***
Свадебная церемония проходила в небольшой старенькой часовне, которую щедро украсили жемчужными пестрыми лентами и венками из белых лилий, источавших горьковатый и пряный аромат. С порога алтарной комнаты, нас встретила арка, вся увитая лилиями, а за ней стелился белоснежный ковер, ведущий к дубовому алтарю, над которым возвышался золотой крест, увитый гирляндами цветов, трепетно вздымающихся вверх к узорчатым витражам, а также же грандиозная люстра, сверкавшая чистотой хрустальных подвесок. Часовню освещали восковые зажженные свечи, аромат которых смешивался со слабым запахом ладана. Некоторые гости толпились небольшими группами, оглядывая убранство, тихо переговаривались между собой, другие же успели расположиться на скамьях, расставленных вдоль стен. Впрочем, многие из них, мне были знакомы — сотрудники полицейского управления, в большинстве своем, а также родственники и друзья жениха и невесты. Так, под руку, мы с Франциской и вошли в часовню. Моему изумлению не было границ — я никогда не присутствовал на подобном мероприятии, и видеть его собственными глазами — было для меня настолько ново, что я даже не знал, как реагировать на окружающее. Франциске тоже было не по себе — она крепче прижалась ко мне, хоть ее лицо и не выражало никаких эмоций. Все собравшиеся гости при нашем появлении прервали разговоры и обернулись к нам, расступаясь в сторону, освобождая проход. Такое количество внимания мне редко приходилось испытывать, поэтому я ощутил некоторую неловкость. Однако неприятное ощущение быстро прошло, сменившись раздражением, когда огромная вспышка света на секунду ослепила меня. Я поднял глаза, но из-за мгновенного мелькания пестрых полос и пятен разглядеть удалось немногое, но пронзительный знакомый вопль известил о том, кто виновник моей кратковременной расфокусировки зрения. — Эджи, Франни! Вот так встреча! Вы будто на ковровую дорожку вышли — грех на вас не смотреть! Снимок будет на первых полосах всех городских газет! — Батц, представший перед нами, задорно крутил в руках фотоаппарат, наставив его прямо мне в лицо, и весело посмеиваясь. — Улыбочку, Эджи, скажи «сыр»! Возмущение, которое вызвала у меня эта бесцеремонность, было настолько велико, зубы у меня так и заскрипели, а глаза сузились от раздражения, грозя испепелить Батца на месте. Но тот на провокацию не повелся — ухмыляясь, он щелкнул еще раз, направляя объектив на Франциску, оглядывая ее с ног до головы с таким восхищением, словно впервые увидел женщину. — А этот снимок с такой горячей цыпочкой я оставлю лично себе! — губы Ларри расплылись в похотливой ухмылке, а Франциска резко высвободила свою руку из моей и, чуть покраснев, вытащила из маленького клатча скрученный кнут, отчего улыбка с лица Батца мгновенно испарилась. — Майлз, я подам иск в суд на этого идиота за незаконное использование фотоаппарата в целях личного потребления! — холодно произнесла она, обращаясь к Батцу, угрожающе подходя к нему и раскручивая кнут в руках. — Я немедленно его подпишу, — подхватил я слова сестры, самодовольно делая шаг к растерявшемуся скандалисту. — Эй, я фотограф! Вы не можете!.. — воскликнул Батц, пятясь от нас, пока не споткнулся о порог и чуть не упал, но его успел подхватить появившийся из неоткуда Феникс в своем привычном синем костюме. — Вот ты где шляешься! Я всюду тебя искал — родители Мэгги хотят фотографии на фоне часовни, иди, работай, — он умело развернул горе-фотографа и подтолкнул его в спину к выходу, устало выдыхая и вытирая со лба выступивший пот, а заметив нас с Франциской, сразу же выпрямился, с широко распахнутыми глазами уставился на меня и удивленно приоткрыл рот. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, я нервно прикусил нижнюю губу, стараясь подавить желание совершить какое-нибудь сладостное безрассудство, зная, насколько это опасно — толпа гостей могла стать свидетелями таких событий, к которым я не был готов. Наконец, Фениксу удалось взять себя в руки, на лице его появилось вежливое выражение. — Эджворт, — он широко улыбаясь своей самой солнечной необыкновенной улыбкой, от которой у меня словно электрический ток пробежал по телу, парализовав сердце, протянул мне руку. Глубоко вздохнув, не сводя глаз с протянутой руки — слишком хорошо я помнил, как она прикасалась к моему телу, вырисовывая на нем невидимые узоры и лаская самые чувствительные места, о существовании которых я сам мог не знать — моя рука плавно встретилась с горячей ладонью Феникса, который тут же пожал ее, нежно поглаживая большим пальцем костяшки моих пальцев. — Райт, — тихо произнес я в ответ, встречаясь взглядом с синими, как ночное небо, глазами, которые излучали тепло, несмотря на всю внешнюю невозмутимость, только его щеки чуть порозовели. Я сильнее сжал его ладонь, проводя кончиками пальцев по ее контуру, и прежде чем отпустить, задержал ее в своей чуть дольше, чем нужно. Феникс тяжело сглотнул, изо всех сил стараясь сдержать эмоции, и в спешке перевел взгляд на мою сестру. — Франциска, ты просто богиня! Это… у вас семейное — быть настоящим совершенством? — он, смотря то на нее, то на меня, по-глупому почесал затылок, взъерошив свои черные волосы, а затем взял ее за руку, легко коснулся губами ее запястья. От этого и так раскрасневшаяся девушка вспыхнула еще сильнее, покраснев до ушей, но она с