***
Так прошло три дня. Я почти ни с кем не общался и спал, запершись в своей комнате. Все эти дни во мне горело лишь одно чувство — опустошенность, горечь утраты и нежелание жить дальше. Воспоминания о его выразительных светлых глазах, бархатном нежном голосе, теплой улыбке причиняли невыносимую боль. То, как он смотрел на меня в минуты нашей близости, заставляло мое сердце замирать и терзать себя изнутри… Мною владело странное, почти никогда ранее не испытанное чувство одиночества — я слишком привязался к Майлзу, чтобы его потерять. Это одиночество было во сто крат сильнее. Кроме этого, меня мучила совесть. И все-таки, я нашел в себе силы одеть свой любимый ярко-синий костюм, причесаться и затянуть на шеи шелковый красный галстук. Да, я был полностью разбит, однако финансовую составляющую жизни никто не отменял. Платить за аренду офиса оставалось всего ничего, поэтому долгожданная табличка «открыто» над входом стала для меня своеобразным ритуалом прощания со страданиями. За все это время Ларри старался утешить меня, заверив, что издаст около ста статей с материалами о его прокурорских подвигах, о том как Майлз раскрывал самые скандальные дела, выходил на след самых опасных преступников и спасал жизни людям, которые помешают недоброжелателям оклеветать его. Я совсем не слушал его, даже не вникая в суть… Уж не до того было. Чарли, за мое длительное отсутствие на работе, успело нехило потрепать. Его листочки подсохли и пожухли, он заметно повесил нос и, похоже, был на грани жизни и смерти. Прямо как и его владелец… Только его могут реанимировать солнечные лучи и вода, а меня — папка со смертным приговором. Если повезет… Весь день в офисе я потратил на то, чтоб привести его в порядок, отчистить от грязи, до блеска оттереть все поверхности. Под вечер неожиданно для себя я впал в сентиментальность — включил любимый фильм, лег на диван, накрывшись пиджаком и… заснул… Как в обычные старые времена. Ненадолго — телефонный звонок разбудил меня, прервав приятное забытье. И кто это? Да какая, нахер, разница… Длительное время он звонил, дожидаясь ответа, и раздражая меня сильнее, пока я не встал. На треснутом дисплее высветилось «Майлз Эджворт». Я чуть не уронил телефон на пол, схватился за шею и уперся телом в стол, задыхаясь от отчаяния. По коже побежали мурашки. Сердце билось так, словно вот-вот выскочит из груди. Злость на самого себя, на него, в общем, затмила все остальные чувства. Звонок не прекращался и я прижал телефон к сердцу, мучительно не решаясь снять трубку. Он ждал, я знал это. Но он не знал, какие чувства бушуют в моей душе. Больше я медлить не мог и отклонил звонок, отключив телефон. Минуту, две я стоял неподвижно, сжимая телефон и прижавшись лбом к холодной стене. Почему мне до сих пор так больно? Почему я всей кожей чувствую, буквально чувствую такую невыразимую тоску по нему? Потому что я все еще безумно люблю его, что за глупые вопросы, Райт?.. Через пару дней я принял своего первого клиента за тот небольшой «отпуск» который дал себе накануне. Меня приятно удивило, с какой улыбкой он покинул мой офис, когда его юридический вопрос был решен, тем более что все мое красноречие и сила убеждения были направлены на выход из ситуации. В отражении стекол шкафа я заметил собственное усталое, заросшее щетиной лицо, губы которого изогнулись в улыбке. Кажется… это оно. Этот день отличался от всех остальных, потому что… я улыбался. Без горечи и раскаяния, без привычного сожаления. По окончанию рабочего дня я решил себя побаловать — купил бутылку дорогого виски и отправился в порт, встречать закат. Пока сумерки в океанских глубинах медленно поглощали оранжевые тона заходящего солнца, океан окрашивался пурпуром. Было достаточно оживленно — влюбленные парочки и туристы не спеша фланировали по набережной, держались за руки, фотографировались и беззаботно смеялись. Казалось, ничего плохого не происходит, но мне от этого не было легче. Я спустился к пирсу, облокотился на перила и уставился в багровую воду. Океан был красив — волны с негромким урчанием набегали на острые носы стоявших у пирса катеров, оставляя на белоснежных поверхностях отражение вечернего огня солнца. Чайки медленно, величаво летали над темно-малиновой рябью воды, время от времени ныряя в нее. Я пил виски маленькими глотками из горла, оно приятно согревало внутренности, дурманило голову. Вскоре тишину нарушил очередной звонок от Майлза. Мои губы еле заметно вздрогнули. Алкоголь проникнув в кровь, успокоил нервы — все происходящее казалось мне похожим на продолжение давно позабытого сна. Я выкинул пустую бутылку в мусорное ведро, сел на ближайшую скамейку, закатал рукава рубашки и наконец-то решился взять трубку. Майлз, видимо не ожидавший столь позднего ответа, шумно выдохнул воздух, прежде чем заткнуться. Ведь я и не надеялся, честное слово, что он сможет начать разговор. Молчание явно затягивалось, становилась все более гнетущей тишина. Я задумчиво смотрел на волны, бегущие к далекому горизонту, изредка постукивая себя по колену сложенными