В участке, пока Мэрил с видом знатока разбирала с низкорослым усатым мужичком подотчетность и просила в раз, наверное, сотый уточнить, точно ли Николас Д. Вульфвуд — это Майор Капелла; сами невольные пленники, тоскливо смотря на уводящих в карцер троих бандитов, были заняты самими собой и скукой. Милли куда-то смоталась, и дышать в помещении стало легче: даже охранники и жандармы по совместительству казались не столь грозной силой.
Николас напомнил, что стоит заняться ранением Вэша, на что лохматый горемыка завыл и замотал головой.
— Да все нормально! Потом сам обработаю.
Но Вульфвуд не терпел возражений:
— Тогда займись этим сейчас, и плевать, что нечем, хоть зубами доставай и слюной обеззараживай. — И для пущей убедительности он не оставил выбора, — Шери-и-иф, приставите к нам охрану, пока рядовой обрабатывается?
С видом крайне смущенным, под бдительными взглядами двух мужчин, Вэш стал медленно-медленно, ища отсрочки одному ему известного приговора, расстегивать заклепки и ремни, стаскивая высокий ботинок с ноги. Он осмотрел свою лодыжку, стопу, и выдохнул с облегчением, заулыбался и прям засиял. Вульфвуд подвинулся ближе, чутка нагибаясь и смотря на его икры, невольно скользя взглядом по мышцам, светлым волоскам, обрывающимися шрамами, пока не дошел до щиколотки.
…Вульфвуд давно пытался отогнать свое мышление, воспитанное приютом и церковью: «Сначала другим, потом себе», и у него получалось. С переменным успехом. Главное — это не находить свою ценность в ком-то. «Вы находите свою ценность внутри себя, а затем находите кого-то, кто достоин вас», но Николас раз через раз мотает головой, чувствуя, что не достоин хорошего отношения, хоть и считает, что у него нет никого ценнее его самого. Закрывается в себе ржавой ненавистью к миру.
Но. Он выдохнул следом за Вэшем, пока не понял, не осознал своего собственного облегчения за чужое. Следом Двойственность настигла его, когда он понял маленькую ложь — или недопонимание — Вэша. От радости до гнева за миллисекунду: на такие горки можно и подсесть. Самое ужасное, что Тонгари и не пытался добиться этого, предатель бил (без)действиями под дых, переворачивая эмоции с ног на голову буквально ничем — не прилагая усилий.
На месте, где должно быть пулевое ранение, красовался багровый кровоподтек, но не более того. Просто ушиб!
— Ты серьезно?
— Ну… — Тонгари всунул ногу в ботинок и зашнуровался обратно гораздо быстрее, неловко почесал затылок. В этот момент бугай-охранник рядом снова одел его запястья в наручники, Вэш ойкнул и опустил закованные руки к себе на колени. Николас завистливо присвистнул и заерзал, шурша руками за своей спиной, что уже затекли, и обратился к незнакомому жандарму:
— Может, мои руки тоже пересвяжете?
— Сиди, — короткий ответ мужика очень расстроил, но майор переключился обратно на ситуацию с Вэшем. Умалчивание или привирание о ранениях на войне всегда несет опасность, оттого запрет на ложь и вынужденная честность — негласное табу. Николас был зол на подчиненного, как майор, и обижен, как на момент доверившийся человек.
— Ты серьезно? — повторился вопрос. Вэш тяжко выдохнул. Он хотел проигнорировать его, но… ответил с максимальной для себя честностью. Тон его голоса был сложный, робкий и смущенный.
— Я боль давно не различаю, а там ситуация была такая… Мозг перепутал, наверное? — он подтянул ногу к себе и показал вмятину на пряжке одного ремешка. На фоне в помещении активно возмущающаяся девушка говорила по слогам, громко повторяя непонятливому клерку свои имя-фамилию: «Мэ-рил С-т-р-а-й-ф», и это стало хорошей причиной для Вульфвуда отвернуть взгляд от лица Вэша, что натянуто улыбался и выглядел так, словно искал — молил о — прощении. Николас буркнул «ясно» и посмотрел в сторону, на двух спорящих у стойки людей. Не думая, что диалог продолжится, майор вздрогнул, никак не ожидая внимательных слов, брошенных как бы невзначай.
— А твое плечо как?
— Мое что? — он не поворачивал голову обратно, и Тонгари придвинулся ближе, пихая своим бедром, расплываясь в ухмылке. Пришлось снова возвращать зрительный контакт, и Вульфвуд чуть нахмурился, переводя взгляд с глаз, в которых плясали бесы, на чужие потрескавшиеся от сухости губы. Майор одернул себя, концентрируясь на чужих эмоциях. Он понизил голос, чтобы диалог остался между ними, и Мэрил уж точно не подслушала.
— Да в норме, но та бой-баба… мощная, полагаю.
— Эй! — шикнул Вэш, — Нельзя же так о дамах, майор Вульфвуд, выражайтесь нежнее.
— Это был комплимент чуткой женской силе, — с невозмутимым лицом кивнул Николас, вызвав смешок у собеседника.
— Болит? — вдруг уточнил Вэш, сведя брови к переносице и поджав губу: старательно пытаясь разжалобить и растопить сердце сурового «начальства».
— Адски, — согласился Николас и спешно добавил, дабы успокоить: — но ничего не сломал и не вывихнул.
Вэш кивнул и перевел взгляд к входной двери. Вульфвуд отвернулся в другую сторону, продолжая наблюдать за непрекращающимися разборками ловящей бандитов страховщицы и лицом местной жандармерии. Майор фыркнул.
— Эй, Шерифчик, может, мне позвонить в часть? Настолько значок и бумажка неубедительны?
Мужичок промычал нечто мало вразумительное и с умным видом представился, поворачиваясь и сверкая проплешиной на макушке.
— Баллард Генез! — он смерил пленников беспокойным взглядом и прошел к рабочему факсу, готовясь отправить запрос в часть без участия майора. Вульфвуд закусил губу: зная работу почты, встряли двое тут надолго. Зависть к троим бандитам в одежках солдат переставала быть такой уж бессмысленной. Немного подумав, Николас вдруг прыснул и сразу успел подавиться от смеха, фыркнул и захихикал, поворачивая тело вбок и заглушая вырывающийся истеричный хохот чужим плечом, ткнувшись носом, а потом губами в пыльный красный плащ. Вэш, подняв брови, ошарашенно посмотрел на майора, а потом на шерифа.
