Последнее суждение

      — Боже, Феникс, перестань, прошу тебя. Ты заставляешь меня нервничать, — сказал я, искоса посмотрев на него. Райт нетерпеливо вздохнул, беспокойно заерзав на месте. Он так крепко сжимал свои коленки, что ткань спортивных штанов угрожающе натянулась. Вид у него был весьма испуганный, его постоянно передергивало. Наконец, справившись с собой, он поднял глаза на меня.       — Тебе легко говорить — не тебе будут вырывать зубы из десен, а мне, моего живого тела, — он безнадежно закрыл лицо руками и перешел на шепот, словно опасался, как бы его не услышали. — Ты мой парень и… ты мог бы мне посочувствовать, ведь я навряд ли переживу это. Можешь заранее оформить поминки, — истерический смешок вырвался из его губ.       Я закатил глаза, всем своим видом давая понять, насколько я от него устал. — Ты не единственный человек в этом мире, которому предстоит удаление зубов. Вполне вероятно, тебе удастся дожить до старости, и выжить, если ты не будешь капризничать и не станешь закатывать истерики, а поймешь, наконец, что твое здоровье превыше всего, находящееся только в твоих руках.       Райт возмущенно фыркнул, явно несогласный с моими высказываниями, отвернулся от меня и стал разглядывать в очередной раз интерьер клиники. Проходившая мимо медсестра с подносом в руках, на котором было несколько пузырьков с лекарствами, бросила на Феникса короткий взгляд и доброжелательно улыбнулась. Заметив это, тот разволновался еще больше и еще сильнее сжал свои колени, отчего пальцы его побелели. Ему явно не нравилось происходящее, и я чувствовал, как на меня самого медленно опускается непроницаемая пелена ужаса, хотя допустить погружение в пучину бессмысленного беспокойства я не мог. Мне нужно было, чтобы он хоть немного успокоился.       Взяв Феникса за руку, я изумился, почувствовав, какая она холодная и как намертво сжаты его пальцы. Но это была совершенно ничтожная мелочь по сравнению с тем, с какой силой он сжал мое запястье. Я даже поморщился от боли и холода, которым от него веяло, однако проигнорировав это, стал мягко поглаживать его ладонь. Как я и думал, через несколько секунд он чуть расслабился и посмотрел мне в глаза.       — Феникс, послушай, пожалуйста, меня внимательно, потому что в противном случае я уйду и попрошу медсестру вызвать тебе такси, — он несколько раз непонимающе моргнул, затем заметно побледнел. Я же продолжал говорить, не меняя своего тона, больше походящего на то, чем обычно принято успокаивать детей или психически нездоровых свидетелей: — Я понимаю твое беспокойство, оно вполне естественно, тем более, по правде говоря, мне знакомо подобное… В детстве мне тоже удаляли зуб… Кхм, однако тебе все же не стоит так переживать — это в значительной степени хорошая клиника, в ней работают прекрасные специалисты. Они не собираются тебя калечить, они просто выполняют свою работу, — я сделал паузу, убедившись, какое впечатление произвели мои слова. Райт, опустив взгляд на наши переплетенные руки, перестал вздрагивать, видимо, смирившись со своей участью. — Ты справишься с этим, ты сильный… — тихо добавил я, обнимая его за плечи. Его тело, несмотря на заметное напряжение, послушно подалось навстречу мне. Несколько секунд мы молчали, соприкасаясь друг с другом, потом я мягко притянул его к себе и чмокнул в щеку.       — Майлз… — прошептал он, прикрыв глаза и смущенно проводя кончиками пальцев по щеке, явно расслабившись. Такой поворот событий меня вполне устраивал. Все произошло как нельзя лучше. Не придавая огромного значения тому, какого усилия мне стоило произнести эти слова, которые он хотел услышать в первую очередь, нежно провел ладонью по его затылку. Наши лица разделяло всего несколько сантиметров.       — Мистер Райт? — заглянула из кабинета хирурга медсестра, заставив нас мгновенно отпрянуть друг от друга. По моему лицу неожиданно разлилась волна стыда, я откинул челку, желая спрятать выступивший на моих скулах румянец. Еще раз улыбнувшись Райту, она попросила его пройти в кабинет.       Облизнув пересохшие губы, Феникс обреченно вздохнул и поплелся в указанном направлении, напоследок задержавшись у дверей и умоляюще посмотрев мне прямо в душу. Что-то больно кольнуло меня в груди и, сумев сохранить спокойный вид, вопреки своему внутреннему порыву, слегка улыбнулся ему в ответ. Дверь за ним тихо закрылась, оставив меня наедине с размышлениями и дипломатом полным самых разнообразных документов.       