пальцами. Мне начать разговор было не так уж и сложно. — О, любимый мой, неужели еще не вечер? Соскучился? — притворно произнес я, растягивая слова. — Прости за долгое молчание. Мысли у меня… о другом. — …Феникс, ты пьян. Решил стать алкоголиком? Твои швы разве зажили? — мрачно и отстраненно перебил он. Кажется, ему это не понравилось, хотя он и пытался скрыть недовольство. Меня же, в свою очередь, этот вопрос позабавил. — А тебе какое дело? По моему, «Феникс Райт — первоклассный алкоголик» тоже звучит неплохо, — хихикая, сказал я. Майлз громко прокашлялся. Моя шутка совсем его разозлила. Да и черт с ним… — Прекрати издеваться надо мной, Райт, я не нахожу себе места, а ты!.. — Ой, да ладно, я знаю — тебе плевать на мои чувства, у тебя другие проблемы. Свое показное лицемерие можешь оставить при себе. Как и свое холодное сердце, которое не простит меня, которое я не смог растопить… — Немедленно перестань говорить то, о чем впоследствии пожалеешь. — Ха-ха, тебе ли меня учить? Не делай то, о чем впоследствии пожалеешь, Эджворт. — Эти слова сильно меня задели. Гнев, обида и боль сдавливали сердце. Он еще смеет… — Разве твое холодное сердце способно хоть на какие-то человеческие чувства? Ты играешь со мной… — Феникс… Пожалуйста… Не надо. Мне безмерно жаль, поверь. Это причиняет мне невыносимую боль… — простонал он в трубку, и по его голосу я догадался, как ему плохо. Что ж, мне тоже плохо. — Именно благодаря тебе я узнал, что у меня есть сердце… Оно вовсе не холодное, оно умеет любить… Слышал бы ты, как оно сейчас бьется… Я не в силах терпеть это, прошу тебя… Я люблю тебя! — Протестую! Если бы ты по-настоящему любил меня, то никогда бы не поступил так со мной. И ты сам это прекрасно знаешь, разве нет? Скажешь, нет — я брошу трубку, — ответил я звенящим от гнева голосом. — Мое сердце ты решил разбить на осколки, да? Ничего, совсем ничего не сказав! Ты обещал, что не бросишь меня, а потом!.. Ты… ты пиздабол, Майлз. Я тобой разочарован. — Я сам собой разочарован… — Да ты ничего не знаешь о разочаровании! Я работаю сраным адвокатом, я должен доверять и верить людям всем сердцем, всей душой, не оставляя себе ни секунды на сомнения! Почему ты, мой любимый парень, не стал причиной, по которой я верю в добрых людей?! — я сорвался на крик, сминая в руке мягкую красную ткань. На том конце провода неожиданно послышались тихие всхлипывания. От этого звука мое сердце мгновенно смягчилось, словно из него вынули тот огромный железный стержень, который больно резал меня изнутри. Мне вдруг стало до боли жаль его, правда, эти чувства были вполне искренними. — М-Майлз? Я… я такой дурак… Я не хотел… — Я так не думаю… Ты прав, Феникс, я дал обещание и не сдержал его. Но я больше никогда не причиню тебе боли, обещаю… — Майлз уже не пытался сдерживать слезы. Его голос дрожал, я понимал, с каким трудом ему даются слова. У меня самого перехватило горло от нахлынувших эмоций, а по щеке поползла одинокая слезинка. — Я не достоин твоей любви… Мне очень стыдно… — Ты… Ты шутишь? Ни слова не говори больше об этом! Это из-за меня ты в Германии, из-за меня тебя СМИ признали наркоманом! Все это по моей вине! И я сам не достоин тебя больше… — и снова я готов был расплакаться, на этот раз от обиды на себя самого. Я включил громкую связь и прижал телефон к щеке. Несколько секунд мы молчали, всхлипывая и шмыгая носами. — Майлз, ты достоин лучшего! Ты достоин любви, счастья, внимания, уважения… Ты заслуживаешь… — Феникс, умоляю тебя, пойми, быть с тобой — это все, чего я хочу… Ты мое счастье, мое солнце… Только не отворачивайся от меня! — прохрипел он, глотая слезы и задыхаясь. В его голосе была такая мольба, такое страдание, такая безысходность, такой страх потерять меня. Я чувствовал то же самое. Сердце разрывалось на части. — Но… но ведь я… Это моя вина, моя… — Не твоя, не вини себя. Я не обвиняю тебя ни в чем, слышишь, ни жалею ни о чем? И знаешь почему? Потому что я знаю, что ты не хотел причинить мне вреда, ни одной секунды не думал так… Феникс… — его шепот становился все тише, пока не стих совсем. Меня трясло. Слезы текли по щекам, застилая глаза. — Я безоговорочно приношу свои извинения за причиненное тебе страдание… Я совершил ужасный поступок… — Я люблю тебя… — вдруг прошептал я, изо всех сил сжимая трубку. Майлз резко замолчал и тяжело вздохнул. — Очень тебя люблю… И в следующ… — Следующего раза не будет, — решительно перебил он. — Если такое повторится, я возьму тебя с собой. Мы уедем вместе, — добавил он уже тише. Теплое чувство, вызванное его словами, затопило меня с головой. — Я тоже тебя очень люблю, будь рядом со мной… — Обещаю. Вот только звони почаще, ладно? — попросил я, улыбаясь даже сквозь слезы. — А ты отвечай на звонки чаще… Феникс, дорогой, я скоро вернусь. Завтра у Франциски суд, она обязательно его выиграет. Мы с ней раскрыли эту серию убийств… — Черт, мне снова придется собирать вещи? — галстук соскользнул с моей шеи — я даже не заметил, когда успел его развязать. Тем временем солнце давно зашло за горизонт, мрак опустился