— Нервы, мистер Баллард, — пожал плечами Тонгари, оправдывая не понятный всем, кроме Николаса, всплеск эмоций. Он приподнял закованные руки вверх и похлопал чужой лоб и макушку обоими ладошками. — Ну, ну. Ты что?
Вульфвуд приподнял голову, прислонившись челюстью в чужие плечи, и шепнул тому на ухо: — С древнеанглийского баллард это «лысый»…
Теперь двое сотрясались в беззвучном хохоте. На нервы списать это было уже нельзя — странно и подозрительно. Мэрил и Баллард несговорчиво переглянулись и покрутили пальцами у висков.
— Может, в обезьянник их? — предложила девушка, дожидающаяся коллегу.
— Никак, Страйпх, если реально майор, то меня по голове не погладят, — этот комментарий рассмешил сидящих на лавке мужчин ещё больше, и те стали изредка невпопад похрюкивать от давящего смеха.
— Страйф, — поправила та.
Николас икнул, когда дверь открылась и в помещение вошла Милли, держа одной рукой странный миниган, а второй маслянистый бумажный сверток, из-за которого все помещение сразу пропахло пряной выпечкой и сахарной пудрой. Вэш отдышался от истерики и влюбленными глазами провожал ту, на что майор ткнул его в бок. Под ребром у Николаса засосало, но это ощущение было недолгим, ведь взгляд Вэша был устремлен не на вооруженную девицу, а на ее руку. Он голодный? Ответ на не озвученное предположение был дан быстро:
— Это что, пончики… в этих-то краях?
— «В этих краях»? — передразнивающим тоном уточнил Вульфвуд, — Что не так с Дженеорой?
— Они… — Вэш зажмурился и ссутулился, облокачиваясь руками на ноги, — Нищий город, вот и все.
Вдруг к ним подошла фигура.
— Держи, — тон «я подобрала это по пути» был слегка тревожным, но Милли с видом снизошедшего с небес ангела сунула остывшую выпечку Вэшу в рот. Тот замычал, откусил пончик и взял в руку, раскланялся и затараторил комплименты.
— Добрейшая душа, госпожа, добрейшая, красивейшая, спасибо-о…
Николас закатил глаза, когда Милли смущенно хихикнула и помахала рукой жующему голодному пленнику. Прикончив сладкую булку в несколько укусов, лестью Вэш выбил второе угощение, а оставшееся в пакете девочки разделили между собой. Он протянул пончик майору, но тот наклонился, откусив совсем немного, пробуя.
— Неплохо, — резюмировал он, и Тонгари часто закивал, соглашаясь. Николас откинулся назад на лавочке и не стал брать предложенную выпечку, видя столь сильное чужое удовольствие: — Да кушай уже.
Вэш настойчиво протягивал пончик майору, хотя сам смотрел на еду столь жаждуще. Вульфвуд вздохнул и наклонился, откусывая сразу четвертинку и жуя одной стороной, надув щеку, как хомяк, в истовом молчании. Он не любил есть всухомятку, но, отдавая должное пекарю, это вкусно.
Всепрощающая на вид улыбка тронула губы майора — лживая — и Тонгари смотрел на Вульфвуда самую малость
странно, с прищуром, и медленно поднес еду к рту. Николас чуть было снова не рассмеялся, но кусок попал не туда, и он немного подавился. Что с Вэшем не так?
— Ёжик, ты смотришь на меня убийственно. Пончик жалко?
Вэш протянул длинное, гортанное «
хм» и повел плечом. И вправду, что не так? Он смутился.
— Не жалко.
Подозрительность сводила челюсти. Вэш хрумкал, задумчиво смотря на наручники. Почему же изначально весь пройденный-проеханный путь тот не был закован? Вульфвуд либо дурак, либо слишком самоуверенный. Тонгари не жаловался, просто пытался… понять. Он ведь мог сбежать в любой момент! Были возможности. Было время. Но что тогда сталось бы с майором? Что тогда сталось бы с ним самим?
Вэш съехал на лавочке чуть ниже, полуложась на поясницу. Он вытер маслянистые руки об штанину и облокотился на плечо Вульфвуда, делая вид, что решил прикорнуть. Чуть заметно раздвигает губы в улыбке. Насколько же неуместной выглядит эта улыбка сейчас, как тот прошлый истеричный смех! И все-таки Вэш улыбается.
Что ждет в Июле?
Легкомыслие вполне можно можно назвать пороком, но именно оно иногда играет ключевую роль. Даже если иногда тяжело ему довериться.
Вульфвуд наклоняет свою голову, опирая на чужую, и ерзает, садясь удобнее и для себя, и для вынужденного союзника.
Вэш устал не меньше Николаса — от опасности в каждом движении и нужде прислушиваться к едва уловимому шороху. Смотреть в оба, идти бесшумно. Остерегаться — прятать себя, быть дураком. Выживать. И, судя по всему, они оба были дураками, делая вид, что доверяют друг другу, когда один второго ведет в ад. Зная или не зная?
Слышится дружеский разговор девушек. Голос Мэрил убаюкивает, пока она с надлежащим трудоголику пылом говорила о статьях, о журфаке, о деньгах и бюджете — обо всем подряд, и Милли угукала, вздыхала, внимала. Вульфвуд слушал вполуха. Он с Тонгари немного молчат, и второй сглатывает не высказанные мысли, обрывая их на корню, переключаясь на здесь-и-сейчас.
— Вчерашнюю статью наша похитительница писала? — заметил Вэш, чуть боднув виском плечо, на котором лежал. Он быстро отстранился и выпрямился, когда Николас зашипел от ноющей боли. Ох, черт, гематома! — Прости!
Теперь уже Вульфвуд использовал Вэша вместо подушки.
— Ничего, — ответил на извинения сразу, не думая. — Что ты имеешь в виду?
Это было какое-то чрезмерно тактильное начало утра. Солнце только поднималось, они проторчали здесь полночи и отчего-то страховщицы никуда не уходили, пока ждали ответа, подтверждения из части. Устойчивый миг — не самый худший враг.
