Естественно, Скар забыл.
Забыл про злосчастные книги, оставленные дома у матери, будь они неладны.
Поэтому, если Скарамучча не идет к горе, гора сама обрушивается ему камнепадом прямо на голову.
Поэтому он шипит обреченное «Да ну нет», когда утром его будит звонок в дверь. Резкий такой, как взмах катаны, бьет по ушам наковальней. Серьезно, не звонок, а пожарная сирена.
Скар протяжно зевает, подхватывая телефон и плетясь ко входной двери. Босые ноги шлепают по полу в сонной тишине квартиры, холод пробегается по еще не проснувшемуся телу.
Когда он привстает на цыпочки, чтобы посмотреть в глазок, он снова обреченно вздыхает. Только в этот раз более озлобленно и более обессилено.
Поворот ключа в замке тоже громкий, гремит и эхом отражается в голове. Скар вообще предпочел бы ходить глухим первые полчаса после пробуждения. Но судьба жестока.
За скрипом открывающейся двери в квартиру тянется холод из подъезда, и Скарамучча неуютно ежится.
Но он замерзает окончательно, когда в него впиваются два ледяных аметиста. Это точно уже обморожение четвертой степени, даже не пытайтесь его спасать.
— Ты еще спишь? — спрашивает она на грани безразличия и возмущения, и кровь в венах привычно начинает вскипать.
— Да, с открытыми глазами. Очень интересная практика, — цедит он сквозь зубы, уходя на кухню.
Знает, что прогонять бесполезно.
— Ты настолько поздно встаешь? — мать мастерски игнорирует его выпады, как игнорировала всегда (это уже привычка, это уже рефлекс, это образ жизни).
— Спешу тебе сообщить, — даже не напрягается, обычным тоном говоря из другой комнаты. В сущности, ему без разницы, услышит она или нет. — Что сейчас девять гребанных утра.
— Разве тебе не нужно идти на учебу? — спрашивает она как бы невзначай, но Скар прекрасно чувствует: она просто выведывает информацию. Холодно и беспринципно, как детектив, как судмедэксперт. Просто разведка, ничего лишнего. Просто прощупывает почву, чтобы найти болевую точку. Чтобы найти, куда надавить.
Но Скар всю свою жизнь был партизаном.
— Сегодня отменили, — ни черта ему не отменили, просто приходить к первой это уже издевательство.
— Понятно, — она наконец оказывается на кухне с небольшой коробкой в руках, и от ее присутствия комната тут же пропитывается каким-то напряжением. Вокруг нее скручиваются тучи, по которым острыми тенями бегают пурпурные молнии.
Но больше всего в ее виде бесит то, что она совершенно спокойна.
Скар насильно игнорирует звенящее молчание, озоном пропитавшее воздух, и как ни в чем не бывало начинает орудовать на кухне. Ну, как «орудовать»... Он умеет включать чайник и пользоваться микроволновкой, этого ведь достаточно?
— Так ничего нормального и не ешь? — назидательно раздается за спиной, и Скарамучча стоически подавляет в себе желание кинуть кружку об стену. Так, чтобы на осколки, мелкие-мелкие. Такие, знаете, как в «Снежной королеве», только наоборот. Может, если один ненароком отскочит в сердце, там что-то встанет на место.
Но вместо этого он только с силой сжимает ручку кружки.
— Я сам решу, что для меня нормально, а что нет, — цедит он сквозь зубы и не спешит оборачиваться. Иначе придется смотреть прямо в глаза.
— Совсем забыла, что ты у нас такой самостоятельный, — лениво тянет она, ставя коробку около стены, а сама садится за стол. Холод ее глаз пробегается по спине табуном мурашек, Скар неуютно ведет плечом. — Я так и буду разговаривать с твоей спиной?
Скарамучча шумно втягивает носом воздух, оборачиваясь.
— Ты же вроде книги принесла? — многозначительно смотрит на коробку у стены, вскинув брови.
— Неужели прогоняешь меня? — она смотрит спокойно, раздражающе спокойно. Но в недрах ее черных-черных зрачков он видит едкую насмешку. Всю свою жизнь ее видел. — Разве я не могу приехать, чтобы навестить своего сына?
Скар молчит. Острое «Не можешь» режется на языке.
Нельзя. Нельзя отвечать на ее вопросы. Это может спровоцировать новые.
Скарамучча отмирает только тогда, когда обнаруживает, что заливает кипяток во вторую кружку. По инерции, не задумываясь.
Проклятье.
Когда он с глухим стуком ставит чай перед ней, то старается не смотреть в глаза. Не хочет видеть на ее лице эту умиленную улыбку. Потому что в этой улыбке нет ничего, кроме яда и ехидства.