на гладь океана, в небе зажглись первые звезды. — Что ты имеешь в виду? — удивился Майлз, но тут же понял, недовольно цыкнув сквозь зубы. — Зачем ты покинул наш дом? — Ну а что мне делать там без тебя? Это твоя квартира, твой дом. А я там без тебя никто… Тем более, я думал — мы расстанемся… я не хотел прощать ни себя ни тебя и… Не смог… — Глупый, все, в чем я уверен — куда бы мы ни отправлялись или ни возвращались — мы все равно будем вместе. Любая дорога рано или поздно приведет нас к друг другу… — сказал он ласково. Этот родной голос, полный любви и теплоты, как-то сразу успокоил меня, забрал всю накопившуюся боль. — И Феникс — ты ни никто, ты мой партнер, и я хочу разделить с тобой свою жизнь. Эта квартира — наше пристанище, твое и мое. Я очень настаиваю на этом, поэтому прошу тебя не покидать наш дом, — в его голосе появились требовательные нотки. Только у Майлза получалось во время своих выговоров вызывать во мне такую широкую и искреннюю улыбку. — Хорошо, хорошо, милый… Как скажешь… — Приятного вечера и спокойной ночи… До завтра… — А ты живешь в будущем, да? У тебя сейчас утро? Теперь ты оправданно седой… Ладно, удачного рабочего дня, Майлз… — Да… И тебе тоже. Спасибо. Он немного помолчал, а потом положил трубку, тихо вздохнув. По-прежнему улыбаясь, я восхищался океаном, разглядывая самые красивые таинственные созвездия и падающий в воду серп луны. Бесконечные водные мили разделяли нас. Ничего страшного, пытался успокаивать я себя, можно пережить и это, переживу и боль, нужно только держаться. Нужно просто перетерпеть… Он вернется.***
— Мистер Эджворт! Доброе утро! — торопливо проговорила девушка за ресепшеном с ослепительной улыбкой на лице, когда я подошел к стойке. — Чем могу быть полезна? — Доброе утро, мисс Бромберг, — я одарил ее дежурной улыбкой в ответ, протягивая ключ-карту от номера и прилагающийся к нему чек. — У меня есть две вещи, которые вы могли бы сделать для меня: во-первых, пожалуйста, оформите мой выезд, а во-вторых, вызовите, будьте добры, такси в аэропорт. — Я вас поняла, мистер Эджворт, все будет сделано, сэр! — она приветливо подмигнула, забрала у меня ключ и вернулась к своей работе. Я поставил багаж на пол у своих ног и взглянул на циферблат наручных часов — было без десяти шесть. Уже скоро, совсем скоро я буду дома в Америке и с любимым Фениксом, даже время перестанет иметь для меня значение. Скоро. Осталось совсем чуть-чуть, всего каких-то десять часов перелета. Мисс Бромберг подняла на меня глаза, улыбнулась и спросила: — У вас такая очаровательная улыбка, так не терпится покинуть Германию? — Что вы, разумеется, нет. Я очень люблю свою родную страну и скучаю по ней. Тем более, меня там ждут… — Это здорово! Ваше такси уже ожидает у входа. Надеюсь, вам понравилось наше гостеприимство, мы будем рады снова встретиться с вами! Всего доброго, мистер Эджворт! — Благодарю, вы очень любезны. Всего хоро… Меня прерывает оглушительный женский крик, который разносится по всему холлу: «Mein Gott! Meine Gnade!». Я оборачиваюсь и вижу молодую девушку в костюме горничной, которая, широко раскрыв рот и прижимая руки к груди, забегает в вестибюль. Она с трудом сдерживает рвущуюся из нее истерику, ее взгляд мечется по сторонам в поисках хоть кого-то и натыкается на нас. Она, взвизгнув, бросается к нам, и я с ужасом подмечаю, что ее обувь сильно испачкана кровью. Только не это, Господи, только не сейчас… — Помогите! Там, там… Там… Умоляю… — вопит она, приближаясь к столику регистрации. В следующий момент она падает на колени, и я моментально оказываюсь рядом, чтобы поддержать ее. Из ее горла вырывается еще один стон. — Там труп мужчины… — Успокойтесь, мисс, успокойтесь, вам ничто не угрожает, вы в полной безопасности. — Я пытаюсь поднять ее на ноги, но это удается мне с большим трудом — у нее действительно сильный шок. — Вы можете рассказать, что конкретно произошло? — спрашиваю я, проводя ее к креслу у стены. Девушка понемногу приходит в себя. Наконец, немного отдышавшись, она поднимает на меня затуманенный взгляд и произносит: — Я-я зашла в служебное помещение, чтобы взять необходимые принадлежности для уборки в отеле, а там… Там в к-крови лежал м-мужчина, он был весь в этом… А еще там, вроде, был нож… Я с детства не переношу вида к-крови… Я вздыхаю, опуская взгляд, но перепуганная мисс Бромберг хватает меня за руку. Теперь она уже не улыбается, на ее лице отчаяние, в глазах слезы. — Мистер Эджворт! Помогите нам! Что нам делать?! — Я… У меня рейс через час, мне необходимо вернуться в Америку, понимаете? Вызовите по… — Вы же лучший прокурор Европы, прошу вас! — говорит она с мольбой в голосе. Меня вдруг охватывает беспокойство за этих несчастных девушек, вполне способных в любой момент сорваться, и усугубить ситуацию еще больше. Бромберг берет мои руки в свои и истошно повторяет: — Прошу вас, мистер Эджворт, найдите убийцу! Вдруг он еще в отеле!.. Как я могу отказать в помощи людям в подобном случае? Наоборот, это моя прямая обязанность — стоять на страже закона и не допустить несправедливого судебного преследования. Увы, я знаю это слишком хорошо. Нужна очень веская причина, по которой я мог бы отказаться, если таковая существует… — Я постараюсь сделать все, от меня зависящее, обещаю, — говорю я и поворачиваюсь к чемодану, с которым пришел. — Отмените мое такси, пожалуйста. Вызовите полицию и принесите свидетелю воды, мисс Бромберг, — та послушно кивает и стремительно уходит к ресепшену. Я устало натягиваю на руки тонкие хирургические перчатки, ощущая накатывающую горько-кислую тоску. Прости, Феникс, прости…***
