Утренние лучики солнца, проникнув в комнату, ласково рисовали на моем лице золотистые тени. Яркий ослепляющий свет рассеивал остатки сна, а веки казались слишком тяжелыми, чтобы открыться. Я откинулся на подушку, неохотно зевая, и отмечая, что она подо мной ощутимо мокрая. Натянув одеяло до подбородка, я попытался сосредоточиться на уже набившем оскомину сне, но перед глазами все еще плясали солнечные бабочки, а в голове вдруг стали возникать какие-то смутные обрывки неясных мыслей, которые заставили меня все-таки раздраженно открыть глаза. Сейчас уже ничто не казалось мне таким отвратительным, как утреннее пробуждение. И только совсем тихое, еле уловимое сопение рядом со мной вызывало легкий трепет.
Не без труда повернув голову, чтобы осмотреть мирно спящего удивительного мужчину, который также спал на спине и уткнулся щекой в мое плечо, поджав губы, словно маленький ребенок. Даже сонный он выглядел слишком сексуальным: серые волосы мягкими волнами падали на его лицо, закрывая изящные очертания с удивительно правильными чертами, веером рассыпались по подушке, а бледная кожа была гладкой и нежной, похожей на мрамор. И, только вглядевшись, можно было увидеть несколько родных морщинок в уголках глаз. Его кадык чуть дернулся, когда он сглотнув, приоткрыл рот, тихонько втягивая в себя воздух. Зачарованный, не в силах отвести от него взгляда, разглядывая каждую черточку этого безупречного лица, мои губы сами собой растянулись в мягкой улыбке.
Именно такого Майлза Эджворта я безмерно любил, ведь чтобы Майлз не одел, как бы он роскошно и эффектно не выглядел, главное в его красоте было другое — близкая к сердцу простота. Одна только мысль о том, что его таким — с растрепанными волосами и расслабленным лицом, все так же безмятежно спящим рядом со мной — способен лицезреть только я, вызывала у меня невыразимый восторг. С осторожностью я пригладил его непослушную шелковистую челку, провел ладонью по мягкой и удивительно бархатистой коже его щеки и только потом осмелился убрать руку, услышав сквозь сон его тихое хмыканье. Его короткие брови мгновенно сдвинулись, лицо стало по милому серьезным, тонкие изощренные губы сжались, образовав узкую и жесткую линию. Мне очень хотелось поцеловать его в это милое лицо со складочкой меж бровей, запечатлеть на этих губах невесомый поцелуй и насладиться этим счастьем вместе с ним. Но у Майлза, видимо, были свои планы — глубоко вздохнув, он повернулся на бок и, уткнувшись лицом в подушку, затих.
Я восхищался им дольше, чем стоило бы, нежно перебирая пальцами серебристые пряди и прислушиваясь к его спокойному и размеренному дыханию. Редко когда можно было застать Майлза спящим — он всегда встает с первой же утренней нотой, минута в минуту, будто каждое утро для него — самый важный и любимый момент жизни, а потом начинает медленно и бесшумно собираться. Только его прощальный поцелуй в лоб, который он дарил мне перед уходом, мог на миг меня разбудить, заставить насторожиться и растаять в нежной улыбке, еще несколько секунд с тоской ощущать аромат его дорогого ментолового одеколона, смотря на дверь, за которой он исчезает.
Именно в этот момент я осознал, что полностью обнажен, едва прикрыт только сверху одеялом, которое прижимаю к себе. Майлз, к счастью, тоже. Стараясь не разбудить его, не нарушить магию момента, крепко зажмурив глаза, пытаясь усилием воли перебороть сладостный дурман, охвативший все мое существо, медленно встал с кровати, сделал шаг и чуть не упал, коснувшись ногами холодного пола. Моя одежда кучей была свалена рядом, прямо возле кровати. Почему-то это заставило меня широко улыбнуться, издав при этом тихий смешок.
Нагнувшись, взяв все свои тряпки в охапку, поспешно натянул их на себя находу, чуть пошатываясь, добрался до ванны и замер в ожидании, глядя на свое отражение в зеркале. Багровые засосы ярко выделялись на моих ключицах и груди, следы укусов слегка виднелись, создавая четкий и недвусмысленный рисунок. К лицу медленно приливала кровь, дыхание становилось все громче и глубже от накатывавших воспоминаний о вчерашнем вечере: я вернулся домой после расследования очень поздно, время близилось к полуночи, а Майлз, напротив, рано, проведя весь вечер в одиночестве за стопкой отчетов. Конечно, от него не укрылись мои вечерние подвиги — я сам обратился к нему за помощью, попросив дать местным полицейским указание о том, чтобы мне предоставили доступ к месту преступления. Впоследствии он и наказал меня за эти самовольные действия, за использование его полномочий, сурово выговорив и хорошенько трахнув для профилактики.