достоинством вскинула голову, посмотрев на него надменным каменным взглядом. — Феникс Райт, ты… Кмф… Мы можем отойти? — смущенно пробормотала она и выдернула свою ладонь из его рук. Тот несколько раз моргнул, растерянно глянул на нее, затем перевел полный подозрений взгляд в мою сторону. Эта ситуация меня забавляла все сильнее и сильнее — похоже, они старались изо всех сил отыграть спектакль «налаженных отношений» передо мной. — Я-я боюсь идти с тобой, когда у тебя в руке этот кнут… — Младший брат, подержи, — Франциска не отрывая взгляда от Райта, протянула мне свое фирменное оружие, и взяв его за рукав пиджака, повела прочь из часовни. Вздохнув, я аккуратно скрутил кнут вокруг его ручки и спрятал за спиной, замечая как появляются на алтарном возвышении священнослужители, облаченные в белые мантии, готовясь к церемонии. Мысленно я принялся выбирать достойную скамью, куда можно было бы присесть, где бы мне не надо было напрягать зрение, чтобы разглядеть все происходящее в зале, пока тяжелая рука не опустилась мне на плечо и развернула к себе. Стоявший передо мной Гамшу удивленно приподнял брови, увидев меня, а его рот растянулся в детской искренней и радостной улыбке. Он был одет в обычную белую рубашку, черный костюм с черной галстуком-бабочкой, а на лацкане его пиджака был приколот маленький букет белых лилий. От такого перевоплощения я слегка оторопел, разглядывая его. — Босс! — счастливо закричал он и встряхнул меня за плечи, заставляя поднять на себя взгляд. — Добро пожаловать на нашу скромную свадьбу! Я так благодарен вам, мистер Эджворт, за то, что вы согласились присутствовать здесь! Мы так вас ждали! — его глаза лихорадочно заблестели, он обнял меня и с силой прижал к груди, крепко сжимая в объятьях. Я смущенно улыбнулся в ответ, с трудом заставляя себя держать эту чертову улыбку до конца — мне все еще было немного не по себе от такого поведения детектива, который выглядел настолько обрадованным, поэтому я решил подыграть ему — в конце концов, я не собирался портить этот праздник — и ответил на его крепкие объятия, чувствуя, как мои плечи освобождаются от его стальной хватки. — Детектив, вы… вам очень идет этот костюм, — удалось выговорить мне, так как он еще продолжал меня сжимать. — Да, костюм великолепный, спасибо, сэр, а вот эти цветочки на пиджаке помог прикрепить мистер Райт. Вам нравится? — он отпустил меня и я судорожно вздохнул, глядя на бутоньерку, догадываясь от чего с Райта пот катится градом, как и всегда, а затем неуверенно кивнул. Детская улыбка с его лица, видимо, не сойдет до самого конца мероприятия. — Вы, наверное… волнуетесь? — не совсем понимая, зачем я это спрашиваю, поинтересовался вдруг я. Гамшу энергично закивал головой, подтверждая мои слова. — Знаете, это, скорее всего, предсвадебное волнение, меня целое утро то в жар, то в холод бросает… Я не видел Мэгги со вчерашнего дня и… — Гамшу смущенно опустил взгляд, вглядываясь в собственные ботинки, после чего тяжело вздохнул. — И мне не хватает ее… — я почувствовал укол легкого беспокойства, замечая, насколько погруженным он был в своим мысли и переживания, отчего я даже не заметил, как моя рука осторожно легла ему на широкое плечо. Он, посмотрев на нее с удивлением, вздрогнул, не ожидая от меня такого движения, а затем благодарно сжал мою руку, чуть шмыгнув носом. — Сэр, мне так повезло с вами… — Да… Мне тоже, детектив, поверьте… — ответил я, скромно отводя глаза и усмехаясь самому себе от мысли, о том, каким с возрастом я становлюсь сентиментальным… А может дело в Райте? — Я… я хотел бы поздравить вас сейчас, если вы не возражаете. Мне будет некомфортно это сделать потом на людях… — О, сэр, да ради Бога! Для меня это честь… Для нас… Распрямив плечи и расправив грудь и словно сбросив с себя незримую тяжесть, я опустил взгляд на пакет в своей руке и, прикусив губу, протянул его детективу. На несколько секунд он замер, словно сомневаясь, принимая подарок, задержав его в своих широких ладонях, но нетерпеливо заглянул в него, едва не уронив его себе на ногу, и непонимающе уставился на меня, явно ожидая объяснений. Неловко кашлянув, стараясь не встречаться с ним глазами, снова взглянул на свой подарок, уже чувствуя тревожную тоску, от которой болезненно сжимало сердце. — Это шахматный набор, сделанный на заказ моим отцом. Именно на нем папа научил меня играть в шахматы… — слова давались мне с огромным трудом, потому что мой язык будто не желал подчиняться, противясь необходимости произнести их вслух. — Помните, когда мы с вами последний раз играли в шахматную партию, вы сказали, что вам интересно было бы сыграть с коллегами по службе?.. Я решил подарить вам эти шахматы… — Гамшу потрясенно открыл рот и молча уставился в пакет, задумчиво хлопая глазами. Его лицо медленно разгладилось, приобретая обычное веселое выражение, на котором, впрочем, долго не задержалось — он снова накинулся на меня с крепкими объятиями, чуть не повалив меня на пол. — Мистер Эджворт! Я закрыл глаза, слушая его тяжелое и частое дыхание, и аккуратно погладил его по спине, грустно улыбаясь. — Кроме того, в наборе имеется конверт для вашего медового месяца… или совместной жизни? Это… от нашей семьи… Мне хотелось бы поздравить вас от всей души… — я запнулся, затрудняясь закончить предложение, явственно чувствуя себя