Призвав решительность и строгость…
Михаил Щербаков
и глаза не знают с чего начать
где начало предмета где его часть
Михаил Гронас
Хакода провел в Кипящей скале несколько дней и пока ничего ужасного, на его взгляд, не происходило. Быт заключенных был похож на жизнь в прежней тюрьме. Тесные камеры, еды достаточно, чтобы не протянуть ноги, застывшее время. Заключенных время от времени выводили во двор. Хакода старался размять в это время ноги, тело нуждалось в движении. Но люди вокруг будто и не обращали внимание на смену обстановки. Сидели у стен, поодиночке и по двое-трое, смотрели в пространство. Ни мысли, ни чувства не отражалось на их лицах. Сколько времени они тут находятся? Сколько провел здесь он? Он попытался вспомнить точно и, похолодев, не смог. Это точно были лишь несколько дней, но за всю свою жизнь он не находился столько в замкнутом тесном пространстве, где не на что было смотреть, не с кем было говорить. В прежней тюрьме он и его воины с примкнувшими повстанцами из Царства земли и с болот были все вместе. Хакода старался поддерживать своих людей, перебрасывался шутками, внимательно следил, не приуныл ли кто слишком сильно. Здесь такого не делал никто. Люди мало говорили друг с другом. Не подбадривали, не шутили, не поддевали по-дружески. — Хакоде казалось, что здесь никто и не думает о другом, кроме как для того, чтобы выслужиться перед стражниками. Он попытался рассказать об этом заключенному, с кем виделся во дворе — показалось, что тот может услышать, потому что иногда отзывался на слова Хакоды и даже пару раз попытался пошутить в ответ. Но тут сосед не понял. — Ты меряешь своей меркой, — пожал плечами этот человек, нестарый еще, но усталый и поникший. — А она у тебя с прежней жизни, с воли. Ты пока не понимаешь, что ты здесь навсегда. До конца. Когда понимаешь это, все меняется… Выговорив столько слов, сосед словно потратил на это все свои силы и отвернулся к стене. Вот в чем было дело. Они смирились. Хакода смиряться был не намерен. Пусть говорят, что отсюда нет выхода, пусть остров окружен кипящей лавой, пусть. Он нужен своим людям. И своим детям. Он поймет, как отсюда сбежать. У него не было плана. Надежды на помощь снаружи — тоже. Но эта мысль была единственным, за что можно было держаться здесь, среди каменных стен и выцветшего от зноя неба над ними. И постепенно, по шажочку подступающего страха, что он здесь навсегда. Хакода не привык недооценивать противника и этот страх он заметил. И понял, что сопротивляться придется изо всех сил. Каждый день. И возможно, много дней подряд. Он по-прежнему старался использовать время, когда заключенных выводили во двор. Но кроме этого он вспоминал карты — ночью, перед тем как заснуть, восстанавливал мысленно очертания Южного полюса, побережья Царства земли и колоний. Перед рассветом перечислял сам себе созвездия, которые нужно знать для навигации в обеих частях света. Проговаривал самые важные события своей жизни, двигаясь от прошлого к настоящему. Прикасался к бусинам, вплетенным в волосы. Бусина — Сокка, бусинка — Катара… От тоски по ним было больно — но боль помогала оставаться собой в этом месте, где люди так быстро начинали смотреть в пространство и прекращали даже думать о свободе. Быть может, потому что Хакода так много думал о своих детях, он и приметил того мальчишку. Иначе он мог бы и затеряться в толпе. Потому что мало отличался от всех прочих — он тоже сидел, привалившись к стене, плечи опущены, никого рядом. Черные волосы падали на лицо. Но тут мальчишка поднял голову, и в золотистых, ярких глазах блеснула жизнь. — Как дела, маленький принц? — глумливо бросил мальчишке