Наскоро умывшись и приведя себя в относительный порядок, из ванной я направился на кухню, ощущая в теле приятную легкую слабость, наверное, после такого наказания. На стойке в прихожей я нашел мобильный и вздрогнул, увидев на дисплее время — десять минут шестого. Как я мог так рано встать?! Раньше будильника и завтрака я обычно не встаю.
За окном светило солнце, легкий прохладный ветерок колыхал занавески. Кухня встретила меня безжизненной тишиной и идеальной чистотой. Майлзу явно было скучно тем вечером…
Почувствовав резко зубную боль, я налил из графина в стакан воды, бросил в рот таблетку аспирина и жадно запил ее водой. Опираясь рукой о стол, я включил электрический чайник, положил в две кружки пакетики с чаем и насыпал в красивые черные тарелки разноцветные бублики хлопьев, остатки которых неожиданно нашлись в шкафу. Что ж, завтрак был готов.
Чуть морщась от боли, я вернулся в спальню, предвкушая, какой прием меня ожидает, но Майлз также сладко спал. Одеяло полностью сползло с его плеч, открывая мощные мышцы груди и живота, поросших серебристыми завитками. Не удержавшись и наклонившись над спящей фигурой, я резко стянул с него одеяло, наслаждаясь видом его обнаженного тела. Майлз поморщился и приоткрыл глаза — его сонный взгляд на секунду остановился на мне, после чего он опять зажмурился, сделав вид, что не заметил моего присутствия. Я улыбнулся и, даже не задумываясь, взгромоздился на него сверху, прижимаясь грудью к груди. Он лишь вздохнул, приобняв меня за плечи.
— Доброе утро, Майлз, — прошептал я и нежно поцеловал его. Теплые губы лениво раскрылись в ответ, отвечая на поцелуй, его руки плавно сомкнулись вокруг моей талии. Это было так приятно, так упоительно… Но вот он вздрогнул, отстранился и посмотрел на меня своим прекрасным, тяжелым и властным взглядом.
— Ты не побрился, — с осуждением сказал он, откидывая светлые волосы со лба.
— Это моя повседневная щетина. Неужели тебя это так пугает? — поддразнил я его, поглаживая рукой бледную шею, на которой также красовались багровые следы от моих губ.
— Разумеется, нет, однако… Избавь меня от своих поцелуев, пока на твоем лице еще есть щетина, — совершенно серьезно произнес Майлз, зевая и потягиваясь подо мной.
— А как же любовь? — изогнул я бровь, с интересом глядя, как щеки любимого покрываются румянцем. — Я ведь люблю тебя. Как ты можешь быть со мною так суров? Или ты только свои отчеты любишь?
— Возможно… — усмехаясь, он приподнялся на локте и, оттягивая мою футболку, несколько раз горячо поцеловал меня в ключицу, где на этом месте красовалась метка с отпечатком его зубов, а затем задумчиво добавил: — Нужно оформить некоторые бумаги. У меня сегодня важный день.
Негромко рассмеявшись, я коротко поцеловал Майлза в нос и зарылся лицом в его серые волосы. Ну вот, начинается. — Ты называешь меня чокнутым, а сам ведешь себя точно так же, а может еще хуже. Неадекватный, конченный, сумасшедший трудоголик, — выдохнул я ему в ухо, старательно выговаривая каждое слово. Майлз язвительно засмеялся, сильнее сжимая мою талию. — И в этом ты весь… Только ты просыпаясь, думаешь о гребаных отчетах.
— Я как раз адекватный, мистер лентяй, уверяю тебя…
— Вообще-то меня зовут Феникс и сегодня меня ждет судебное заседание в десять часов.
— В таком случае, Феникс, поздравляю тебя с появившейся работой. Может быть, теперь ты наконец начнешь работать?
Одним уверенным ловким движением Майлз опрокинул меня на спину, нависнув надо мной, словно башня. От его взгляда, горящего безумным огнем, у меня перехватило дыхание, особенно после того, когда он без церемоний впился в мой рот в долгом и страстном поцелуе. Его руки заскользили по моему телу, касаясь резинки шорт, стали медленно и настойчиво стягивать их с моих бедер, и я невольно застонал, выгибаясь навстречу его рукам, помогая ему справиться с тонкой тканью. И когда они наконец упали на пол, я уже ничего не мог поделать с собой и развел ноги, предлагая ему себя, вызывающе глядя в прекрасное и строгое лицо любимого. Майлз на мгновение прекратил поцелуй, всматриваясь в мои глаза и прикусывая нижнюю губу. Неожиданностью стало то, что его эрекция заметно увеличивалась, тягостно давя на мою собственную. Тонкие губы Майлза чуть изогнулись в ухмылке, затем он сомкнул их вокруг моего соска, слегка прихватывая его зубами, отчего я зашипел от наслаждения.
