Не спать

Честно, Скар никогда не был против компании Каэдэхары, даже наоборот. Но сейчас у него внутри что-то медленно вкручивается между ребер, как штопор. Конечно, Кадзуха по-прежнему остается званым гостем, от присутствия которого жар растекается по телу и остается где-то в районе щек. Просто теперь его присутствие ощущается слишком явственно, слишком подавляюще. После занятий он ушел к себе, чтобы собрать вещи, и домой Скар поплелся на ватных ногах. Явно не потому, что его клонит в сон. И даже не смотря на то, что у Каэдэхары был запасной ключ, он все равно постучался. Четко и приглушенно, но у Скарамуччи тотчас пробежали мурашки по спине. Кадзуха зашел в квартиру молча, даже в глаза не посмотрел, взгляд мутных рубинов был устремлен куда-то сквозь Скара, куда-то в стену, и то с нее соскальзывал. Скарамучче не хватило смелости начать разговор, поэтому он просто пошел на кухню, надеясь, что шипение чайника сможет заглушить его мысли. Каэдэхара передвигался по квартире, как призрак, мертвенная бледность чужой кожи напрягала даже не периферии, не то, что в упор. Скар закусывает губу, доставая из навесного шкафчика две чашки. В первую кидает заварку зеленого чая не задумываясь, а когда тянется за банкой кофе для себя, невольно вздрагивает. Рубины впиваются в спину, кажется, даже неосознанно, резью проходятся по позвонкам, кольями вбиваются между ребрами. Скар сглатывает и кидает в свою кружку пакетик черного чая. Опирается на столешницу, не решаясь садиться вместе с Каэдэхарой — это чревато неизбежным зрительным контактом. Чайник мерно, по нарастающей становится громче, и Скарамучча разочарованно вздыхает. Он зря на него надеялся. От него, кажется, мысли в голове начинают только больше суетиться, больше метаться из стороны в сторону, больше путаются, больше выводят из себя. Скара хватает ровно на две минуты, прежде чем он не выдерживает: — Архонты, ты так и продолжишь молчать? — спрашивает скорее устало, отчаянно, чем требовательно. Молчание сводит с ума так же, как и темнота. — А есть, о чем поговорить? — спрашивает Кадзуха, и по внутренностям пробегает странный холодок. Будто сталью провели. Будто острием ножа. — Твое молчание начинает действовать мне на нервы, — отрывисто говорит Скар. — Ты ведь издеваешься, да? — Каэдехара хмыкает. — Сдается мне, последние несколько недель молчание тебя вполне устраивало. Треск. Треск выключившегося чайника и ребер Скара. — Кадзуха. — Да? — спрашивает он со спокойствием, но Скарамучча отчетливо видит, как это спокойствие бурлит, кипит, обжигает, как раскаленное железо. — Ты ведь врешь. — С чего бы? Скар шумно втягивает носом воздух и отрывается от столешницы. Напряженно опускается за стол напротив Каэдэхары. — Извини, — говорит он в стол. Глаза поднять боится. Боится сжечь свою роговицу дотла. — Не надо, Скар. — Я постараюсь так больше не делать, — говорит с каким-то иступленным упрямством. Как школьник, разбивший школьное окно. Как идиот, разбивший пару рубинов. — Я не злюсь. — Кадзуха. Пауза. — Мне не стоило приходить. Каэдэхара рывком поднимается из-за стола и двигается по направлению к двери. Скар подрывается за ним не раздумывая. Цепляется за чужое запястье с отчаянной безысходностью. Как в рукоятку ножа, тонущего в темноте. — Стой! — Ну что еще?! — почти выкрикивает он, обернувшись. Скар застывает всего на мгновение, прежде чем затянуть того в объятия. — Извини, — утыкается носом в чужой свитер, жмурится. Сжимает руки на спине, только бы не убежал. Каэдэхара напрягается на долгую секунду, а потом топит усталый вздох в плече Скара. — Ты дурак, — приглушенно шепчет, мурашки цунами бегут по спине. Скарамучча усилием воли не дергается. — Зачем нужно было молчать? Скар кладет подбородок ему на плечо, водя глазами по стенам кухни. — Не хотел, чтобы ты зря переживал. — Кадзуха как-то нервно фыркает. — Спасибо, — ирония сочится из его голоса, как кровь из раненого. — Теперь я переживаю еще больше. Скар поджимает губы. — Больше так не делай, — говорит Каэдэхара. — Ты всегда можешь мне о чем-то сказать, ты это знаешь. — Хорошо, — он неуверенно кивает, прикрыв глаза.