проходящий мимо заключенный. Заключенные, не в первый раз думал Хакода, чувствовали, когда кто-то отличался от них. Например, не желал смириться с тем, с чем они смирились. То ли это раздражало их и напоминало о потере, то ли казалось им угрозой — но «не таких» ждала враждебность. Сталкивался с ней и Хакода, но сказать ему в открытую никто пока не решался. Хакода знал, что мог казаться опасным человеком — и пользовался этим. А мальчишку, похоже, опасным никто не считал. Еще пара заключенных бросила что-то издевательское в его сторону. Хакода обратил внимание, что никто не сидел рядом — вокруг парня было пустое пространство. Новичок, решил Хакода. Новенькие здесь в самом худшем положении. Он прошагал к мальчишке и опустился у стены рядом с ним. — Не помешаю?***
За минувшие три часа Джи успел пожалеть, что решил допросить этого Сокку. Парень оказался неугомонным, как маленькая носорого-ящерица, а еще таким же пронырливым и неудержимым. На фермах, где разводили этих зверей, загоны для молодняка делали из железных прутьев — дерево они просто прогрызали. Вот и юнец из племени Воды настойчиво гнул свою линию, да так, что сопротивляться оказалось сложно. Сокка и слышать не хотел, что россказни о могучих повстанцах — это просто мечта недалеких сельчан о ком-то сильном, кто однажды придет и спасет их от правителя-тирана. И что на самом деле они всего лишь кучка бродяг, которые стараются выжить и не попасться стражникам или солдатам. А Джи выпало быть у них главным. Им удалось спасти кого-то из тех, кто мог пострадать? Что же, это случайность. Джи не планировал совершать ничего героического. Их слишком мало, как тут затевать восстание? На первое предложение Сокки Джи ответил решительным отказом. Ему было жаль принца Зуко, но Джи родился в Стране огня и с детства слышал о Кипящей скале. Как прикажете штурмовать остров, что торчит посреди озера раскаленной лавы? — Даже не думай, — заявил он Сокке. — Твой бизон туда не долетит, поджарится на середине. Упомянутый бизон затрубил, будто все понял и и теперь выражал протест. — Аппа, не слушай! Он просто пошутил, никто тебя не поджарит! — сказал мальчишка своей зверюге на полном серьезе, затем повернулся к Джи: — Я не говорил, что это единственный план. Я как раз надеялся, что мы вместе что-то придумаем! Критика — это первый этап. А теперь предлагайте вы! — Что предлагать? — Что-то взамен! — Сокка невинно развел руками. — Раз вы считаете, что моя идея — отстой, предложите свою! Вот тогда и нужно было закончить этот дурацкий разговор, попрощаться с юнцом и вернуться на корабль. Но было поздно. Носорого-ящерица уже вцепилась мертвой хваткой в ногу Джи и не была намерена отпускать. Вцепилась в переносном смысле, конечно. Но легче Джи от этого не было. Он сам не заметил, как втянулся в обсуждении версий внедрения (мальчишка обожал щеголять военной лексикой) в Кипящую скалу. Сначала лишь разбивал в пух и прах предложенные идеи — они сыпались из Сокки, как горох из дырявого мешка. — Нет, мы не будем строить огромную катапульту, чтобы зашвырнуть тебя через озеро! — Да почему?! — ПРОСТО НЕТ. Юнец из племени Воды был так нелеп и так искренен в своем напоре — Джи пропустил момент, как сам не выдержал и тоже начал размышлять вслух… Это было ошибкой. У Джи военного опыта было больше, он родился и вырос в Стране огня и лучше всяких пришлых знал сильные и слабые точки любого укрепленного плацдарма. У Кипящей скалы они тоже были — как же без них. И почему-то то, что в мыслях наедине казалось абсолютно невозможным, в разговоре вслух, в споре звучало как что-то… осуществимое? Да, сложно, да, риски высоки, но все же, все же… Когда Сокка ухватил основную идею, то издал боевой клич и стал торопить всех с отправкой. И Джи уже не смог ему отказать. Он проклинал себя, но ничего не мог поделать. Джи со своими людьми, отпустив пару человек на корабль, сообщить остальным, с опаской забрались на спину бизону. И зверь взмыл в небо.***