идиотом, хотя, казалось бы, чему тут удивляться? Гамшу поднял на меня глаза, в уголках которых блестели слезы, тепло улыбаясь, набрал полную грудь воздуха и через несколько долгих мгновений громко выдохнул: — Спасибо, сэр! Огромное спасибо… Вы — самый настоящий друг! Вам бы тоже пора завести свою семью… Он еще раз на несколько мгновений крепко прижал меня к себе, затем со счастливым смехом отпустил и поправил мой пиджак, хотя, видимо, что-то добавить, но так и не решился, ведь к нам подошел какой-то зрелый мужчина в очках и попросил его поторопиться, нагло прервав наш момент, и уводя его из зала. Оглядевшись, разыскивая Франциску или Феникса глазами в этом царстве цветов, я заметил как последний с задором махает мне рукой, показывая, что они с сестрой уже уселись на скамью под огромным витражным окном, на котором изображен ангел, окруженный солнечными лучами и держащий в одной руке сердце, а в другой — меч. Я направился в их сторону, не отрывая взгляда от витража, который, казалось, отражал нашу с Райтом любовь, несмотря на весь печальный путь, приведший нас к этому хрупкому счастью, требовавшее от нас стойкости, правдивости и искренности, чтобы уберечь эти эфемерные чувства от тлетворного дыхания будущего. Опустившись рядом с ними, я отдал сестре кнут и незаметно просунул руку между наших с Фениксом бедер, касаясь мягкой теплой ладони, переплетая наши пальцы в одну общую и прочную связь. Феникс, слегка улыбаясь, опустил ресницы, сжимая мою ладонь, несмотря на меня и не говоря ни слова. Когда все гости расселись, через несколько минут к алтарю вышел Гамшу, явно не в себе от волнения, он осмотрел собравшихся, нервно переминаясь с ноги на ногу, дожидаясь свою невесту. И когда она появилась в сопровождении того самого мужчины в очках весь зал затаил дыхание, словно ожидая чуда, — и чудо произошло: Мэгги в струящемся воздушном белом платье, так шедшем к ее облику, с перьями-погонами на плечах и с большим белым бантом в густых русых волосах, была прекрасна. В ее руках уютно расположился букет цветов — белые лилии, хризантемы, тюльпаны — одновременно гармонировали и подчеркивали ее тонкую красоту. Увидев детектива, она от изумления приоткрыла губы, ахнув, затем расцвела в легкой улыбке, не отводя от него сияющих глаз. Он, в свою очередь, при виде будущей жены чуть не выпрыгнул из кожи, густо покраснев, но тут же взял себя в руки и улыбнулся, смотря с нежностью прямо в ее блестящие карие глаза. Заиграл свадебный марш. Внезапно к алтарю подлетел Батц, щелкая своим объективом, по-видимому, все подряд, и даже священников, стоявших поодаль и удивленно покосившихся на него. Франциска недовольно хмыкнула и, скрестив руки на груди, отвернулась к окну, закрывая челкой лицо. Как только они подошли к возвышению, отец Мэгги одобрительно кивнул и передал руку своей дочери жениху, заняв место на самой ближней скамье к алтарю. Они взялись за руки, влюбленно смотря друг на друга. Один из священников, прочистив горло и заняв свое место, громко провозгласил: — Мы рады приветствовать всех Вас и благодарим за то, что Вы собрались здесь разделить с Ричардом и Мэгги счастливый момент их жизни, рождение их семьи! Стоя здесь рука об руку, в этом священном зале, Вы волнуетесь. Но поверьте, не меньше Вас, а возможно даже больше, волнуются люди, которые подарили вам жизнь — Ваши родители. Пройдут годы, и на их месте будите стоять Вы, а здесь будут стоять уже ваши дети. И точно так же как сегодня волнуются и радуются они, будете радоваться Вы. И плакать, услышав слова благодарности от своих детей, и гордиться ими так же как сегодня гордятся вами. Величайшее счастье в жизни — это убежденность в том, что мы любимы, ценимы и уважаемы. Для многих из нас путь усеян терниями и слезами, для некоторых он усыпан розами. Дорога к счастью извилиста и опасна, но именно Вам по ней предстоит пройти плечом к плечу, рука в руке. В браке людей должны объединять взаимная любовь, привязанность, уважение, стремление оберегать друг друга и желание прожить вместе всю жизнь. В присутствии ваших родных и близких, прошу ответить Вас, Ричард, согласны ли Вы взять в жены Мэгги, любить, уважать и заботиться о ней до конца своих дней? — Да, согласен, приятель! — закивал детектив, едва сдерживаясь, чтоб не расхохотаться. — Согласны ли Вы, Мэгги, взять в мужья Ричарда, любить, уважать и заботиться о нём до конца своих дней? — Да, конечно, согласна, — с очаровательной улыбкой кивнула Мэгги. — Теперь, я хочу задать вопрос Вашим семьям и друзьям. Даете ли вы, родные и близкие Ричарда и Мэгги, свое благословение и поддерживаете ли вы их в этот день, желая им прекрасной совместной жизни? Весь зал, сияя радостными улыбками, эхом повторил ответ. Над своим ухом я услышал громкое «Да!» Феникса и бросил на него косой взгляд. Тот, сдерживая слезы, смотрел на церемонию с таким благоговением, словно был свидетелем чего-то запредельного, и заметив мой обеспокоенный взгляд, повернулся ко мне, улыбаясь. — Майлз… — его ладонь нежно поглаживала мою, отчего по телу побежали мурашки, — ты тоже плачешь?.. О, мой любимый… — Что? Нет… — я удивился, как из моей груди вырвался нервный смешок, проводя по щеке, ощущая кончиками пальцев влагу. На что теперь похож генеральный прокурор? Слишком чувственный, слишком приторный. Семь лет назад я бы ни за что не поверил, глядя