Наконец-то я дочитываю последнюю страницу из текущей папки по делу и, откладывая ее в сторону, вспоминаю о своем давно остывшем обеде и чашке жасминового чая. Живот в подтверждение моих мыслей урчит, требуя такой банальности. Ладно, чего я так зациклился на этом несчастном расследовании? Сняв с переносицы очки, я рассеянно щурюсь, и отпиваю глоток холодного чая, глядя в залитое солнцем окно. Осень нагрянула в Берлин рано, только сегодня утром прошел короткий, но теплый дождь. Улицы покрыты яркими желтыми листьями, по утрам они хрустят под ногами, а запах, который они приносят, кажется мне почему-то таким по-отечески родным. Телефон, лежащий на столе, вибрирует, сообщая о новом сообщении. Я закатываю глаза, когда вижу на экране имя отправителя, и неосознанно уголки моих губ приподнимаются вверх.Феникс Райт
Приветик самому сексуальному и горячему мужчине Германии! Я только что приполз домой, еле стою на ногах, через 5 часов я должен быть на работе, у меня клиент. А ты чем занят? :)) Я смотрю на часы, несколько секунд пытаясь сфокусировать взгляд на цифрах — двенадцать тридцать восемь, а из этого следует, что в Лос-Анджелесе — три тридцать восемь.Доброй ночи, Феникс. Значит, вечеринка у Ларри прошла более чем успешно? Я собираюсь отведать остывший обед из холодного чая и застывшей пасты болоньезе.
Звучит невкусно, держись, Майлз! О, нет, она прошла отстойно… Тебя там не было…Не думаю, что я многое потерял. Ты в порядке?
Нанизав кусок пластилиновой лапши на вилку, я отправляю его в рот, чувствуя, как распространяется терпкий аромат грибов и жареного лука. Я в полном порядке! Честно говоря, нам было весело. Дик уговорил нас сходить в караоке, которое находится в доме Ларри. Мы здорово оторвались, я так давно не смеялся. Но, Майлз, с тобой нам было бы намного веселее! Мне точнее… Я скучаю по тебе…Я тоже по тебе скучаю, мой Феникс. Искренне рад за вас троих, вы заслужили небольшой отдых… Пока что, работа навалилась на меня слишком плотно, я не могу спрогнозировать когда смогу приехать. Извини. Помимо этого генеральный прокурор Франции предложил мне раскрыть старые дела, которые не дошли до суда…
Ну, поздравляю! Теперь ты будешь самым горячим мужчиной еще и Франции…Не расстраивайся, я вернусь, как только закончу с делами.
Да, я знаю… У меня у самого много дел — почти весь ежедневник расписал на месяц, представляешь? Это после того как Ларри опубликовал статью с моим интервью.Я горжусь тобой, но, пожалуйста, ложись спать. Время позднее.
Конечно. Ты получил мое письмо? Я отправил его 2 недели назад…Сегодня утром, перед тем как уйти на работу.
Открывал? Хотя, наверное, нет, раз ты ничего не упоминаешь… Открой сейчас!Ты прав, я не открывал. С самого утра я завален отчетами.
Опять твои дурацкие отчеты… В наглую мне изменяешь… Позвони мне и открой письмо. Я жду. Я устало вздохнул и, надев очки, быстро вскрыл конверт, набрав номер Феникса. Не успел я развернуть письмо, как из него выпал какой-то сложенный лист бумаги. — О, Боже, Майлз, как я скучаю, скажи что-нибудь! Например, как сильно ты меня любишь, — замурлыкал в трубку нежный голос Феникса, от которого по моему телу побежали мурашки. — Я люблю так сильно… свои отчеты, я не могу без них и дня прожить, — ухмыляясь, произнес я, слушая забавное фырканье в ответ. Мы оба засмеялись. — Я так и знал, что ты сбежишь в свою Германию ради своих отче… Дальше я не смог расслышать, что он говорит, потому что раскрыл сложенный листок и чуть не выронил трубку от изумления. Рисунок. Рисунок, выполненный простым карандашом, изображал довольно костлявые руки, с вытянутыми тонкими пальцами. Я сразу же узнал их — вытянув запястье перед собой, моему изумленному взору предстало именно то, что было запечатлено на бумаге: каждая вена и жила на моих руках проступали особенно четко, повторяя линии карандаша, а фаланги пальцев и кисти с выдающимися под кожей костями, похоже, тоже были в точности воспроизведены на листе. Я никогда не видел раньше ничего подобного и был так ошеломлен, зная, насколько внимательно Феникс подошел к своей работе. Это было что-то невероятное. Из моей груди вырвался восхищенный стон. — Эй, Майлз? Ты здесь? — озабоченно спросил Феникс, не дождавшись ответа. — Что происходит? Ты открыл письмо без меня? Я молчал, не в силах вымолвить ни слова. Рисунок не просто приковал мое внимание — он глубоко поразил меня. Он был до такой степени точным и живым, словно художник писал прямо со мной в одной комнате. Неужели… мои руки на самом деле