#ЛюбовьНенависть

      – Боже, давай быстрее! – Рики закатывает глаза от удовольствия, которое приносит Сону, видя своим языком по толстому члену, обсасывая крупную головку. – М-м...       Сидя на коленях перед унитазом, на котором сидит Нишимура, Сону пытается не подавиться от крупного размера плоти в его узком горле.       – Больше глотай, – стоны Рики были тихими, но в полне слышны для мальчика, который приносит удовольствие. – Быстрее.       Но, ни темпа, ни заглатывая по максимальной шкале так и не произошло. Поэтому Рики, беря за растрепанные волосы Сону, он, насаживает на горло свой орган глубже, тем самым делая ощущения приятнее.       – Блять, ты так хорош. Чертовски хорош.       Ким ведет языком по мокрой уретре, слизывая всё накопление естественной смазки. Член правда огромных размеров, так что осилить боль в горле мог только настоящий супергерой.       Руки Сону еле обхватывали орган Рики, из-за чего казалось, что Рики настоящий гигант, по с равнению с Сону. Тот как Дюймовочка. Крохотный и стройный.       Японец взяв того за волосы, отстранил от своего органа, и прошептал хриплым голосом:       – Открывай ротик, принцесса, – после чего, Рики обрывисто кончал в рот корейца, сидящего на коленях, напротив унитаза. – Кушай, малыш.       Сону открыл глаза.       Выбежав из кабинки, Сону подошёл к раковинам, открыл холодную воду, опустив в нее руки, и стал рассматривать себя в зеркале напротив, будто видел впервые.       Он всё еще не мог понять, что сейчас произошло?       Что это было?       Сону насторожился и, забыв о своих мыслях, направился в сторону лестницы, которая находилась рядом с туалетом. Зачем – и сам не знает.        Неспешно поднялся по лестнице, вышел на широкий балкон, с которого открывался отличный вид на реку, мерцающую огнями. Дождь прошел, хотя воздух все еще оставался влажным, а небо сделалось задумчиво-синим, и кое-где – там, где таяли куски холодных облаков – виднелись тусклые звезды.       Рядом Рики неподвижно стоял у самых перил, широких, как подоконник, и, облокотившись на них, смотрел вдаль. Пиджак висел рядом. А Ким опять начал думать про тот сон...       Может подойти к нему и неожиданно обнять? И сказать: «Я прощаю тебя, дурачок. В честь выпускного»? Или прижаться щекой к его спине, вдыхая аромат его одеколона? Или… уйти?       Но тот сон...       Нет, и уйти он не мог. И выбрал другой способ завязать беседу – спасибо тебе, пьяная голова.       – Бу! – беззвучно подкрался Сону к Рики и стукнул у него над ухом туфлёй.        Он вздрогнул и резко обернулся, замахнувшись рукой, но вовремя ее опустил.       – Пипетка? Не делай так. Я мог ударить от неожиданности.       – Теперь, значит, слабых бьем?       – Нет, мог бы ударить чисто на автомате из-за испуга, – признался Нишимура, разглядывая того, и вдруг улыбнулся – так солнечно, что у Кима потеплело на сердце. – Что ты здесь делаешь?       – Захотел подышать воздухом, нехорошо стало, сон плохой приснился. – Сону вернул Рики улыбку, сдерживая себя, чтобы снова, словно невзначай, не коснуться его плеча. Широкого, крепкого...       Интересно, а какой он без рубашки?       Боже, о чем я думаю?..       – Напился? – Риаи приподнял темную бровь.       – Это ты напился, – с достоинством отвечал Сону. – А я опрокинул пару рюмок.       – Водки? – иронично приподнялась и вторая бровь.        – Спирта, – буркнул Ким и поинтересовался:  – А ты что здесь делаешь?       – У меня перерыв, – коротко ответил японец.       – Перерыв-перерывчик? – теперь настал Кимин черед играть бровями, между прочим, аккуратно выщипанным – приводя их в форму, Сону невольно плакал, проклиная всех тех, у кого брови нормальные. – Как говорится, между первой и второй  перерывчик небольшой? Я имею в виду, первой и второй бутылкой бухла, – уточнил кореец занудно, ибо не питал пустых иллюзий, что Клоун пьет только воду и газировку.       – У тебя лексикон, как у алкоголика со стажем, – поморщился тот.       Сону философски пожал плечами.       – Какой есть. Серьезно, сколько ты выпил? И чего?       – А ты? – вопросом на вопрос ответил Рики.       – Три бокала нектара, – хихикнул красноволосый, зябко поджимая ноги – пол на балконе был холодным. Рики это заметил, вдруг подхватил того и посадил на край перил. Сердце зазвенело, как хрустальный бокал, по которому ударили ножом. Звонко, тонко, настороженно.       