на себя сейчас, что этот нежный человек — я. Улыбка Феникса стала шире, она была настолько заразительной, что мои губы взаимно растянулись в ней. — Представь себе только, если бы это была наша свадьба… Если бы завтра мы проснулись в теплой постели вдвоем, зная, что мы друг другу мужья — самые родные и любимые люди на свете. — По лицу Феникса покатились слезинки, он шмыгнул носом и тяжело вздохнул, было видно, насколько ему хочется в это поверить. Я смог только коротко покачать головой, вытирая свои слезы, придаваясь таким далеким сказочным мечтам. Похоже, мы оба искренне верили в то будущее, о котором только что он говорил… — Влюбленные идиоты, — шепотом присоединилась Франциска, смотря на нас и закатывая глаза. — Ричард и Мэгги! Если Вам есть что сказать друг другу, прошу Вас, скажите это сейчас. — Продолжал свою речь святой отец, между тем, забирая у подошедшего священника обручальные кольца на бархатной подушечке, которая была обернута шелковым белым платком с золотой вышивкой. Раскрасневшийся Гамшу, из последних сил борясь с дурнотой, поднял лицо к потолку, сделал глубокий вдох, и, набравшись мужества, уверенно заговорил, уставившись на невесту, которая уже вся тряслась от переполнявших её чувств. — Моя дорогая Мэгги, после встречи с тобой мне не потребовалось много времени, чтобы осознать, что ты — именно та, кто мне нужен, без которой я уже никогда не стану счастливым. Ты делаешь меня лучше своей добротой, своей силой воли, своей решимостью и искренней любовью… Все, что я хочу, это видеть, как ты всегда улыбаешься, хочу быть для тебя тем, на кого ты сможешь положиться и кому всегда можешь доверить свои самые сокровенные тайны, — он слегка запнулся, тихо всхлипывая, бросив быстрый взгляд на зал с гостями, а потом продолжил, низко наклонившись к ней. — Я хочу сделать тебя счастливой, хочу сохранить эту улыбку на твоем красивом лице… Я сделаю все, что в моих силах, чтобы любить и защищать тебя до последнего вздоха… Губы детектива и Мэгги дрожали в предвкушающих улыбках, когда тот взял свою невесту за руку, целуя ее в тонкое запястье и надевая на палец заветное золотое кольцо. — Мне… мне не вериться, что этот счастливый день настал. Когда мы только познакомились, я отнеслась к тебе с небольшим опасением, но… Ты сумел доказать, что ты — идеальный мужчина, готовый взять на свои широкие сильные плечи все заботы о нашей семейной жизни. Ты заставляешь меня чувствовать себя смелой и уверенной в себе, в безопасности и настоящей любви, — Мэгги на секунду остановилась, с обожанием смотря на Дика, и дала волю переполняющим её чувствам — она уже не стеснялась своих слез. — Твое упрямство, твоя несгибаемая мораль, твое трудолюбие, твой талант, твоя верность — вдохновляют меня и наполняют меня гордостью за тебя. Ты настоящее сокровище… Я обещаю, что буду лелеять нашу любовь так же нежно, буду так безумно любить тебя, пока будет биться мое сердце… Она надела блестящее обручальное кольцо на большой безымянный палец детектива, и они обменялись радостными сияющими, словно само солнце, улыбками. Ладони двух влюбленных сплелись, от чего я почувствовал, как Феникс точно так же как и они сплетает свои пальцы с моими. — Теперь пусть те, кто носит эти кольца, живут в любви всю свою жизнь и пусть любовь, которая свела Вас вместе, продолжает расти и обогащать Вашу жизнь. И пусть все, что вы сейчас друг другу сказали, станет живой правдой в Вашей жизни. Ричард и Мэгги, мы услышали Ваше обещание разделить свою жизнь в этом браке, мы признаем и уважаем этот завет, который вы заключили здесь в этот день перед каждым из нас в качестве свидетелей. Властью, данной мне, объявляю этот союз и все то, чем Вы пожертвовали ради него, священным, нерушимым и нераздельным. Да будет так. Аминь. Вы можете скрепить свои клятвы поцелуем! Не теряя больше ни секунды, Дик обхватил лицо Мэгги обеими руками, притянул к себе и крепко поцеловал в губы, отчего на ее щеках тут же выступили красные пятна смущения. Все гости, повинуясь общему порыву, встали со своих мест, заливаясь громкими аплодисментами и поздравлениями. Я поднялся со своего места, чувствуя, какой камень упал с моей души, уступив место облегчению и благодарности. Неужели что-то подобное случиться в моей жизни?.. Я нервно провел по своим мягким светлым волосам и с замирающим сердцем посмотрел на Феникса, который, казалось, был так счастлив, точно ребенок, получивший долгожданную игрушку. Весь остаток церемонии мы с ним провели в молчании, то и дело переглядываясь друг с другом, как будто узнавая в себе отражения.***