Следующий час я провел, безуспешно пытаясь разобрать записи, присланные мне утром по электронной почте. Дела, которые я вел, требовали моего присутствия и полного внимания к каждой мелочи, поэтому я совершенно не заботился об эмоциональному климату, который царил в моей душе. Конечно, только я сам мог взять на себя за это ответственность. Чувствуя некоторое разочарование от того, сколько времени потратил впустую, раздраженно положил бумаги в дипломат и, закинув ногу на ногу, принялся листать журналы, лежавшие на столе, пытаясь хоть как-то занять себя. Надо сказать, это занятие оказалось крайне непривычным для меня — почти в каждом из них присутствовала статья с моими фотографиями, а в одном даже была статья под названием «Обвинение и защита — тайны недосказанных чувств». Мне стало не по себе. Неужели мы настолько часто выдаем свои отношения? Успокаивало одно: желтая пресса часто делала на моей личной жизни многозначительные выводы, граничащие с бредом, к которым я относился довольно спокойно, от комментариев отказался давно и навсегда, поэтому эти сведения не могли сильно навредить ни мне ни Фениксу. Просто… не следовало подливать еще большего масла в огонь, возникшего на основе наших профессиональных взаимоотношений.       — Мистер… Эджворт? — отвлек меня от размышлений мягкий голос. Подняв голову, увидел стоящего в дверях хирурга, внимательно разглядывающего меня. Видимо, он узнал меня по фотографиям, поскольку задал этот вопрос с некоторым удивлением. Я поднялся на ноги, подошел к нему и пожал протянутую ладонь, — доктор Картон. Приятно познакомиться.       — Взаимно. Что с Ф… мистером Райтом? Я имею в виду, все хорошо?       — О, да, конечно, ему гораздо лучше, чем могло бы быть, учитывая, сложность процедуры. Швы на деснах постепенно рассасываются, должны полностью сойти примерно через две недели, — меня немного покоробило от такой новости, в ужасе представив всю глубину возможного ущерба, которое приходилось терпеть Райту. — Вы будете приглядывать за ним следующие двадцать четыре часа? — уточнил доктор. Вздохнув, я неуверенно кивнул. — Кровотечение уже почти прекратилось, по приходу домой смените марлевый тампон по необходимости. В течение трех часов от процедуры не принимать ничего, даже воду. Также никаких горячих напитков или твердой пищи, никакого курения или алкоголя, никаких физических нагрузок до полного выздоровления. Если возникнет острая боль или недомогание рекомендую принять данный препарат, — он протянул мне небольшой листок с рецептом одного из наиболее тяжелых болеутоляющих. — О, и никаких поцелуев, мистер Эджворт, до полного рассасывания швов.       Жар ощутимо опалил щеки, доктор насмешливо оглядел на меня. Прокашлявшись, я учтиво кивнул, принимая из его рук рецепт, положил в карман пиджака. — Обязательно, доктор Картон, спасибо вам большое. Скажите, я… Могу его увидеть?       — Сейчас мистер Райт немного в бессознательном состоянии после анестезии, но в целом все в порядке — он готов вернуться домой. Самое страшное позади, — доктор ободряюще улыбнулся, отходя в сторону от двери.       Секунду помедлив, я решился войти в кабинет. Свесив ноги со стоматологического кресла, Феникс, бледнее простыни, с любопытством рассматривал свои кеды, будто видел их впервые. Когда я подошел ближе, его голова чуть повернулась в мою сторону, губы тронула слабая кривая ухмылка, синие глаза, обычно такие ясные, приветливые и искренние, сейчас были затуманены. На его бледном лбу блестели бисеринки пота. Сердце в моей груди больно сжалось от его вида, перестав ровно стучать, от волнения пересохло во рту.       — Майлз!..       С трудом преодолевая свою жалость к нему, я наклонился к лицу Феникса, отвел черные волосы, упавшие ему на лоб. Он посмотрел мне в глаза, зрачки его медленно расширились.       — А я говорил тебе, что ты справишься, — беспечно прошептал я едва слышно, наклоняясь к его уху. — Как ты себя чувствуешь?       Уголок его рта был набит марлей, поэтому говорить было трудно, однако он справился и с этой задачей, почти не разжимая губ. — Мне… М-м-м, здорово, — почти промурлыкал он хриплым и неестественно низким голосом. — Этому… Как его там… картону, видимо, нравится пускать кровь, а? Это было даже не больно…       Совсем растерявшись от такого ответа, глядя в мутные глаза с выражением глубочайшего сочувствия, я помог ему встать на ноги, и, взяв под руку, не спеша вывел в коридор. Он совсем был не напряжен, как я опасался, скорее, напротив, слишком расслаблен, чтобы держаться на ногах. Как только мы оказались на улице, он вымученно вздохнул и откинул голову назад, подставив лицо свежему воздуху и солнечным лучам.       — И так быстро, — неожиданно продолжает он свою невнятную речь, делая несколько медленных шагов к машине, упираясь в нее руками и слегка покачиваясь. Я скептически хмыкаю, явно не разделяя его веселости.       — Операция длилась час, Феникс.       — Неа, Майлз, ты не знаешь, о чем говоришь. Это было именно так, — вяло возражает Райт, щелкая перед собой пальцами. — Вот так! Видишь? Или ты забыл надеть линзы?       Мне кажется, еще немного и я окончательно потеряю терпение. Все, хватит, пришла пора возвращаться домой и уложить его спать, желательно до вечера. Завтрашнего.

