***
Иногда они проносят под мантиями и бутылку с рюмками. Выходя на балкон для короткого перерыва в бесконечном собрании, Тарталья хватает ртом морозный воздух, но только после первого глотка огонь-воды ему, наконец, начинает дышаться легко. Во время обсуждения мондштадтского посольства Тарталья все думает про Виктора, с которым давно знаком: можно сказать, они начинали вместе, только тот, по-видимому, в отличие от Аякса, никогда не получит никакого другого имени, кроме данного при рождении. А может, даже сможет еще вырваться. И ни разу не пожалеет. – Отдай Виктора в отряд Капитано, – говорит Тарталья, закуривая. – Ты ему нахер не нужна. Тот давно мечтал перейти на службу к настоящему воину, а не строчить отчеты для этой развращенной и взбалмошной женщины. Синьора делает затяжку, а потом выпивает стопку огонь-воды и смотрит на Тарталью как на шута, который разностальгировался о своем деревенском прошлом и мальчике из соседней Камнепесчаной деревни, к пику карьеры дослужившемся лишь до капитана посольского корпуса. Хуже того, она даже не понимает, о ком идет речь. Она не знакома с простыми служаками, пусть и самыми преданными Царице. Это неприятно цепляет Тарталью, он думает, как же это несправедливо! Такие мысли в Фатуи пресекают, едва появляется намек. Но Тарталье нравится нарушать правила даже внутри своей головы. Они выпивают по второй. Где-то внизу и далеко под балконом черными сосульками замерли обледенелые сосны, чтобы стряхнуть с них эту вечную сдержанность, нужен Пиро-элемент. И Тарталья представляет, как Синьора запустила бы в них элементальным ударом. Или Капитано запустил бы и сжег их дотла. Вот это было бы эффектно, он сильнее. Ему нравится вспоминать, как сражается Капитано. А у нее просто чутье на чужие слабости. – Ты и сам бы не прочь работать с Четвертым Предвестником, я права? Тарталья затягивается настолько глубоко, что начинает кружиться голова, но как же это, черт возьми, приятно. Конечно же, история Виктора не дает ему покоя по личным причинам. С молчаливого попустительства Царицы в спальнях Заполярного Дворца творится Селестия знает что, мужчины-Предвестники – полдюжины мышей, связанных хвостами, а ночью они – змеи в клубке. И проводить время с молчаливым и спокойным Капитано Тарталье понравилось бы больше, чем с безумцем Дотторе или жутким Пьеро. – Ага, – Тарталья думал о Капитано, и не раз, но дальше фантазий двигаться не планировал. Если бы не она. – Мы могли бы стать отличной командой, несокрушимой силой. Я привык работать один, но Капитано... – Вы уже были с ним? – невозмутимо уточняет Синьора, и у Тартальи почему-то начинают гореть уши. – Мне кажется, ему похеру. Я вообще не уверен, что он... – О, он очень даже. Улыбка Синьоры расцветает, как пламенная бабочка, вдруг ворвавшаяся в ночь. – Думаешь? – Знаю, дурачок. Тарталья, у вас больше общего, чем тебе кажется. Она снова наливает из-под полы, и Тарталья опрокидывает в себя рюмку. Огонь-вода согревает от горла до кончиков пальцев, и как будто заново запускает сердце. Тарталья вдруг представляет, как Капитано берет его к себе на колени, и проще спрятать взгляд в ладони, чем смотреть ему в забрало шлема, полностью закрывающее лицо. Я надрался, а еще ведь сидеть на собрании, думает Тарталья и выговаривает как можно четче: – Меня не интересуют отношения с Предвестниками Фатуи. Я служу Царице и Снежной. Любого из нас могут отправить в Фонтейн, Сумеру или даже в Натлан... и поминай как звали. Ни к чему привязываться. – Ты охуеть как выдал себя сейчас, Чайльд, – качает головой Синьора и от щелчка ее пальцев вспыхивает игривый огонек. – Ладно, устрою вам с ним свидание. Пьяному Тарталье кажется, что сейчас, именно сейчас решилась его судьба, и он уже замужем за Четвертым Предвестником, они пьют утренний чай, черный от заварки, и после идут на службу рука об руку. Тарталья держится за крепкое плечо Капитано, возвышающегося не только над ним, но и над всем миром. Да ну нахер! – смеется про себя Тарталья и отказывается от последней рюмки.IV Капитано