В этот по комнате громким эхом раздался раздражающий звук будильника, который в этот момент, я клянусь, выкинул бы в окно, будь я в состоянии сдвинуться с места. Опомнившись, Майлз оторвался от моей груди, мрачно глядя на будильник, будто от его взгляда он мог превратиться в камень, осторожно сел и выключил его… Я расстроенно вздохнул и прикрыл ладонью вспыхнувшие щеки, запоздало осознавая, насколько все происходящее с нами чертовски нелепо…
— Феникс, пойдем примем холодный душ… — хрипло сказал Майлз, вставая с кровати, поднимая свой халат с пола и накидывая, не потрудившись даже запахнуться. Нервный смешок сорвался с губ, стоило мне увидеть стройную подтянутую фигуру с ничем не прикрытой эрекцией.
— Х-холодный душ? — глупо повторил я, одергивая на себе футболку и пытаясь поймать его взгляд. Несколько секунд мы стояли неподвижно, глядя друг на друга, потом он опустил глаза.
— Это поможет снять сексуальное напряжение… Пойдем. Мне нельзя опаздывать, — достаточно спокойно ответил он, направившись к двери. Расстроенный, но покорившийся судьбе, я двинулся следом.
Прохладная и чистая вода с болью обдавала мое тело, успокаивая возбужденную плоть. Кажется, это было самое неудачное утро в моей жизни. Пока я приходил в себя под легкими ударами воды, Майлз успел помыть голову и теперь молча стоял у раковины, тщательно занимаясь своим долгим и трудоемким делом: втирал гель для укладки в спутанные мокрые волосы, покусывая губу и недовольно хмурясь, а затем принимался за свое лицо, нанося пенку для очищения кожи, тоник, гидрогелевые патчи и прочую фигню, которая обычно наводила на меня скуку. Когда я вышел из душа, он уже взял в руки фен, готовый начать сушить свои мокрые густые волосы.
— Давай я тебе помогу, — предложил я, выхватывая у него фен, поворачивая его к себе спиной и усаживая его на стул перед туалетным столиком. Он послушно откинулся на спинку, закидывая ногу на ногу.
— Только… Осторожнее, пожалуйста… — тихо попросил Майлз, рассматривая наше отражение в зеркале. Небольшое смущение расцвело на его красивом, влажном, от всех процедур, лице.
— За кого ты меня принимаешь? — весело отозвался я. — Разве я похож на идиота? — наклонившись к нему, я откинул серебристые пряди, упавшие на лоб, мягко целуя висок.
— Ты такой и есть, причем полный идиот… — губы Майлза тронула чуть заметная улыбка, в которой сквозила робкая нежность. — Из-за тебя я тоже потерял голову и стал идиотом. Это ты во всем виноват… — его голос был ласков, не звучал так как в зале суда, когда он кого-то обвинял.
— Ну еще бы. Конечно, во всех твоих бедах именно я виноват, — я аккуратно пропустил пряди волос через расческу, стараясь не причинить боли своему любимому и просушивая их феном. — В конце концов, если бы я не увивался вокруг тебя, как влюбленный щенок, ты, возможно, никогда не посмотрел бы на меня даже…
— Можешь считать меня полным идиотом, но… — он замолчал, снимая с лица патчи, разглаживая свою кожу и поворачиваясь ко мне. — Когда ты подошел ко мне в тот день после суда, у меня возникло такое ощущение, точно все во мне перевернулось. Я впервые почувствовал, как в легких не хватает воздуха и мир вокруг кажется таким… таким далеким рядом с тобой. Сердце было словно объято пламенем, а губы сами расплывались в дурацкой улыбке. — Майлз, придаваясь воспоминаниям, мечтательно улыбнулся, проведя кончиками пальцев по своим губам. Улыбка не сходила и с моего лица. — Наш первый поцелуй был неловким и скомканным, хотя… Мне очень понравилось, это было по-настоящему чудесно… Ты все время улыбался, точно так же как и сейчас. Ничего не изменилось… — усмехаясь, Майлз повернулся обратно к зеркалу, нанося на лицо слой дневного крема.
