***
Скар хмурится, ворочаясь в кровати. Мелодия звонка под ухом неистово раздражает. Больно, словно камнями кидаются, прямо в голову. Камнями... Звонок... Скар подскакивает, резко садясь на кровати. Голова гудит и раскалывается, глаза открываются только от прилива адреналина. Телефон, лежащий у подушки, разрывается от телефонного звонка. И Скарамучча наконец просыпается. Понимание медленно затекает в голову, как раскаленное железо. Ему снился сон. И какого хрена это было? Телефон на мгновение затихает. Скар облегченно выдыхает. Но ненадолго, потому что вызов повторяется. Скарамучча недовольно рычит, наконец беря мобильный в руки. — Да? — сипит он в трубку, растирая глаза ладонью. — Доброе утро, — голос в динамике до боли жизнерадостный. Гребанный Кадзуха. Он что, всегда бодрствует? — Ты еще спишь? — А сам как думаешь? — фыркает Скар, свешивая ноги с кровати. — Сколько сейчас времени? — Через пять минут начнется первая лекция, — слушать Каэдехару с утра — все равно что открыть окно и вникать в щебетание птиц. — Можешь спокойно собираться и приходить ко второй. — Ага-а-а-а-а, — Скарамучча зажимает рот ладонью, пытаясь подавить зевок. — Как спалось? — между тем спрашивает Кадзуха, и в его голосе столько участия, что и самые заботливые родители вряд ли смогли бы с ним сравниться. Бесит. — Как обычно, — загробным тоном отвечает Скар, но потом вспоминает про камни, аллею и гребанные гвозди. — Хотя... мне тут сон... приснился... — Что, правда? — Скарамучча готов поспорить, что Каэдехара сейчас удивленно распахнул глаза. — Сон? — Как будто это что-то невероятное, — Скар, зажимает телефон между ухом и плечом, направляясь на кухню. — Но ты ведь давно не видел сны! Это же здорово! — кажется, Кадзуха радуется больше Скара. Бесит. — И что приснилось? Скарамучча на секунду тормозит. Вот и что ему говорить? Это же была какая-то х... — Сложно сказать, — неопределенно тянет он, открывая холодильник. — Там было много... всего. — Например? — Скар представляет, как Кадзуха приторно улыбается: карамельно, сахарно, зефирно. Как накручивает на палец челку, ненароком цепляя эту раздражающую красную прядь. Как направляет свой невозможно рубиновый взгляд в окно. Скар жалеет, что не пошел к первой. Настолько жалеет, что забывает, что ему задали вопрос. — Скар. — А? — Понятно, — Каэдехара фыркает. У Скара перед глазами снова сахарная улыбка. Проклятье. — В общем, сейчас начнется лекция, поэтому увидимся позже. Жду, — звонко отвечает напоследок и завершает вызов. — А-ага, пока, — запоздало тараторит Скарамучча, а потом стукает кулаком по стене. — Идиот, — раздраженным шепотом выдает он и начинает собираться. Чертов Кадзуха и его чертова улыбка.***
Не поверите, но даже с немереным количеством времени на сборы Скар все равно умудряется опоздать на десять минут. Преподаватель на его появление только устало вздыхает — смирился. Одногруппники удостаивают его разве что мимолетным взглядом, возвращаясь к своим интереснейшим делам. И только один взгляд задерживается на нем дольше остальных. И сжигает кожу дотла. Будто о раскаленное железо приложили. — У тебя было столько времени, — тянет Каэдехара не то хитро, не то недоуменно. — И при всем этом ты умудрился опоз... — И тебе привет, — отрезает Скарамучча, хлестко роняя тетрадь на стол. Всегда так делает, когда пытается предотвратить разговор. Всегда так делает, но никогда не получается. — Так что за невероятный сон, о котором тебе так сложно сказать? — Кадзуха переходит на аккуратный шепот, и это нечестно, это запрещенный прием, это должно быть незаконно. Потому что Скар заведомо обречен на провал. — Ты думаешь, если мне было сложно сказать об этом по телефону, то в живую мне будет легче? — наконец встречается с ним взглядом, изогнув бровь. Его единственное оружие, его единственная защита. Но стоит увидеть одну до кариеса карамельную улыбку, как его оборона разлетается в щепки. — А что, нет? — спрашивает невинно. Аж до скрежета зубов. Бесит. — Нет, — Скар хмурится, отведя взгляд. Самым недостойным образом принимает свое поражение. — А ты попробуй, — Каэдехара усмехается тихо-тихо, почти беззвучно. Будто кто-то убавил громкость до предела. Может, Скару так будет легче. Скар вздыхает. Нет, ни капли не легче. — Хорошо, — сдается без боя. Поднимает белый флаг, потрепанный такой, поношенный. Сколько с ним прошло поражений... Он уже почти как родной. — Мне снилось... И замирает. А что ему, собственно, снилось? — Ей, чего завис? — Кадзуха наклоняется ближе к парте, вперив пристальный взгляд в Скарамуччу. Махать ладонью перед лицом, видимо, не решается, а то вдруг заметят. — Я... забыл, — выдает он и жмурится, запуская руку в волосы. — Ты что, серьезно? — Нет, шучу. — Тебе впервые за несколько месяцев приснился сон, а ты его забыл? — сокрушенно выдает Каэдехара, опуская