— Что с руками? — спрашивает она более твердо, чем прежде, Скар мгновенно засовывает руки в карманы спортивок, отводя взгляд.
— Упал неудачно.
Именно так он и сказал Кадзухе. Потому что в правду было сложно поверить. Почти невозможно. Скар сам до конца в нее не верит.
В таких ситуациях, знаете, обычно говорят «Да тебе это все приснилось».
Да только проблема в том, что Скарамучче
реально это приснилось.
И ворона, и мост, и туман, и веревка. Веревка, о которую он случайно содрал ладони.
Мысль о том, что это неправда, все еще трепыхается где-то внутри воздушным змеем, зацепившимся за ветку. И его с этой ветки силком пытаются стянуть. И тянут, тянут, тянут... Он так скоро порвется на части.
Резко дергается, очнувшись. Неясно, сколько он так простоял, залипая в одну точку, но от чужих глаз это явно не укрылось.
— Ты в порядке? — спрашивает она, вскинув брови.
И в этом нет ни капли беспокойства. Это не «Ты в порядке?» Кадзухи. Это совсем другое.
У Кадзухи на таких словах глаза ясные-ясные, как небо перед рассветом. У него в рубинах чистая проницательность, выцеженная, отточенная и мягкая. У Скара от его «Ты в порядке?» всегда мурашки по спине и учащенное сердцебиение. И тогда он точно не в порядке.
В аметистах матери он не видит ничего кроме стали. А за ними пусто-пусто, ни черта нет, хоть ты глаза выколи.
Скар поджимает губы, сжав руки в карманах в кулаки.
— Да, — только и говорит он могильным тоном и берет в руки кружку с кофе. Закрывает глаза, только бы ее не видеть. Но перед глазами снов мост и веревка, и он сокрушенно открывает глаза, оглядывая рябящую реальность.
В звенящей тишине проходит минута, прежде чем мать сдается.
— Как там Каэдехара? Вы еще общаетесь? — спрашивает она, безмятежно глядя в окно. Скар медленно округляет глаза, глотнув кофе больше, чем собирался.
Его мать ненавидит Кадзуху. Они встречались один раз, и этого вполне хватило, чтобы она проговаривала его имя только с глухой неприязнью, сквозящей в каждом слоге.
Ка- — даже имя его говорить противно.
-
э- — пожалуйста, скажи, что ты с ним больше не общаешься.
-
дэ- — а если общаешься, то немедленно прекрати.
-
ха- — видеть его не хочу.
-
ра — он меня раздражает одним своим видом.
— Представь себе, — отвечает Скар, накидывая на лицо маску напускного спокойствия. Когда дело касается Кадзухи, он не может ей проиграть. Не имеет права. Это дело чести. — Несколько лет дружбы не могут исчезнуть просто по щелчку пальцев.
— Вот как, — Скар почти читает по губам: «А жаль». — И как он?
— Прекрасно.
— Часто к тебе заходит?
— Мам, к чему все это? — выдыхает он, стукнув кружкой о стол.
— О чем ты, милый? — Скарамучча морщится.
Это «милый» с ее уст звучит почти как оскорбление.
— Ты ведь его на дух не переносишь, и не делай такое лицо, — скрещивает руки на груди, щурится. Будто с маленьким ребенком разговаривает, честное слово.
— Разве я не могу поинтересоваться личной жизнью своего сына? — она прикладывает ладонь к груди, будто действительно оскорбилась. Браво, Оскар в студию.
— Не можешь, — чеканит Скар, только искры от зубов не отлетают.
— Я просто за тебя переживаю, — она прикрывает глаза, сделав глоток из кружки. — Просто этот Каэдехара... странный парень, — Скарамучча ядовито усмехается.
Нет, дело ведь не в этом. Просто во время вашего знакомства он тебя уделал.
— Интересно, чем же?
— Ну... он ведь... магией увлекается? — Скар почти давится воздухом. Если бы пил кофе, точно бы поперхнулся.
— Мам, какой магией? — почти прикрикивает, потому что это клевета, это нечестно. Кадзуха уж точно не заслужил клеветы. — Он просто интересуется значениями снов, что в этом плохого? — втирает свое раздражение пальцами в переносицу, глубоко вдохнув.
— Мало ли, что он может выкинуть, — ее непоколебимостью можно асфальтировать дороги. Строить фундамент домов. Да что там, целые многоэтажки. — Я бы с таким подозрительным парнем не водилась.
