Ha-ve

Солнце постепенно скрывается за горизонтом, оставляя за собой акварельные рассеянные лучи, которые щекочут нос. Достоевский отвлекается во время диалога на уведомление в телефоне. Осаму смешит выражение лица парня, то в каком отвращении он сводит незаметные брови и кривит тонкие губы. — Он зовёт меня в компьютерный клуб, — оповещение Фёдора пропитано презрением. Дазая прорывает на смех. — Серьезно? Вы живёте три года вместе, а он не может понять, что тебя вряд ли это заинтересует? Достоевский тут же цокает и строит из Осаму придиру: — Да ладно тебе, он хотя бы пытается. Дазаю кажется милым то, как Фёдор пытается оправдать и защитить Колю. Вообще Достоевский, оказывается, довольно приятный собеседник и на отвлеченные темы. С ним можно поговорить не только по поводу книг и шахмат. Почему-то Дазай узнал об этом в последнюю неделю. Осаму встречает Чую спустя пару минут после того, как сам оказался в комнате. Накахара вскидывает руку в приветстуещем жесте и ставит две коробки по разные края стола. — Коё ехала мимо, на работу к Йосано, завезла по пути, — поясняет он. Дазай умиленно улыбается и быстро говорит: — О, Чуя, ты делишься со мной едой, как это мило! Можно тебя обнять? Чуя мягко клонит голову вбок и разглядывает Дазая. Вообще Коё специально привезла две порции, но Накахара не против поиграть в благотворителя. — Да, Дазай, я делюсь с тобой, но не обязательно облизывать меня за это, — словно непонятливому ребенку снисходительно растолковывает Чуя, скидывая с себя толстовку. Глаза Дазая наполняются, кажется, неподдельной тоской. Он следит за тем, как сосед расчесывает волосы, достает из штанов сигареты, кидает их на тумбочку, и всё это время пытается поймать его взгляд. Чуя знает, что всё это — актерское мастерство Дазая, но смотреть на эту дурацкую грустную мордочку нет сил, а тем более ощущать тоскливый взгляд спиной. Накахара всплескивает руками и останавливается. — Я не могу, ущербный, иди сюда. Дазай почти не обращает внимания на оскорбление, потому что знает, что у Чуи это скорее привычка, чем реальное желание задеть. Дазай обвивает крепкое тело руками и какое-то странное удовлетворение бьёт прямо по сердцу. Это вызывает не просто комфорт, а, даже немного наоборот, приятное волнение и трепет, на которые Дазай успешно игнорирует. Просто, Чуя буквально идеально подходит для объятий, он практически одного роста с ним, не болезненно худой, не большой, тёплый. Накахара спустя десяток секунд легонько хлопает соседа по спине, намекая, что всё. Кожу немного покалывает, а во рту появляется какой-то карамельный привкус. Чуя едва заметно хмурится и следит за Дазаем, который сначала радостно хлопает глазками, а затем садится на край кровати и начинает изучать упаковочку бенто. Дазай цвета абрикоса. Чуя закрывает на секунду глаза, прислушивается к ощущениям и снова с прищуром смотрит в сторону соседа. Действительно, абрикосовый. Чуя умеет составлять о человеке картину, прислушиваясь к ощущениям и эмоциям, которые он вызывает, а потом уже понимать хороший он или плохой. Дазай всегда был жёлто-серым и представлялся ромбом, в понимании Чуи это не очень хорошо, но он игнорировал эту ощущение и всё равно пытался наладить отношения, что получилось только спустя почти два года. Сейчас Дазай абрикосовый теплый круг. И это тоже кажется Чуе странным. Потому что чутьё Чую никогда не подводило. Когда он встретил Акутагаву, то подумал о сиреневом многограннике, решил, что это довольно неплохие вещи, и не ошибся. И ассоциации в его голове никогда так резко не менялись. Вот Чуя смотрит на Дазая и, ну, не ромб он, не жёлтый! Почему всё, что касается Осаму настолько странно? — Приём, Чуя? — теперь уже Дазай сверлит соседа непонимающим взглядом и машет рукой перед глазами. — Чего? Чуя отрывается от размышлений и думает, что не будет заострять на этом внимание и просто подавит эту странную интуицию. — Ты где был-то? — Я? — бессмысленно переспрашивает Накахара и не ждёт ответа, — В дзендо. Осаму перестаёт быть увлечен пакетом и начинает смотреть на Чую так, будто он сейчас сознается в преступлении, а цель Дазая — подтолкнуть, поэтому его голос и выражение лица становятся ласковыми, но вместе с тем строгими. — И что ты там делал.? Чуя вместо исповеди