Ha-ve

Чуя забыл какого ссориться с Осаму. Он действительно выводит из себя. Зачем-то строит святого и повторяет, как заведенный, «я не причем!». Чуя на полчаса вновь впадает в раздраженное несправедливостью состояние, словно несколько месяцев назад. Он пытается отвлечься в телефоне, курит, прибирается, но мысли его одни и те же: он твердо убежден в том, что прав и даже не хочет размышлять на тему того, почему Дазай так яростно всё отрицал - списывает всё на его идиотские характер и привычку. За пару часов до похода в гараж Чуя выходит на прогулку с Акутагавой. Он сдерживается от того, чтобы нажаловаться ему на соседа, потому что причина, из-за которой они поссорились, просто ничтожная, а жалобы не помогут поставить соседу мозги на место. В семь они приходят в гараж, где пока что собралось около пятнадцати человек, остальная половина находится на улице и заходит в помещение лишь за выпивкой. Многие ещё не подошли, поэтому в помещении довольно свободно и не шумно. Рюноске покидает Чую и двигается к Гин и Изуми. Накахара выбирает цель, к которой он мог бы подойти, но глаз цепляется за знакомую высокую фигуру в компании с симпатичным русским. Глаз дергается. Дазай, выйдя из комнаты и истерично хлопнув дверью, стал судорожно придумывать куда бы ему деться, потому что, перед тем как уйти, он плана времяпровождения не разработал. Чуина фишка «я всегда прав» вымораживала. Даже Дазай мог оценить ситуацию и понять, что он где-то ошибся. Признать это - вряд ли, но хотя бы догадаться до того, что облажался он в состоянии. А Чуя всегда уверен в себе просто на все сто. Это круто, конечно, но не всегда. Дазая злила эта несправедливость и то, что он не мог втолковать Чуе правду. Извиняться или пытаться замнуть тему Дазай и не думал. Возможно, если бы он был виноват, то спустя какое-то время постарался бы показать, что осознал свою ошибку; но, сейчас, если говорить строго, Чуя должен был перед ним извиняться за то, что не верил и беспочвенно обвинял. Себя считал идеальным, а на Дазая всё дерьмо спихивал. Посидев двадцать минут в холле, послонявшись полчаса по району, Дазай решил двигаться к общежитию и полностью игнорировать присутствие Чуи. Но на подходе к зданию парень заметил знакомую фигуру. Фёдор вальяжно, нехотя брел навстречу Дазаю, витая где-то в облаках. Он иногда почесывал нос в задумчивости и приподнимал бровь в непонимании. На удивление, парень выглядел прилично: без мешковатых вещей, темных тонов и кучи слоев одежды, в простой футболке и джинсах. Даже соломенные волосы сегодня аккуратно легли, обрамляя бледное, измученное лицо мягкими волнами. Дазай прибавил шагу и через пару секунд оказался возле парня. — Привет, ты откуда? — удивление в голосе Дазая, совершенно нормально, потому что обычно Фёдор самостоятельно никуда не выходит, да тем более в таком виде. Достоевский лениво повел плечом и разочарованно улыбнулся. — Из компьютерного клуба. — А Коля где? — В компьютерном клубе. Дазай поджал губы и сочувственно свел брови. — Ты домой? — перевёл тему Фёдор. Дазай кивнул. — Ну, пошли. Осаму впервые оказался в комнате Достоевского и Коли. По слухам, тут побывала половина университета, благодаря Коле, разумеется. Половина Феди скудна. Книги, книги, старая скрипка под кроватью, ночник и подставка с ручками на тумбе. На стороне Коли ярко..даже слишком. На стене тьма постеров, фотографий с друзьями, цветная гирлянда, значки, брелки, фигурки, наклейки; на полках и тумбе свечки, цветочки, банка с камнями, виниловые пластинки, банка с жвачками и конфетами и ещё куча странных вещей. У Дазая почти начало рябить в глазах, и он отвёл взгляд в сторону, натыкаясь на маленький холодильник. — У вас есть холодильник? — изумленно спросил он. Это наверняка очень удобно. — Да, — равнодушно ответил Фёдор указывая рукой на микроволновку, которая стояла на холодильнике, и чайник, который стоял на микроволновке, — Скинулись на всё это в конце первого курса. Дазай уже хотел было задать ещё