Не спать

— Нет. — Скар, что значит «нет»?! — То и значит, ты прекрасно меня слышал. Сил едва ли хватает на разговор, но упрямство Скарамуччи не знает границ. Он слабо ухмыляется уголком губ. — Ты понимаешь, что если мы сейчас же не поедем в больницу- — А что ты им скажешь, а? Кадзуха замолкает, потупив взгляд в пол, перепачканный кровью. Скара от этого вида до сих пор тошнит. Хотя, возможно, все дело в неприлично большом количестве этой самой крови, которую он потерял. — И что ты предлагаешь делать? — цедит Каэдехара сквозь зубы, сильнее сжимая полотенце на боку Скарамуччи, отчего тот дергается и шипит. Кадзуха отмирает мгновенно. — Извини. — Все нормально, — сипит Скар, тяжело дыша. Кислород в его легкие что-то не сильно хочет приходить, поэтому вбивать в себя воздух приходится через силу. — Ясно одно: нам трудно будет объяснить, откуда у меня резаная рана на половину левого бока. Каэдехара ничего ему не отвечает, но по тускнеющим рубинам видно — возразить ему нечего. — Я сейчас вернусь, — говорит он, аккуратно поднимаясь с дивана. — Постарайся не делать резких движений. — Очень жаль, мне ведь так хотелось сделать сальто… Кадзуха награждает его холодным взглядом. Скар в ответ кидает кривую усмешку. Когда в комнате он наконец остается один, то позволяет себе тихий, задушенный, еле слышный болезненный стон. Скар никогда не получал серьезных травм, его максимумом были ссадины на коленках, с особым усердием стертые об асфальт. Сейчас же внутри него будто разожгли печь. Или залили раскаленное железо. Боль не ограничивается одним несчастным боком, она будто находится везде. Внутри: скручивает органы и кромсает их на части. И снаружи: тонкой пленкой покрывает все тело, парализует ядом. И пульсирует, пульсирует… Кажется, она прямо у него в голове. И никак от нее не избавиться, не выкорчевать, не выскрести. Скарамучча предпринимает осторожную попытку перевернуться на здоровый бок, но только сильнее стискивает зубы. Одной рукой впивается в окровавленные простыни, другой зажимает рану уже насквозь мокрым полотенцем. Что ж, прислушаться все же стоило. Свет ввиду экстренной ситуации так и не был включен, поэтому комната была окутана топким, липким и мерзким мраком. Тени угрожающе вытягивались, прятались по углам, растекались по стенам, словно насмехались над ним. В груди все как-то тревожно сжималось, испуганно замирало, словно из-за угла вот-вот выскочит сама Темнота, вооружившись своими угольно-черными катанами. Скар ежится, приобняв себя свободной рукой. Но из-за угла показывается только обеспокоенный Кадзуха с огромной аптечкой в руках. Что он в ней вообше держит? Рентгеновский сканер? — Скар, ну я же просил не двигаться, — досадливо протягивает Каэдехара, но уже через секунду меняется в лице, приобретая более серьезный вид, и садится на край дивана. У Скара от такой близости щеки начинают гореть еще сильнее. Хотя откуда в нем еще столько крови…? — Прости, — слабо тянет он и морщится. От каждого сказанного слова у него начинала болеть голова. Кадзуха тем временем аккуратно отнимает полотенце от раны, и то, как он поджимает губы при ее виде, заставляет действительно напрячься. — Ты умеешь лечить резаные раны? — в ответ Скару повисает напряженное молчание, которое придавливает его могильной плитой. — Зашивать будешь? — Н-нет, — Каэдехара от его слов будто отмирает. Голос идет рябью. — Я хочу, чтобы ты остался максимально целым, я не умею зашивать раны, — рассеяно отвечает он, пристально осматривая рану. У Скара где-то внутри одиноким котом скребется вина. В таком топком молчании они проводят еще с полминуты, прежде чем Кадзуха начинает рыться в аптечке. Скарамучча сглатывает, рассматривая вынутые ватные диски, бинты и какой-то антисептик. — Я постараюсь поаккуратнее, — неуверенно говорит Каэдехара, помогая Скару с кряхтением принять сидячее положение. — И… можешь, пожалуйста, не сильно кричать? Середина ночи, не дай архонты соседей разбудим. Скарамучча на это реагирует быстрым кивком и жмурится. Чувствует, как чужая теплая ладонь поглаживает его по плечу, и вся боль на короткое мгновение растворяется, словно ее никогда и не было. А потом ватный диск касается открытой раны, и Скар кусает себя за большой палец, сжимая зубы на коже до ярких красных отпечатков.