***

      — Ха-ха, я теперь Беззубик — совсем без зубов, — хихикает он, пока я снимаю без каких бы то ни было усилий с него футболку. — Хотел бы я быть драконом…       — Очень смешно. Не дергайся, Райт.       — А ты смотрел этот мультик? Давай вместе посмотрим, — совсем не слушая меня, говорит он. Я поднимаю на него взгляд полный укора.       — Нет, не смотрел, и не собираюсь.       — Ты такой зануда, Майлз! Чего ты так на меня уставился? — Феникс обиженно надувает губы, что делает его похожим на маленького ребенка. Я глубоко вздыхаю, и наклоняюсь, чтобы снять с него спортивные штаны, но он останавливает меня, прикрываясь руками и заливаясь звонким смехом. Он абсолютно неадекватен. — Извращенец, что ты хочешь со мной сделать? Я не дамся, так и знай.       — Будь по твоему, — раздраженно бормочу я и толкаю его на кровать, после чего разворачиваюсь к шкафу и начинаю переодеваться. Он наблюдает за моими действиями, грустно вздыхая.       — Т-ты меня не любишь, — после небольшой паузы жалобно заявляет он и откидывается на подушки, закрыв глаза. Его слова заставили меня обернуться, удивленно приподняв бровь. — У тебя нет ко мне никаких чувств… И рано или поздно ты меня бросишь, я знаю. Даже не пытайся это отрицать.       — Перестань нести чушь. Неужели ты на самом деле в это веришь? — я устраиваюсь рядом с ним на кровати, ожидая, когда он повернется ко мне, а он все так же неподвижно лежит на спине, уставясь в потолок.       — Нет… Я-я просто боюсь остаться один. Без тебя. Снова. — Тихо произносит он и поворачивается ко мне лицом — на нем застыла гримаса грусти и непонимания, только теперь его сухие губы чуть-чуть подрагивают. Мне становится его очень жаль, вспоминая все то, через что ему пришлось пройти. Его смятенные глаза полны тоски, которую бесспорно я понимаю. — Мое сердце не вынесет еще одного раза…       — Феникс, не бойся, никто тебя не оставит. Я буду рядом с тобой, никуда не денусь. Мы всегда будем вместе. И ничто нас не разлучит… — я задерживаю дыхание, проводя рукой по его мягким волосам. Он слабо улыбается, словно признавая мою правоту. — В моей жизни нет ничего важнее тебя… Феникс…       — Точно-точно? — спрашивает Райт с глупой улыбкой, которая кажется мне удивительно трогательной, теплой, уютной… и беззащитной одновременно. Его улыбки, наверное, до конца моих дней будут вызывать во мне бабочек в животе. Не сдерживаясь, я улыбаюсь в ответ, перебирая пальцами его темные пряди. — Ох, ты… ты лучший, Майлз. Ты… так вкусно умеешь готовить и ты так хорошо меня знаешь, заботишься обо мне так, как никто другой. Ты такой терпеливый и добрый, такой… хороший… Я так сильно тебя люблю.       — Я тоже тебя очень люблю, — я крепко целую его в лоб, приподнимаясь и накрывая его одеялом. Красноватый румянец, заливший его щеки, кажется самой прекрасной вещью на свете. — Полагаю, тебе нужно вздремнуть. Поспи…       — Не уходи, пожалуйста, останься со мною. Мне так нравится засыпать рядом с тобой. — Умоляюще шепчет он, накрывая меня теплым одеялом. У меня совсем нет сил сопротивляться этому обаятельному мужчине, который может так просто тронуть меня до глубины души. Я прижимаюсь к нему, устраиваясь поудобнее на подушке. Сильные руки Феникса привычно обвивают меня, закутывая в горячее объятие. Прежде чем окончательно провалиться в сон, я слышу тихий храп, растворяющийся в подушке.        …Я просыпаюсь от каких-то непонятных звуков, слабо доносящихся до моих ушей. Открыв глаза и еще не совсем придя в себя после тяжелого сна, стараюсь понять, что происходит. Повернув голову, натыкаюсь взглядом на лежащего рядом Райта. Он лежал прямо на больной стороне щеки, подложив под голову ладонь, и, казалось, спал. Его тело заметно подрагивало, изредка вздымаясь вверх и опадая, а с губ сорвался тихий жалостный скулеж, от которого у меня по коже пробегают мурашки. Удивленно глядя на него, я осторожно беру в руки его лицо, чтобы убрать его в сторону, и сразу же отдергиваю руку — его кожа на ощупь была невероятно горяча. Беспокойство тягостно оживает внутри меня — кажется, ему плохо, очень плохо. Он издает еще один сдавленный звук, похожий на всхлипывание и медленно открывает глаза. В них отражается мучительная боль — он поморщился и перевел на меня взгляд.       — Феникс… У тебя поднялась температура — сейчас я принесу тебе лекарство. Только подожди немного, — нерешительно произношу я и встаю с кровати. После всего случившегося мне сложно трезво рассуждать, но до меня постепенно доходит, насколько он болен.       — Мне холодно, — бормочет он тихо и безнадежно. — Так холодно… и больно. Голова раскалывается.       Одеяло сползло с его груди, обнажив загорелую гладкую кожу, покрытую созвездиями из множества родинок. Я заставляю себя отвести взгляд от него и накрываю его дрожащее тело одеялом, а затем, найдя на столике флакон с таблетками, наливаю в стакан немного воды и сажусь рядом на край кровати. Приподняв его голову, кладу лекарство ему в рот и делаю глубокий вдох, ожидая пока он запьет. Закрыв глаза, Феникс тихонько всхлипывает, сжимая на своей груди одеяло так крепко, будто это единственное, на что он сейчас способен. Мне кажется — еще секунда, еще несколько мгновений и мне самому будет плохо от этого зрелища. Поэтому я решаю занять себя каким-нибудь делом — например, набрать небольшую миску прохладной воды и смочить в ней полотенце, которое теперь покоится на лбу Райта. Он не отрываясь смотрит на меня так внимательно и серьезно, напоминая в этот момент статую.       — Где-то я уже это видел, — словно бы про себя бормочет Феникс, когда я в очередной раз протираю ему лицо. — Этот тревожный взгляд, эти прикусанные губы, напряженные скулы и… На это можно смотреть бесконечно.       — А я надеялся, что это больше никогда не повторится. Вернее, хотелось бы, конечно… только учитывая твою предрасположенность к заболеваниям в не самые лучшие моменты, боюсь, мне придется отказаться от своих надежд, — грустно улыбаюсь я, снова опуская полотенце на его лоб.       Он лишь слабо кивает головой в ответ и, устало простонав и поморщившись, прикрывает глаза. От моего взгляда не ускользают его приоткрытые бледные губы с синеватым отливом. Сухие трещинки, словно тонкой паутиной, покрывают эти губы. Чувствуя легкое смущение, заставляющее меня отводить взгляд в другую сторону от этой милой черты, я замечаю, наконец, что Феникс спит. Убрав руки от его лица, выхожу из комнаты, осторожно закрывая дверь за собой. Теперь можно заполнить отчеты и повестки.       Работая над своими бумагами, меня упорно не покидало мучительное беспокойство за состояние Райта. Сейчас он кажется мне таким беззащитным и слабым. Доделав срочную работу дистанционно, лишний раз не заглядывая в свой почтовый ящик, который сообщил о восьмидесяти трех письмах за этот день, я решаюсь заняться бытовыми вопросами. Все-таки рубашки Феникса уже третьи сутки не глажены, надо привести его вещи в порядок и приготовить что-то мягкое на ужин.