Да ну нахер, она не пошутила?! – думает Тарталья, когда Капитано обращает свое внимание на молодого Одиннадцатого Предвестника. Кажется, целый спектр возможностей вдруг раскрывается, как пестрый инадзумский веер. Тарталья даже немного смущается, неожиданно для себя и, должно быть, ужасно уморительно для Синьоры. Предложение прогуляться до оружейной почти ставит его в тупик. Это и есть обещанное свидание, серьезно? Капитано молчалив и сдержан, они не говорят друг другу ни слова, пока следуют к башне, спускаются в подвалы, и момент, когда Капитано на нижней ступеньке подает Тарталье руку, кажется последнему довольно нелепым. Тарталья руки не подает. С хуя ли? Это странно, ему всегда доставало собственной силы, и после Бездны он всерьез считает себя почти неуязвимым, но сблизившись с Четвертым Предвестником, олицетворением увесистой надежности и сдержанной силы, Тарталья вдруг чувствует себя мальчишкой, попавшим под очарование взрослого опытного мужчины, искушенного и в бою, и в любви. В любви?! Смешно! Но, размечтавшись, Тарталья и правда уже почти чувствует себя мужем никому прежде не отдававшего предпочтения Четвертого Предвестника. У него перехватывает дыхание, когда перед ним открываются двери оружейной, а затем и буквально любые двери. Своим глухим и глубоким голосом, доносящимся будто со дна самой Бездны, Капитано начинает говорить о войне и смерти, о сражениях и победах. Как не хватало Тарталье чего-то подобного! То, что я задумал, – измена? – спрашивает себя Тарталья. Нет, изменить можно лишь тому, кому до тебя есть дело, а архонтам на людей плевать. Хер с ним! Мораль Предвестников переливчата, как Гидро-стихия. Поэтому Тарталья даже не старается сдержать чувства, получая от Капитано в подарок Полярную звезду, почти такую же, какой владеет сам, только критический урон не настолько серьезен. Но если забрать лук в инвентарь и за счет него возвысить собственное оружие... Тарталья и не знал, что благодаря Капитано так легко получить уникальные артефакты и боевые предметы! Того считают своим и в оружейных, и в казармах, и в арсенале, закрытом даже для Одиннадцатого Предвестника. Перед Капитано, тяжеловесно выходящим в свет факелов, расступаются и стража, и Зеркальные девы, и застрельщики. Перед ним опускают головы другие Предвестники, сама Царица доверяется Капитано как никому другому, потому что служителя надежнее в Снежной нет. Может, с ним удастся и Дотторе послать нахуй. Для Четвертого Предвестника не существует преград или запретов, он демонстрирует Тарталье такое оружие и материалы, которых тот и сроду не видал. Каким же колоссальным непостижимым могуществом должен обладать Капитано, если из пяти одинаковых улучшенных Небесных крыльев он предлагает забрать любое совершенно безвозмездно! Да ладно! Тарталья смеется про себя, это так глупо! Ему ведь нужно не оружие и не сдержанные диалоги о силе атаки или мастерстве стихий. Не только и не столько они. Но Капитано, грузный и неповоротливый с виду, неповоротлив и во всем другом. У него всегда заготовлено подходящее оружие, удар или прием, при этом он страшно неразговорчив, и чем более скупым поступает от него ответ, тем более откровенные вопросы хочется задавать Тарталье. Так в Морепесок деревенские мальчишки прыгали вокруг силача-кузнеца, надеясь, что на кого-нибудь из них он хотя бы посмотрит сверху вниз своим тяжелым взглядом. Как же маленький Аякс хотел повиснуть на огромной руке того здоровяка, проверить мощь мышц, которые казались тверже и выносливее камня! Раз от раза набираясь смелости, Тарталья по-настоящему прикасается к Капитано, поначалу будто случайно, небрежно, затем все более уверенно и даже вызывающе. Он убежден, что почти достиг своего. Капитано ведет Тарталью в кузницы, в алхимические подземелья и каменоломни, он учит молодого Предвестника тем навыкам боя, которыми не владеет, кажется, никто в этом мире. Они выходят в поля, где заточенные в элементальные путы Маги Бездны генерируют Электро– и Пиро-элементы для создания ресурсов, улучшающих оружие и катализаторы. Они спускаются в шахты и алые жерла штолен, где бушует огонь. Тарталья в огне. Рядом с Капитано его член сам становится крепче камня. И когда уверенность, наконец, переливается через край, Тарталья прерывает многодневное блуждание по великолепным сокровищницам и прижимает Капитано к стене в одной из подворотен замка. Он чувствует, сколь хрупко его тело в сравнении с фигурой воина, которого он выбрал. Капитано стоит перед ним как скала. И Тарталья берется разбить ее единым ударом, выпалив скороговоркой: – Ты мне нравишься. Будь со мной. Мы перевернем мир. Станем Первым и Вторым. Силы будет достаточно. Встанем за плечами Царицы и обеспечим ей вечную власть