***

— Не ожидала снова вас тут увидеть. — Я на это отчаянно надеялся. Мона презрительно фыркает ему в ответ, отведя взгляд в стену, мерцающую тусклыми светодиодами. Впустила к себе она их с некоторым удивлением, но до этого момента вопросов не задавала. — Я так понимаю, случилось что-то серьезное, — она снова натягивает на себя этот раздражающий официоз, отчего Скара начинает тошнить. Хотя это, наверное, из-за слабости. — Вряд ли вы пришли сюда попить чай. — Твои осознанные сны — полная херня. — Что, прости? — Скар пробовал в них попасть, — мягко говорит Кадзуха, мельком кинув на Скара серьезный взгляд: «Будь повежливее». — И это… — И это ничем хорошим не закончилось. — угрюмо заканчивает Скарамучча, скрестив руки на груди. — Насколько все не получилось? — скучающе спрашивает Мона, рассматривая свои ногти на левой руке. — Я чуть не умер. Девушка поднимает на него взгляд, стараясь не выдавать своего удивления. Но вскинутые вверх брови говорят все за нее. — Ну… не умер же, — вдруг заключает она, и Скар почти готов встать из-за стола, но ладонь Каэдехеры предостерегающе впивается в его запястье, так что он держит возмущенные возгласы при себе. — Ты точно специалист? — вместо этого спрашивает он, пришурившись. — А ты точно мне не врешь? — отвечает Мона с вызовом, но будто не всерьез. Словно издевается, словно весь этот диалог ее до смерти смешит. — Как я могу узнать, что осознанные сновидения сработали, и ты действительно был на грани- Скар одним резким движением поднимается и задирает вверх края толстовки, обнажая кровавые бинты. Астролог замолкает мгновенно. — Достаточно убедительно? — цедит Скар сквозь зубы. Больше, конечно, от боли, чем от злости. Мона на короткое мгновение теряет дар речи. В ее обжигающе мятных глазах отчетливо читается смятение. — Оу, — только и говорит она, отчего ее губы комично складываются буквой «О». Астролог нервно сцепляет пальцы, через пару секунд заправляет челку за ухо. Скар, наблюдая за этим, старается подавить в себе улыбку. — Ты можешь нам как-то помочь? — длительное молчание наконец нарушает Кадзуха, наклонившись к опешившей Моне. Она дергается, словно только что проснулась. — Я… не знаю, — рассеяно говорит она, потупив взгляд в стол. — Мне еле удалось найти что-то похожее на твой случай, но это, — она красноречиво смотрит на бок Скара и наконец отмирает окончательно. — Этого, кажется, не было нигде. — Класс. — заключает Скарамучча, съехав на стуле вниз. — И что делать? Ждать, пока эта хрень окончательно порубит меня на кусочки? — под конец голос все же пробивает нервная дрожь, отчего Мона только сильнее хмурится. — Неужели ничего нет? — растеряно спрашивает Каэдехара. Скар до сих пор поражается его нездоровому энтузиазму в этой заварушке. — Никакого способа? Ты ведь смогла найти какую-то информацию, я прав? Астролог поднимает взгляд на Кадзуху. Смотрит долго, словно старается что-то прочитать в его выражении лица. А потом протяжно вздыхает, уронив голову вниз. — Я действительно кое-что нашла, — говорит она каким-то настораживающим тоном. У Скара все внутри сжимается, бок отдает жгучей резью. — Я не могу утверждать, подходит ли это под твой случай, — кажется, впервые за весь вечер она смотрит Скару в глаза. Мята леденеет, застывает льдом. — Но, думаю, тебе будет полезно знать. Скар сглатывает, вжавшись в спинку стула. Не нравится ему это. — Сколько часов ты примерно спишь в последнее время? — спрашивает девушка без единой эмоции. Словно компьютер, которому нужно считать информацию. Скарамучча хмурится. Действительно, а сколько он вообще стал спать? — Не знаю? — интонация ползет вверх. Скар склоняет голову набок. — Ты почти перестал спать, — говорит Каэдехара будто упреком, но Скарамучча чувствует, как подрагивает чужой голос. — Ночью ты спишь час-два от силы. — в голосе какая-то досада, колкая, как катана в боку. — Дальше ты просыпаешься, и уже не ложишься. Скар сморит на него со смесью вины и удивления. Почему вообще Кадзуха за этим следит? Мона сосредоточенно кивает, впитывая каждое слово. А затем складывает руки домиком и снова обращается к Скарамучче. — Ты слышал что-то про летаргический сон? Скар непонятливо хмурится. А вот рука Кадзухи как-то сильно сжимается у него на запястье, будто тисками. — Не сказал бы… что это значит? Мона коротко выдыхает и принимается говорить. — Если простыми словами, это длительный сон. — Это