— Я хочу вернуться в Германию… — на одном дыхании произнесла Франциска, обнимая меня за плечи, проводя по ним тонкими пальцами. — Нет… — истошно покачал я головой. — Ты не можешь уехать сейчас, слышишь, нет… Я не пущу. Ты нужна Прокуратуре… ты нужна мне… останься здесь, со мной… — последние фразы дались мне с невероятным трудом. Притянув сестру к себе и медленно вальсировав, стараясь попадать в такт ее шагам, я заглянул ей в глаза. Сейчас, я сам не понимал, откуда во мне такие силы после выпитых за вечер бокалов шампанского и крепкого портвейна. Но мне действительно не хотелось, чтобы она уезжала обратно, оставляя меня одного в рабочем бардаке. Она должна была понять. Но сжав губы в горькую линию, она отвернулась, и челка, упавшая на лицо, скрыла ее серые глаза. — Зачем? — только и спросила Францискa, двигаясь вместе со мной в ногу. — Мое место там, в Берлине. Я не дура, чтобы менять европейское гражданство на убогое американское… Тем более, там происходит ужасная серия убийств, — быстро добавила она, поймав мой тяжелый взгляд. — Я — лучший прокурор Германии, я должна расследовать эти дела… — Моя сестра снова вся в работе? — с неприкрытой иронией спросил я. — Может, у тебя есть определенная причина, по которой ты собралась так далеко уехать от Лос-Анджелеса? — ее лицо немного побледнело, и она в ужасе подняла на меня глаза. — Я чувствую, что с тобой что-то не так… — Может и так, — Франциска выплюнула эти слова с таким презрением, которого я никогда раньше от нее не слышал. Мне даже показалось, словно она чуть подалась назад, отдаляясь от меня. Однако я удержал ее за талию, и она наградила меня гневным взглядом. — И что же тебя беспокоит? Фрэн… — чуть тише произнес я, склоняясь к ее уху. — Я имею право знать… Я… беспокоюсь о тебе. Неожиданный громкий визг Батца, оглушительно прозвучавший сквозь музыку в зале, заставил нас вздрогнуть и обернуться. Наши руки непроизвольно отпустили друг друга. — Йоу, народ, Мэгги сейчас будет бросать букет! Давайте, давайте, поднимайтесь! — радостно верещал он, размахивая своей камерой из стороны в сторону. Мэгги, стоявшая возле него, неловко смеясь и держа тот самый букет лилий, повернулась к входу в зал и махнула рукой. Гости, поднявшись со своих мест, быстрым шагом устремились к выходу. Франциска развернулась в противоположную сторону, к столу, где сидели мы, взяла свой бокал и залпом выпила вино, а я не спеша пошел за ней, пока меня не остановил удивленный голос Райта: — Майлз, ты куда? Ты… не будешь ловить цветы? — Да, не буду… Иди, Феникс, — ответил я, оборачиваясь к нему. На его лице можно было прочитать легкое разочарование, но он тут же торопливо улыбнулся во все тридцать два зуба. — Значит, я любой ценой поймаю этот букет. Слышишь, Майлз? Он будет моим, — подмигнул мне Райт, отчего мои щеки вспыхнули. Но надо было давно понять — просто так от него мне уже не отделаться. Он скрылся в толпе, оставив меня недоуменно смотреть вслед, затем, после короткого колебания, опустился за стол к Франциске. Сестра закрыла лицо руками и опустила голову. Все происходящее мне сильно не нравилось — чрезвычайно глупо, конечно, будет портить себе вечер своими допросами, и все-таки мое волнение не проходило. — Франциска… — стараясь привлечь внимание, позвал я сестру, осторожно касаясь ее руки. Это подействовало — она подняла глаза, на мгновение встретилась со мною взглядом, побледнела еще больше и, вздрогнув, отвела взгляд в сторону. — Кмф… Майлз Эджворт, кажется… Кажется, меня обременяют ненужные чувства… «Ч-ч-что?! О… Боже». С нескрываемым удивлением я смотрел на Франциску, ища хоть какой-то намек на понимание того, о чем идет речь. Черт! Мне стало не по себе — сколько лет я считал свои чувства к Фениксу ненужными и даже глупыми… А теперь моя сестра, похоже, страдает не меньше, чем страдал я… — Этот человек преследует меня постоянно, куда бы я ни пошла… Стоит мне закрыть глаза — и я вижу его перед собой. И хоть он совершенно непереносим… Мое сердце замирает, когда я думаю о нем… Это такая отвратительная глупая глупость, которую себе и представить не можешь! Я запуталась и не понимаю, как жить дальше, ведь этот бестолковый спектакль погубит все… — Она замолчала и снова прижала ладонь ко лбу. Я молча взял бутылку портвейна и налил в бокалы. Прихлебнув вина, Франциска нервно постукивала каблуком по полу, разглядывая узор скатерти. — Поэтому я уеду в Германию, чтобы с этим окончательно разделаться… Истерический смешок вырвался из моего рта, прежде чем рука успела поставить бокал на стол. — Семейное… Вдруг что-то ударилось мне об плечо, заставив меня вздрогнуть, все произошло очень быстро, это что-то скатилось мне прямо в руки, устроившись на коленях. Приглядевшись, я обнаружил тот самый небольшой букет белых лилий… Мои глаза широко раскрылись, и я растерянно уставился на него. Рядом послышались шумные вздохи, что заставило меня оглянуться. — Эджи, засранец! Ты украл мой букет! — Батц свирепо погрозил перед моим лицом кулаком. — Я-я бы мог наконец-то жениться на своей малышке, а ты! — Йих-а-а! Ну, вот, сэр, а я говорил, что вам пора завести собственную семью. Пусть этот букет послужит вам чем-то вроде знака, — голос детектива звучал, как всегда, дружелюбно, но достаточно громко и вкрадчиво. — Вам не хватает любви, мистер Эджворт. Непрошенный вздох еще раз вырвался у меня из легких, еще одна мысль мелькнула в голове, когда я встретился взглядом с лучистыми васильковыми глазами. Феникс молча стоял возле стола, пристально глядя на меня и, похоже, без особого труда читал все мои мысли, постепенно на его губах появился легкий намек на улыбку. Странное отдаленное чувство охватило меня — мне стало одновременно тепло, будто кто-то закутал меня в плед, напоенный теплом летнего солнца, любви, чистоты и безграничной надежды на будущее. Кровь резко прилила к моим щекам, а на лбу выступил холодный пот. Всего секунду я заколебался, глядя на цветы, а затем, сжав их в руках, поднес к лицу, закрыл глаза и глубоко вдохнул их сладкий запах. Только Батц не собирался отступаться. — Эй, отдай мне этот