***

      — Неужели я должен съесть это? — пожаловался Райт с гримасой отвращения. — Ну и гадость.       — Это обычная творожная запеканка со сгущенным молоком… — растерялся я, смотря на кусок запеканки в тарелке. Было непонятно, почему его так не впечатлило это простое блюдо.       — Я ел последний раз такое в детском саду и меня чуть не вырвало… Ну уж нет, я не голоден, Эджворт. Сам это ешь, если тебе нравится, я бы предпочел съесть бургер или картошку, — отрезал тот, поворачиваясь к окну и скрещивая подрагивающие руки на груди. Меня как холодной водой окатило от этого бестолкового протеста. На деле мы оба прекрасно понимали, что он голоден — целый день ничего не ел. Какого черта он себе позволяет? Почему он всегда ведет себя как капризный ребенок? Неужели он действительно не понимает, насколько все серьезно?       — Ты абсолютно невыносим, ужасно невыносим. Я уже успел пожалеть, что согласился взять отгул раз миллион. Тебе нельзя употреблять твердую пищу. Запеканка намного полезнее и вкуснее по сравнению с тем, что ты сейчас назвал, — ядовито заворчал я, чувствуя, как в груди поднимается глухое раздражение. Его упрямство действительно выводило из себя. — Твой организм слишком слаб, ему нужны силы, а ты из-за глупого чувства собственного достоинства только усиливаешь его страдания. Немедленно открой свой неблагодарный рот, пока я сам не сделал это за тебя, — холодным тоном сказал я, разворачивая Райта лицом к себе. Мы сверлили друг друга сердитыми взглядами несколько долгих секунд, и я уже подумал было, не надеть ли мне ему на голову тарелку, ведь эти наглые глаза этого полностью заслуживают.       — Я согласен, но при одном условии, — продолжал настаивать Феникс, пододвигаясь ко мне слишком близко. Я недовольно нахмурил брови, глядя на него. Несмотря на его мерзкое поведение, я вынужден был признать, как сильно он мне нравится — начиная от его невероятной харизмы и заканчивая такой желанной близостью.       — Ты не в том положении, чтобы выдвигать мне условия… — процедил я сквозь зубы. В ответ на это он наградил меня хитрым взглядом и слабо ухмыльнулся. Поистине он был наделен уникальной способностью выводить меня из равновесия.       — А я и не выдвигаю. У тебя просто нет выбора. — Он еще и издевался надо мной. Восхитительно. — Наклонись ко мне, Майлз.       Я несколько секунд раздумывал над его словами, после чего, прикусив губу, сделал то, о чем он просил. Он аккуратно, словно что-то безумно хрупкое, взял меня за подбородок, приподнимая. Внезапный обжигающий поцелуй в шею застал меня врасплох, заставив замереть на месте. Губы Райта были шершавыми и такими теплыми, такими приятными. Неосознанно я откинул назад голову, подставляя шею под эти ласковые поцелуи. О, черт.       — Это нечестно… Ты жалкий льстец… — выдохнул я, обнимая его за плечи и оглаживая горячую спину. У него еще держалась температура.       — Ничего нечестного, ты же мне позволил, верно? — ответил Феникс, довольно посмеиваясь в мою кожу. Впрочем, мне следовало бы догадаться, какой тактики он будет придерживаться. Когда я чуть отстранил его от себя, он позволил себе упасть на подушки, откинувшись на них с видом победителя. — Больше у меня нет сил…       — Найди их, чтобы открыть рот, идиот, — мягко напомнил я, заботливо поправляя ему подушку и помогая устроиться поудобнее. Наконец он отвел взгляд и недовольно открыл рот. И на этот раз мне не удалось сдержать улыбки. Отломив кусок запеканки, я положил ее ему в рот и принялся наблюдать за реакцией. Он задумчиво жевал и время от времени косился на меня. — Нравится?       — Да… Это совсем не то что я ожидал… А можно еще? — смущенно спросил он, облизываясь. Так приятно было видеть его таким. После того как Райт проглотил последний кусочек, он взял меня за руки и поднес их к губам, по очереди поцеловав их. — У тебя волшебные руки, Майлз. Ты настоящий волшебник. Извини, что назвал запеканку гадостью, мне… мне очень понравилось. Она такая воздушная и нежная, просто удивительно. Никто не умеет готовить так вкусно, кроме тебя.       — Феникс… — устало протянул я, когда он выпустил мои руки.       — Помоги мне встать, я хочу немного пройтись, — попросил он, лениво стягивая с себя одеяло.       — Я не думаю, что тебе стоит это делать, — попытался остановить его я, однако он меня уже не слушал. Пришлось с неохотой встать и подать ему руку.       — Не беспокойся, все в порядке… Только смертельная слабость и немного голова кружится, пустяки, — отозвался Райт и, собравшись с силами, поднялся на ноги. — Отведи меня на кухню, пожалуйста.       Взяв под руку, я повел его в сторону кухни. Он выглядел так, будто готов был вот-вот рухнуть на пол, и мне это очень не нравилось. Кроме того, не вызывал доверия и его нездоровый цвет лица. Тем не менее не спеша, придерживая его, мы дошли до кухни. Он остановился у раковины, склонившись над ней и потянувшись рукой к крану.       — Что ты делаешь? — резко спросил я, схватив Феникса за руку и разворачивая к себе. Синие глаза, обрамленные дымкой, широко распахнулись от неожиданности, рот приоткрылся в немом удивлении.       — Я… хотел помыть посуду… — виноватым тоном произнес он, стараясь отстраниться. Но я не позволил. — Ты приготовил такой вкусный ужин, и я хотел… хоть чем-то отблагодарить тебя за него… Хоть что-то сделать.       У меня внутри все сжалось от его признания, да и от смущения тоже. Он больной встал с кровати ради того, чтобы мыть посуду?       — Феникс, я помою, это не настолько трудная для меня задача. Возвращайся в постель.       — Я и так целый день пролежал. Теперь хочу воспользоваться случаем помочь тебе… Отпусти меня, Майлз, — повторил он и попытался отстранить мою руку от своей. Было очевидно, что ему тяжело, несмотря на то как он храбрился.       Я мягко отпустил его и сделал шаг назад, тем самым, предоставляя ему полный простор для действий. Он сразу же воспользовался этой возможностью, поборов головокружение, подошел к раковине и открыл кран, с шумом пустив воду, принялся сосредоточенно мыть тарелки. Меня тронула такая забота до глубины души. Всегда было приятно осознавать, насколько близко находятся те, кому ты нужен. Как же мало нам надо, оказывается.       Обняв его за талию и осторожно приблизившись, украдкой прижавшись губами к его уху, произнес: — Спасибо, Феникс.       Он поднял на меня глаза. В них больше не читалось озорства и легкости, лишь решимость. Я еле удержался от соблазна поцеловать его и, положив голову на его плечо, почти незаметно прикрыл глаза, вслушиваясь в стук его сердца. Ощущения от этого были непередаваемые. Все напряжение прошедшего дня, смешанное с грустью от неизбежного, внезапно отступило. А на смену ему пришло чувство долгожданного покоя.

***

      — Мне так жаль, что из-за меня тебе пришлось взять два отгула… — рассеяно добавил Райт. Покачав головой, мои губы сами растянулись в подобие улыбки. Отпив из чашки ароматный чай, я подпер ладонью щеку, бегло просматривая папку накопившихся за день документов. Взгляд скользил по заголовкам и строчкам, но мысли были далеки от дел. — О, и еще, Майлз… Я-я видимо оставил у тебя в кабинете свои таблетки, ты… не мог бы найти их? У меня все еще побаливает верхний зуб… Ну, то есть… Рана?       — Ты… что?! — я буквально подпрыгнул в кресле, изумленно глядя на телефон в руке. Он молчал, не подавая никаких признаков жизни. — Феникс! Это наркотический препарат! А если кто-то его увидит в моем кабинете?! Ты соображаешь, чем это может мне грозить?       — Прости, Майлз! Я случайно, наверное, оборонил их… Я правда не хотел… Ты не волнуйся, никто же не будет заходить в твой кабинет в субботу? — обеспокоено пытался оправдать себя он. Я не успел ничего ответить — дверь в офис распахнулась, с грохотом ударившись о стену, а следом за ней показался крайне разъяренный Чейз — глава административного совета. У меня резко похолодело в груди от такого невежества, а мозг уже успел сгенерировать причину его поведения. Со мной, видимо, сыграли злую шутку…       Извинившись и отключив телефон, я вежливо улыбнулся ему. — Доброе утро, мистер Чейз. Рад вас видеть. Не хотите ли чаю?       — Оно вовсе не доброе, Эджворт, — рыкнул он, делая пару шагов в мою сторону. Мои скулы непроизвольно напряглись. Судя по выражению его лица, встреча была не из приятных. — Если вы думаете, будто я пришел, чтобы пить с вами чай и смотреть на то, как вы валяете дурака, то вы глубоко заблуждаетесь!       — Простите? Я не совсем понимаю, в чем вы меня обвиняете…       — Ваше нежелание работать в последнее время ставит под угрозу всю прокуратуру! Вы без уважительной причины пропускаете важные совещания, вы берете отгулы в самое неподходящее время, вы игнорируете срочные служебные вопросы! Ну как это назвать? — возмущался он все громче, приблизившись ко мне настолько, насколько позволял стол. Остановившись, он уперся ладонями в его край и навис надо мной. Подобного я никак не ожидал. С презрением осмотрев этого мужчину с головы до ног, я скрестил на груди руки. Мой взгляд был по-прежнему невозмутим.       — Я позволил себе взять отгулы по личному делу, сэр. Причина крайне уважительная, — проговорил я ровным голосом, глядя ему прямо в глаза. — Единственное, о чем я прошу вас меня простить — это то, что я не сумел предупредить вас заранее.       — Мне напомнить вам, мистер Эджворт, какую вы занимаете должность? Вы — генеральный прокурор, у вас не может быть личной жизни! На ваших плечах слишком большая ответственность! Вы не можете просто взять и ни с того, ни сего бросить работу! — теперь он был просто в ярости. Слова вылетали из его рта, словно пули из ствола дробовика, оставляя горький дымный след. По его морщинистому лицу заходили желваки, глаза метали молнии. Руки, лежащие на столе, были сжаты в кулаки. Глубоко вздохнув, я, вскинув подбородок, распрямил спину и поднялся с кресла, выдерживая его тяжелый взгляд.       — Мистер Чейз, я за семь лет своей карьерной деятельности ни разу не позволил себе больничный или отпуск, ограничившись постоянной работой, на которую потрачены были все мои силы и время. Если вы так беспокоитесь о моих делах, передайте их другому прокурору, как вы сделали это в тот раз, если уж вы решили, ставить меня под сомнение.       — Это не вам решать, кого ставить под сомнения. И пожалуйста, отнеситесь к нашему разговору серьезно. Еще одна подобная история, или подобный поступок, приведет к крайне неприятным последстви…       В офис вбежал взволнованный Эванс, держа газету в руках. Его лицо блестело от пота. Увидев разгневанного Чейза, сцепившегося со мной в словесной баталии, он остановился как вкопанный и на несколько секунд потерял дар речи. Я прочистив горло, сел за свое место и вопросительно уставился на него. — Мистер Эванс? Я просил принести вас дело WV-22, а не воскресную газету, — несколько сбавив тон, сказал я.       — Извините, виноват. Здравствуйте, мистер Чейз! Как ваше самочувствие? — с напускной вежливостью спросил он Чейза, пожав тому руку. Тот посмотрел на меня грозным взглядом, потом перевел взгляд на Эванса.       — Все в порядке, Эванc. А что это ты принес? Что-то срочное? Или развлекаешься чтением бесплатных газет? — поинтересовался глава совета, сверля Эванса тем же взглядом. В ответ тот виновато пожал плечами.       — Я хотел это узнать у мистера Эджворта… Это правда? — он подошел к моему столу и, открыв газету на нужной странице, где светилась моя фотография, ткнул в нее пальцем. Я машинально взглянул на статью и меня прошиб холодный пот: «В офисе Верховного прокурора Калифорнии найдены наркотические таблетки, содержащие психотропный препарат. Майлз Эджворт — один из самых уважаемых людей в штате — употребляет наркотики?»       У меня не нашлось никаких слов, чтобы хоть как-то прокомментировать эту вопиющую статья. Даже здравый смысл здесь не поможет после упоминания моего имени в качестве наркомана. Эта новость могла оказаться последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. И не только моего.       Эвансу хватило наглости на глазах начальства постучать пальцем по газете. Чейз вздрогнул от прочтения бредовой статьи. Несколько мгновений он непонимающе глядел на меня, затем поднес ладонь ко рту. — Поэтому вы взяли отгулы!       — Нет! Я бы никогда не допустил ничего подобного! — возразил я срывающимся от гнева голосом и ударил по столу так, что стоящие на нем канцелярские принадлежности подпрыгнули, а чашка с чаем опрокинулась, расплескав часть содержимого. — Черт…       — Что, нет?! На обратной стороне газеты есть доказательство ваших намерений — фотография емкости найденной рядом с вашим диваном!       Откинув в сторону все документы, я достал из шкафчика салфетки и протер залитый чаем стол. Эванс удивленно смотрел на это, раскрыв рот.       — Это всего лишь ошибка… Послушайте, я… Я никогда в жизни целенаправленно не употреблял психотропных веществ. Никогда не имел к этому никакого отношения. Так получилось, что… одному моему близкому человеку выписали это лекарство… Должно быть, он выронил его… — сказал я с искренним сожалением в голосе, потому что уже понимал, как глупо это прозвучит. Впрочем, остальные, похоже, придерживались такого же мнения, судя по их лицам. Эванс нервно сглотнул, Чейз, напротив, хранил видимое спокойствие.       — Майлз, я знаю тебя достаточно долго, и уверен, ты не станешь покрывать преступление. Но какой бы ни была причина — это огромный позор для Генпрокуратуры. Сегодня же ты должен предоставить объяснения в письменном виде по этому поводу. Возможно, это недоразумение скоро будет выяснено… А пока прошу тебя, покинь Америку, твоя дерьмовая репутация окончательно погубит веру людей в справедливость. Твоя сестра как раз расследует серию убийств в Германии, может, тебе стоит ей помочь? Хотя бы на неделю, чтобы разговоры улеглись? По возможности я прикрою твою задницу, Эджворт, без преувеличения, оправдаю твое имя, — Чейз наклонился ко мне и положил ладонь мне на плечо. — Запомни — мне ничего не стоит поднять вопрос о понижении тебя в должности… Советую тебе убраться прямо сейчас, не усугубляя проблему, ведь эти журналисты… Ну ты и сам знаешь — не отстанут. Мы не можем позволить запятнать имя Генеральной Прокуратуры. — Он потрепал ободрительно меня по плечу и повернулся к Эвансу, мрачно смотревшего на нас. — Мистер Эванс, вам заняться нечем? Идите, работайте.       — Да, конечно, уже иду… — пробормотал Эванс и быстрой походкой вышел из кабинета. Вслед за ним вышел и Чейз.       Я остался один на один в кабинете с гнетущей тишиной и совсем опустевшим сердцем, которое медленно наливалось свинцовой тяжестью. Не знаю, сколько времени прошло в тишине, но за это время моя надежда на то, во что я хоть чуть-чуть верю, превратилась в труху. Карьера, ради которой я жил, трудился столько лет, безжалостно рассыпалась под ногами. Как я теперь буду жить дальше? Кажется, именно так чувствует себя осужденный на пожизненное заключение, стоящий перед бетонной стеной и ждущий пули в затылок… Какой смысл бороться, если все было уже решено за меня? Единственное, на что у меня еще был какой-то шанс — пересидеть это ненастье в Германии, но как я скажу об этом Фениксу? Как, черт возьми, сказать дорогому человеку?