— Ну, о техногенной. Ты говорил «Страйф», — напомнил Тонгари тихим шепотом.
— А-а… Мир тесен.
— …и пустыня добродетельна.
У Вэша снова в голове: «что ждёт в Июле?». Он дёргал затёкшей ногой, поднимая и опуская. К черту. Зачем же завтра, когда есть вчера?
Николас не понял его фразы.
— Пустыня — что?
— Фраза кочевников, и по радио когда-то передавали. Мир тесен — пустыня добродетельна.
— Они сумасшедшие?
— Не все, но… да. Да. Самую малость.
Когда подошедшая охрана придвинулась ближе, тревога вновь поднялась в грудки — томящим ожиданием. Николаса мягко, но без слов, подняли на ноги, потянув за плечи, и настойчиво увели. Он успел бросить лишь короткий взгляд на Вэша, перебирая ногами, оставляя Тонгари (по ощущениям) совсем одного.
С наступившим утром в участке стало люднее: вокруг хлопают двери, звенят замки, гудят чужие слова. Ожидание чуть затянулось, но оправдалось, когда мужик-амбал снова подошел к Тонгари, снял с него наручники, и вскоре широкой походкой майор с винтовкой через плечо и походкой сумкой за спиной вернулся в зал ожидания и кинул Вэшу пистолет.
— Лови, лохматый.
Оружие поиграло в руках, никак не хотя оказаться в ладони, и отпрыгнуло в сторону. Вэш, согнувшись в три погибели, словил его в опасной близости от пола. Вульфвуд, прикрыв рот кулаком, тактично прокашлялся.
Тонгари выпрямился, потянул руки и тело к небу, сладко зевнул. Уточнил:
— Где был, майор?
— В связующей. Прикинь, меня отчитал…отчитала Элендира.
— Ого… бесстрашно с ее стороны.
Двое только покинули участок, как к ним сразу присоединились похитительницы-страховщицы, но… Мэрил суетливо зашагала прочь и Милли без проблем нагоняла ее широким шагом. Слышалось отдаляющееся:
— Да это о-о-он… — выла Милли.
— Не будь глупышкой! Ты видела его?!
— Но описание…
— Врёт оно все!
Николас, многозначно приподняв брови, отвел взгляд от страховщиц и переглянулся с Вэшем. Он не собирался игнорировать нечто подозрительное, но стоило ко всему прочему отчитать рядового за его поведение во время перестрелки.
— Пояснишь? — тот отрицательно мотает головой, щуря глазки и виновато склоняя голову набок. Как подбитый щенок. Майор понял, что не может настаивать. И неважно, что это вопрос жизни и смерти, целостности и безопасности. Он вздохнул. Хлопнул широкой ладонью по плечу, заставив Вэша вздрогнуть и захихикать, а потом удивленно застыть изваянием, когда рука пробралась в чужие волосы и зачесала растрепавшиеся пряди со лба назад. Помогло слабо, его прическа все также походила на веник. — Ну тогда пошли добудем воду, умник.
Тонгари ожил. Здесь был единственный бар, убогий и щербатый, но он хотел, нет, мечтал попасть туда вновь. Перекатившись с пятки на носочек, он подхватил Вульфвуда под локоть и повел к улицам домов.
— Эй! Это ты — ведомый, а не наоборот, — отшутился майор, едва не запутавшись в ногах.
— Ан-нет, Дженеора — мой второй дом!
Николас хмыкнул, аккуратно выпутывая свою руку из чужого хвата и идя чуть сзади от Вэша, дабы видеть чужую спину.
И не подставлять свою, — догадался Тонгари, и расстройство горько застряло в глотке. Он прокашлялся и развел руками в стороны.
— Почти что родина.
— А родился где? — было искренне любопытно.
— Не… не в Семиградье, — неуверенный ответ не удивил Вульфвуда, и слепая ненависть к ныне врагам вызвала неприятный писк в ушах. Тишина угнетала, но он старательно и спокойно улыбнулся.
— Ясно.
Близко расположившиеся домишки теснились порой друг на друге, но район, где они шли, был удручающим: каждый из таких домишек за редким исключением собран из обломков, огрызков, сделан тяп-ляп, кривился. Дорожка то сужалась, то ширилась. Группа детишек, оборванцев на вид, пробежала мимо, пытаясь догнать верткую черную кошку, которая хитро прыгнула на мусорный бак, а после, оттолкнувшись от него, побежала по крышам. Бак покачнулся и упал с грохотом. Вэш отпрыгнул от неожиданности ближе к забору, его облаял сторожевой пес — он в ответ заверещал и, шаркая песок под ногами, спрятался за Вульфвуда. Майор недоуменно оглянулся.
— Ты чего такой нервный? Собак боишься? — в голосе помимо воли было слышно дразнящее ехидство. Вэш хотел ответить, но отставший от остальной группы ребят мальчишка заглянул ему в глаза и медленно расплылся в широкой, узнавающей улыбке.
— Вэш!
Тонгари выдохнул, успокаиваясь, хотя сердце гулко отдавалось под кадыком.
— Какие люди, Тонис!
Мальчишка закричал на всю округу «Вэш вернулся!», и его компания оборванцев возвратилась, закружив рядового вопросами, тычками и обвинениями «Бросил нас, гад!». Беспризорная на вид девчонка с разбитым коленом сурово осмотрела Вульфвуда и… отсалютовала майору, в чистом и идеальном исполнении. Николас фыркнул и козырнул в ответ, промурлыкав «Вольно». Он стоял в стороне, наслаждаясь непринужденным видом Вэша. Навевало тяжелые воспоминания, ностальгия царапала удушьем.
Он справился с растущей тревогой и осмотрелся. Взгляд остановился на перевернутом мусорном баке и Вульфвуд понял, что потерпел крушение: дыхание остановилось и сбилось, как и пульс следом, а писк в ушах усилился.
— Что там? — девочка повернулась туда, куда смотрел Николас, и он лишь слегка не успел прикрыть ей глаза, еще бы секунду! Она, спасибо Господи, не закричала, лишь начала судорожно икать. Вульфвуд закрыл своим телом вид на разбросанный мусор и, мягко коснувшись рукой чужих лопаток, подтолкнул девочку к остальным друзьям. Вэш понял, что что-то не то, и засуетился: подхватил детей, что были рядом с ним, настойчиво прося их уходить и поиграть в другом месте. Тонис возмущался:
— Но тебя так долго не было!