Его волосы в меру высохли, поблескивая при каждом движении, придавая его лицу приятную мягкость. От них пахло ванилью и лавандой — так вкусно, словно эти волосы были вымыты именно этими ингредиентами. Мысль, что мои волосы пахнут точь-в-точь как его, несколько меня забавила.
— Все осталось по-прежнему, да… Только через сколько разочарований, обид и боли нам пришлось пройти, чтобы прийти к этому? Мы оба потеряли все, ради чего жили и нам потребовалось, твою мать, шестнадцать лет для того, что бы быть вместе! — в моей душе царило удивление — даже не столько тем, через что нам пришлось пройти, а сколько это заняло времени, потраченного на весь идиотизм.
— Я сам удивляюсь, сколько всего произошло за этот срок… Как я старался забыть и вычеркнуть тебя из своего сердца, разделить жизнь на «до» и «после», полагая, что прошлое было просто нелепым и безвозвратно ушедшим сном. Искал тебе замену… — грустно улыбнулся Майлз, поднимая на меня полные печали глаза.
— Да… Тебе просто нужно было встречаться с парнями получше… — со вздохом сказал я и неспешно поцеловал его в губы, чувствуя, с какой нежностью он отвечает на мой поцелуй.
— Это именно то, что я уже сделал, — с облегчением признался он, обнимая меня за шею и притягивая к себе для еще одного долгого поцелуя. — И побрейся, Райт, это отвратительно.
Он забрал из моих рук расческу и фен, и увидев мои губы, которые так старательно пытались сдержать судорожное хихиканье, засмеялся. Этот смех, такой мелодичный и глубокий, от которого по спине пробежали мурашки, был мне так приятен — по нему было понятно, насколько Майлз счастлив.
— Твой смех — самое лучшее и удивительное, из того что мне приходилось слышать в своей жизни… Ну, а еще стоны, да, — добавил я, игриво подмигнув ему, пока он надевал контактные линзы. Теперь он выглядел идеально, как и обычно. Чертовски привлекательный мужчина. — Я приготовил завтрак…
Майлз с сомнением повернулся, пробежавшись по мне внимательным взглядом и нахмурив брови. Словно решая, стоит ли доверить мне такую огромную ответственность, но он вдруг мягко улыбнулся. — Надеюсь, не хлопья? Я выбросил вчера все упаковки…
— Одну пропустил… Радужные колечки остались… — смущенно пробормотал я, хихикая, когда он улыбнулся еще шире, обнажая красивый белоснежный ряд зубов. Так, за руку, мы дошли до кухни, на ходу обмениваясь улыбками.
Увидев разложенный на столе завтрак, он едва не поперхнулся и, почувствовав накатившую слабость, ухватился за мою руку. Несколько секунд он стоял как вкопанный, оценивая взглядом аппетитные бублики хлопьев, плававшие в молоке, в черно-глянцевой тарелке. Потом его глаза медленно сфокусировались на мне и он сглотнул.
— Феникс, эти тарелки предназначены для салата или холодных закусок…
— По-моему, хлопья с молоком — это не горячее блюдо, — почесывая подбородок, задумчиво ответил я, чем заслужил легкий сердитый взгляд. — Ну… они же глубокие…
Он подошел к столу, поднял пластинку аспирина, вопросительно поворачиваясь в мою сторону. — Позволь узнать что это такое? Почему ты не убрал их на место? — лицо Майлза приняло скептическое выражение, брови изогнулись. Я вздохнул, молясь про себя, чтоб он не начал задавать еще более дурацких вопросов.
— У меня просто… болела голова… — сделав совершенно невинный вид, соврал я. Черт, в зале суда блефовать намного проще… И, черт, я вру Майлзу…
Кажется, сработало. Майлз, хмыкнув, убрал таблетки в аптечку и с хмурым, как небо перед грозой, видом принялся за приготовление тостов. Аромат свежего хлеба, смешиваясь с клиновым запахом сиропа, невероятно дразнил аппетит. Разрезанные на ровные ломтики ягоды клубники и голубики соблазнительно украсили хрустящую корочку. Мы молча сидели друг напротив друга, отдавая должное завтраку, Майлз изящно расправлялся с тостом ножом и вилкой, время от времени слизывая красные капельки, а я же, с умильной улыбкой наблюдавший за его манипуляциями, будто закончив голодовку, наслаждался едой, все было хорошо, пока… Пока Майлз не отпил глоток чая и не поморщился, свирепо уставившись на меня.
— В чем дело, Майлз? Тебе не нравится мой чай?
— Не смей называть эту ужасную безвкусицу чаем, — прошипел он, промокнув губы салфеткой. Глаза его холодно заблестели, и я понял, что, кажется, заварил «тот самый отвратительный чай». — Если ты еще раз позволишь себе подобное, я больше не буду делить завтрак в твоей компании.