и вечную стабильность. Серьезно... – он довольно быстро теряет запал, видя, что Капитано ничем не отвечает ему. – Просто будь со мной. Я готов сражаться с тобой спина к спине и во всем помогать. Поверь, ты не пожалеешь. Он тянется вверх и (слава Царице, хватает роста!) захватывает шлем Капитано в ладони, поворачивает к себе и просит у черного забрала: – Будь со мной. Повисает пауза, и она дольше отката Лунной Спирали Бездны! Тарталья ждет, что его стиснут и поднимут на руки. – Это мятеж, – наконец отзывается Капитано. Сердце в груди Тартальи бьется, как молоточек о раскаленную форму, быстро и гулко. Ответ Капитано – один тяжелый удар, превращающий в черное месиво то, что было выковано с таким трудом. Но Тарталья набирается сил. – Нет. Нет-нет-нет-нет-нет. Ты неверно меня понял! Эта ебаная дипломатия Фатуи... Да как тебе объяснить?! Он растерянно озирается вокруг. Он не привык надеяться ни на кого, кроме себя, поэтому не ищет поддержки. Сам не знает, что способно помочь ему прямо теперь. Может, впервые он встретил кого-то, кому сможет довериться? Кто крупный силой и духом настолько, что будет ровней Тарталье. Ведь Тарталья не мог ошибиться... – Снимешь шлем? – просит он, все еще держа Капитано за голову и касаясь мизинцами тонких цепочек, качающихся на ветру – от висков Капитано к переносице. – Я хочу видеть твои глаза. – Я не могу его снять, – медленно произносит Капитано. – Почему? Капитано не отвечает, зато поднимает руки и сдавливает металлическими перчатками запястья Тартальи, отводя от своего лица. Оказавшийся в тисках Тарталья с ужасом отмечает, как быстро возбуждается. Прикипев к тяжеловесной силе, он все еще уверен, что та удержит его на краю. Но Капитано повторяет: – Это мятеж. Ты произнес вещи, за которые тебя должны осудить, Одиннадцатый Предвестник. Тарталья застывает на месте, его руки в стальной хватке Капитано ослабевают, и разжатые кулаки повисают как те мерзлые плоды шиповника на заснеженных ветвях за сараем. – Я... не знаю, я люблю тебя, что ли? Идиот, ты нихера не понимаешь, я хотел с тобой просто... Я подумал, она устроила, что мы... Тарталья замолкает и собирается с духом. И, локтем откинув полу куртки, сильнее оголяет торс, чтобы обнажить Глаз Бога. – Четвертый Предвестник, я хотел бы собрать с тобой отряд. Твой Пиро-урон, моя Гидро-поддержка... будем бить реакцией Пара. Выбери двух других. Я слышал, ты отправляешься в Натлан. Я мог бы поехать с тобой. Капитано неподвижно стоит перед Тартальей, и проходит вечность, прежде чем тот утробно-глухо говорит из-под шлема: – Я доложу старшим Предвестникам. – Царица... только не... – Тарталья закрывает глаза. Он летит в пекло стремительнее, чем раскаленный сплав в огромную форму в сердце литейного цеха. Он просчитался. Капитано отпускает его руки, и Тарталья тут же вцепляется ему в мундир, хватается за холодную перчатку, скользит пальцами по металлическим пластинам на форме, терзает шевроны и нашивки... Нет, конечно же, он больше не замужем за Четвертым Предвестником. Я вылечу из Фатуи как пробка, если останусь жив, думает Тарталья. Но вначале я растерзаю ее! Какого хера, Розалина? Какого! Блядь! Хера!!! Он довольно быстро признается себе, что та ни в чем не виновата. Примерно за пару часов до того, как его приглашают во Дворец. Будет суд, спокойно говорит себе Тарталья. Смерть должна оказаться быстрой, и, возможно, мне даже понравится последнее мгновение. Я наконец смогу заглянуть за край. И лучше б его казнили. – Итак, «мы станем Первым и Вторым», так звучало твое трогательное предложение? – с неприятной улыбкой уточняет Дотторе. – Почему ты – судья? Что ты вообще здесь забыл? – бросает ему Тарталья, и Дотторе фальшиво вздыхает: – Следовало попросить моего Панталоне обучить тебе арифметике. Пьеро, как всегда, занят. Коломбина даже не пошевелилась, когда я озвучил ей проблему: по всей видимости, ее не занимают подобные… мужские вопросы. Из тех, кто стоит выше Четвертого Предвестника, остался лишь я. – Я прикончу тебя, – говорит Тарталья ему в глаза. Уже нихера не страшно. У него внутри вообще ничего не осталось, он пуст, как анемо-слайм на верхушке мондштадтской сосны. И Дотторе обнажает свои острые зубы в жестоком оскале: – Думаю, у тебя наберется терпения. А пока подойди к Четвертому Предвестнику и проделай с ним то, к чему ты на самом деле стремился. Он не против. Будь ты проклят, Второй