один вопрос, как Достоевский перебил его. — О, кто это написал! Коля стал написывать Фёдору и спрашивать, где он. Как выяснилось, общаться в интернете предложениями длиннее трех слов Достоевский не умел, голосовые вообще не записывал. Поэтому в игру вступил Дазай. Они вдвоём, как взволнованные интриганки, сидели на кровати и бурно обсуждали, что написать дальше. — Надо показать, что ты равнодушен, — с умным видом размышлял Осаму. Фёдор только непонимающе качал головой. — Давай просто не будем отвечать. — Нет, это слишком, — цокнул Дазай, — Напишем коротко и ясно «Я ушел, дела появились». И не дожидаясь соглашения Фёдора, Дазай принялся строчить ответ. Коля тут же написал. Николай Гоголь: А чего просто не сказал сразу??? Николай Гоголь: Я бы проводил.; ( — Почему он вообще у тебя подписан как «Николай Гоголь»? — с непонятной претензией отвлекся Осаму. — Отстань. Фёдор Достоевский: Не хотел тебя отвлекать. — Разве это не выглядит, как давление на жалость или вроде того? — Да, именно так. Далее началась настоящая яростная переписка. Коля не уступал, выпытывал, что не так, «Фёдор» отзывался неясно. Парней начала немного напрягать активность Гоголя. Достоевский сказал, что без алкоголя здесь не обойтись. Тем более, все равно в гараж надо было идти через пару часов. Оказалось, что в холодильнике лежит далеко не еда, там был настоящий мини бар. Бутылка водки, вина, джина, три банки пива, саке, дешевый виски. Джина оставалось меньше половины, поэтому решили пить его. Переписываться с Колей стало намного веселей под градусом. Дазай и Фёдор придумывали такие ответы, что самих на слёзы от смеха прошибало. Речь шла о том, что Коля постоянно отвлекался на других людей. Гоголь оправдывал это тем, что они все - его друзья и знакомые, он не может от них отмахнуться, они всегда первые подходят. И, действительно, люди к нему как-то магнитились, почти как к Чуе, но ещё сильнее. Но Дазаю это показалось слабым оправданием. Фёдор Достоевский: Я понял, классно. Федя согласился. Он, что, не друг, не знакомый для Коли? Вообще получается никто, раз на других можно отвлекаться, а на него никогда. Николай Гоголь: Ну Федь… ( Николай Гоголь: Что ты понял?!?!? Фёдор Достоевский: Что я человек, который может просто повилять рядом до тех пор, пока ты не встретишь своих настоящих друзей. — Всё, теперь уходим в игнор! — Дазай прыснул и перевернул телефон экраном вниз, откладывая в сторону. Фёдор покачал головой и постарался сдержать смешок. После трех стаканов джина ему это правда казалось забавным, а Коля нелепым. Дазай намешал ещё по полстакана каждому, и на этом джин закончился. Вот с Фёдором намного легче, чем с Чуей. Пускай он иногда бывал холодным или отстраненным, зато никогда серьезно не оскорблял, поддерживал, понимал и даже давал советы. А с Чуей видимо они только и могли, что играть в дружбу. Когда Фёдор отключил уведомления от Коли, где наверняка были лишь бесконечные оправдания и какие-то доказательства, комната погрузилась с минутную тишину. Достоевский опомнился и спросил, а откуда шел днем Дазай. Осаму лениво махнул рукой и вздохнул. Он вкратце пересказал Фёдору то, что произошло ранее и немного пожаловался на Чую. Достоевский, руководствуясь опьяненными мыслями и своими знаниями с лекций по психологии, принялся анализировать парня, а после вынес вердикт: — Ну всё ясно, — он всплеснул руками и сделал последний глоток джина. Дазай не слушал то, что Фёдор говорил до этого. Точнее, он почти ничего не понял, потому что разум был затуманен алкоголем, и уловил только последнюю фразу. — Чего? — переспросил Осаму. Достоевский будто догадался, что до этого Дазай всё прослушал, и злобно выдохнул. Он снова начал говорить что-то об отце, трёх педантичных женщинах, больших надеждах, разочарованиях. Осаму не слушал. Он думал о Чуе. Какая-то грусть начала оплетать сердце - с соседом совсем не хотелось находиться в состоянии войны, с ним хотелось только улыбаться. Может, это из-за алкоголя Осаму