Господи, какой он красивый, какой родной. И голова кружится – то ли от алкоголя, то ли от нашей близости, то ли от высоты, которая никогда не внушала мне доверия.       – Не то чтобы я трус, но я боюсь высоты. Кажется, я сейчас упаду, – задумчиво поведал Ким.       – Не бойся, я буду тебя держать, – утешил Рики и положил тому руку на спину, чуть выше талии, будто и правда собрался ловить.       И снова мурашки. И сердцебиение. Что ты со мной делаешь?..       – Точно? Я не хочу умирать молодым.       – Тут лететь-то два этажа, – отмахнулся Клоун. Мол, зря переживаешь.       – Ну да, в твоем послужном списке такого нет, – согласно закивал Сону.       – Какого – такого, Сону? – не понял Нишимура.       – Ты никогда не сбрасывал меня ниоткуда, – задумчиво ответил Ким, перебирая в голове многочисленные детские происшествия, когда Рики все еще был прежним собой и доставал того с особым удовольствием и упорством.        – Сбрасывал, – тотчас возразил он. – С забора.       И осекся, словно не хотел говорить об этом.       – Я не помню, – тепло улыбнулся тот. Но вовремя одернул сам себя. А потом мысленно отругал – опять он пытается уйти в эти детские воспоминания, забывая, что они – вода. Просачиваются между пальцами и уходят, и человек, с которым они связаны – тоже уходит. Течение жизни относит его в другую сторону. Нет ни одной веревки, которая бы тянулась бесконечно долго, нет ни одного воспоминания, которое будет удерживать вместе так далеко разошедшихся людей, если один стоит на месте, а второй скрывается за горизонтом.       Какое-то время они молчали. И молчание, к моему удивлению, Рики нарушил первым:       – Что у тебя с этим уро… парнем… Как его, Гиун? – Рики потер пальцем лоб. – В общем, с тем, который тебя мячом ударил.       А что у меня с ним? Иногда он звал меня гулять – хоть убей, не пойму, зачем, и сегодня мы танцевали. Мы танцевали, потому что он пригласил меня первым.       Но Сону ответил иначе, крайне расплывчато:       – Да так… А почему ты спрашиваешь?       – Может быть, теперь я ревную, – оскалился тот.       – Как-то странно ты ревнуешь. Если бы я был твоим парнем, я бы твою ревность вообще не замечал.       – Ты вообще ничего не замечаешь, – серые глаза внимательно смотрели на Сону. – Надеюсь, ты больше не встречаешься с мажориком?        – С Ыну? Нет, – рассмеялся Сону. – Я с ним и не встречался.       – В смысле?       – В коромысле.       – Но ты же сам сказал, что он твой парень!       – У нас просто было… свидание, – покривил кореец душой. – А ты решил, что мы встречаемся.       – Даже так? А те двое других? Высокий смазливый тип, который плакал, и чувак-борец?       – Кайрат? – хихикнул Ким, вспомнив поклонника Субина.       – Тебе виднее, как его зовут. Он двух моих знакомых слегка повредил, – Рики не отводил от того пристального взгляда, и в этом взгляде Сону хотелось раствориться.       – Они идиоты, – буркнул кореец. – И, вообще, почему ты спрашиваешь о них?       – Мой знакомый работает баристой в кофейне неподалёку от школы. Он рассказал, что часто тебя видел с незнакомыми парнями.       Я, кажется, покраснел. Боже. Как неловко-то!       – Ой, это просто моя сестра мне так… парня искала, – выдохнул Сону.       – Нашёл?       – Нет. Не нашёл. А у тебя что с твоей душой? – спешно перевел Ким их странный разговор на другую тему.       – С кем? – нахмурился Нишимура, и Сону понял, что сказала лишнее – повторил слова Юли из сообщения. Один – для постели. Другая – для души.       – С госпожой Громкоговорителем, говорю, встречаешься?       – Не знаю, – ответил Рики после некоторого раздумья.       – В смысле? – не понял тот.       – В коромысле, – передразнил Нишимура Сону. – Просто у нас все сложно. Все время ругаемся. Я устал. И она – тоже.       – Ничего, – вдруг погладил Ким его по густым темным волосам. – Другую найдешь.       Рики пожал плечами.       – У неё тоже сегодня выпускной?       Бессмысленный вопрос – выпускной сегодня у всего города.       – Тоже.       Сону задал ему еще несколько вопросов, но получила односложные ответы.       Кажется, Клоун внезапно перехотел разговаривать.        Рики в какой-то момент глянул на ляшки Сону, а после уставился на огни за рекой.        