Он уже хотел было встать из-за стола, но я попытался ему помешать, крепко схватив его за руку. Он с подозрением посмотрел на мою ладонь, затем перевел взгляд на мое лицо, выражение которого не изменилось. — Послушай, там осталось всего лишь пару пакетиков, их нужно допить… совсем немного, правда… да, и не такой уж он ужасный… — горячо заверил его я, пользуясь секретным оружием — ясной понимающей улыбкой. Какое-то время мы играли в гляделки, после чего он демонстративно прокашлялся в кулак, опустил взгляд и занялся чаем. — Ну вот, видишь, не так плохо…
— Издеваешься? — с горечью спросил он, доедая хлопья с молоком.
— Нет, но я рад, что ты…
— О, Райт, я не сомневаюсь, что мои страдания приносят тебе огромное удовлетворение, — Майлз драматично с обвинением указал в меня ложкой, отчего я чуть не подавился от смеха. — Знай, я выброшу этот чай прямо в мусоропровод, стоит тебе только заикнуться о том, чтобы разделить трапезу со мной. Понятно?
— Более чем, господин главный прокурор, — со смешком ответил я, допивая остатки чая. В два глотка опустошив свою чашку, он развернулся на стуле и стремительно покинул кухню — она сразу же наполнилась какой-то тяжелой тишиной без Майлза. Я провел ладонью по лбу, избавляясь от выступившей испарины и, собрав всю посуду в раковину, наскоро вымыл ее, как раз к тому моменту, когда Майлз стоял в прихожей, завязывая жабо и поправляя свой бордовый пиджак. Подойдя к нему сзади, осторожно обнял за талию, желая привлечь его внимание к себе. — Майлз…
Он неловко повернулся ко мне, и я сразу притянул его к своей груди, касаясь губами его губ. Целуясь, мы все теснее прижимались друг к другу. На несколько мгновений наши губы слились воедино, а потом он взял меня за подбородок и чуть повернул мою голову в сторону. Облизав губы, посмотрел мне в глаза.
— Как бы мне это не нравилось, я не позволю тебе испортить мой пунктуальный распорядок дня своим экстравагантным поведением. Я и так должен был выйти из дома две минуты назад.
— Ох, боже, какой ужас —
две минуты! Прошу прощения, господин прокурор, только вот… мне совсем не стыдно, — прошептал я в ответ, аккуратно убирая челку с его лица. Майлз едва заметно усмехнулся, высвободился из объятий и направился к двери. — Подожди!.. Тебе может нужна помощь? Я мог бы прийти после суда к тебе…
— Нет, в этом нет необходимости, спасибо. Феникс, — требовательные нотки в его голосе заставили меня напрячься, когда он остановился в дверях, словно ожидая какой-то реакции. — Скорее всего я задержусь… Приготовишь, пожалуйста, нам ужин? И… ванну с пеной к моему приходу?..
Я облегченно вздохнул и поспешно закивал. — Конечно! Хорошего дня, Майлз. Буду ждать тебя с нетерпением…
— Хорошего дня, Феникс, — отозвался он, чмокнув меня в щеку. Закрыв за ним дверь, несколько секунд стоял на месте, вдыхая аромат мятного парфюма. В глубине сердца тоска разлилась едкой свинцовой желчью, но я заставил себя улыбнуться и не торопясь начать самому собираться на работу.
***
Запах жасмина и миндаля заполнил ванную комнату, когда я, задув спичку, убедился в идеальности сделанного. Свечи озаряли помещение неяркими оранжевыми бликами, лепестки роз разбросанные по полу тянулись по коридору, как длинный шлейф. Ванна с пеной, засыпанная лепестками, выглядела чересчур заманчиво, чтобы я мог устоять перед соблазном, но нужно было дождаться Майлза. Я накинул длинный махровый халат и уселся на край ванны с задумчивым вздохом, вслушиваясь в потрескивание свечей.
Было уже десять часов вечера, а его все не было дома. Время тянулось мучительно медленно, в конце концов я начал беспокоиться, что с ним произошло что-то страшное и трагическое, а может он хотел отомстить мне за вчерашнее… Конечно, думать о таких вещах не следовало — Майлз всегда был предельно точен и осторожен, он бы не стал подвергать себя опасности и рисковать своим временем. Поэтому когда от него пришло сообщение, что он освободился и скоро будет, я с ощущением легкости перевел дух и наполнил ванну, устроив при этом максимально романтическую обстановку, какую только мог.