***

      — Ой, Майлз? Ты уже дома? Так рано? — Райт в муке мгновенно встретил меня в прихожей, широко улыбаясь. — Я ждал тебя…       Пока я нервно снимал с себя жабо, тот засуетился вокруг, помогая мне раздеться, а потом заключил в свои объятия. Нежность его рук стала настолько родной и уютной, что против воли я прижался к нему, зарываясь носом в его футболку. Мне стало совсем невыносимо. Ресницы мои на секунду вздрогнули, и я почувствовал на глазах слезы. Я так измучился, так ждал его всю жизнь и сейчас совсем не готов был его терять. А Райт крепко обнимал меня и улыбался. Видно, он заметил как я напрягся, потому что он поспешно спросил: — Что-то не так? Ты, наверное, голоден. Ну, я тебя сейчас накормлю…       — У меня нет аппетита, — пробормотал я, отстраняясь. — Я устал, ты не представляешь. Устал… От всего…       — Тише, тише. Я знаю, что ты очень устаешь. Все хорошо. Пойдем, посидим на диванчике, посмотрим что-нибудь, выпьем чаю. Не тот чай, который ты ненавидишь… Твой любимый.       Я коротко глянул на него и еле заметно кивнул, изобразив на лице подобие улыбки. Он понял и улыбнулся мне в ответ, уходя на кухню, чтобы заварить чай. Я же, прямо в офисной одежде, сел на диван и уставился в одну точку, не видя вокруг ничего. Горло сжимали спазмы, в груди стоял знакомый до тошноты пронзающий холодный комок. За последние несколько часов я постарел лет на двадцать. От прежней беспечной счастливой уверенности не осталось и следа. Ну что я ему скажу?       Через пару минут Райт вернулся, поставил передо мной чашку и сел рядом, беря меня за руку. — Я вижу, тебя что-то беспокоит. Скажи, давай я помогу тебе. — Мягкое поглаживание его пальцев слегка успокоило меня, немного согрело. Больше я не мог смотреть в пустую стену. Мой взгляд вернулся к синим глазам, мерцающим от солнечного света, падавшего в окно из не задернутой шторы.       — Не хочу об этом говорить… Не могу.       — Майлз… — тихо сказал он, взял мою руку и переплел мои пальцы со своими. Но я даже не обратил на это внимания. — У тебя такие холодные руки. Я схожу за пледом.       Он снова встал с дивана и вышел из комнаты, оставив меня наедине с моей убийственной тоской. Отчаяние давило на меня все сильнее. Еще никогда со мной не происходило ничего подобного.       Что-то теплое накрыло мои плечи, обдав легкие приятным ароматом стирального порошка. Я заметил, как Феникс накрыл и меня и себя пушистым пледом, прижимаясь и кладя голову мне на плечо, словно ожидая моего тепла. В ответ я ласково погладил его по голове, почувствовал мягкие шелковистые волосы и тихо зарылся лицом в них, постепенно расслабляясь.       Райт включил тот самый мультик про драконов, о котором говорил в состоянии бреда, однако я не смотрел. Меня не волновали ни мультфильм, ни звенящие в голове отголоски моих собственных мыслей, которые до этого эхом раздавалось у меня внутри. Феникс был важнее всего. И только когда на экране появились титры, до меня дошло, что он уснул. Я поцеловал его в макушку, еще раз погладил по волосам. После нескольких секунд молчания он зевнул и приоткрыл один глаз. Увидев меня, заулыбался.       — Пойдем ложиться спать, Феникс, — я стянул с нас плед и, встав, протянул ему ладонь.       — Возьми меня на руки, пожалуйста, — застенчиво попросил он. У него были сонные глаза, взгляд которых по-детски не отрывался от меня. Я вздохнул соглашаясь. Подхватив его на руки и прижав к себе, пошел в спальню. Он, конечно, не перышко, и нести его тяжело, но так хотелось побыть рядом с ним подольше… Райт доверчиво прижался ко мне, крепко обхватив руками, обнял меня за шею, улыбаясь как полный дурачок. Осторожно уложив его, я задержался, приглаживая черные волосы и смотря в бездонную синеву его глаз. — Я так соскучился по тебе и нашим поцелуям… Я очень-очень тебя хочу…       — И я… — прошептал я у самого его уха, чувствуя его дыхание на своей шее. Ощущение его присутствия было таким родным и привычным. — Только я не хочу пренебрегать твоим здоровьем. У тебя до сих пор болят десна, вдруг в процессе ты заденешь швы зубом или языком… Откроется кровотечение, будет больно…       — Да… поскорее бы эти проклятые десна зажили и тогда мы займемся самым потря…       — Спокойной ночи, Феникс, — не глядя на Райта, я отстранился, разделся и лег рядом, уставившись в потолок. Сердце обливалось кровью. Оно болезненно тяжко плакало. И я вместе с ним.       — Спокойной ночи, Майлз, — он, как и обычно, крепко сжал меня в объятиях, засыпая. Я обхватил его руки своими, уперся лбом в его плечо и, закрыв глаза, почувствовал как горячие слезы текут по моим щекам. Звук его ровного глубокого дыхания согревал мне душу, навевая сон.