такие? — Майлз, пожалуйста, ответь. С тобой все в порядке? — он продолжал упорно звать меня по имени, требуя ответа, и я, в конце концов, стряхнув оцепенение, судорожно выдохнул в телефон. — Да. Да, все хорошо. Как тебе это удалось? Феникс… это самая потрясающая работа, которую я видел за всю свою жизнь. Ты… ты… — задыхаясь от переполняющих меня чувств, выдавил я. Меня охватило такое восхищение и гордость за него, за то искусство, которое он воплотил в своих талантливых руках. — А ты думал я шутил, когда говорил, что люблю твои руки? Они невероятно красивы и безупречны. Взгляни на линии — они словно из мрамора. Мои пальцы, до того неподвижно державшие листок бумаги, внезапно задрожали, их суставы едва заметно напряглись. — Зато твои на редкость талантливы — я бы продал душу дьяволу за пасту, приготовленную твоими руками, ты создаешь настоящие шедевры… Я повешу этот рисунок у себя над столом и буду смотреть на него. — Правда? — смущенно спросил он, с трудом скрывая радость. Мне не составило труда представить его лицо в этот момент — явно раскрасневшееся от волнения, мечтательное и с сияющей улыбкой, застывшей на губах. — Как думаешь, я заслужил страстный поцелуй от такого недосягаемого мужчины, как Майлз Эджворт? — Безусловно, — мои губы растянулись в довольной ухмылке. — Полагаю, он мог бы и большее дать за твое искусное мастерство… — Феникс шумно сглотнул, но я невозмутимо продолжил: — Например… взять в рот твой твердый… — Майлз, заткнись, у меня сейчас встанет… Ох, черт. Давно я так не хотел почувствовать твоего горячего языка и такого желанного вежливого ротика… — Ложись спать, Феникс, тебе нужен отдых. Завтра поговорим… — добавил я еле слышно, выпрямляя затекшую спину и расправляя плечи. Он попытался что-то сказать, только не успел — зазевал. — Спокойной ночи. — И тебе, — по привычке ответил он, заваливаясь в кровать. — Не забудь прочитать мое письмо, Майлз… Я буду ждать ответа… Одиннадцать лет жду. — Кмф… не забуду. Спи, дурачок, — ответил я голосом полным нежности и доброты, выключил телефон и нетерпеливо развернул письмо, подойдя к окну, полностью поглощенный словами, написанными витиеватым и неровным почерком Феникса. То, с чего начинался этот текст, заставило меня немедленно зажать рот ладонью и сдавленно всхлипнуть. «Мне так холодно без тебя, Майлз. Мы так давно не виделись, ты перестал писать мне письма, а ведь я так ждал. И вот я решил отправить тебе свою последнюю рукопись. Может она заставит тебя написать хотя бы пару строк. Я очень хочу, чтобы ты знал: я по тебе скучаю. Я никогда не забуду каждую секунду, проведенную с тобой… Я не знаю, зачем я это пишу… это так глупо, правда? Раньше я не мог представить, что ты станешь для меня настолько важен. Если когда-нибудь судьба сведет нас снова, то знай, что я больше тебя не отпущу никогда… Я всегда буду рядом… Там, где ты будешь…» Я написал это письмо одиннадцать лет назад, размышляя о своей любви к тебе и плача над, до ужаса, несправедливой судьбой. Может ты не знаком с ним, может мои письма не дошли до тебя, но я помню каждое из них наизусть. Вот их конец… Ты так и не ответил мне, хотя я очень ждал этого ответа много лет… Твое молчание так красноречиво. Черт с ним, теперь это уже не важно — все, о чем я мог только мечтать уже произошло… Конечно, твое отсутствие рядом является для моего сердца настоящей пыткой. Но, поверь, оно бы уже давно не билось, если бы не «демонический прокурор». Я просто хочу сказать тебе огромное спасибо за те мгновения, которые ты подарил мне. Были как и плохие, так и хорошие, прекрасные и удивительные — они останутся в моей памяти навсегда. Как и моя любовь к тебе, Майлз. Когда я думаю о тебе по ночам, мое сердце сжимается от жгучей тоски и невозможности, что-либо изменить. Иногда я вспоминаю твою улыбку, вспоминаю, каким ты был в те моменты, пока мы были вместе и понимаю — ради этого стоило бороться, стоило пережить столько страданий, пожертвовав самым дорогим в жизни. Я мечтал стать художником, стать тем, кто создавал бы произведения искусства из своих рук, а я стал адвокатом и спас тебя от забытья. И я ни о чем не жалею… Мне кажется, проживи я еще сотню жизней, все равно бы сделал то же самое… Пожалуйста, ответь мне. Буду ждать твоего письма как восьмого чуда света… Люблю тебя.Феникс
Непрошеные слезы текли по моим щекам, пока я читал это до боли трогательное послание, больше всего похожее на исповедь. На миг я зажмурился и прислонился лбом к оконному стеклу, пытаясь успокоиться и прийти в себя, однако все оказалось тщетным. Все случилось слишком неожиданно — такое простое и такое искреннее — послание и рисунок — трогало меня до глубины души. Какой же я идиот… И как я только мог быть таким? Сколько уже было этих глупейших ошибок, которые я совершал с момента нашей первой встречи? А Феникс прощал меня за все. В дверь постучали. Разом я вытер слезы с лица, быстро спрятал письмо под стопку отчетов и вернулся за стол. На пороге появился тот, кого я меньше всего ожидал сейчас увидеть. Прокурор Венцель собственной персоной. Его