— Ну так и не водись, — наконец не выдерживает Скар. Чувствует, как внутри поджегся фитиль. Чувствует, что сам его поджег. Чувствует, что тушить не собирается. — Не тебе решать, с кем мне общаться. К тому же, уже несколько лет прошло, могла бы и привыкнуть, — лицо ее приобретает совершенно нечитаемое выражение. Аметисты темнеют, почти до глубокого черного, губы смыкаются в тонкую полоску, но она продолжает слушать молча. — Просто отстань уже и от Кадзухи, и от меня. Не желаю и слова от тебя слышать в его адрес.
Она не отвечает полминуты. Минуту. Смотрит в окно. Делает глоток чая. Встает из-за стола.
— Я, пожалуй, пойду, — медленно проговаривает она, четко и с расстановкой.
Скар чуть кружку из рук не роняет, растеряно хлопая глазами.
— Что, серьезно? — спрашивает он почти неверяще и сам не понимает почему: радуется или разочарован.
— Да, знаешь, столько дел, — тянет, как жвачку. Оставляет кружку недопитого чая на столе.
— Вот как, — Скар чувствует, как из нее сочится яд, поэтому скрещивает руки на груди и подхватывает волну абсурда. — В таком случае, не смею тебя задерживать.
— Спасибо за гостеприимство, — цедит она с приторной улыбкой, аж зубы сводит. — В коробке все книги, которые ты тогда забыл, — она слегка пинает коробку ногой и уплывает в коридор.
— Что бы я без тебя делал, — протягивает он, протяжно зевая. Приторно и вязко, как патока. Глаза сами собой закрываются, ноги подкашиваются. Скарамучча только сейчас чувствует, насколько же он не доспал.
— Вот именно, что ничего, — мать легким движением накидывает на плечи пальто и, застегнув сапоги, берется за ручку двери. — Ну, еще раз спасибо, — у Скара уже от этой игры губы сводит в налепленной на лицо улыбке.
Просто уйди просто уйди просто уйди просто-
— Ну что ты, — не выдерживает и щурится. — Тебе спасибо, — пальцами сжимает край футболки. Мать в ответ только усмехается.
— До встречи, милый, — кидает это «милый», как дротик, начиненный ядом. Она коротко машет ему рукой, прежде чем входная дверь за ней захлопывается.
Скар какое-то время молчит, сверля расфокусированным взглядом дверь. А потом резко шипит и садится на корточки, запустив руки в волосы.
Что это, нахрен, было?
Почему это происходит каждый раз?
Скар честно не понимает, почему каждая встреча с матерью превращается в какой-то цирк одного клоуна, сводится к одному только туманному абсурду, природу которого ни разгадать, ни понять. Он просто есть. Как факт, как отягощающее обстоятельство.
И Скар ненавидит с этим мириться, каждый раз подхватывает ее приторность своей улыбкой, глотая все язвительные фразы. А они уже и не нужны. Они все написаны бегущей строкой в его глазах, он уверен.
Тяжело выдохнув, Скарамучча встает на ноги, пошатнувшись. Сон упрямо продолжает гнуть свое, но Скар все равно плетется на кухню, чтобы допить свой несчастный остывший кофе.
Не пропадать же добру.
Хотя, с добром тут можно поспорить.
Рука самопроизвольно тянется в карман за телефоном, чтобы открыть диалог с Кадзухой.
кому: кадзу
9:37
[чтоб я еще раз забирал у нее свои вещи]
Он протяжно выдыхает, сжав телефон почти до треска.
Естественно, он первым делом побежал рассказывать все Каэдехаре. Примчался, как грешник на исповедание, почти с пеной у рта, почти с нездоровым фанатизмом.
Чудо, что Кадзуха все еще выслушивает его порывы мимолетной слабости, терпеливо поддерживая диалог и в переписке, и в живую. И где он только находит силы отвечать Скару? Скар бы не нашел сил отвечать самому себе.
от: кадзу
9:41
[Снова начала этот спектакль?]
Все-то он знает. Скар ненавидит, когда он все знает.
А это происходит почти всегда.
кому: кадзу
9:42
[в этот раз докопалась до тебя]
кому: кадзу
9:42
[как будто ей мне уже сказать нечего]
Скарамучча недовольно цыкает, отставляя кофе на край стола. Возможно, ободряющие звуки битого стекла могли бы его разбудить.
от: кадзу
9:42
[Не принимай все близко к сердцу, оно того не стоит]
Но кружка остается на месте. У Скара перед глазами только пара искрящихся рубинов и «Еще как стоит» режется на языке осколками.
кому: кадзу
9:42
[я сегодня не приду]
кому: кадзу
9:43
[скажи, что я смертельно болен]
Вместо этого отвечает Скар и направляется в спальню. Тут же падает лицом на подушку. Может, так и задохнется быстрее.
Больше он не двигается, закрыв глаза.
Он достаточно времени провел в реальности, спасибо. Но он пока не готов умирать.
Если он где и умрет, то только во сне.