Громкое «Черт» заставило меня подпрыгнуть и схватиться за сердце, отчего я чуть упал в ванну. Оправившись от испуга, я сразу выскочил из ванной и замер в пороге, впившись взглядом в разувающегося Майлза, сидящего на банкетке возле столика. Вид у него был ужасен — темные круги под глазами, волосы растрепаны, лицо неестественно бледное. Он поднял на меня усталые глаза, и его губы шевельнулись в легкой усмешке.
— Отвратительная привычка кидать ключи в поднос на столике теперь благополучно перешла ко мне… — сказал он, поднимаясь и вешая пиджак на вешалку. — Это ужасно, Феникс… Я становлюсь все больше похожим на тебя…
— Майлз, ты дома! — воскликнул я и бросился к нему с объятиями, прижимаясь щекой к его щеке, крепче прижав к себе. Майлз ответил на мои объятия, обхватил руками за талию и притянул к своей груди. Так мы простояли несколько минут. Мне ужасно не хватало его, живого, теплого и любящего. Потом я отстранился, начав снимать с него всю одежду, целуя его повсюду, куда только доставали мои губы. — Ты выглядишь очень усталым, пойдем примем ванну? — Майлз кивнул, помогая мне расстегнуть ремень на его брюках и снять их вместе с боксерами, оставив его полностью обнаженным. — Может ты хочешь выпить вина? Я положил его в холодильник для ужина, но… если хочешь, возьмем бутылку с собой.
— Я не отказался бы от бокала вина, ты прав. Иди, я сам справлюсь. — Он подтолкнул меня в сторону ванной комнаты, провожая взглядом.
Больше не теряя ни секунды, я вернулся в нее, с удовольствием втянул в себя густой аромат свеч и, скинув с плеч халат, шагнул в наполненную паром пушистую ванну. Майлз минутой позже вошел следом за мной, держа в руках бокалы с темно-красным вином.
— Свечи, розы, вино… Какой изысканный антураж для моих чувств, — чуть насмешливо протянул он.
— Да… Я знал, что ты вернешься домой уставшим и хотел сделать тебе приятный сюрприз…
— И кто же все это будет убирать? — с нескрываемым наслаждением он опустился между моих ног, откидываясь спиной на мою грудь. Наконец мы были вместе.
— Ну-у-у… это будет потом… — посмеиваясь, я сделал глоток прохладного вина. — А так, все в твоих руках, милый.
— Что ж, мне на этот счет не привыкать. Прекрасно, это действительно приятный сюрприз, Феникс — заставить меня убираться после тяжелого рабочего дня.
— Ладно, не ворчи, я завтра все уберу, — поставив бокал на бортик ванной и взяв в руки мочалку, я начал намыливать шею и плечи любимого, в то время как он потягивая вино, прикрыл глаза и откинул назад голову. — Как прошел твой день? Почему ты вернулся так поздно?
— Тяжелый день… Сегодня был убит посол Австралии. Судя по всему, убийца действовал не в одиночку.
— Держу пари, это дело будет раскрывать мой самый лучший на свете парень, — усмехнулся я, проводя мочалкой по его телу. Губы Майлза слегка приоткрылись, выпуская бессильный вздох. Он таял в моих руках как сливочное мороженое, медленно растекаясь в теплой воде.
— Безусловно… А как прошел твой день? Как суд?
— А, да оправдательный приговор, ничего особенного. Решающим доказательством стали спички, которые я нашел на входе в здание суда. «Свидетель» их обронил.
— Надеюсь, это не те спички, лежащие у нас на раковине…
— О, нет, — я засмеялся, утыкаясь в шею Майлза, чувствуя, как пульсирует под нежной кожей сонная артерия.
Вино, ванна с пеной, горячее дыхание и, главное, близость его тела — все настраивало на лирический лад. Сам не заметив того, я стал покрывать поцелуями его шею, постепенно спускаясь все ниже к плечу. Кажется, даже дыхание мое участилось… Майлз вдруг повернулся ко мне, вслепую ища мои губы, и я сократил расстояние между нами, поймав его губы своими. Внизу живота зарождалось знакомое сладостное томление. Угол был довольно неудобным, но я был готов вытерпеть все что угодно, лишь бы не упустить этот миг. Только Майлз терпеть видимо не собирался — прервав поцелуй, он нашел в себе силы перевернуться и лечь на меня, вновь неистово впившись мне в губы. Его язык бесцеремонно вторгся в мой рот, проходясь по зубам и небу, дразня и одновременно вызывая возбуждение.