физиономия прилично состарилась и осунулась, складки вокруг рта стали резче. Увидев меня, Венцель мрачно улыбнулся. Подойдя к моему столу, прокурор непринужденно оперся о него руками и склонил голову набок, рассматривая мое лицо с таким вниманием, будто увидел перед собой нечто удивительное. — Ну что, Майлз, здравствуй… Скучал? — непринужденно парировал он, садясь напротив. По его довольному лицу было видно, насколько он чувствовал себя хозяином положения. Мерзкая улыбка кривила его губы, делая его еще уродливее. Я ненавидел его в эту секунду больше, чем когда бы то ни было. Прочистив горло, я решительно поднял на Венцеля глаза. — Не уверен в этом. Чем обязан вашему визиту? — холодно сказал я и скрестил руки на груди, выжидательно глядя на прокурора. Тот, не смущаясь моего тона, взял с моего стола папку, без всякого интереса оглядывая содержимое. — Да вот, решил заглянуть к Генеральному прокурору Америки на огонек. Всегда приятно поговорить с таким умным человеком… — Знаете, мне кажется, для такого рода занятий я выберу другого собеседника, который подходил бы мне по интеллекту, — надменно ответил ему я, чувствуя, все сильнее, нарастающую злость. — А зубки у тебя остренькие, верно? Ну-ну, пробуй. Посмотрим, кто кого… — Венцелю явно нравилось провоцировать меня, и он еле сдерживался, явно наслаждаясь происходящим. В его глазах загорелись веселые огоньки. — Извините, я вынужден отказаться — я уже староват для подобных развлечений, да и мое время дорого стоит. Что вы тут забыли? Он усмехнулся, барабаня пальцами по папке. — Да, ты вырос, Майлз — совсем изменился, уже не тот наивный маленький мальчик, которого я помню. Хотя… смазливое личико, конечно, сохранилось. Очки тебе прямо к лицу. Да… и вот фигура, в общем, заметно изменилась — прямо настоящий жеребец… Можешь гордиться собой. — Вы забываетесь, господин прокурор, — прошипел я, сверля его взглядом. — В своем нынешнем положении вы не имеете права разговаривать со мной подобным тоном. Я выше вас по званию и, соответственно, вы обязаны… — Расскажешь мне про жизнь под влиянием наркотиков? — он демонстративно закрыл папку и откинул ее на стол. — Не хочешь? И правильно, знай свое место. А я говорил тебе — прокурор из тебя никудышный, а вот в эскорте тебе не было бы равных… Да, эти журналисты знают толк в пиаре, но ты же и сам понимаешь — дыма без огня не бывает. Твою репутацию уже окончательно втоптали в грязь. Ты стал ничем, пустышкой, понимаешь? Бросай это гиблое дело, Майлз, покуда другие не предложили тебе больше… — Благодарю за участие, мистер Венцель, я подам на вас рапорт о нарушении служебных обязанностей. А также пришлю вам официальное уведомление о том, какое именно наказание вы будете иметь за свою неблагодарность. Думаю, это не займет много времени. Так что если вы больше не расположены к беседе, предлагаю ее закончить. Покиньте мой офис. Немедленно. — Зря, зря, мой мальчик… Скоро тебе придется говорить со всем мировым сообществом… — Я вам не мальчик! И, повторяю, будьте любезны покинуть мой кабинет. Сию же секунду! — я поднялся из-за стола, опасно нависая над Венцелем, глядя ему прямо в глаза. Он выдержал мой взгляд и с улыбкой пожал плечами. Затем встал и направился к двери, подчеркнуто небрежно бросив мне через плечо: — Роза с шипами… Когда дверь за ним закрылась, из меня словно выпустили воздух. Запустив пальцы в волосы, медленно опустился в кресло. Мысли путались у меня в голове. Внутри разлилась странная пустота, смешанная с непонятной злобой. Вздохнув, взял стопку приготовленных отчетных документов, из-под которых выскользнуло письмо Феникса. Оно заставило меня задуматься о чем-то ином, кроме неприятной встречи. И чем больше я вчитывался в неровные строки, тем отчетливее понимал — не найти мне большего спокойствия, чем в объятиях этого мужчины. После работы я зашел на почту, чтобы отправить письмо для самого важного человека в моей жизни. Мои пальцы дрожали, когда я выводил слова на белоснежной бумаге. Дорогой Феникс На самом деле это не первое мое письмо, которое я пишу тебе. Я получил каждое твое письмо, я выучил их наизусть, сидя вечерами в полутьме своей тюрьмы и роняя на них слезы. Каждое из них стало для меня особым и неповторимым. К моему большему стыду, когда Карма узнал о них и забрал у меня все бумаги — единственное, что связывало меня с тобой, я не попытался даже спасти их. Мне очень, очень жаль, что в свое время я позволил себе так поступить и не отправить тебе ответ вовремя. Сейчас я хочу исправить свою ошибку. Знаю, что мы знакомы с тобой уже достаточно долго, но для меня каждый день, каждый час, прожитый с тобой вместе — это словно цветение весеннего вишневого сада. Ты понимаешь? Я знаю, ты понимаешь. Ты всегда меня понимал. Я думаю, что ты уникальный человек, Феникс. Только мы можем спорить бесконечно, спорить до хрипоты в легких, и в конце концов придем к пылкому и страстному поцелую. И это лучшее, на что я только мог надеяться. Иногда мне кажется, что это и есть настоящее счастье… Спасибо за то, что ты есть в моей жизни и за все, что ты делаешь для меня. Я очень ценю это, только благодаря тебе я узнал, что такие слова как «я люблю тебя» могут всегда звучать как впервые. Я люблю тебя. С нетерпением жду того дня, когда увижу тебя снова.С любовью, Майлз