— Идите, идите, я задержусь, обещаю! Тут смотреть не на что, давайте-давайте, — голос его был столь нежен и мягок. Когда борьба с упрямой малышней была выиграна, он подошел к Вульфвуду.
Майора тихо накрыло. Внешне он был спокоен, но взгляд — вникуда. Он понял, что уже не видит мир, не слышит окружающее, он где-то далеко-далеко в себе. Крепко сжимает кулаки, до побеления кожи.
— Майор Вульфвуд? — Вэш обеспокоенно заглянул за его спину и шумно сглотнул. Тонгари вернул взгляд на Вульфвуда, что становился серо-зеленым, стоял и не подавал признаков жизни. Вэш шумно сглотнул и подошел ближе к подозрительному пакету. Поддел его протезом, развязывая слабый узел. — Ох, блядство! — вырвался обреченный шепот. В мусорном баке, в развязавшемся наполовину пакете, была отрубленная голова, которую облюбовали муравьи и слизняк. Лежит давно, с облезшей кожей. Впалые, засохшиеся глаза. Вэш отпрянул, и голова в целлофане чуть качнулась и покатилась пару раз, пока пакет не наткнулся на штырь неподалеку и не порвался. Кровь и трупная жидкость стекла на песок, ком тошноты застрял в горле. Вэш судорожно накрыл это дело первой попавшейся на глаза картонкой и отвёл ватного Николаса в сторону, вперед по дороге. Потом разборки, сейчас…
Вульфвуд, казалось, стал задыхаться. Они шли уже пару минут, и вдруг майор засуетился. Начал двигаться, с шипением резко оттолкнул Вэша, прислонившегося плечом к плечу и поддерживающего его за талию теплой рукой. Тонгари от неожиданности споткнулся и упал на землю, вздымая пыль в воздух. Но не мог возмутиться, даже если хотел.
Майору было не плохо — хуево.
Вульфвуд хватал воздух ртом, в полусогнутом состоянии доковыляв к покосой ограде, повидавшей жизнь, и схватился за деревяшку обоими руками, вгоняя занозы в грубую кожу, не замечая. Встревоженно накинулась собака, и с матом Николасу пришлось отлипнуть от забора.
— Вульфвуд? — повторил Вэш настойчивее. Он поднялся, весь в песке и пыли, и опустил руки на чужие предплечья, сжимая и встряхивая. Заговорил трепетно, четко и тоном ласковым, как с детьми: — Приди в себя. Дава-а-й, майор, вдох… вдо-о-ох, глубокий такой, и вы-ыдох…
Начало отпускать, и Николас пьяным жестом оттолкнул Вэша снова. Тот упрямо обратно притянул его к себе, в этот раз утягивая в объятия.
— Вдох и выдох, — говорит, хлопая протезом по чужому затылку. Холод и жесткость металла заземляла.
Вдох и выдох. Дыхание и…касания. Более ничего.
Ничего.
Вульфвуд обнял Вэша, заключая его теплый стан в кольцо из рук. Он закашлялся, когда в ноздри попала пыль, покрывавшая грязный плащ.
Калитка дома неподалеку заскрипела, и выглянувшая на шум женщина, сутуловатая, угрюмая, что глядит весело и смело, в фартуке и лаптях, игриво погрозила им кулаком в мыле и весело прикрикнула.
— Эть, гомики! Кыш, обжимайкаетесь тут под окнами, фу! Хадость! — тон голоса женщины был таков, что она шутила, хоть и слова ее больше раздражали и, на удивление Вэша, задевали его эго.
Вульфвуд выпрямил плечи, звон в ушах настойчиво не проходил, как и обмывающая его всего, как неожиданный ливень, тревога. Они отстранились и глянули на хозяйку весьма благодатного в сравнении с другими домика. Вэш хихикнул и неловко почесал затылок.
— Да ладно вам, мэ`эм!
Вульфвуд внимательно осмотрел сначала руки дамы, потом плащ Вэша, взвешивая «да» и «нет», принимая решение.
— Просто теть Софра, — женщина отвлеклась от двух нездешних, чтобы пинком ноги вернуть порывающуюся к побегу куропатку обратно на участок, и гаркнула на разошедшуюся собаку. Чуть погодя прикрыла калитку, тряхнула влажными руками, орошая дорогу каплями, и оглядела Вульфвуда. Стало неуютно. — Оф, близехонько-то ты, мужик, бел, як мел. Це шо вы тут делаете?
Резкая разница между породами людей в Макке и скалистой Дженеоре поражала. Вэш участливо взял на себя ответственность говорить с незнакомкой, но, открыв было рот, он выдавил лишь «О», ибо Софра перебила.
— А-а, поняла! Вояки часто вот эдак замирают. Я попала в точку, йеп?
— Да-а, вы нас подловили, — смущенно протянул в ответ Вэш. Он хотел отвязаться от навязчивой тетеньки и пихнул локтем Вульфвуда в бок, а тот принял совершенно иное решение — разобщаться.
—
Леди Софра, вы стирали?
Женщина зарделась, буркнула «Да какая леди», и подтвердила. Он широким жестом обвел всего Вэша, намекая на его грязный вид, хотя и его собственный костюм тоже замарался от пыли, когда те обнимались, но не так сильно, как чужой плащ.
— Не поможете? Мы заплатим! Если сложно, подскажете, где тут прачечная?
— Конечно, конечно. Да прачка давно закрылась! — женщина почуяла возможность ободрать нездешних и подзаработать, схватила двоих за шкирку и буквально затащила за калитку. Вэша с таким же рвением раздели, покрутив в разные стороны, как тряпичную куклу, справились с ремнями и вытряхнули все, что было в карманах, на каменистую дорожку. Вульфвуд собрал это дело, сунул в походную сумку и вручил несколько баксов Софре, что уже побежала к готовым тазам. Собака на цепи рвалась к незваным гостям и, плюя слюной, тявкала: это был мелкий, но грозный щенок.