разводит руками и цокает. — На шпагат садился, блять, ну Дазай. «Не тупи» очень хочется сказать Чуе, но вместо этого он оставляет драматичную паузу. — А ты не должен был стать добрым и хорошим после медитации? — Да, я был таким ровно семь минут по пути из корпуса к комнате. — Чуя, давай, вдох-выдох, мы дружим. Напоминание о дружбе отрезвляет Чую, и его это правда не может больше раздражать. Просто, не стоит об этом говорить так часто. Дазай расспрашивает Чую о медитациях, зачем он вообще это делает. Накахара немного нехотя удовлетворяет любопытство Дазая. Нехотя потому, что это слишком обширная тема для беседы, а он не может пояснять заинтересованному Осаму каждый нюанс. Разговор плавно перетекает из одного русла в другое, они обсуждают намечающуюся вечеринку и всё в этом духе, а затем одновременно решают, что пора покурить и спать. Дазай вообще спит плохо, часто просыпается ночью и только ближе к пяти часам может позволить себе провалиться в сон, длящийся более двух часов. И этой ночью его из дрёмы выводит какой-то шорох. Сначала он старается не обращать внимание и пытается уснуть, но, когда слышит звук двери, то всё желание сразу же пропадает. Он цокает и переворачивается на спину, разглядывая лунные пятна на потолке. Минут десять он лежит с закрытыми глазами, гипнотизирует себя на сон, а затем вдруг колышется. А где Чуя-то? Он кидает беглый взгляд на тумбочку соседа и не замечает там сигарет с телефоном. Дазай какое-то время что-то думает, а затем выходит из комнаты. Он просто заглянет на балкон, и если Чуи там нет, то пойдёт обратно. Накахара стоит на балконе и облокотившись о бортик вглядывается в ночные огни и свет одиноких тусклых фонарей. Ему стало как-то грустно, неприятно, тяжело. Если описать проще, то тёмно-зеленый цвет заполонил всю комнату и принялся его душить, голова от этой иллюзии закружилась, и он вышел к воздуху. Ему вспомнился Ширасе и на душе так гадко стало. Прошло больше двух недель, слухи исчезли, а ему всё равно как-то смутно. Чуя не думает о чём-то конкретном, а просто принимает эту тяжесть и настраивает себя на избавление от тёмно-зеленого дыма. Он хочет не помнить. Дазай ходит почти неслышно, крадучись, как всегда, но в пустоте коридора его невозможно не расслышать, и Чуя оборачивается, ощущая приближение звука. Дазай стоит в белой футболке, что сливается со штанами, делая его призраком или сонным наваждением, и чуть щурится от света фонарей. — Привет, — с какой-то удивленной интонацией начинает Осаму. Он подходит ближе и, привыкая к свету, становится рядом с Чуей. Чувствует, что ему..не очень, и самому от этого тяжело на душе. — Привет, — не менее удивленно отвечает Накахара, отводя сигарету от губ. Он не понимает какие чувства испытывает при появлении Осаму. Он не то чтобы рад или наоборот раздражен. Он ждал его и знал, что придёт. Чуя курит так интересно. Совсем непринужденно, но получая явное удовлетворение. И при этом совсем нерасторопно. Иногда кажется, будто он может курить одну сигарету целый час. В жизни он резкий, строгий, а курит так нежно и спокойно, что, наверняка, даже не курящему захочется получить эту частичку умиротворения. — Ты чего здесь? — выпадая из транса шепчет Осаму. — Курю, — пожимает плечами Чуя, наблюдая за переливающимся облачка и дыма, — Ты чего? Дазай в отличие от парня не увиливает и повторяет его жест: — Сплю плохо. Тишина повисает в воздухе, ощущается молочной пенкой, заволокшей пространство. Чуя медленно курит, отвлекаясь на мысли. Дазай стоит и что-то пытается выдумать, хочет сказать Чуе доброе слово, но не может придумать как бы позавуалированней это сделать. Он дышит глубоко, редко и задумчиво. Чуя слышит эту тяжесть и сам громко выдыхает. — Не надо, — спокойно говорит он Дазаю. Осаму лишь слегка поворачивает голову в его сторону и ждёт пояснения. — Раз не уходишь, то постой рядом и помолчи. И тогда Дазай перестаёт думать. Раз Чуя не хочет, чтобы он что-то говорил, то он действительно постоит и помолчит. Откуда в Осаму взялось такое раболепство, ответить даже он сам не в состоянии. Вот не хочется ему перечить и всё. Молчание - вещь красивая, потому что не лжет и не грузит. Чуе нравится молчать намного больше, чем выискивать темы для разговоров. Найти человека, с