До того, как оказаться в Кипящей скале, Зуко считал, что самым главным вопросом там будет «как выжить в самой страшной тюрьме на свете». Но куда важнее оказался другой вопрос. Зачем. Зачем открывать глаза, зачем прикладывать усилия, чтобы не умереть с голоду? Зачем продолжать жить? Зачем стараться дальше? Он уже пытался. Пытался множество раз. Совершил то, во что принц Зуко трехлетней давности даже не поверил бы. Он осмелился противостоять отцу. Воспоминание об этом поначалу давало ему сил, помогало поддерживать внутренний огонь. Как бы то ни было, он все равно это сделал. Но как бы ни горел тот день перед глазами, с начала плена прошло уже много дней. Совсем других дней. Один сменялся другим, и Зуко поневоле начал задаваться вопросом — что изменил его поступок, раз все равно это закончилось ничем? Мало ли что на что он осмелился, что попытался сделать. Итог таков, каков есть — он в тюрьме. Он ничего не может сделать для окончания войны. И рассказать правду сестре и спасти ее — тоже не может. В начале он спасался надеждой, что однажды Азула придет его навестить, как приходила тогда, на корабле, по пути в Страну огня. Может, теперь он нашел бы верные слова. Но она так и не пришла. А когда его отправили из столицы в Кипящую скалу, надежда растаяла. Азула не придет. И никто не придет. Зуко старался верить, что Катара и ее друзья спаслись. Но они все равно не знают, где таится Кипящая скала. Им хватит ума скрываться и копить силы. Смогут ли они закончить войну? Аанга все еще некому учить покорению огня… Пустые вопросы для того, кто навечно заперт на крохотном, пустом каменном острове. Что бы ни случилось дальше, оно случится без него. В первые дни его держали в одиночной камере и никуда не выводили. Ничего не происходило. Крохотное пространство, сжатое каменными стенами, каменная пыль, от которой першило в горле, запах камня, духота. Зуко ждал, сам не зная чего. О Кипящей скале ходили смутные, но жуткие слухи. Говорили, что с заключенными могут жестоко расправиться из-за любой пустячной провинности. Шептались, что здесь никогда не бывает бунтов, а на причины такого положения дел лишь опасливо намекали. Когда его вывели из темного и тесного каменного мешка, он, сам того не желая, обрадовался. Увидеть свет и небо после постоянной темноты, изредка разбавляемой факелами, — это дорогого стоило. Ему сказали, что времени снаружи у него полчаса, и он может делать, что хочет, если не нарушает правила. И стражники отошли. Зуко поверить не мог — его оставили без оков и без пристального внимания. Он может сбежать! Внутренний огонь встрепенулся, затем дрогнул. Он посмотрел по сторонам. На его смотрели другие заключенные — таращились, косились украдкой, перебрасываясь смешками с соседями. Взгляды были липкими, как если бы их можно было почувствовать наощупь, и его передернуло. Заключенные не причиняли ему вреда — пока не причиняли. В правилах, которые ему зачитал скучающий стражник, был пункт «не затевать драк, не провоцировать». Зуко мог бы поклясться, пункт этот касался не всех. Кто-то, проходя мимо, пошутил про принца. В прошлой тюрьме никто из охранников не обращался к нему как к принцу, к нему предпочитали не обращаться никак, а других заключенных он там не видел. Знали ли там, кто он? Здесь — знали. Раньше его защищал статус. Команда корабля слушалась