительно открыл дверь машины и вышел.
— До вечера, — послышалось мне вслед.
***
Ларри почти весь день провел в моем кабинете, что-то записывая и делая пометки, постоянно болтая о своих девчонках и всячески отвлекая меня от уборки.
— Знаешь, Ник, ты сегодня очень хорошо выглядишь и будто помолодел… Чего это ты так засветился? — спросил он, ухмыляясь, когда я на минуту оторвался от подоконника, который протирал от пыли.
— А… Да так…
— Да ты весь сияешь, чувак… Влюбился что ли? Нашел новую помощницу в свою контору? — Батц шаловливо подмигнул мне, хитро поблескивая глазами.
— Я что?.. Заткнись, а? Не мешай работать.
— Да ладно тебе, я ж не со зла. Просто ты сегодня какой-то… Даже не знаю… Ты пил вчера после шоу, да? Снимал стресс и все такое, с помощью текилы или виски?
— Нет, не пил. Продолжай свое интервью и не отвлекай меня.
— Ладно, ладно…
Когда Батц наконец ушел, утратив всякий интерес ко мне, полностью переключившись на своих подружек, я устало сел за стол и закрыл лицо ладонями. Уведомление, пришедшее на телефон, подействовало на мое сознание, точно душ. Посмотрев на экран, мои уголки лица непроизвольно растянулись в улыбке.
Майлз Эджворт
Надеюсь, твоя короткая память не подводит тебя, и ты помнишь, что мы
договорились встретиться в парке?
Я помню. Вот только не уверен, известно ли мне на самом деле, где он находится.
Парк «Скайлайн Хайтс». От твоего офиса минут сорок пешком. Прогуляйся, Райт.
Хорошо… Только ты жил раньше в другом месте. Или моя короткая память подводит меня?
Хм… Нет, не подводит.
Майлз, ты что живешь в доме фон Кармы?!
Уже семь лет. С тех пор как переехал в Америку. Странно, что ты
до сих пор не сложил пазл в своей голове.
«Зачем ты продолжаешь жить в доме убийцы твоего отца?».
Я буду ждать тебя у входа в парк через час, не раньше. У меня
еще остались некоторые дела.
Какие дела? Что ты делаешь?
Собираюсь принять душ после изнуряющей тренировки.
«Ох, я и представить не мог, что Майлз Эджворт в свои выходные занимается
чем-то еще помимо изучения материалов дел».
Не дразни меня! Ты подлец, это слишком сексуально для моей неистовой фантазии.
Я не дразню тебя, Райт… Просто ты сам все время
провоцируешь меня на это.
…
Я буду у входа в парк через час.
На велосипеде, конечно, можно было добраться быстрее. У меня в голове появилась идея как добавить в этот вечер немного романтичного, поэтому я взял плед из офисного шкафа и подаренную кем-то коробку шоколадных конфет, сложил его в велосипедную корзинку и отправился в путь, по дороге купив в магазине бутылку шампанского. Когда я добрался до места, солнце уже садилось, окрашивая небо в пурпурно-оранжевый цвет. У входа в парк я спустился с велосипеда и покатил его по дорожке, увидев его — он стоял в тени деревьев, ожидая меня, скрестив руки и глядя куда-то вдаль, а рядом с ним топтался, высунув язык, померанский шпиц. Он был одет в темно-красную рубашку с коротким рукавом, которая обнажала крепкие и сильные руки и частично была расстегнута вверху, отчего виднелась широкая белоснежная грудь, и черные брюки, подчеркивающие линию его бедер. Услышав мои шаги, он обернулся и встретил меня теплой улыбкой, от которой у меня по всему телу прокатилась волна трепетной дрожи.
— Привет, Майлз! Привет, Ракета! — Поприветствовал я их, опускаясь к собаке и поглаживая ее загривок, отчего шпиц стал вилять хвостом и радостно лаять. — У вас было много дел сегодня? Я вижу, вы вовсю наслаждались жизнью. — Я поднял глаза на Майлза, который стоял, опустив голову и глядя на меня. Ветер легонько дул ему в лицо, и его волосы на мгновение закрыли его.
— Ты выглядишь так, словно только что побывал на небесах, — ответил он тихо с улыбкой. — Я тоже рад тебя видеть…
— Ты тоже выглядишь потрясающе, — встав на ноги, сказал я, осматривая тот самый кусочек, где рубашка открывала его грудь. — Ты всегда здесь собаку выгуливаешь?
— Нет, не всегда. Вечерами я люблю гулять в парке, и Ракета со мной.
— Понятно… Майлз, я тут плед взял и конфеты с шампанским. Давай посидим где-нибудь в укромном местечке?
— Какой ты сентиментальный, — покачал головой Майлз, беря меня за руку. — С удовольствием, Райт…
Мы устроились под дубом на мягкой траве, в которой стрекотали сверчки, вдали от назойливых взглядов гуляющих. Солнце уже село, облака на небе постепенно темнели, между ними появились звезды. Я взял в руки бутылку, немного помучавшись с пробкой, открыл ее и сладкий дымок вырвался из горлышка.