Вэш сдавленно пискнул и бочком пошел ближе к самому дому. Вульфвуд следовал за ним, касаясь пальцами шеи, считая удары сердца. За внешним спокойствием его разрывало надвое, окутал невыносимый жар. Пульс разошелся еще жестче, и в этих неясных ему чувствах Николас бестолково бултыхался, пока не сумел взять себя в руки — хоть чутка. Он все же был опытным майором, а не зеленым рядовым. Все в норме.
Софра, желая разговора, перенесла тазы поближе и стирала, рассказывая о себе и о Дженеоре. Вэш поддакивал и иногда рассказывал что-то свое, а Вульфвуд становился хмурее и хмурее.
— Я вот мужа близ Уповании потеряла, — в ее голосе не было скорби.
Чем больше слов, тем сложнее Николасу отвлекаться. Сейчас тревоги не было. А вот уже сейчас она вернулась. Сейчас она усиливается, сейчас поднимается и выворачивает наизнанку…
сейчас-сейчас-в-настоящем каждую ночь или в какофонию криков пьяной солдатни или вливались горестные вопли женщин потерявших мужа или стоны ветеранов которым приснился кошмар или вопли зазывал ведущих ночной промысел — счастье обретения ли
— Ох, сочувствую, теть Софра… как вы тут справляетесь? — голос Вэша — то немногое, что успокаивает клокочущее в груди чувство. Постоянная опасность мира отходит куда-то далеко… Выдирает корни порока. Будто никогда и не существовало
страха.
Вульфвуд перевел взгляд на цветы в ведерке: пестрые васильки, нежные и молодые.
— Да легко, детвора помогает. Марсея, дочка.
или пламя съедало тьму стонами матерей детскими криками или имя как у девочки из приюта семья сестра любовь ли симпатия ли кто-то — печаль обретения ли
Все обострилось — окружение Вульфвуду чувствовалось сплошным раздражителем. Мерный всплеск воды, запах едкого мыла, шорох ткани.
Белые лепестки. Фиолетовые лепестки.
белый фиолетовый белый грязный как пыль как снег как скатерть. скатерть ли — белый ли?
— Ухты, сколько ей?
— Десять! Несносная!
лица без лиц — выпотрошено и избито-униженно собственными решениями
— Несносная? — Вэш щурился на солнышке, вдыхая спертый воздух.
— Непослушная. Научилась где-то… набралась, тьфу, и порошок червивый крутит-курит!
предательство будет на твоей совести. на языке вкус сладкого перца печеной фасоли маринад парное молоко
Николас сел на приступок к дому, свободно и широко расставил ноги, смотря на то, как Вэш расслабился и совсем разговорился с Софрой, обо всем и ни о чем. Собака с чавканьем и урчанием, дрожа всем телом, грызла и облизывали кость.
— Как с водой сегодня?
— Колодцы опустошили, но чота там нашарили подземное озерцо. Вода оттудова невкусная, и кипятить надо из-за рачков тамошних, а ихняя…завоз… дорого, черти.
Если к Вульфвуду обращались, он выдавливал улыбку и короткие немногословные ответы, поэтому к нему потеряли интерес.
Софра пела вполголоса, стирая:
— Как к любезной я ходил,
все сапожки обносил…
А в голове Николаса другое. И за эту слабость он бы разбил себе нос.
'ливио любил пылкие слова и изящные речи.
николас, долго думая, выводит на бумаге фразу из какого-то романа, что названный братец украл у няни, когда им было всего по десять, и тогда столько хвастался им, а сейчас хранил книжку, как память:
«коль сражаться — пусть непобедим будет враг. желаю: бессердечный шепот да пусть не погружает тебя во мрак.
пока,
твой нико.»
— нет. — вульфвуд восемнадцати лет, бритый под ноль, комкает бумагу и бросает к мусору. таких комков скопилось десятки. тетрадка совсем кончилась. как же он плох в выражении чувств, тем более — словами! но вина-то грызет, да рвет плоть. куда деть? блять, прости, ливио, за то, что такой кретин… он отрывает с коробки картон, выписывает размашистое:
«Прости»…'
Вэш звонко смеется и бьет ладонью первую попавшуюся жертву: ни в чем не виновного майора, выводя из оцепенения. Вульфвуд возмущенно отстранился, подпрыгивая на одной ноге, и Тонгари теперь избивал себя по ляжке. Софра гортанно хихикала и продолжала травить анекдоты. Николас пропустил момент, когда эти двое поймали одну волну… и расплылся в ухмылке. Вэш — любитель плоского юмора? Он запомнил.
Женщина растрясла плащ и вручила Вэшу в руки. Тот только успел надеть мокрую и пахнущую хозяйственным мылом одежду, как их выставили за порог, а после Софра отчитала за ношение не высохшего: «Застудишь почки!». Вэшу было плевать, а Вульфвуд был бы рад уйти с этого района.
— Так… наш местный гид, где тут почта? — спросил он хриплым голосом. От стресса и паники, которую тот едва умудрялся подавить, саднило горло. Хотелось курить.
— Сначала в бар… надо кое что передать хозяйке. По поводу куска трупа, — серьезным тоном, но просяще сказал Вэш, — Можно?
Николас кивнул, и они продолжили неспешный шаг, будто были на прогулке. Вэш поинтересовался вполголоса:
— Тебя… башка напугала?
— Нет, — попытка узнать глубинное майора провалилась. Вэш, на самом деле, был даже рад, что Вульфвуд — обычный человек по многим аспектам, и его чувства были столь… многообразны. И он испытывал жалость, из-за которой Николас был готов невзлюбить лохматого сильнее.
— Это нормально, чувствовать стр-…
Тонгари перебили.
— У тебя-то чего фобия на псин?
— Ну… — Вэш облизал суховатые губы, — Ты слышал о пытке собаками?
Вульфвуд чертыхнулся, остановился и в шоке посмотрел на невинно улыбающегося рядового.
— Иисус Господь, ежик… Только не говори…
— О, нет, нет! Просто… запугивали. И… не
меня. Потом снилось, — Вэш снова открывался, вверяя страх, желая того же самого от майора. Вдруг поможет?