Что-то горячее коснулась моего твердого члена, заставив меня негромко застонать в его рот от накатившего вожделения. Это был такой же нетерпеливый и вставший член Майлза. Обхватив меня за плечи и вцепившись руками в мои волосы, он целовал меня так страстно, словно мы не виделись десять лет, а то и больше. Сладкий яд этих губ ослеплял и лишал воли. Я уже ничего не соображал, отдавая всего себя этому испепеляющему пламени, которое распространялось во мне все глубже. Его член пульсировал в такт моему, медленно скользя взад и вперед, сводя с ума нас обоих. Не в силах больше сдерживаться, я просунул руку между нашими телами и, обхватив ладонью его и свой собственный член, крепко прижимая друг к другу, сделал несколько глубоких резких движений, от которых Майлз содрогнулся и отстранился.
— Ф-Феникс, ты… Ах… — только и смог произнести он, до боли сжимая мне плечи.
Я приподнялся, целуя его дрожащие губы, продолжая ритмично двигать рукой по содрогающимся членам. Мы глухо стонали в губы друг друга, пока оба не начали задыхаться от охватившего нас наслаждения и не разорвали поцелуй одновременно. Вода в ванной уже давно остыла, пена осела, но это не помешало бы нам в этой ситуации. Я откинул голову, чувствуя приятную истому во всем теле и быстрее задвигал рукой между наших влажных тел, надавливая пальцами сильнее на чувствительные головки. Майлз изогнулся, прижимаясь всем телом ко мне, в невероятном спазме. От его стонов у меня темнело в глазах.
Нарастающий с каждым мгновением экстаз обжигал тело как раскаленное железо, заставляя повторять движения руки все яростнее. Кончики пальцев на ногах сами собой поджались и я, издав протяжный громкий стон, кончил, сотрясаясь от невыносимого наслаждения, проваливаясь в бездонную черноту. Сердце остановилось, ноги ослабли и все вокруг меня поплыло, расплываясь и теряя очертания. Последнее, что я почувствовал, было ощущение тепла, разливающегося по ладони, и то, как Майлз опрокинул свою голову на мою грудь.
Когда сознание ко мне постепенно вернулось и дыхание восстановилось, я прижался к макушке Майлза и облегченно вздохнул, наслаждаясь запахом влажных серых волос. Стук его сердца постепенно успокоил меня.
Ласково проведя ладонью по шее Майлза, задержавшись на груди, где билось единственное в мире настоящее сердце, дарившее мне любовь и покой, я улыбнулся, окунувшись в теплое небытие.
— Ну что, детка, поужинаем? — встречаясь взглядом с его выразительными глазами, подмигнул я. Они слегка расширились, а щеки окрасил густой румянец.
— Только после того, как смоем с себя воду смешанную со спермой, мой дорогой.
Ополоснувшись, мы вышли из ванной и первым делом Майлз отправился в спальню, чтобы одеться, а я на кухню, чтобы разложить аппетитную пасту с кубиками курицы по двум тарелкам и наполнить бокалы остатками вина. Вдруг зубная боль, острая и мучительная, пронзила меня, вынуждая стиснуть зубы и опереться на кухонную тумбу. Прикусив нижнюю губу, дрожащей рукой я открыл шкафчик и взял аптечку. Обыскав все, я не нашел аспирина и в ужасе вздрогнул, когда услышал властный голос Майлза: — Ты ищешь это? — в руке он держал пластинку таблеток, из-за которой я и испытал сейчас такое разочарование. Нахмурив брови, он продолжил: — Что происходит? Ты меня за дурака держишь и думаешь, что я не чувствую как ты мне нагло врешь? Зачем ты употребляешь эту гадость?
Чувство стыда и унижения затопили меня, но еще хуже был оправданный гнев Майлза — я ведь правда его обманул. Стараясь не глядеть ему в глаза, я лихорадочно провел по своим волосам, пригладил слегка сбившиеся пряди и постарался взять себя в руки, игнорируя боль.
— Слушай, извини меня, пожалуйста, я не хотел. Просто я… я знаю, что если ты узнаешь, то отправишь меня к врачу, а я этого не хочу, — сбивчиво заговорил я, отвернувшись от него. — У меня бывают приступы и аспирин с ними отлично справляется…
— Феникс, это всего лишь таблетки, причем не сильнодействующие. Что за приступы? — он медленно подошел ко мне, внимательно глядя мне прямо в спину.
— Зубной боли… — растерянно пробормотал я в ответ севшим голосом.
— Что? Зубной боли? — переспросил он. Я неуверенно молча кивнул, чувствуя, как гулко колотится в моей груди сердце. — Это же не шутки. Твое здоровье должно быть превыше всего. Так, я завтра же запишу тебя к стомато…
— Нет! — отчаянно воскликнул я, оборачиваясь к нему. Стальные глаза сузились, но я требовательно повторил: — Нет. Нет… — я помотал головой, словно пытаясь разогнать наваждение. Только вот оно никуда не девалось.