— Стаканы? — спросил он, кивая на бутылку.
— У меня нет в офисе одноразовой посуды. Мы с тобой выпьем так… Ты не против?
— Нет… — растерялся Майлз, но принял из моих рук бутылку и, вздохнув, отпил из нее. За этим занятием мы провели какое-то время, иногда поглядывая на небо, обнявшись и отдаваясь щемящему чувству взаимной близости.
— Это Малая Медведица? — спросил я, глядя на звезды.
— Нет, это Андромеда, Райт.
— Как ты столько можешь знать? Как у тебя получается, — я внимательно рассматривал его лицо в отсвете луны, любуясь его четкими чертами, чуть заостренным носом, четко обозначенным подбородком и изгибом губ, с которых слетала еле заметная улыбка.
— В отличие от некоторых, я всегда учился и с интересом читал научную литературу.
— Ларри прав, ты — зануда. — Тихо рассмеявшись, я провел ладонью по его щеке.
— Ты хочешь пожалеть об этих словах? — спросил он, прикусывая губу.
— Возможно… — алкоголь постепенно начинал действовать на меня, и я чувствовал себя все более расслабленным и решительным, но и не только я. Майлз взял меня за галстук и резко притянул к себе, прижавшись к моим губам своими. Это был очень жаркий и жадный поцелуй, заполненный головокружительным запахом шоколада и шампанского, смешавшихся с запахом его дорогого парфюма, которым был пропитан воздух. Через пару минут мы оторвались друг от друга.
— Этот галстук мне совершенно не нравится, Райт. Тот, шелковый ярко-красный, был намного лучше — подчеркивал глубину твоих бесстыдных глаз.
— Тот галстук я надеваю для особых случаев… например, для соблазнения господина прокурора, — дикая страсть ударила мне в голову, вызвав бешеное биение сердца.
Я повалил Майлза на плед и прижал его к земле своим телом, чувствуя, что он сам весь горит от желания. Его щеки моментально порозовели, дыхание стало неровным и прерывистым, а мои губы нетерпеливо впились в его рот, втягивая его язык в свой. Нас накрыло волной страсти, мы целовались, как в последний раз, отбрасывая все мысли и чувства, кроме желания быть друг с другом. Вдруг его руки проникли под мои брюки и небрежно потянули их вниз, сдавив мои бедра. Отстранившись от меня и сверкнув в темноте горящим огнем серых глаз, он сказал: — Я сказал тебе, что ты пожалеешь, Райт, и не ошибся в своих прогнозах.
— Майлз, я не… — я не успел договорить, потому что он снова притянул меня к себе за галстук и поцеловал в губы. Этот поцелуй был более грубым и властным. Но я не был готов сдаваться. Мои руки ловко и сильно прижали его запястья к траве. Довольная улыбка появилась на его лице. В следующую секунду я прикоснулся к его шеи губами. Кожа была невероятно нежной и гладкой. Покрывая ее поцелуями, я не сдержался и зубами прикусил эту бархатную кожу. Он слабо застонал, почувствовав мое прикосновение. Когда я отстранился, замечая на такой бледной коже красное пятно от своих зубов, ощущая, какое блаженство разливается в моих жилах от этой картины, у меня закружилась голова. Словно издалека, до меня долетел его хрипловатый голос, срывающийся от волнения: — Райт, я не собираюсь заниматься подобными вещами здесь. Поднимай свою задницу немедленно.
— Ты сам стянул мои брюки, и теперь тоже поплатишься за это.
— Ты меня провоцируешь…
— Нет, это ты меня провоцируешь. Майлз Эджворт, черт возьми, самый горячий мужчина, когда серьезен, очарователен, когда краснеет, сексуален, когда приходит в ярость, чертовски умен, хитроват, изворотлив и настойчив.
— Райт… ты бы знал каких бабочек в животе у меня вызывает твоя ослепительная улыбка…
В этот момент Ракета, до этого молчавшая и только время от времени велявшая хвостом, вдруг громко залаяла. Она вскочила на ноги и закрутилась на месте, высунув розовый язык. Послышались мужские голоса. Я быстро встал и надел брюки. — Что это?
— Может такие же влюбленные идиоты как мы? — Майлз встал и, сложив плед, потянул меня за собой. — Пошли. Я не хочу чтобы нас увидели вместе, сегодня вышла статья в газете про мою личную жизнь… Нельзя подливать масла в огонь.
— Я не напрашиваюсь, но… Может пригласишь к себе, раз уж ты недалеко живешь? — с жалобой сказал я.
— Боюсь, нам не дадут побыть наедине… Франциска живет сейчас со мной.
— Блять, Майлз, серьезно? Пойдем в мой офис тогда.
— Абсолютно. Оставим это на следующий раз, — я вздохнул и переплел его пальцы со своими. — У меня завтра тяжелый день, хочу выспаться. Будь хорошим мальчиком, приведи себя в порядок, и не обижайся.
— Знаешь, ты в точности был прав, когда сказал, что я пожалею о своих словах…