Решено было заткнуться и перевести тему. Вэш тарахтел что-то про цветы, рассказывал, что по весне Дженеора цветет. И что тут есть погост, весьма хорошо слаженный — в милях двадцати от города! Вульфвуд улыбался. Искренне. И не задумывался о том, куда вел его Тонгари, не задумывался, когда они вышли в чуть более просторную площадку.
Они поднялись наверх. Бар — громко сказано.
В Салуне было полно людей разных наружностей: пятница, преддверие выходных, единственное место с выпивкой. Также были и знакомые лица. Мэрил смущенно пыталась попросить грозную хозяйку и заказать выпить, но ее невинно милый вид все портил, и женщина, вытирающая стаканчики, лишь повысила голос. Милли поругалась с ней и выбила им двоим по дурно пахнущему пиву: она хотела алкоголь, и Мэрил не могла отказать коллеге.
Когда только Вэш и Николас вошли в помещение, едва калитка входа жалобливо скрипнула, хозяйка бара оторвалась от монотонного занятия, встрепенулась и счастливо громко протянула:
— Вэшии-и!
— Привет, Роза!
Вульфвуд едва успел отойти в сторону, придерживая сумку на плече. Беременная женщина выбежала и крепко, коротко обняла Тонгари, тот жалобно и забавно крякнул.
— Р-раздавишь… — и смертельная хватка вокруг него ослабла. — Второго ждешь?
Николас почувствовал, как в нем поднимается ревность.
Я ревную.
Эта мысль промелькнула перед ним тихим шепотом. Осознав, он на миг — всего на миг — почувствовал негодование. Но тут же ему захотелось рассмеяться. Рокочущий хохот наполнил его изнутри и прогремел громким эхом о стенки сознания. Он чувствовал себя живым — полноценным.
Прекрасно.
Совсем вскоре это улеглось, когда он подслушал разговор двух старых знакомых.
— Ага! Дочка.
— Рад за тебя, — Вэш вдруг понизил голос, беспокойно взяв Розу за руки и говоря тихо, но так, чтобы слышала не только женщина, но и рядом стоящий Вульфвуд. — А твой муж…где?
— Да выгнала я его взашей, нехрен, зачем мне картежник и алкаш.
Вэш вздохнул и собрался с силами. Он повернул голову и смотрел в глаза Николаса — вопрошающе. Вульфвуд заметил его колебания и едва заметно кивнул, тогда Тонгари и заговорил:
— Я…мы… видели его голову. Мм, отрубленную. Труп.
Роза положила одну руку себе под округлый живот и глянула на полный зал. Пьющих посетителей нельзя оставлять без присмотру. Она пошла обратно в бар, сказав на ходу «Поговорим потом».
За сущие копейки им в стаканы налили воду из кувшина, наполнили бурдюк на будущее. Вода позавчерашняя, в ней полно пыли из колодца, который пересыхает чаще, чем дает напиться.
— Можешь по старой услуге комнатой бесплатно воспользоваться, — предложила Роза, переключая музыку на пару тиков потише. Салун гудел голосами.
— Спасибо… — Вэш осторожно взял стакан и отхлебнул из него. Вульфвуд облокотился на стойку и недоверчиво всматривался на дно, куда оседала грязь… Но было приятно наконец-то хлебнуть немного воды.
Сделав глубокий вдох, Вэш посмотрел на людный бар, и сказал Розе с легким раздражением:
— Но вообще, какого черта ты мне помогаешь?
Как только эти слова слетели с его губ, он тут же пожалел об этом — женщина, ставшая его матерью, всегда говорила, что даренному коню в зубы не смотрят. Роза расплылась в широкой улыбке, а Вульфвуд подавился первым глотком воды.
— Я имею в виду… спасибо, я с радостью, — закончил он предложение, поправляя себя. Рэма гордилась бы им.
Николас и Тонгари отошли от бара в сторону, когда в Салун зашли новые посетители. Вэш покрылся мурашками, чуть продрог. Сырость свежестиранного плаща пробирала до костей.
— Хей, умник, где эта твоя бесплатная комната? Переоденешься хоть.
— Т-т-тебе нужно было н-на почту. Пошли, пока не поздно, — Вэш махнул рукой и сказал, не желая напрягать майора. Вышло жалко, с трясучкой, зуб на зуб не попадал.
Николас не стал отказываться. А на улице было и дышать проще, и теплее.
Не получив телефон — тот все еще был в дороге и не доставлен, — Вульфвуд приуныл. Но в Дженеоре эти двое по любому бы остались: во-первых из-за неприятной новости.
В неудобном месте шли сражения — их стоило просто переждать. А как? Не терпелось делать хоть что-то.
Вэш считает, что должен быть там — спасать жизни. Вульфвуд считает, что должен быть там — мстить — поэтому он-то не совмещает сан со службой, и заместо капеллана является майором.
А во-вторых, Тонгари был каким-то магнитом для неприятностей. Весьма самоотверженным и сильным; казалось, что некая рука направляла их на колдобины судьбы. И два больших происшествия (найденный кусок от тела бывшего мужа Розы, а также неразорвавшийся снаряд чуть позади города, который они нашли по направлению к погосту) заставили их резко развернуться и побывать в участке на пару раз больше. Баллард Генез, кажется, проклинал эту «находку», что привела в город Мэрил Страйф.
Впрочем, главное, что с этим лохматым было не соскучиться. Мелкие дела по типу «помочь бабушке перейти через дорогу», «снять кошку с дерева» приятно грели и отвлекали от плохих мыслей. Вульфвуд также начал замечать неприятное ему совпадение: на периферии зрения подозрительно часто попадались страховщицы, но вид у тех был, словно это солдаты преследовали их, а не наоборот.
К погосту их отвез добрый дядюшка, бесплатно, «за старую услугу Вэша». Часовня в особенные дни звенит, в ней редкие прихожане отдают молитвы по праздникам и воскресеньям. Ее рыже-золотые бревенчатые стены не поблекли, свежеокрашены, ухожены. Дощатая крыша часовни просела, провисла, но еще терпит, держится. Трава вокруг здания поросла, обнимая своими зелеными боками бревна стен. Сорняки пробиваются тут и там.