его, изгнанника, — потому что он был принцем, а не просто несносным юнцом с плохим характером. Вред ему могли причинить либо сестра-принцесса, либо сам Хозяин огня. Но никто из обычных людей даже помыслить об этом не мог! Сейчас этому пришел конец. Он опустил голову, так, чтобы за отросшими волосами спрятать лицо, и проверил своих наблюдателей. Никто не отвлекся, не отвел взгляда. Они продолжали смотреть, выжидая и усмехаясь не по-доброму. Он не поддастся страху. Им, поди, только этого и надо, разозлить насмешками и вывести из себя… Как бы поступил дядя? Почему-то образ дядя никак не желал появляться перед глазами. Зуко старался изо всех сил вспомнить, как звучал дядин голос, какой совет он мог бы дать ему здесь… — Не помешаю? Зуко вскинул голову. Огромный бородатый мужчина осторожно присел рядом. Близко, но на некотором расстоянии. Он был Зуко совершенно незнаком. Обычная тюремная одежда, но прическа чужака — копна черных волос и лишь у виска переплетенные пряди держатся парой бусин. Что ему нужно? В синих глазах незнакомца не было ни насмешки, ни угрозы. Одна лишь обеспокоенность. Может, он новенький и еще не понял раскладов в Кипящей скале? Для Зуко они были плохими. Для этого великана — быть может, получше. Но только если тот отойдет подальше. — Не советую, — буркнул Зуко. — Не стоит торчать рядом со мной. Станете как прокаженный. Он колебался между «вы» и «ты». Проклятое воспитание, к Коху его в задницу. Великан усмехнулся. Синие глаза его, с искорками улыбки, почему-то стали казаться знакомыми. — Ну, этим меня не испугать. Так я не помешаю, если посижу с тобой немного? Чем ты тут занимался? Зуко взвесил возможные ответы. Нельзя откровенничать. Но и грубить не стоит. Надо быть осторожным. Хитрым. Непроницаемым. — Так, ничем. Просто… думал.***
Хакода приложил большое старание, чтобы не рассмеяться в ответ на это «думал». «Думал о побеге?», чуть не переспросил он. У мальчишки было на лбу написано, что именно этим он и занимался, забившись в угол и мрачно стреляя оттуда глазами по сторонам. — Почему тебя дразнят принцем? Мальчишка повернулся и даже чуть подался вперед. Глаза его распахнулись, и Хакода заметил большой шрам у него на лице. По виду как от старого ожога. Один глаз даже не открывался из-за этого до конца. — Вы смеетесь, что ли? — прошипел он. Хакода опешил. — Нет! Клянусь Океаном, я не смеюсь над тобой! В золотистых глазах появилось какое-то новое выражение. Изумление? Он помолчал еще мгновение, словно решая что-то, а потом сказал: — Они говорят так, потому что я принц. Ну, был им. Тут пришла очередь Хакоды онеметь. Принц… Золотые глаза — как у всех из королевской династии Страны Огня. Уж это знал даже он. И шрам. Что там его дети говорили о принце Зуко? Что говорила о нем Катара?***
Сокка сидел между рогов Аппы и правил в сторону большого горного хребта. Там, согласно картам Джи, и скрывалась Кипящая скала. Он надеялся, что не запаникует, но тревога уже покалывала затылок своими ледяными иглами. За спиной раздавались негромкие голоса. — Почему у этой зверюги бурчит внутри? Он же долетит, не упадет вниз? — А мы не можем лететь побыстрее? Тадао укачивает! — Может, парень скомандует ему снизиться? Я боюсь высоты! — Заткнитесь! Вы моряки или кто? — это был разъяренный шепот Джи. — Вот именно! Моряки не летают на бизонах! Бизоны вообще не должны летать! Ох. Им еще лететь и лететь, а эти глупцы уже так изнылись. Может, не зря принц Конский Хвост был не в ладах со своим экипажем? Сокка мимолетно посочувствовал и Зуко, которому нужно было командовать такими ленивцами, и Джи, кому пришлось нести эту ношу после. — Может, это была не лучшая