букет, тебе даже некому его подарить, а я подарю его своей девочке! Феникс заговорчески подмигнул мне, кивая в сторону зала, и уходя в темноту. Без каких-либо сомнений я встаю и, наскоро отдав Ларри заветный букет лилий, иду вслед за Райтом. В этот момент я бы пошел за ним куда угодно — на край света или в преисподнюю, даже если бы это был самый страшный из всех вечных кошмаров, я был уверен — с Фениксом мне ничего не угрожает. Какая-то неизвестная композиция закончилась, и на ее место пришла другая — чарующая и волшебная. — Майлз, потанцуй со мной… — мягко просит Феникс, беря меня за руку. Но я неуверенно качаю головой и поднимаю глаза на всех собравшихся. — Давай… Мы просто хорошие друзья. Хорошие друзья тоже могут иногда просто танцевать… — повторяет он, подходя ближе. Я смотрю в эти синие, бездонные глаза, манящие и зовущие, заставляющие забыть обо всем и отбрасываю в стороны все сомнения, с осторожностью кладу свою руку на талию самого удивительного, самого лучшего человека на свете. Она, конечно, не такая выраженная как у меня, но этого и не нужно, ведь каждая линия, каждая впадинка, каждый изгиб, каждая родинка этого совершенного тела созданы для того, чтобы к ним прикасались и ласкали мои руки или губы. Ладонь Феникса уверенно скользит по моему плечу, слегка сжимая его, прижимая меня к себе — ближе, ближе… Свободные руки встречаются и сплетаются в едином порыве. Я держу его за талию так нежно, словно никогда не держал ничего более хрупкого и желанного. Медленно покачиваясь в такт музыке, мы смотрим друг другу в глаза, наслаждаясь каждым движением тел, которые со временем становятся одним целым. Время словно останавливается. — Я люблю тебя. Люблю так сильно, как никогда в своей жизни не любил никого другого, понимаешь? Больше мне никто не нужен кроме тебя. — Шепчут его губы прямо мне в ухо, обжигая его своим дыханием, заставляя задохнуться от этих слов. Шаги такие медленные, дыхание замедляется, а стук сердца Феникса я могу расслышать даже сквозь такую нежную музыку. Его глаза затуманиваются, он на секунду отводит взгляд, лицо становится необычайно серьезным, но он застенчиво улыбается и шепчет: — Майлз Эджворт, ты выйдешь за меня замуж? Мое сердце будто останавливается, отказываясь биться, потому что оно уже знает ответ. Оно знает, давно знало, с того самого дня, когда я заступился за этого маленького мальчика, выросшим в любящего и заботливого мужчину, который одной своей солнечной улыбкой может растопить морозные льдинки в моем сердце. — Хорошие друзья не женятся друг на друге… — шепчу я ему в ответ и делаю еще один шаг в танце, наклоняясь к нему так близко, что вот-вот, один только миг, и наши губы сольются в поцелуе. — Да… Мы просто лучшие друзья, — негромко усмехается он и еще сильнее прижимает меня своей теплотой, соблазнительно проводя бедром по моему, отчего по низу живота разливается легкое покалывание. — Майлз, выходи за меня… — Феникс… — Черт возьми, видел бы ты, как эпично этот букет проскользнул между рук всех столпившихся девушек и оттолкнулся от моих рук и рук Ларри… — с восхищением выдыхает он, покачивая бедрами. От его близости кружится голова. — О, боже, мой парень поймал свадебный букет… Это судьба. Ты — моя судьба… Мы должны пожениться. — Тише, тише, — я пытаюсь его успокоить, ласково поглаживая талию, спускаясь чуть ниже, задевая поясницу и следуя всем изгибам его тела. Мне уже хочется большего, кажется, я теряю над собой контроль. — Пожалуйста, не торопись, Феникс. Всему свое время. Сделаешь предложение, по крайней мере, в трезвом состоянии… — Да, я обязательно сделаю… Я накоплю на самое красивое кольцо с рубинами для тебя, любимый, для твоих тонких длинных пальчиков. — Взгляд Феникса отрывается от моих глаз и останавливается на губах. Его же пухлые красноватые губы приоткрываются, выдавая то, чего мы оба хотим на самом деле. Это выглядит слишком интимно, слишком многообещающе. — Майлз, поцелуй меня… прошу тебя, пожалуйста, — он жалобно умоляя, закрывает глаза в ожидании. Музыка все сильнее заводит его, он уже не пытается скрыть трения своих бедер о мои. Я молча смотрю на него, изо всех сил стараясь сдержать свое желание. — Дорогой, я не могу — здесь слишком много свидетелей… — пытаюсь объяснить я, хотя сам сгораю в жарком пламени от желания почувствовать его прикосновения и вкус губ. Он шумно вздыхает и приоткрывает глаза. В них нет ни упрека, ни боли, только разочарование. — Майлз… — говорит он с таким сожалением, обхватывая руками мою шею, нежно притягивая вплотную к себе, но я уклоняюсь, пытаясь высвободиться из его рук. — Не здесь, — сухо и коротко бросаю я, выпуская его из своих объятий, отстраняясь и возвращаясь обратно к столу. Нет, нет, нет — я главный прокурор, я не могу позволить себе поддаться влечению сердца. Что будет с моей репутацией в этом случае? Что будет с его репутацией? Наш стол уже пуст — внимание гостей привлек какой-то конкурс и только Батц с букетом лилий и фотокамерой уснул прямо на стуле, уронив голову на грудь и изредка вздрагивая. По нелепой неосторожности, когда я опускаюсь на свое место, моя ладонь задевает вилку, лежащую на тарелке, которая с грохотом падает на пол. Этот звук будто отрезвляет меня. — Я подниму, господин главный прокурор, — хихикает надо мной Райт и, наклонившись, проползает через висевшую на