***

      По утру зазвонил мерзкий будильник. Торопливо отключив его, чтобы не разбудить Райта, я кинул на него взгляд, не в силах сдержать грустной улыбки: он по стандарту спал как убитый, с приоткрытым ртом, из которого тянулась ниточка слюны, и издавал такой милый теплый храп, без которого не обходится ни одно мое утро. Не обходилось…       Выпутавшись из плена его рук, он протестующе замычал, обнимая мою подушку и притягивая ее к груди. Я протяжно вздохнул и принялся за утреннюю рутину, отчаянно пытаясь прогнать слезы. Расчесав мокрые волосы, накинул халат и отправился на кухню. С чашкой кофе в руке я задумчиво уставился в окно, понимая, на что похожа моя жизнь сейчас. Все перевернулось с ног на голову — на одной чаше весов было мое право называться прокурором, а на другой — Феникс. Неужели это и есть справедливость?       Допив кофе, вернулся в комнату, чтобы собрать часть вещей, необходимых мне в поездке и одеться в свой рабочий костюм. Сложив их в чемодан, бессильно присел за стол, бессмысленно глядя в листок бумаги, лежащий передо мной. Взяв ручку, хотел было написать пару строк, да так и застыл с ней в руках, прислушиваясь к боли в груди и сжимая ее во вспотевшей руке.       Мой дорогой Феникс,       К тому времени, когда ты прочтешь эти строки, должно быть, я уже буду на пути в страну, которая когда-то стала для меня настоящей клеткой, где на меня надели ошейник и лишили самого дорогого в жизни. Сейчас же, по прошествии стольких лет, эта клетка вновь открыта передо мною. Одна из моих тюрем, внутри которой будут томиться мои надежды на лучшее будущее, я надеюсь…       Я от всего своего сердца прошу у тебя прощения за то, что оставил все так, оставил, зная, насколько больно будет тебе. Пойми меня, пожалуйста, я не смог бы поступить иначе, не смог бы сказать тебе в лицо правду, после твоего признания о страхе быть оставленным в этом мире. Да, я трус и глупец, недостойный называться твоим партнером, потому что любимые люди так не поступают, как поступаю я.       Мне больно, очень больно, Феникс. Я прокурор, которого два раза обвинили в убийстве, навязали попытку совершить самоубийство, признали наркоманом. В моей жизни было слишком много всего, через что мне пришлось пройти, но в одном я уверен точно — не найдется на свете больше поразительных синих глаз, любящих и понимающих, чем твои… Одна мысль о том, сколько боли и страданий я причинил тебе, сводит меня с ума. Надеюсь, ты простишь меня, и мы сможем обсудить это в не столь далеком будущем. Я скоро вернусь, обязательно вернусь, а пока твой радостный смех и ослепительные улыбки будут согревать мое сердце. Мне невыносимо трудно оставлять свое хрупкое счастье здесь, в этой квартире, наедине с разбитым сердцем, хоть я и знаю, оно обязательно справится с этим. Я люблю тебя, Феникс Райт, помни об этом всегда.

С искренним уважением, твой Майлз Эджворт

      Оставив записку на прикроватной тумбочке, я по привычке склонился над спящим лицом Феникса и провел по его щеке ладонью, не в силах поверить в происходящее. Убрав в сторону пряди цвета воронова крыла, я жадно припал губами к его лбу, наслаждаясь вкусом кожи, упиваясь теплом и запахом моего Феникса. Тот, сладко потянувшись, приоткрыл глаза и расплылся в нежной улыбке.       — Ты уже уходишь? Удачного рабочего дня, Майлз, — хриплый ото сна голос Феникса показался мне музыкой. У меня защемило сердце — я как мог, сдерживал слезы, глядя на это прекрасное лицо, улыбающееся мне.       — Приятных сновидений, мой дорогой, — прошептал я, опуская взгляд и отстраняясь от него. Он зевнул, прикрывая ладонью рот, и откинул голову на подушку. Накрыв его плечи одеялом и взяв в руки чемодан с вещами, вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, а затем переступил порог собственной судьбы, лишаясь истинного счастья и единственной возможности сохранить его.