моя идея, — сокрушенно пробормотал он себе под нос. — Вот именно, — назидательно сообщил Джи из-за спины. Кох бы побрал его чуткий слух. (шесть часов спустя) — Быстро, назови имя и звание! Джи держал в болевом захвате одного солдата, Сокка — другого. Солдаты ошалело хлопали глазами и молчали. Можно было их понять — ты отправился всего лишь в кусты, в те несколько минут, что занимает пересадка с дирижабля в гондолу, а тебя захватывают двое неизвестных. И явно с плохими намерениями. Поневоле все слова растеряешь. — Имя и звание! — прорычал Джи. — Или сожгу к Коховой бабушке! В подтверждение своих слов он, топнув ногой, пустил рядом с пленниками волну жара. Те заорали — больше от страха, чем от боли, надеялся Сокка. — Мне надоело ждать. Внутри у Сокки все сжалось. Неужели Джи и впрямь может это сделать? И над мирной поляной поплывет запах горелой плоти… Его замутило. Но солдаты, хвала Туи, сдались: — Хаору, младший лейтенант. — Акаги, рядовой. — Кого сопровождаете? — Э-э… — Кого?! — Принцессу Азулу, — обреченно выдохнул рядовой. Сокка едва устоял на ногах. Надо было, чтоб им так «повезло». Они добрались до горного плато и разыскали там стоянку гондолы. Сокка предположил, что в Кипящую скалу как-то доставляют грузы — и новых пленников, и еду, и все остальное. Вряд ли в раскаленной лаве надсмотрщики выращивали рис. Джи считал, что грузы могут туда доставлять на дирижаблях или воздушных шарах — но Сокка легко его переспорил, спросив, как долго существует эта тюрьма. Тюрьма стояла там, сколько Джи себя помнил, а летающие машины у Хозяина огня появились совсем недавно. Сокка был прав — неподалеку от кратера нашлась посадочная площадка, а рядом с ней виднелась оборудованная стоянка гондолы — и тянущиеся оттуда, через полкратера, мощные металлические тросы. Гондолу наверняка двигали механизмы — такую громаду не под силу перемещать вручную. У стоянки примостилась будка со сторожем. Джи и Казан выбрались на разведку и увидели, как сторож, проклиная все на свете себе под нос, проверяет гондолу — плавно ли закрываются двери, не запылились ли стекла на круглых окнах, не заедают ли пусковые рукояти. Джи хотел захватить сторожа и заставить его переправить отряд на остров. Но послушав, что бормочет старик, передумал — тот ждал прибытия каких-то важных гостей. У Сокки тут же засияли глаза. Внедрение под прикрытием, что может быть лучше! И вот он внедрился. Под бочок к безумной принцессе. Здорово, нечего сказать. Удачнее и быть не могло. — Не привлекайте к себе внимания, тогда останетесь в живых, — с этими словами Джи ударом кулака в висок вырубил сначала одного пленника, затем второго. Затем деловито начал стаскивать с младшего лейтенанта доспех. Его терзания перед возможной встречей с Азулой, похоже, не очень-то угнетали. — Помогай, чего стоишь. Сокка сглотнул и начал расстегивать нагрудник рядового. Другого варианта добраться до Кипящей скалы у них все равно не было.***
Мэй не спрашивала, зачем они с Тай Ли понадобились Азуле в этом путешествии. Принцесса просто заявилась к ним в гостевые покои — впервые за много дней — и легким тоном сообщила, что собирается по делам. В Кипящую скалу. Хороши, должно быть, эти дела. — У тебя ведь, кажется, там служит дядя? — Азула смотрела в упор. Мэй не могла прочесть выражение ее глаз, но хорошо понимала, что на самом деле та хочет сказать — вы должны поехать со мной и быть счастливы по этому поводу. Внезапно Мэй захотелось сказать, что она не помнит никакого дядю. И никуда не поедет. Но Азула продолжала смотреть, пауза становилась неловкой, и Мэй вместо этого сказала вслух: — Я давно не видела дядю. В самом деле, неплохо