Закончив, я прислонился спиной к холодной стене и потер переносицу — слабость от волнения охватила все мое тело. Не знаю даже, сколько я простоял у почтового ящика, пытаясь обрести покой и равновесие, не в состоянии оторвать взгляд от открытого письма в руках. И наконец мне удалось это сделать — закрыв глаза, несколько секунд я просто держал письмо перед собой, а затем с тихим выдохом опустил его в ящик, будто загадывая неисполнимое желание.***
Я резко проснулся весь в холодном поту и слезах, задыхаясь. В комнате было темно, только слабо светила на столе лампа под зеленым абажуром. Протянув руку, в поисках Феникса, я не нашел его тепла и с ужасом вспомнил, что он на другом конце континента. Неописуемая тоска заполнила мое сердце. Я, тяжело дыша и всхлипывая, лег в кровать и хотел уснуть, но не мог — от пережитого напряжения у меня стучало в висках, и я долго лежал, глядя в потолок и обливаясь слезами. Вот он самый страшный кошмар — проснуться без него, без его снисходительной улыбки и ярких глаз. Мои часы показывали половину второго. Сегодня я должен был рано встать и присутствовать на конференции руководителей прокуратур европейских государств. Через четыре часа должен прозвонить будильник, а я все не могу заснуть. На душе было так тоскливо, так пусто. Внезапно, я схватил телефон с ночного столика и принялся лихорадочно нажимать на кнопки, набирая номер. Феникс снял трубку сразу, словно он стоял рядом и ждал моего звонка. — Майлз? Почему ты не спишь? У тебя сейчас вроде глубокая ночь… — обеспокоенно спросил он, и от его такого мягкого и приятного голоса я весь покрылся мурашками. — Ты чего? Опять кошмар? — Да… кошмар… — сонно и подавленно пробормотал я. Мне жизненно необходимо нужно было услышать его голос, чтобы хоть на время успокоиться. — Феникс, пожалуйста, помоги мне. Поговори со мной… Расскажи что-нибудь… Он помолчал, удивленно обдумывая мою просьбу, затем заговорил: — Ну… у меня обед, про который я благополучно забыл… — Приятного аппетита. Что… ты сейчас ешь? — спросил я, догадываясь какую дрянь он сейчас ест. Он помолчал, а затем виновато вздохнул. — Только не говори, что это лапша быстрого приготовления… — Нет, конечно, нет… С чего ты это взял, милый? — беззаботно хихикая, ответил он. Все понятно. Только вот читать ему лекцию о вредности потребления подобной продукции у меня нет ни сил, ни желания. — Майлз, спасибо огромное за цветы. Каждый твой букет — отдельное произведение искусства? Ох, а как пахнут эти красные розы, мне понравилось, очень… О, вчера кстати выпал первый снег, представляешь? Я совсем не знаю, что мне одевать — для куртки еще рановато, да и днем вроде тепло, но вот утром все-таки морозно, я замерзаю как собака, — с легкой иронией в голосе добавил он и засмеялся. Я слушал его полузакрыв глаза с благоговением, не в силах поверить, сколько счастья можно получить от столь банального общения, как в этот момент. — А у тебя даже вещей с собой зимних нет… Тебе не было холодно? — Я… купил пару теплых вещей… это неважно, все в порядке, Феникс. Продолжай, пожалуйста. — Что? Ах, да… Я получил твое письмо и по традиции расплакался. Ты удивлен? — я почувствовал, как он улыбается. Его улыбка отдавалась в моей душе, рождая щемящее чувство потерянности. — У меня было столько эмоций — я всегда считал, что ты выкинул все мои письма, если получил их, даже не читая. Но… ты их хранил. Это было очень трогательно, милый. Спасибо… Мне действительно было с тобой очень хорошо. Я с таким трепетом вспоминаю те дни… А помнишь, как мы дурачились в парке? Мы выпили шампанское, смотрели на звезды, я повалил тебя на траву… Мы целовались как сумасшедшие, помнишь? А потом ты спустил мои штаны, смотря на меня таким голодным взглядом… — Феникс вздохнул, точно отдаваясь нахлынувшим воспоминаниям. Я почувствовал легкое смущение, стоило мне вспомнить про это. А он продолжал: — А помнишь, как мы умудрились разбить раковину на свадьбе Дика? Это было незабываемо… — Боже… я просил тебя не напоминать мне об этом, — резко сказал я с легким раздражением. Он залился тихим смехом. — Да ладно тебе, детка. Здесь нет ничего страшного… — его тихий голос зазвучал чуть интимней. От его интонации у меня по спине пробежала дрожь, похожая на электрический разряд. — Я так хочу тебя, ты даже представить себе не можешь, насколько сильно… Я хочу тебя целовать до тех пор, пока твои губы не распухнут и не покраснеют. Хочу прикасаться к твоей обнаженной коже. Как же я хочу чувствовать твое идеальное тело своим… — Феникс… Пожалуйста, — чуть задыхаясь от желания, прошептал я в трубку, предчувствуя, чем все может закончиться. Услышанное так взволновало меня, моя голова стала совершенно пустой. У меня появилась сильная потребность прикоснуться к теплу Феникса, вдохнуть его запах. — Скажи, ты же тоже хочешь меня? Да? Ты