От кладбища, логично, веет мертвым духом. Дышать тесно, но здесь спокойно. Стройными рядами тут расположились могилы почивших людей, окруженные черными потертыми заборчиками, ледяными, как и сами надгробные плиты. Трава, как и у часовни церквушки, вилась всюду, оплела гранитные камни. Лужайка рядом с тропой жесткая, шуршала и неудобно шкрябала по подошвам, касалась щиколоток. Глухота сковывает это место в тиски, заключает в свое собственное, оторванное от остального мира пространство. Отверженное.
Николас воткнул свой деревянный крест на пустующее место в кладбище и, опустившись на корточки, перекрестился, а после сразу поднялся. Смотрит на удаляющуюся к церкви погоста неловкую фигуру в красном плаще. Вэш думает, как бы отмолить грехи. Клин клином бьется — Вульфвуд заглушает пустоту душевную смольным дымом самокрутки.
Вульфвуд, наконец, нашел момент, чтобы поймать чертягу за не метафоричный хвост — тот удобства ради забавно собрал мешающие волосы в мелкий торчащий кончик на макушке — и устроить допрос.
— Рядовой Ежик.
Вэш замер в полушаге, наигранно наклонил свое тело назад, чувствуя на голове пальцы Николаса, легко тянущие за его за волосы на себя. Полы стиранного недавно плаща уже снова волочились в пыли. Он запрокинул голову и глянул на майора, что был в его глазах перевернут. Глупая улыбка — вестница дурного предчувствия.
— Ммм?
— Поезд, — начал майор сразу с дела, смотря в даль, ища взглядом церковку погоста среди могилок и крестов, воткнутых в землю бунчуков во славу. Он впервые видел подобную традицию — традицию ли? — и вытянул лицо, разглядывая. Запоздало понял, что не закончил мысль и, кашлянув в кулак, продолжил: — В поезде ты вел себя неподобающе. Третий раз уже уточнять не буду.
— Ох… — Вэш едва не потерял равновесие, когда откинул голову назад еще сильнее, и замахал руками в воздухе, выпрямляясь. — Ну, простите, си’ир майор, за своеволие?
— Нет, — он свёл брови, — Не это.
Вэш хмыкнул. Игра в «угадай-ка»? Хотя понять, о чем речь, было легко — оттого разговор и душный, обсуждать с ним что-то подобное не было никакого желания.
— Справились и без убийств. Без травм. Все же хорошо.
— А могли бы и не справиться! — возмущенно отнекивался Вульфвуд, подтолкнув застывшего Тонгари в спину, чтобы продолжить пеший шаг. — Короче, ладно, просто больше не лезь и слушай приказы, рядовой.
— Да ладно вам, ну-у…
Вульфвуд вздохнул, помотал головой и молча пошел следом за Вэшем, решив оставить свой крест здесь.
Звон колокола разносится над поляной, он стучится в каждое верующее сердце. Во время войны эта церквушка стала даже популярнее, чем раньше — необходимость ли? Изнутри здание пестрит золотистыми украшениями, огоньками и причудливыми картинами, едва покрытыми пылью. Небольшое, но вместительное: три рядка лавочек. Помимо солдат, здесь сидят всего пару дженеоровцев.
Мужчины не садятся. Вэш встает между двумя такими рядками и, складывая ладошки между собой, кланяется пустующему постаменту. Вульфвуд устало прислоняется к стене неподалеку от дверей церкви, позволяя себе немного расслабится. Цыкает себе под нос: как забавно молится Тонгари! Сам майор остается нем перед богом — свое он отмолил.
— Ты в норме? Странно спрашивать это в такие времена, но, думаю, ты понимаешь, — говорит Николас, когда Вэш отмер и прошел обратно к выходу.
— Я — порядок, — кивает рядовой. — Хе-хех… Майор, ты говоришь «в такие времена», значит, выделяешь их, — подмечает он.
Вульфвуд морщится и скашивает взгляд.
— Не придумывай, рядовой ежик.
* * *
[предупреждение-спойлер]:
Вернулись в Салун потемну, но прогадали. Ночная смена Розы не оставляла времени для важного разговора, и никак не получилось словить женщину в баре, чтобы передать вести от Балларда Генеза — по поводу ее обязательной явки в участок и открытого дела про убийство.
Несмотря на полумертвый, но работающий с гудением кондиционер, в помещении стоял тяжелый, знойный воздух, который словно замер; Николас с мученическим видом сидел в уголке бара, обмахиваясь газеткой и смаргивал пот, жгущий глаза. Он медленно втягивает разгоряченный воздух. В ноздри бьет вонь расплавленного железа с примесью дурацкого освежителя воздуха.
Вэш носился, рыская возможности украсть хозяйку заведения на минуту-другую, но его весьма не радушно отшивали. Решено было дать Розе время прийти в себя. Похоронить мужа.
В этот раз он пришел с кружкой кваса — себе, — и бутылкой ноль-пять газировки для майора. Отодвинув стул с противным звуком, Вэш развернул его и плюхнулся, сложив локти на спинку, смотрящую по направлению к столу. Они с Вульфвудом чокнулись напитками.
Сменился эфир радио, и урчащий голос развеселого диктора передавал новости Земли Гансмоука: близится годовщина войны. Странный праздник — праздник смерти, но когда объявили о надбавках и разовых пособиях, Салун загудел, и посетители нестройно скандировали увеселительные радостные комментарии.
— Понимяем-с, понимяем-с, понимяем-с, — с расстановкой произнес Вэш, тяня руку с квасом и снова чокаясь о бутылку Николаса. Майор не стал пить и поставил лимонад на угол стола.
— Чего за радость?
— Ну… — Тонгари задумчиво помямлил нечто невразумительное, уткнувшись лицом в сгиб локтя. А после предположил: — Мы все еще живы — это праздник. Война идет… и время идет. Когда-нибудь закончится. Многие опасались, что праздников вообще больше не будет.
Николас молчал, и будто бы страстное внимание к словам Вэша изображалось на его лице, хотя на деле он скучал. Вэш вытянул нижнюю губу вперед, выдвинув челюсть, и выдохнул воздух с легких, сдувая мешающую прядь волос с лица. Психанув, он просунул руку под плащ и достал ляписный галстук, повязав на лбу. Лицо Вульфвуда вытянулось.