столе скатерть, ловко скрываясь из поля зрения. Я хмыкаю, удивляясь его проворству, потом провожу устало ладонью по лицу и резко вздрагиваю, ощущая как рука Феникса гладит мою голень, сжимая ее и поднимаясь выше. — Райт… ты совсем умом тронулся? — тихо и зло спрашиваю я, одергивая ногу. — Немедленно прекрати и вылези из-под стола. — А что такого? Разве ты этого не хочешь, Майлз? — сладко усмехаясь, он подползает ко мне и берет в свои руки пряжку ремня, расстегивая ее. Я резко хватаю его за запястья, с силой зажимая их в своих руках. — Идиот, отпусти меня… Ты пьяный. — Ты тоже, Эджворт, — его наглый смех вызывает во мне жгучее желание врезать ему так, чтобы он еще долго помнил этот вечер. — Я хочу сделать тебе приятно, совсем чуть-чуть, черт возьми. Дай мне тогда поцеловать тебя… — губы Райта касаются моего запястья, оставляя влажный след от языка. У меня перехватывает дыхание от этих горячих прикосновений. Мои пальцы сильнее сдавливают его запястья. — И взять твой шикарный член в рот… Так глубоко, насколько смогу. А потом сосать его до тех пор, пока твоя сперма не польется по моим губам… — Я… ненавижу тебя, — выдыхаю сквозь стиснутые зубы я, ослабляя свою хватку, и слышу его едкий смешок. Феникс сразу пользуется этим, убирая мои руки и расстегивая ремень. — Я тоже тебя очень люблю… Привстань, пожалуйста. Помедлив, я все же подчиняюсь и приподнимаю бедра, давая ему возможность спустить темно-зеленые брюки и оттянуть нижнее белье, обнажая мой полу-твердый член. Не успеваю полностью осознать эту мысль, даже подумать, что именно происходит, а губы Райта уже касаются головки, целуя и посасывая ее, одновременно проводя рукой, массируя и поглаживая. Эта ласка, как электрический разряд, заставляет меня вздрогнуть. Но мне нельзя и вымолвить ни звука — рядом спит проклятый Ларри Батц с камерой. Рука Феникса старательно и быстро скользит по всей длине моего члена, задерживаясь и мягко сжимая самые чувствительные места, заставляя меня тихо ахать в кулак и плотнее вжиматься в него. А затем я ощущаю, как влажный и горячий рот жадно обхватывает головку, жадно втягивая мой член так глубоко в себя, словно он собирается проглотить его целиком. Чувства захлестывают меня, лишая контроля. Член набухает и наливается кровью прямо во рту Райта, который с каждым движением все глубже и глубже засовывает его в свой рот. Остатки контроля тут же улетучивается, уступая место легким, почти неуловимым движениям моего тела навстречу этому ненасытному рту. Мое дыхание сбивается, грудь высоко поднимается, соски твердеют, а между ног становится влажно и слишком тесно. Тем временем его язык уже легко охватывает головку и двигается вдоль ее пика, исследуя ее гладкую поверхность. Изгибаясь и чуть не срываясь на громкие стоны, я беру его за волосы, крепко сжимая, зарываюсь пальцами в эту черную густоту. Райт и сам издает глухие и гортанные звуки, все больше ускоряя свой темп, забывая о всякой осторожности, полностью отдаваясь процессу. Я стискиваю зубы так сильно, так яростно, чувствуя приближение оргазма, что другой рукой вцепляюсь в стул, чувствуя как капелька пота катится по моей щеке… Все вдохи и выдохи с трудом пробиваются сквозь мой рот, вырываясь наружу хриплым дыханием. Феникс чувствует это, перемещая свое внимание снова к головке, продолжая умело ласкать ее языком и губами. На какой-то момент мое тело расслабляется, утратив контроль над собой и полностью доверившись движениям Райта, и мышцы тут же сводит новым приступом мощного и горячего оргазмического спазма. Судорожно хватая ртом воздух, я откидываю голову назад, рывком наклоняя голову Феникса на себя, вынуждая его проглотить сочащийся спермой член. Мышцы живота непроизвольно сокращаются, перед глазами все плывет и единственной опорой с реальностью становится Райт, который поглаживает мои дрожащие ноги. Словно в бреду, я приподнимаюсь и обратно натягиваю брюки, а Феникс спешно застегивает ремень, тоже делает несколько глубоких вдохов, встает и, тяжело опираясь на стол, опускается рядом. Поднимая на его лицо глаза, я ужасаюсь — по его пухлым губам стекает мутно-белая струя спермы прямо на подбородок. Я смотрю на него в оцепенении, не в силах оторвать глаз от этой картины. Но потом, опомнившись из-за бормотания спящего Батца, беру со стола салфетки и тщательно вытираю измазанного Феникса, который расплывается в идиотской улыбке. В ту же секунду я опускаю взгляд вниз, и вижу совершенно четко обтянутую эрекцию тканью синих брюк. Прокашлявшись, он облизывает губы и вздыхает: — Майлз… Мне больше не нужно ничего говорить, я молча киваю в ответ, смиряю взглядом зал, убеждаясь в том, что в нашу сторону никто не смотрит, хватаю Феникса за руку и тащу в уборную. Дверь со стуком захлопывается за нами, мы с облегчением переводим дыхание и смотрим друг на друга, по-ядовитому ухмыляясь. Звук щелкнувшего замка приводит меня в чувства, я надвигаюсь на Райта, сверкая глазами в тусклом свете, заливающем помещение. В предвкушении сглатывая, он отходит и прижимается к раковине, всем своим видом показывая, какое удовольствие ему доставляет этот момент. Когда я приближаюсь к нему, его взгляд скользит по моему лицу, заостряя внимание на моих губах, которые в это время все сильнее изгибаются в самодовольной ухмылке. Он глубоко выдыхает, обдавая меня горячим опьяняющим