хочешь ко мне прикоснуться?.. — говорил он все тише и тише. — Хочешь почувствовать меня внутри себя? — Ох… Конечно… Да, хочу. Хочу больше всего на свете, — я отдернул одеяло, приподнялся на локте, замечая откровенную и острую до боли похоть в теле. Сердце застучало с удвоенной силой, в горле пересохло, когда я дотронулся до своего напрягшегося члена, чувствуя, как тесно облегает его шелковая ткань пижамных штанов. Желание просто переполняло меня. — Черт возьми, я тоже хочу… Хочу войти в тебя… Блять, ты создан для меня… чтобы я тебя трахал, — невнятно бормотал он в трубку. Я больше не мог ждать. Со стоном я снял свои штаны вместе с бельем, представив, как Феникс бы наблюдал за этой картиной, склонившись надо мной. Я облизал свою ладонь обильным потоком слюны, с нетерпением обхватывая возбужденный член. Меня поразило, сколько предэякулята успело накопиться на кончике и я снова издал сладострастный стон, от давно забытого чувства, от которого Феникса наверняка бросило в дрожь. Я не прикасался к себе с тех самых пор как покинул Америку, поэтому все ощущения были намного ярче и отчетливей. Теперь уже мой член конвульсивно напрягался, мечтая об освобождении. — Майлз… Я-я так хочу почувствовать твой жар, когда ты сжимаешься вокруг моего члена, кончая… — Феникс… Легкие движения пальцев вдоль напрягшейся от предвкушения головки вызывали вспышки наслаждения. Феникс издавал приглушенные стоны, вторя мои, и это сводило меня с ума. От одной мысли, что это могла бы быть его рука, с такими грубыми и резкими толчками, становилось невыносимо — сердце учащенно начинает биться, грудь вздымается от быстрых, неглубоких вдохов. Прикусив нижнюю губу, я вцепился рукой в покрывало, представляя как Феникс входит в мое тело, полностью подчиняя своей власти. В голове проносились смутные образы, как он входит в устойчивый и мощный темп, проникая глубже и глубже, издавая такие же рваные хрипы и вздохи, какие издает сейчас. Как его руки скользят по моему телу, оглаживая, а губы с любовью целуют каждый сантиметр обнаженного тела, заставляя кожу пылать. И в конечном итоге, слившись в бесконечном поцелуе, мы позволяем себе позабыть на мгновение обо всем, давая волю страсти, которая так сладко распаляет кровь. Я глажу себя активнее, сильнее сжимая член и тяжело дыша через приоткрытые губы, наслаждаясь толчками удовольствия и пульсацией наслаждения внизу живота, каждый раз, когда мои бедра приподнимаются навстречу руке Феникса. Перед глазами возникают синие, как морские волны, глаза, добрая и искрящееся улыбка, его ямочки на щеках, родинки, украшающие шею и ключицы, гордый изгиб груди и крепкие мышцы живота, на котором внизу вьется темная дорожка волос, манящая и возбуждающая. — О боже, я собираюсь кончить. Майлз, черт возьми, я не могу… М-М-Майлз… — Феникс стонет, его дыхание срывается. Мое возбуждение явно достигает апогея, когда я слышу эти сладкие звуки, — кончай со мной, Майлз… Хочу услышать… это… Моя рука напрягается, я могу представить, как его пальцы дразнят чувствительную головку моего члена, и это последнее ощущение, которое мне нравится, когда я нахожусь на переломном этапе и достигаю наивысшей точки, громко и протяжно вскрикивая имя любимого человека. Горячая сперма заливает мою ладонь, стекая по пальцам. Вслед я туманно слышу его кульминационные стоны, означающие, что Феникс тоже достиг финала. Я устало откидываюсь на подушку, ловя ртом воздух, а другой рукой приглаживаю влажную и липкую от пота челку. Все вокруг будто замирает — только сбивчивое дыхание Феникса нарушает тишину. — Я люблю тебя, — прерывисто выдыхаю я, все еще пытаясь прийти в себя. — И я люблю тебя… Ложись спать, Майлз, тебе рано вставать. Давай. Позвонишь мне вечером, ладно? — Хорошо. Спасибо тебе, Феникс. — Ты всегда можешь на меня рассчитывать, — с улыбкой отвечает он и я отвечаю ему тем же, уже слыша гудки в трубке. Отмывшись, я растягиваюсь на кровати и, закрыв глаза, зарываюсь под одеяло, мечтая, чтобы меня обнимали любящие руки Феникса.***
Собрав все вещи, аккуратно сложив их в чемодан, я откинул челку с глаз и встал с пола, подошел к зеркалу. Не очень-то впечатляющая картина: под моими глазами чернели синяки, кожа на лице приобрела более белый оттенок. Я не спал больше суток, лихорадочно пытаясь раскрыть последнее дело, которое задерживало мой визит в Германии. И кажется, что на этот раз мне это удалось… Покончить с работой полностью. Накинув пальто и шарф, некоторое время я стоял у двери, собираясь с духом, а потом набрал номер Феникса и вышел из своего номера. Его ворчливый сонный голос заставил меня тепло улыбнуться: — Ты разбудил меня, Майлз. Что случилось? Почему ты опять не спишь? — Добрый день. Феникс, мой дорогой, я закончил все свои дела и возвращаюсь в Америку, — заговорил я почти торжественно, сам не веря своим словам. У Феникса перехватило дыхание, и он не сумел произнести ни слова. — Ты… ты встретишь меня в аэропорту? Я прилечу рано утром. Мне хотелось бы как можно скорее увидеть тебя… Кхм. Феникс? Ты меня слышишь?.. Я… возвращаюсь домой.