***

Спать они легли, если честно, поздно. Долго сидели в зале за компьютером, втянувшись в просмотр однообразных видеороликов. Скар не помнит содержания ни одного из них и не помнит, когда он успел выпить три кружки чая. Пить кофе рядом с Кадзухой было как-то… опасно для жизни. Когда время перевалило за полночь, Каэдэхара уже было собирался ложиться, но Скарамучча очень аккуратно упросил его посидеть еще. Потому что спать что-то не хотелось. Не потому, что ему до усрачки страшно ложиться спать. Каэдэхара отреагировал на это долгим подозрительным прищуром, но не сказал ни слова, просто включив еще видео. Так они просидели до двух ночи. Потом Кадзуха захлопнул ноутбук и протяжно зевнул. — Все, спать пора, — он тихо поднялся с дивана и вышел из гостиной. — Ну нет, — протянул Скар, почти растеряно, почти истерично. — Давай еще посидим. — Мы и так засиделись, — кричит ему Каэдэхара из комнаты Скара. Он возвращается с постельным бельем в руках — собирается стелить себе в гостиной, — подходит ближе, всматривается в лицо Скара и хмурится. — У тебя глаза красные, — говорит без особых эмоций. Просто констатация факта. Скарамучча пытается удержать зрительный контакт, но в итоге сдается и тяжело вздыхает, опустив голову. — Давай, Скар, иди спать, — садится рядом, заглядывает в глаза. — Ты можешь будить меня, если снова начнется. — У нас что, табу на слово «кошмар»? — невесело хмыкает, тяжело поднявшись с дивана. — Спокойной ночи, — бросает он, не смотря на Кадзуху. Рубины и без того превратили его в решето. — Спокойной ночи, — приглушенно отвечает Каэдэхара, принявшись застилать кровать.

***

Скар уже несколько раз сменил направление. Лестницы кажутся до ужаса бесконечными. Ряды черных ступеней все не кончаются, куда бы он ни шел, куда бы ни бежал, как бы ни изворачивался. Свинцовые шаги идут за ним по пятам. Сердце избито колотится в горле, из последних сил. Будто еще чуть-чуть, и само начнет делать себе непрямой массаж. Легкие будто сжались, сдулись, как пара воздушных шариков, скукожились, как изюм. Остановиться бы на секунду, сделать бы хоть один полноценный вдох. Но темнота облизывает пятки, тяжело движется за ним, поэтому Скар только ускоряется, хватая кислород урывками, лоскутами, намеками на человеческую норму. И сколько бы раз Скар ни падал, больно всегда как в первый. Кажется, гематома на его спине скоро расплывется по всему телу, как нефтяное пятно. И сколько бы раз Скар ни оказывался придавлен плодом своего же воображения (вера в это медленно крошится овсяным печеньем), страшно всегда как в первый. И сколько бы раз Скар не пытался высвободиться, чужие руки впивались в шею стальными кандалами, титановой удавкой. И сколько бы раз Скар не пытался позвать на помощь, из его горла всегда вырывался лишь предсмертный хрип. Но Скарамучча все равно отчаянно дергается и брыкается, отбивая кулаками по слогам. По-мо-ги-те Ножа рядом, как назло, не оказывается, он затерялся где-то в терниях мрака, в котором не видно ничего, кроме чужих рук и блеклого, еле сверкающего оскала. — Хва… — буквы лихорадочным потоком лезут из горла, тянет тошнить. Скар ведет ногтями по темной коже в надежде оставить хоть какие-то повреждения, но не видно все равно ничего, хоть глаз выколи. — …тит. Пальцы сильнее давят на кадык, Скар почти закашливается. — Хватит, — сипит на грани слышимости. Да только это не имеет значения, ведь тут все равно никого нет. — Про… шу. Эта пытка все не заканчивается, закручивается отвратительной Сансарой, спиралью ДНК, которая медленно рушится, рассыпается в пыль. Бессилие внутри вскипает отчаянным гневом, первобытным, первородным, существовавшим до начала времен. Словно темнота эта — мир до Большого взрыва. Словно Скар — точка. Остатки воздуха скапливаются в легких, нацеленные лишь на один рывок. Скарамучча жмурится, отдавая весь кислород на импульс. — Хватит, — сипит он. — Я сказал…