— Феникс… — попытался успокоить меня Майлз, обнимая и привлекая к себе. Но я словно оцепенел и не мог даже вдохнуть, с ужасом понимая, во что ввязался. — Доктор избавит тебя от боли, все пройдет. Ты ведь уже не маленький.
— Ты ничего не понимаешь, — выдохнул я еле слышно. — Я… я боюсь зубных до смерти, Майлз. Они всегда меня мучили… делали так больно.
— Ох, боже, когда ты повзрослеешь? — нахмурился он, нежно поглаживая меня по спине. От этих простых и спокойных движений мне стало чуть легче, хотя в груди по-прежнему застряло острое воспоминание о страшных мгновениях моей жизни на стоматологическом кресле. — Я запишу тебя к лучшему стоматологу Лос-Анджелеса, и он вылечит твой зуб. Перестань так переживать.
— Нет, такое мой кошелек точно не выдержит. Мои пожизненные больничные счета с астрономическими цифрами и так достаточно велики.
— Успокойся и не думай об этом. Я покрою все твои счета, Феникс, только не отказывайся посетить доктора, — мягко произнес Майлз, легонько целуя меня в лоб. Я закрыл глаза, борясь с подступающими слезами и обнимая его в ответ. Боль все еще не отпускала, хоть и стала немного тише. И все же я ощущал ее. С усилием сделав глубокий вдох, подняв на него глаза, я попытался улыбнуться.
— Я… я схожу к доктору только… если ты сходишь со мной… пожалуйста, Майлз, — попросил я хриплым от волнения голосом, почти незаметно всхлипнув. Несколько секунд он пристально смотрел на меня, затем ласково пригладил мне волосы и кивнул.
— Да, конечно. Конечно, сходим. Садись ужинать, после еды примешь свои таблетки.
***
— Так вот, он сказал, что потребуется удалить два зуба мудрости, а остальные еще можно вылечить… — на одном дыхании выпалил я весь рассказ, надеясь, что дрожь во всем теле не настолько видна, чтобы ее заметил Майлз. И ошибся — рука, которой я хотел вытереть пот со лба, дрожала как в лихорадке. — А еще… завтра операция…
— Завтра?! Во… во сколько?
— В восемь… Почему ты спрашиваешь? Ты всегда рано встаешь, это вот для меня — нож в спину…
— У меня завтра на это время экстренное совещание в департаменте…
— Стой, нет. А как же я? Я думал, ты пойдешь со мной, ведь я… Как мне после операции? Одному идти домой? А я вообще смогу идти? — шквал вопросов сам собой сорвался у меня с губ, поднявшихся в моей душе. Меня всего передернуло. Я умоляюще смотрел на него, но он, казалось, меня не замечал.
Майлз мгновенно напрягся. Не зная как реагировать, мои слова явно заставили его задуматься. Несколько долгих минут он молчал, слегка хмурясь, потом, видимо, придя к какому-то решению, встретился со мною взглядом, нахмурился еще сильнее и расправил плечи. От его холодного взгляда мои органы внутри мгновенно сжались, к горлу подкатил комок.
— С тобой все будет в порядке, я полагаю, однако все же… Будет правильнее, если я возьму отгул на этот день, — сухо произнес он, прикусывая губу и отводя глаза.
Теперь все мои органы решили просто упасть прямо в ноги. Его слова вызвали у меня одновременно и облегчение и восторг. Что-то дрогнуло в моем сердце, я накинулся на Майлза с крепкими объятьями, совершенно забыв, что мы находимся в клинике. Он только прижал меня к себе и слегка погладил по голове, когда я уткнулся ему в плечо, словно потерявшийся котенок.
— Майлз… Я так тебе благодарен, я люблю тебя, — лепетал я, боясь выпустить его из объятий. Все, о чем я мог думать, был этот мужчина, с самым добрым и теплым сердцем, которое я только встречал в жизни. Кто посмел назвать его демоническим прокурором? Не умеет любить, смеяться, чувствовать? Нет, никогда. Эти слова казались кощунственными. И теперь мой единственный страх был связан не со стоматологами, а потерять того, кто может так меня любить…
— Феникс, ты весь дрожишь… Тебе не холодно? Пойдем домой… — он осторожно высвободился, взял меня за руку и повел к выходу. — Я тоже тебя люблю, слышишь? Я верю в тебя, ты все выдержишь, Феникс Райт… Абсолютно все.