будет его навестить. Ну и прокатиться на дирижабле. Все лучше, чем скучать во дворце. Азула отвернулась к окну, пряча довольную улыбку. Мэй скрестила руки на груди. Почему она так хорошо понимает, что делает принцесса — и той все равно всякий раз удается добиться своего? Ответ на этот вопрос простой. Кем станет Мэй, оказавшись у Азулы в немилости? Она ведь не только их подруга, она еще и принцесса. Наследница. Тай Ли стрельнула глазами в сторону Мэй, украдкой, чтобы не заметила Азула. Мимолетный взгляд, но Мэй поняла. Ходили слухи, что опального принца отправили как раз туда, в Кипящую скалу. После затмения Азула ясно дала понять, что не желает слышать ни слова о своем брате. Что же она теперь хочет? Тай Ли смотрела и с надеждой, и с тревогой. Наверняка думала о том же самом. Мэй опустила голову и стала рассматривать подол платья. Что ей ответить? Даже если Зуко там, вряд ли им разрешат увидеться. Азула об этом позаботится. Зачем она тащит их с собой — хочет побыть в компании или же проверить их верность? Тай Ли перевела взгляд на Азулу и всплеснула руками: — Я никогда не летала на дирижабле! Как здорово! Почему-то Мэй стало чуть-чуть жаль Тай Ли. Почему ей всегда нужно притворяться? Всегда улыбаться и распространять вокруг бодрость и веселье? Какая Тай Ли на самом деле, когда никем не притворяется? — Капитан Ашими, почему мы задерживаемся? — голос у Азулы был ледяной. — Прошу прощения, Ваше Высочество. Стоянка уже заканчивается. Двое моих подчиненных слегка задержались, но… — Что? Пусть ваши люди помнят — в Кипящей скале может найтись местечко и для них. Не стоит меня злить! Азуле не по себе, подумала Мэй. Ей вспомнились смутные, обрывочные слухи. Об этом украдкой перешептывались слуги — мол, где-то в джунглях, далеко от столицы, собирают войска сторонники опального принца. И однажды они станут так сильны, что… Дальнейшее эти простецы не договаривали, обрывали сами себя, переглядывались испуганно и расходились. Азула, скорее всего, эти пересуды тоже слышала. И вот сама на нервах, а отчитывает капитана, как всегда, из-за ерунды. Кстати, интересно, что командовал небольшим отрядом капитан. Не такой уж высокий чин. Похоже, Азула никого не поставила в известность о своем маленьком путешествии. Не сказала отцу. А капитан мог получить и повышение потом, за свое молчание. — Не кисни, Мэй! — Азула подошла вплотную. — О чем задумалась? — Определяю среднюю скорость дирижабля за время нашего полета. Просто небольшая задача для ума. О Агни, эти полеты такие скучные…***
Сокка, вытянувшись как можно прямее, по-солдатски, в то же время пытался укрыться за спинами людей Огня. До чего же им повезло, что забрала шлемов закрывают почти все лицо целиком. Он слушал сердитый, отдающий металлом голос принцессы, и пытался придумать, что делать дальше. План был туманен — оказаться в Кипящей скале под прикрытием отряда принцессы. Но что в этом толку, если за малейший проступок одна сумасшедшая грозит всех упечь в эту проклятую тюрьму? Сокка замер на месте, а затем прикусил себе щеку изнутри, стараясь не расплыться в улыбке. Азула уверяет, свободных камер в Кипящей скале хватит на всех. А что, если постараться попасть именно туда?***
Хакода был вождем Южного племени воды, которое много лет страдало от людей страны Огня. Он потерял любимую жену из-за этой страны. И вот перед ним сидел один из них. Тот, от кого он предостерегал свою дочь. Перед ним сидел мальчишка, юный и одинокий. И способный, пожалуй, запросто нарваться на неприятности в этой тюрьме. Больше не колеблясь, он сказал: — Меня зовут Хакода. Я отец Катары и Сокки. Рад с тобой познакомиться, принц Зуко.