как… несколько лишних часов? — Это несколько суток, — загробным тоном вставляет Каэдехара и поджимает губы. — Да, — тяжело соглашается девушка. — Все верно. В тяжелых случаях может измеряться несколькими годами. Скарамучча застывает. Слова Моны эхом разносятся по его голове, болезненно отскакивая от стенок черепной коробки. — Несколькими… годами? — проглотив мерзкий комок, ставший поперек горла, он находит в себе силы переспросить. Отчаянно хочет думать, что он ослышался. — Несколькими годами, — эхом повторяет астролог, словно в забвении. — Вследствие недосыпа, стресса и прочих факторов, влияющих на нервную систему, человек может неконтролируемо впасть в летаргический сон. — Это почти как кома, — глухо отзывается Кадзуха, опустив голову. Скар скашивает на него взгляд, и внутри все болезненно сжимается. В чужих глазах как будто что-то медленно, надрывно рассыпается на кусочки. — И в какой момент это должно произойти? — настороженно спрашивает он. Собственный голос кажется каким-то тихим, приглушенным, словно из-под толщи воды. — Это сложно спрогнозировать. — Мона скользит взглядом по светодиодам, звездами раскиданным по стенам. — Возможно, в твоей ситуации гиперсомния, — длительный сон, — может ещё и мутировать. У Скара в голове все шумит, словно туда поместили огромный колокол. Словно запихали гребанную колокольню. Стены вокруг какие-то ватные, куда-то разъезжаются, рассыпаются, как песочный замок. Светодиоды превращаются в броуновские частицы и начинают стремительно носиться по стенам, врезаются друг в друга, бегут, плывут, как живые. Только спустя пару минут до Скарамуччи доходит, что у него кружится голова. — А это, — он сглатывает, смотря на Мону, на лице которой теперь ни тени издевки. — Можно как-то предотвратить? Девушка поджимает губы и медленно качает головой. — Сомневаюсь, — говорит она, закидывая хвост за спину. — На самом деле, этого можно избежать, восстановив режим сна, — поднимает взгляд на Скара. — Но в твоем случае это почти невозможно. Скар тяжело вздыхает, откинувшись на спинку стула. Одна только мысль о том, что он может застрять в своих кошмарах без права выбраться, наводила на него тремор и разжигала неподъемную тяжесть в области груди. Поэтому он решает цепляться за любую надежду. — А я смогу сам как-нибудь это понять? — Процесс впадания в сон предугадать невозможно. — И я не смогу находиться в сознании полностью? — Что во фразе «Это почти кома» звучит непонятно? — А меня разве не может кто-то разбудить? Это же сон. — Нет, — тихо лепечет Кадзуха. Мона и Скар замолкают, уставившись на него. Чужая холодная ладонь обессилено соскальзывает с запястья Скарамуччи. — Тебя никто не сможет разбудить, — продолжает Каздехара, и у Скара внутри скребутся кошки. Выцарапывают на легких слово «Помогите». — Я никак не смогу тебе помочь, если ты попадешь в кому, — он говорит будто не с ними, будто с самим собой. Как в бреду, в самой сильной лихорадке. — При летаргическом сне человека невозможно разбудить, это бесполезно. — Но ведь его может и не быть. — Вероятность довольно высока, — вставляет Мона, поведя плечом. — Не пытайся себя обнадежить. Скар сжимается, спрессовывается в маленький клубок, состоящих из запутанных мыслей. Довольно сложно слышать от кого-то свой смертный приговор. Нет, возможность поспать его никогда не огорчала. Тем более, эта «кома» не длится вечно. Но в его обстоятельствах он может и не дожить до своего пробуждения. Если он где и умрет, то только во сне. По спине бегут мурашки. Скар сгоняет их, передернув плечами. — И… что делать? — говорит Кадзуха как-то совсем растеряно. Скарамучча смотрит на него. Рубины какие-то пугающе мутные, словно не здесь, словно где-то на границе забытья. Словно еще чуть-чуть, и треснут. Скар цепляет руку Каэдехары удивительно уверенно. И так же уверенно сплетает их пальцы (эта мысль дойдет до него как-нибудь позже). — Все нормально, — говорит он, смотря прямо в болотистые рубины. — Я справлюсь. В этом нет ничего страшного. Мона награждает его скептичным взглядом, но потом медленно переводит взгляд на Кадзуху и только тяжело вздыхает. Каэдехара смотрит на него неверяще, это видно сразу. Но пульс под ладонью уже стучит не так бешено, а тонкие пальцы больше не цепляются за его руку спасательным кругом. — Все будет хорошо, — говорит Скар. И это «хорошо» трепещет у него в легких острой, как катана, тревогой.