***

— Хватит! Его голос эхом отражается от стен комнаты. Тишина рябью растворяется в его крике. Горло неприятно саднит, будто там ведро гвоздей, не меньше. Скар замирает на несколько секунд, взглядом провожает насмешливый свет луны в окне. А потом судорожно выдыхает, подтянув к себе колени и опустив на них голову. Зарывается рукой в волосы, будто пытается вытянуть из головы воспоминания о сне. Бывает же такое, что через секунду после пробуждения уже забываешь о том, что тебе снилось. Так какого черта у него так не работает? Заглядывает в телефон. Четыре утра. Проклятье. Закрывать глаза снова больше не хочется, поэтому Скар тяжело поднимается с кровати. Ноги саднят от бега, шея болит от удушения. Снова синяки… Против воли заглядывает в гостиную. И с облегчением понимает, что Кадзуха спит достаточно крепко. Хоть что-то хорошее. Скарамучча ненадолго задерживается, оперевшись плечом на дверной косяк. Складывает руки на груди, смотрит. И со стороны он бы сам себя испугался. Потому что это ненормально, это аморально, это жутко. Но алая прядь Каэдехары падает ему на глаза, рассекая лицо на две части, и сверкает под бледными лучами луны. Но Каэдехара мило жмурится, будто во сне очень сосредоточенно пишет какую-то работу. Но Каэдехара мило поджимает губы, покрепче перехватывая подушку. Но Каэдехара милый. И Скар усилием воли заставляет себя отлипнуть, разворачиваясь в сторону кухни. Нельзя. Ночь приветливо встречает его на кухне, как старый приятель. Кажется, днем он появляется тут реже. Занавески чуть колышутся, будто их кто-то шевелит, да только Скарамучче не страшно. Его вообще мало что может напугать, кроме кромешной темноты. Включает свет, лезет в навесной шкафчик и с досадой отмечает, что кофе, вообще-то, почти закончился. Придется покупать новый. В последнее время он вообще начал заканчиваться в рекордные сроки. Почти в три раза быстрее, чем раньше. Скар фыркает, ставя чайник. Мрак из коридора вселяет какой-то необъяснимый страх, и, немного подумав, он включает свет и в коридоре. Тени собираются по углам чернильными пятнами, Скарамучча передергивает плечами. Кладет голову на стол, закрывает глаза. Устал. И секундная потеря контроля снова сдавливает ему горло черными руками. Скар подскакивает и судорожно оглядывается. В квартире тишина стоит мертвая, будто в болоте. Кадзуха спит в гостиной. Часы отвратительно тикают, отсчитывая утекающие минуты сна. Желание разбудить Каэдехару забивается где-то под ребрами, скребется дворовой кошкой. Но Скар гонит ее куда подальше. Это пустяк, это того не стоит. Нельзя. И Скар бы, наверное, упрекнул себя за то, что снова наступает на те же грабли, но это как будто доставляет ему какое-то мазохистское удовольствие. Ну, или ему просто не хватает ума это понять. Кофе горький, как удушье, и густой, как темнота. Скар им почти давится, но упрямо выпивает всю кружку. Это уже давно перестало помогать бодрствовать. Теперь кофе точно так же бесполезен, как и чай. Пустышка. Поэтому даже после второй Скар все равно клюет носом. Он нехотя выключает везде свет и идет обратно в комнату. Снова задерживает взгляд на гостиной, но уводит себя оттуда силком. Он не будет его будить. Одного полуночника в этой квартире достаточно. Нельзя. Ложится на кровать, раскинув руки в стороны. Он знает, что увидит, если закроет глаза. Уже бесполезно надеяться на что-то иное. Он не хочет спать. Не хочет закрывать глаза. Он боится. Но он просто не замечает, как через несколько секунд отключается. А потом просыпается снова через час. А потом еще два раза. А потом наступает утро.