голову на сложенные руки, пока Скар запоздало думает, что прошлый свой сон, который был несколько месяцев назад, он тоже вспомнить не может. — Представь себе, — вместо этого выдает он с напускным недовольством. — Ну как же так? — Кадзуха снова поднимается, подпирая щеку рукой. — Я уже держал наготове сонник. Скар ведь уже говорил, что Каэдехара верит в судьбу, приметы, гадания и прочую чепуху? Так вот, он еще верит в сны. Не в то, что Скарамучча когда-то начнет их видеть на регулярной основе, а в реальные значения предметов и вещей, увиденных во сне. Конечно, он пытался оправдаться, говоря о том, что все это берется из подсознания, а значит, никакой мистики в этом нет. Но Скар едва ли верит, что Кадзуха вкладывает в это именно такой смысл. Потому что он видел, как загадочно блестели рубиновые глаза при одном только упоминании снов. Это явно не был взгляд, вызванный научным интересом. — Архонты, как же хорошо, что я его забыл, — с напускным облегчением выдает Скар, закатив глаза. Знает, что актер из него никудышный. Но Каэдехара все равно делает вид, что верит. — Даже если бы и нет, — Кадзуха прикрывает глаза, и мир вокруг перестает гореть, пылать в адском пламени. — Ты бы все равно сам пошел гуглить, я прав? — Нет. Да. Скар ненавидит, когда Кадзуха прав. А он прав почти всегда. Да, ему интересно. И не потому что он в это верит. Это же не взаимно исключающие друг друга факты, верно? Но это все не имеет значение, потому что Скарамучча все равно ничего не помнит. — Что, совсем ничего? — да, еще иногда начинает казаться, что Каэдехара умеет читать мысли. — Ничего. Только помню, что какой-то бред. — Бред может иметь разные проявления и разные значения, — Кадзуха жмет плечами. — В твоем случае — абсолютно любые, — и улыбается. Сахарно, карамельно и дальше по списку. У Скарамуччи тремор, инфаркт, инсульт и дальше по списку.***
Каэдехара всегда видел красочные сны. Не так часто, как хотелось бы, но каждый сон был целой отдельной историей и запоминался надолго. Скар каждый раз слушал его рассказы, как загипнотизированный, периодически подбирая свою челюсть. Всегда удивлялся и совсем немного — завидовал. Чуть-чуть, всего капельку. Когда эта капелька переросла в океан, Скар не заметил. Конечно, он по-прежнему отключался без задней мысли и ночью видел свое целое ничего. Но каждый раз, когда рубиновые глаза загорались, как лампочки, Скарамучча поджимал губы. Ну почему у него не так? Почему Кадзуха во сне видит, как он летает, гуляет, веселится, а Скар во сне не видит нихрена? Конечно, вслух он об этом никогда не говорит, да и вряд ли когда-нибудь скажет. Нечего забивать бедному Каэдехаре голову (у него там и так приметы, гадания и сонники). В общении со Скаром и так слишком много проблем. И не важно, что Каэдехара эти проблемы решает на раз-два. Не важно, что все острые углы он обходит с раздражающей изящностью. Наверное, их многолетнее общение обусловлено только выдержкой Кадзухи. — Чего задумался, сон вспоминаешь? — Скар от чужого голоса весь аж дергается, почти спотыкается, но вовремя удерживает равновесие. — Ничего, просто погода хорошая, — бурчит в ответ, не отрывая взгляд от асфальта. В этот раз даже не врет: погода действительно хорошая. Никакого тебе ветра, который так и норовит сбить с ног. Никаких серых-пресерых туч, только до рези в глазах лазурное небо, усеянное ватными облаками. Довольно милосердно для начала октября. — У тебя когда не спроси, погода всегда хорошая, — Каэдехара усмехается, прикрыв рот ладонью, и Скар запоздало думает: «Не закрывай». Потому что это нечестно, это запрещенный прием, это должно быть незаконно. — Да ты прямо оптимист. — Очень смешно, — мрачно отвечает Скарамучча, уткнувшись в ворот куртки. Даже несмотря на слепящее солнце на улице стабильно холодно, вот спасибо. Смысл тогда вообще от этого солнца? Смысл от этого солнца, если в этом мире есть Каэдэхара Кадзуха? Они доходят до поворота, где обычно расходятся, но Скарамучча почему-то стоит. Стоит как идиот, изучая сосредоточенным взглядом свои кроссовки. Чего он ждет? Что сон сам вспомнится? Ну нет, такого счастья ему не надо. Пинает ногой какой-то камешек, водя носком по асфальту. Камень... Кто вообще кидается камнями? Скар застывает. — Я пойду, — говорит он, не поднимая головы. Кадзуха разворачивается к нему на пятках, склонив голову вбок. — Ты в порядке? — спрашивает вроде как на автомате, но взгляд все равно обеспокоенный, будто в первый раз. Бесит. — Ага, отлично, — резко отмахивается, делая пару шагов назад. Возможно, он поступает слишком грубо, но... — Хорошо, до завтра, — но Каэдехара все равно улыбается, сахарно и карамельно, и это нечестно, это запрещенный прием, это должно быть незаконно. Махнув рукой на прощание, Скар сворачивает за угол. Нет, он в это не верит. Но да, он пойдет гуглить.