Предвестник. Откуда же ты узнал… Капитано неподвижно возвышается над ними обоими, и Тарталья призывно смотрит вверх, в скрытое шлемом лицо, ища последней надежды. – Мои рекомендации как судьи и старшего товарища – не делать Одиннадцатому Предвестнику уж очень больно, поэтому сними перчатку, Капитано, – заботливо просит Дотторе, а Тарталье командует: – Живее. И Тарталья, сделав три или четыре вдоха и выдоха, берется за локоть Капитано и просит подставить плечо, затем забирается к Капитано на руки. Как молчаливая машина, огромная и ужасающе сильная, тот поднимает Тарталью словно пушинку и прижимает к себе, обхватив за бедро. Они оба подчиняются, Структура – снежинка, и они – ее острые как смерть лучи. Под тяжелой гремящей металлом перчаткой доспеха Капитано оказывается другая, мягче. Мгновения неловкости, Тарталье больно и неудобно, но он больше не колеблется и стискивает штаны, чтобы оказаться в полной власти Капитано. Тарталья хотел этого. Хотел, чтобы Капитано дрочил ему, держа на руках. Ебаная ты мразь, Дотторе! Именно об этом Тарталья и мечтал во все то время, когда ему казалось, что Синьора счастливо устроила их с Капитано личную жизнь. Свесив ноги с мощной руки Капитано, обхватив его шею и больно припечатавшись к нагруднику со стальными цепями, Тарталья зажмуривает глаза и отдается жестокой ласке. Вся сила, которую Тарталья приписывал Капитано, теперь здесь, в этих металлических руках. Он сам в этих руках. Он беззащитен перед ней и слаб, а власть Четвертого Предвестника Фатуи незыблема и нерушима. Тарталья хотел этого сильнее, чем обладать легендарным оружием с миллионным уроном, чем познать любое искусство сражения, даже сильнее, чем теперь он хочет поквитаться с судьей. И действия Капитано точны и бесстрастны. Деревенский мальчишка, завороженно наблюдавший за движениями кузнеца, сам стал молотом в его руках. И объятый неподконтрольными ему возбуждением и ужасом, Тарталья крепче цепляется за Капитано, и толкается ему в перчатку. Он горит, потеет и стонет, и быстро кончает, и сворачивается клубком. Его лихорадит. В порыве полубезумного отчаяния он снова, как там, в подвалах оружейной, вдруг поднимает руки и цепко прихватывает Капитано за шлем. Он все-таки хочет увидеть глаза этого воина, разочаровавшего Тарталью так глубоко, как ни одного из них по смерти не закопают. Тарталья хочет его увидеть! Вцепившись в металлические прорези для ушей и, надавив большими пальцами на забрало, Тарталья теряет самообладание и, кажется, режет руки об острые стальные края, рывками дергая шлем на себя. Если можно оторвать Капитано голову, пусть он оторвет Капитано голову, по пальцам текут кровь и вода. Если активировать Глаз Порчи, то хватит всего одного разряда, и их всех разбросит Перезарядкой, но... Но Тарталья готов выпасть из таких объятий только замертво. Он смотрит в черный проем шлема и, приложив последние силы, стягивает этот неповторимый артефакт с головы Капитано. И его взгляд встречается с пустотой. Доспех Капитано пуст. Ослабевший после разочарования и оргазма, Тарталья обмякает и опускает подбородок на плечо Капитано, прячась в меховой опушке накидки. Тот какое-то время остается неподвижным, как сумерский анемотрон, чьи механизмы были замкнуты чужой волей, но после его объятия еще крепче сходятся на Тарталье, притискивая к себе, сминая лицо и путая волосы. Раздавленный, Тарталья приникает к нему и поджимает ноги, свивается, как сидел, в мощных руках, чья хватка крепче камня. – Браво, – сипло отзывается Дотторе. – Ты оправдан, Тарталья. Решением суда вам разрешается впредь делать это так часто, как вы захотите. И иногда – по приказу. На этих словах Тарталья теряет сознание. Он не сражается реакцией Пара, он больше никогда не работает и не обсуждает оружие с Четвертым Предвестником, которого зовут Капитано. Прежде чем тот отправится в Натлан, Тарталья еще не раз оказывается в его руках, подвергнутый самой унизительной и приятной из возможных пыток. И ему нравится то, что Капитано делает с ним. Потому что в такие моменты Аякса тоже нет внутри серой формы с алым шарфом, принадлежащей Тарталье. Он в кузнице Морепесок, смотрит издалека на то, как огонь плавит металл и делает его тягучим и послушным, слабым, немым. Смотрит, но не подходит. Как удачно, что они с Капитано могут больше не говорить друг другу ни слова. Отсчет продолжается, осталось немного.