Тут Киму вдруг показалось, что он сейчас возьмет и уйдет, забудет про свое обещание держать того, как забыл о том, что раньше они всегда были вместе, и Сону спешно сказал:       – Давай сделаем селку?       И смущенно добавил:       – Выпускной как-никак.       Рики согласился. И кореец вытащил из кармана пиджака, телефон.       – Итак,  – сказал Сону, – улыбаемся! Черт, по пол-лица только видно.       Нишимура вдруг сел рядом, все так же обнимая того – уже за талию:       – Если ты еще дальше отодвинешься, вообще ничего видно не будет!       Их щеки соприкоснулись, и Рики помог тому направить камеру на их лица, а потом и сам завладел ею – руки-то у него оказались длинными, не то что у Сону.       Первые несколько снимков были неловкими, а потом они разошлись, строили рожицы, подставляли друг другу рожки, улыбались. Фотографии были не слишком хорошего качества – все-таки сказывался недостаток освещения, но им это не мешало.       Внутри Сону резвился мятный привольный ветер. И на какое-то мгновение он забыл обо всем – о воспоминаниях, о том сне, о неясной тревоге, засевшей в сердце, о том, что родители могут застукать Кима в таком состоянии, о натертой коже на ногах…  Забыл о том, что Клоун его раздражает, а то, что он не может понять причину этого чувства, раздражает еще сильнее.       Вернулись ли мы в детство?       Сону не знал.       Станем ли мы после этого нашего теплого разговора больше общаться – тоже?.       Сону знал лишь то, что здесь и сейчас, под звездами и на широких перилах, ему весело. И Рики – тоже.        Может быть, я начинаю узнавать нового Нишимуру Рики?       Но эта мысль мелькнула упавшей звездой и исчезла.       Они продолжили. Легкость в голове, легкость в сердце и в каждой вене – казалось, в них закачали вместе с кровью эликсир воздушной радости.       В какой-то момент Сону поцеловал Рики в щеку – для фото, без какой-либо задней мысли, и тотчас почувствовал, как напряглись его пальцы на талии корейца.       А может, мне это почудилось?       – А что не в губы? – весело спросил Рики, и Сону даже не стал возмущаться. Почему-то лишь коротко рассмеялся. А потом, громко вздохнув, признался:       – Я не умею целоваться, – новый смущенный вздох. – Представляешь, я кого-нибудь полюблю и даже не смогу с ним встречаться, потому что мне будет стыдно признаваться ему в этом!       Теперь настал его черед смеяться, но это был не обидный смех, а добрый. И в глазах Рики Сону прочитал не удивление, а, скорее, умиление.       – Правда, никогда не целовался? – на всякий случай уточнил японец.       – Правда. Смешно, да? – сейчас опять будет тонна шуточек на эту тему. Но Клоун того удивил.       – Нет. Это мило, – сообщил Рики, улыбаясь и глядя тому в глаза.       –  Что в этом милого? – поинтересовался Ким удивленно, потому как половина его одноклассниц хвасталась не только поцелуями, но Нишимура проигнорировал вопрос.       – А почему ты никогда не целовался?       Наверное, если бы Сону был в себе, он бы просто послал его и заявил, что это не его ума дело. Однако сейчас, окутанная легкой алкогольной эйфорией и еще каким-то странным, почти невесомым обволакивающим нежным чувством, Ким просто пожал плечами.       – Так вышло, – сказал Сону тихо.        – Ты любил кого-то и хотел целовать только его?       Я хотел целовать тебя, дурачок.       – Я вообще никого не любил. Я, наверное, какой-то не такой.       – Мальчик, – прошептал Рики и подул тому в лицо. – Ты мне врешь.       По запястьям вверх, обвивая их, словно змея, пополз холод.       Что Рики имеет в виду?       – Я не вру.       – Ты целовался, только не помнишь, – голос Рики был таким уверенным, что тот даже засомневался.       – Погоди, Нишимура, – Сону потер лоб, – но ведь я впервые напиваюсь – если это так можно назвать.       Как я мог тогда раньше целоваться, но забыть?       – Легко. Мы целовались с тобой, – заявил Рики и зачем-то заправил за ухо Сону отросшие волосы. Как тогда...       – Да-а-а? – весьма озадачился Сону, пытаясь понять, что он имеет в виду. – Когда?       – Давно, – ответил Рики, и Ким поймал себя на мысли, что почему-то смотрит на его пухлые губы.       – Ты уверен?        – На сто процентов, – кивнул японец, сделал театральную паузу и продолжил бархатным глубоким голосом: – На сончасе ты поцеловал мою ногу.       – Боже-е-е, – протянул Сону и на миг спрятал лицо в ладонях. – Ты до сих пор это помнишь! Но это не считается, – легкости в том становилось все больше, а сердце стучало все сильнее. И все больше Сону хотелось коснуться человека, сидящего рядом с ним и удерживающего от падения вниз.       Свет от далекого яркого огня падал так, что был похож на нимб вокруг темноволосой головы Рики. И глаза того казались в полутьме серо-синими, глубокими, точно море – не штормовое и опасное, кипящее волнами, а спокойное и безветренное, безмятежное, будто зеркальное...       Когда-то, в кафе, Сону хотел близко увидеть глаза Рики.       И увидел.       Сону захотелось встретить с Рики рассвет. Кореец улыбнулся,а тот вернул тому улыбку и вновь поднял телефон.       – Давай еще селки делать, – сказал Рики, и теперь уже сам коснулся губами щеки Сону, делая фото – на свой телефон.       Ким замер, а Нишимура провел губами по скулам, овевая их теплым дыханием. В этом было столько странной, незнакомой нежности, что тот не нашёл в себе силы его оттолкнуть.        Да и хотел ли?       Сону повернулся к Рики, и он коснулся своими губами в другие губы, напротив – мимолетно, ласково, едва ощутимо. Словно до них дотронулись лепестки розы. И сразу отстранился, чтобы посмотреть, как получилось селфи.       – Ты закрыл глаза! – возмутился Рики.       – Переделываем?  – спросил Сону, чувствуя мимолетом, что где-то внутри него– далеко-далеко, в самом укромном уголке души, искрящейся от неизвестных до этого эмоций, зарождается целая Вселенная.       Но как целая Вселенная может поместиться в одном человеке?       Уже потом я узнал ответ – легко.       Согласно теории Большого взрыва, наша Вселенная зародилась из абстрактной точки, которая по неизвестной до сих пор причине взорвалась и начала бесконечно расширяться.       – Переделываем, – согласился японец, прижимая того к себе и касаясь губ Сону во второй раз – но чуть дольше, поцеловал в щеку – совсем рядом с уголком, а потом совсем легонько прикусил.       Точка с бесконечной плотностью и конечным временем взорвалась и начала расширяться.       Ангел ли он? Пожалуй, нет.       Демон, притворяющийся ангелом? Возможно.       А может быть, он – это он, и в нем, как и в любом из нас, есть немного от ангела и чуть-чуть от демона. Скорее всего.       Рики что-то сказал, а Сону, погруженный в свои мысли, не расслышал.       – Хочешь? – повторил Клоун. Сону уловил в его голосе настойчивость. Не зная, на что соглашается, Ким, так и не отрывая взгляда от губ Рики, кивнул.        И он вдруг потянулся ко мне, взял одной рукой за подбородок и прошептал:       – Я научу тебя.       А после, не убирая телефона, Рики коснулся чуть приоткрытых губ Сону своими уже в третий раз. И этот раз был настоящим.       Взрыв.       Чувственно, ласково, чуть-чуть вязко.       Тепло, влажно.        Слабый вкус алкоголя, сильный – притяжения. Но если попросят его описать, Сону не сможет, слишком он неуловим, слишком индивидуален. Озон, медное солнце, пробивающееся сквозь туман, первый снег, первые ландыши, первый поцелуй.       Сбившееся дыхание.        Кружится голова – от ощущений, от прикосновений, от этой невыносимой ноющей нежности, которой хочется большего – в один миг и сразу.       Я слышу, как бьется мое сердце – где-то в губах, и мне кажется, что они ярко-алые от приливающей к ним крови.       Сону обнимает Рики так, словно считаю своим. И тонна нежности падает на голову того. Сону думал, ее аромат будет ванильно-пудровый, но нет – это дерзкая хвоя. Рикин одеколон.       В поцелуе Сону – любопытство, переросшее во влечение. А в касаниях – жадность. Ему нравится торопливо проводить рукой по плечам японца, урывками гладить по лицу, зарываться пальцами в волосы.       Целоваться не так уж и сложно.        И ужасно приятно.        Вокруг и внутри, всюду – ранняя весна в легких солнечных брызгах сирени.       Это взрыв, который создал Вселенную.       Рики отстранился и спросил, нравится ли тому? Сону только лишь слабо улыбнулся, потерся кончиком носа об нос Нишимуры и прошептал, едва касаясь его губ:       – А ты сомневаешься?       – Я хочу, чтобы ты не жалел об этом, – так же тихо ответил Рики, рисуя на ляшках Сону какие-то узоры, а потом вдруг склонился, дотронулся губами до светлой шеи, подарил несколько нежных поцелуев и снова прильнул к губам – нежный, чуткий и противоречиво манящий.