дыханием, затем хрипло произносит: — Поцелуй меня, Майлз. Я так давно этого жду — весь день мы провели вместе, а твои губы так и остались для меня недоступны. Ну же, зацелуй меня до потери пульса… Это его последние слова, после которых я не задумываясь привлекаю его к себе и целую, ощущая вкус его солоноватых и мягких губ. Его руки обвивают мою талию, очерчивая пальцами контур тела. Поцелуй становится все более глубоким, я становлюсь настойчивее, наваливаясь на него всем телом, кусая и оттягивая его нижнюю губу, вызывая в нем низкий стон и заставляя приоткрыть рот шире, позволяя языку проскользнуть между нашими ртами и коснуться его языка. Мои руки поглаживающими движениями перемещаются вниз по его сильной груди, прижимаются к плоскому животу, выписывая на прессе незамысловатые узоры, а затем выдергивают заправленную в брюки рубашку, зловеще подкрадываясь к паху. Еще несколько резких движений — и Феникс отрывается от моих губ, ощущая разгоряченной кожей прохладу воздуха и делая судорожный глоток. Но меня не заботит его реакция — я уже не могу остановиться, снова впиваясь в его рот своим и вжимая его тело сильнее в раковину сзади нас. Каждая трещинка на сухих губах Феникса отражает поток моих чувств и желаний — эти губы до такой степени горят, они красные и распухшие, их хочется целовать вновь и вновь. Рука без особого усилия сжимает напрягшийся член, медленно растирая весь выделяющийся предэякулят по гладкой коже, заставляя его истошно подрагивать под моими пальцами. Райт мычит прямо мне в рот, постанывая и испуская глухие стонущие звуки, которые вибрацией отзываются у меня в горле. Словно дразня, мои движения такие тягучие и медленные, заставляя Райта выгибаться навстречу. Он отпускает мою талию, опираясь на раковину и пытаясь хоть немного вернуть контроль в этой издевательской ситуации — он сам раскачивает бедрами, пытаясь поймать баланс и установить более быстрый темп, но я этого, естественно, ему не даю сделать, расслабляя руку и еле касаясь члена. — Майлз… — разрывает поцелуй его хриплый голос, — что ты со мной делаешь… — Да, Феникс? — довольная ухмылка украшает мое лицо, когда его глаза снова встречаются с моими. — Ты… что-то хочешь? — Черт, да! — тяжело дыша, отвечает он, яростно ерзая бедрами, — пожалуйста… я так люблю твои элегантные руки, пожалуйста, Майлз… не своди меня с ума… дай мне кончить… — Как пожелаешь, дорогой. Я снова обхватываю его член рукой, сжимая и надавливая в нужном месте, наблюдая за его лицом — оно мгновенно преображается: он закусывает раскрасневшуюся нижнюю губу и втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Ритм моих движений становится резче, я снова целую его, но это совсем не тот поцелуй, который можно было бы назвать поцелуем — он совсем небрежный, грязный, быстро переходящий в агрессию. Слюни текут у него по подбородку, у меня с уголков губ. Я чувствую как мышцы его сжимаются, Феникс внезапно запрокидывает голову назад и стонет, а я только увеличиваю давление и скорость движений, постепенно приближаясь к развязке. Однако в этот момент раздается такой грохот, который заставляет меня зажмуриться, испуганно отдергивая руку. Неожиданно я перестаю ощущать тепло Райта рядом, и слышу только гулкое биение собственного сердца. Открываю глаза, понимая, в чем дело: Райт сломал раковину — она упала на пол вместе с ним. Он, со спущенными штанами, расселся на плитке средь огромных осколков, упираясь в нее руками, тяжело и часто дыша. В ужасе я сразу опускаюсь к нему, убирая с лица темные пряди волос. — Ф-Феникс, ты сильно ушибся? Тебя не… не задело осколком? — с трудом сглаживая панические нотки в своем голосе, спрашиваю я, обнимая его за плечи. Подняв глаза и увидев мое обеспокоенное выражение, Райт расплывается в широкой улыбке. — Я в порядке… Только копчик немного побаливает, но до свадьбы заживет, милый… — Мой идиот… — облегченно выдыхаю я и целую его в лоб. Кажется, ничего страшного не произошло. Разбитая раковина — не самое серьезное из того, что могло с нами случиться. — Ты можешь встать? Может попросить у официанта льда? — Майлз, ты слишком обо мне волнуешься, — говорит Феникс, крепче обнимая меня. — Я встану, встану… только я так и не кончил, — он издает нервный смешок, тем самым заставляя меня вздохнуть. — Ты серьезно сейчас думаешь об этом? — я ловлю его взгляд, недовольно хмуря брови. — Дома продолжим, Феникс. — Да… Давай убираться отсюда поскорее, пока никто не понял, что это мы убили раковину… к тебе домой… — Пожалуйста, называй эту квартиру нашим домом, пока ты в ней живешь, договорились? — Я… Хорошо, с удовольствием, Майлз, — обворожительная улыбка касается его губ, заставляя мое сердце сладко замирать в груди. Я встаю и поднимаю с пола Райта, помогая привести его внешний вид в порядок. Он вдруг заливается очаровательным смехом, от которого слегка улыбаюсь и я. — Только с нами могло такое произойти… Какие мы с тобой идиоты! Столько приключений за этот день… И нас они еще будут ждать в спальне… — Феникс… Только не напоминай мне про этот позор завтра утром, — виновато прошу я его, морщась при виде раскиданных по полу осколков, но Райт только еще сильнее смеется, роняя голову мне на плечо. — Я серьезно, иначе… — Плюнешь в меня? Да, сделай это, Майлз, черт возьми, мне это действительно понравилось… — О… Боже. Мне… мне тоже.