так размяк, но порыв найти Чую и помириться был ощутимым. А Достоевский говорил и говорил. — Боже, Федь, хватит... Я дальше первых тоже слов перестал что-либо воспринимать. Достоевский обиженно замолчал и съехал ещё вниз. Ему просто хотелось покопаться в чьей-то голове… Время близилось к семи, солнце начало потихоньку уплывать за горизонт. Последние нежные лучи окрасили светом комнату и все безделушки на полках Гоголя. Некоторые красиво переливались, другие сверкали, камушки в банке отражали свет и создавали кучу солнечных зайчиков под потолком. Дазай искоса глянул на, сложившего на груди руки, Фёдора. Парень был задумчив, разглядывая мерцающие постеры на противоположной стене. Осаму не мог наблюдать за тем, как на человека наплывает что-то наподобие грусти, поэтому он опустил две ладони на плечо Фёдору и легонько встряхнул его. — Федя-я, не грусти, Коля ещё одумается. Достоевский усмехнулся и повернул голову. — Вот делать мне нечего - грустить из-за этого засранца. И, пожалуйста, порешай свое обострившееся любвеобилие, ты нарушаешь моё личное пространство. Дазай закатил глаза и легко толкнул парня в плечо, улыбаясь. — Больно ты нужен. Федя прищурился в глубокой задумчивости, наметил легкую улыбку на измученном лице и сказал: — У нас какой-то клуб разбитых сердец. — Моё сердце не разбито. — Наглая ложь, — он обвёл Дазая снисходительным взглядом и, взяв за тонкую руку, обременено цокнул. — Будешь должен. Дазай даже не постарался изобразить возмущение и лишь усмехнулся: — За то, что ты взял меня за руку? — Да, потому что это тебе нужно. И тут Дазай раскусил Фёдора. — Не меньше, чем тебе. Достоевский улыбнулся краешком губ и помотал головой. Ладно, а почему нет? Кто потянулся первым совершенно точно было не разобрать. Кажется, будто они одновременно двинулись навстречу, абсолютно точно зная, что это должно произойти. На тонких губах Фёдора ощущался алкоголь и неуловимая горечь. Он целовал ненастойчиво, почти лениво, как делал всё в жизни - без особого энтузиазма. Дазай отвечал тем же, только он ощущался чуть теплее, чуть живее и нежнее. Тонкие волосы Фёдора щекотали шею, собственные кудри спадали на глаза. Сердце лишь пропустило пару ударов, а затем продолжило биться слегка быстрее обычного из-за крепкого джина. Ничего. Поцелуй вышел недолгим, таким опьяняющим и совершенно бессмысленным. Потому что кровь в венах не закипала, продолжения не хотелось, ни одна живая искринка не вспыхнула в груди. Оба поняли это, когда отстранились. — Бред какой-то, — уверенно озвучил мысли обоих Дазай. Фёдор тяжело вздохнул и кивнул головой. — Да. Как-то всё не складывалось. Они же идеально подходили друг другу. Фёдор был где-то готов уступить Дазаю, Дазай Фёдору, оба умны, у них общие интересы, приоритеты, мысли и убеждения. Оба понимали друг друга без слов. — В чем проблема? — тихо вторил своим мыслям Фёдор, даже не замечая этого. Дазай прыснул. — В том, что я не Коля. — А я не Чуя, — парировал он. — Я не влюблен Чую. — А я в Колю. — Да ладно, это очевидно. Достоевский усмехнулся. У каждого своё «очевидно». В комнате было невыносимо душно, пахло алкоголем, голова от такого начинала понемногу кружиться. Фёдор намекнул, что можно немного прогуляться и развеяться перед походом в гараж. Да, вытрясти алкоголь, чтобы приступить по новой, было бы неплохо. Прогулка выходит спокойной, размеренной, но уже спустя полчаса Дазай вспоминает о Коле. Фёдор оживляется и лезет в карман за телефоном, на экране которого немереное количество уведомлений. Достоевский уже не воспринимает столько текста, поэтому он дает телефон Дазаю, велит читать и оповещать если вдруг что-то интересное. Николай Гоголь: Нет!!! Ты.. Чего?! Федь, ты мой самый лучший друг! Я серьезно… Я не хотел тебя обижать Просто я невнимательный и рассеянный. Прости меня!; //// И ещё десяток сообщений с разными формулировками «прости». Достоевский ведёт бровью и качает головой. — Бред какой-то, — прыскает Дазай, возвращая телефон. — Именно.