которым приятно поболтать, легче легкого, а вот того, с кем приятно помолчать… С Дазаем приятно помолчать. Особенно когда он не вносит разлад в мирную, лоснящуюся ночь и не старается завязать бессмысленный диалог. Осаму у Чуи в семье, в комнате, на балконе, в голове. Он рядом, раздражает, но вместе с тем успокаивает. Чуя тушит бычок о стену и кидает вниз. Ну и пусть стоит рядом, молчит. Чуя же сам зачем-то попросил. В комнате светло, тепло, озорные пылинки летают перед глазами, а Чуя деловито расхаживает из стороны в сторону и говорит по телефону: — Нет, мам, я точно не смогу, у меня дела вечером.. Да, я тоже, давай. Всё нормально, хорошо, тогда на следующей неделе, — он сбрасывает звонок и выдыхает. Конечно, выбирать вечеринку вместо семьи немного неправильно, но все же о ней он договорился заранее. Накахара убирает телефон и глядит на Дазая, который давит улыбку. — А ты чего смеёшься? — и не даже не получив ответ, Чуя тут же переводит тему, резко и строго дергая рукой, — И, блять, Дазай, кто испачкал всё зеркало? Осаму перестаёт улыбаться и закатывает глаза. Грязное зеркало в ванной - извечная тема. Кажется, оно скоро устанет и начнёт само себя чистить. — Я понятия не имею, как это происходит, — спокойно произносит Дазай, облокачиваясь на стол. — Может, к нам ночью закрадывается Тачи и просто плюёт в него? Чуя продолжает стоять с центре комнаты, упирая руку в бок. Он не недоволен, не может злиться на Осаму за эту шутку про Тачи и за испачканное зеркало, хочет просто закрыть эту тему. — Оно не может там само появляться. Я не ругаюсь, а просто напоминаю, что я заебался тереть это зеркало. Если что мой его за собой, пожалуйста. Ссориться с утра пораньше в воскресенье не было никакого желания ни у кого. Но Чуя первым начал. Дазай в ответ вздергивает голову и ехидно улыбается. — А мне должно быть страшно, что ты ругаешься? — Нет, я просто к тому, что я не ссорюсь. — А я к тому, что в душе не ебу, что с этим зеркалом. Чуя не принимает эти глупые и очевидные попытки сделать невинный вид и благосклонно пытается оставить последнее слово за собой: — Дазай, просто будь аккуратней. Он уже собирается взять тряпку в руки и смиренно отправиться чистить зеркало, как Дазай фыркает. — Я тебе несколько раз сказал, что я этого не делал. У меня есть глаза, и я могу заметить, если вода попадёт на зеркало. Осаму ощущает подкатывающее возмущение от того, что Чуя буквально пропускает его слова мимо ушей и не воспринимает всерьез. — Тогда, получается, это сделал я и теперь несправедливо гоню на тебя? — удивленно шикает Чуя. — Ну, разумеется, нет. Как ты мог такое допустить, — Дазай с улыбкой и явной иронией в голосе разводит руками, всем видом показывая, что считает неправым Чую. Накахара негодует: — Достаточно посмотреть на твою сторону комнаты и на мою, чтобы понять, кто здесь разводит бардак. На стороне Чуи заправленная постель, стакан воды на столе, сигареты, книжки, статуэтки и сувениры на полках без пыли, тетради и наушники с часами на комоде. У Дазая четыре полки с книгами, расставленными в хаотичном порядке, на одной полке среди книг, затерялся брелок, на другой записка и зарядка. Учебники бережно хранятся возле ножки кровати, на спинке висит футболка, которую он никак не донесет до стиралки, свечка виде цветка, какие-то кольца, чайный пакетик… Дазай это за аргумент не считает. Если на его стороне нет перфекционизма и порядка, это не значит, что он неаккуратный и ничего не знает о чистоте, ему просто удобно так. — Логично, теперь каждую пылинку спихиваем на меня. Накахара прикладывает руку ко лбу и недовольно цокает. Какой Дазай упертый! — Неужели так сложно просто сказать «окей, в следующий раз буду осторожнее». — Неужели так сложно просто взять и услышать, что я этого не делал, — он улыбается и прекрасно знает, что это раздражает. Чую эта улыбка во время ссоры действительно злит до беспредела, потому что кажется, что Дазай не относится серьезно к ситуации и просто смеётся над всем этим, будто он один здесь умный. — Да ты издеваешься! — слегка повышает голос Чуя. Дазай усмехается и двигается в сторону выхода, захватывая по пути телефон и наушники. — Пошёл ты. — Я другого не ожидал, — кидает Чуя, уже когда дверь за ним почти захлопывается.