— А у тебя, еж, тяга к дурацкому.
— Это проблема?
— Нисколько.
Вэш нахально подмигнул и почти полностью допил квас, оставив на дне стакана напиток на два-три глотка. Майор переключил внимание на газету, которую устал использовать как веер.
Когда диктор начал заунывно перечислять потери фронта, Роза раздраженно хлопнула по устройству, переключая каналы — заиграла хорошая музыка. Вэш тотчас поднялся со стула и пустился в пляс, алый плащ его не поспевал за ним и печально вздымался; Тонгари плясал, то с удовольствием потряхивая, то замирая и водя головой, вытягивал шею, топотал ногами на месте, сгибая раз-через-раз колени, подпевая под нос.
— Ты в хорошем настроении? — сказал Вульфвуд, выпрямляя помятую газету об стол, быстро взглянув на наслаждающегося жизней недавнего заключенного.
— Б-о-л-е-е ч-е-м! — промурлыкал Вэш, продолжая, не стесняясь, выплясывать на месте рядом со столом, лучезарно улыбаясь и жмуря глазки. Николас ухмыльнулся в ответ и сосредоточился на бумажке. Ничего интересного: «
Потушенный пожар на хромзаводе… Гансмоук… Миллионис, интервью…», и майор лишь занимал себя, дабы не скучать. Тонгари еще с полчаса крутился, вертелся, так и эдак, и чувствовал, как кровь разгоняется по венам, щеки его покраснели, и от этого стал казаться моложе и привлекательнее. Вульфвуд все это время настойчиво вглядывался в текст. «…
новое язычество…омфал…».
Нервным движением Вэш застыл и стряхнул свое замешательство. Прислушался к себе. Осмотрел бар. Моргнул.
Казалось, не было никого кроме него и майора. Только
я и
ты.
Таак…
Я глянул на нечёткие границы стакана с квасом. Проморгаться не помогло.
Дела. Рассеянно перевел взгляд на свои руки и подтанцевал еще с минуту, щелкая пальцами, но тело было, словно вата. Пришлось опереться на столешницу. Я в задумчивости царапнул металлом протеза о дерево.
Так.
Ты смотрел на меня
так, каким я
тебя еще не видел. Взволнованно и смущенно — или кажется?
Ты откладываешь газетку, дышишь так неровно. Наверное, я выгляжу так страшно, раз
ты снова — как сегодня днем — столь тревожен. Тянешь свою ручку к моему стакану, бултыхаешь квас и подносишь к носу, вдыхая. Не алкоголь. Я упиваюсь
твоим недоумением — хотя удивлен не меньше. Мне самому страшно,
ты можешь представить это? Что-то говоришь непозволительно тихо, но в ушах моих гул голосов пьянчуг, и громкая песня из колонок. Я чувствую, как на моем лице расцветает нежная улыбка, зрачки ширятся. Приятно, когда
ты волнуешься за меня. Рукой своей я накрываю
твою, когда пытаешься поднести стакан к губам, дабы распробовать напиток и убедиться, что не прав. Я ли дурак? Наклоняюсь ближе, чем позволено, и тайком к
тебе, рукой к
тебе, кладя ладонь теплой кожи на плечо, ища опоры. У меня ведь будет оправдание, да? Не давая себе усомниться, наклоняюсь, чтобы поцеловать. Мажу, попадая губами в уголок
твоих губ —
ты так вздрагиваешь, как от удара! — и глажусь губами по щеке к уху, чтобы серьезно, ровным голосом, вложив все силы, сказать:
— Майор…
— Снимай предохранитель.
Бар завизжал, кто-то выкрикнул «Уф-фф!».
Ты перекинул винтовку в руку, а я, уловив дрожь земли, круто развернулся и вскинул пистолет.
В мое лицо был направлен дробовик вдовы — ее лицо выглядит смазано, словно зацензурированно, но точно сурово — я не хочу ее видеть. Я не хочу разборок — но, вот. Держите и распишитесь.
Ты что-то обсуждаешь с окружившими нас дженеоровцами. Я не шевелюсь. Интересно… В кончинах пальцев защекотало.
Не сговариваясь, я отбежал, когда
ты опрокинул стол, создавая неразбериху. Крутнул пистолет в руке и бросил в морду какого-то мужичка, загораживающего калитку, подбегая ближе и ударяя кулаком в живот, подбирая «дурака», после чего выбегаю из бара. Следуют за мной! Надеюсь,
ты в порядке. Оглядываюсь назад.
Ты стреляешь прежде, чем вооруженный гражданский нажимает спусковой крючок направленного на меня ствола.
Пуля прошивает его голову. Человек замертво свалился на землю.
Меня же прошивает разочарование. Сглотнул вязкую слюну и поднырнул вниз, перекатился на землю, встал на ноги и побежал спиной вперед по плывущим лестницам, шевеля ногами к лабиринту знакомых улочек, пытаясь отстреляться непослушными руками — дать
тебе возможность сбежать. Скольких
ты убил? Одного? Двух? Больше?
Пожалуйста, выживи
ты.
Знакомая фигура выбежала с бара, прикрываясь стулом, как жалким щитом.
Пожалуйста. Им ведь нужен не
ты.
Ты держишься одной рукой за бок, второй — за винтовку, немного неуклюже.
Роза не убила бы — этого ей и не нужно было. Но
ты убил ее человека. Я… Повторяя
тебя в поезде, подныриваю под
твое плечо, и мы спешным шагом скрываемся в улочках. За нами бегут, следуют.
Ты поддеваешь рукой закрепленные между стенами соседних высоток веревки с бельем, одежда сыпется вниз, прикрывая нас.
Вдруг я чувствую, как открывается дверь черного входа дома, меня тянут за руку, и мы заваливаемся в темное помещение, которое тут же закрывают на щеколду, на ключ, на второй замок. Мои глаза не улавливают в темноте чужих лиц, а
ты, болезно застонав и скинув меня с себя — и когда я успел навалиться? — прохрипел:
— Как…неожиданно. Спасибо, Страйф, — ты прокашлялся, слышен шорох занавесок. Я судорожно нашарил руками обстановку и застыл, глаза защипало, когда включился яркий искусственный свет лампочки. Бегу к горшку с цветами; меня вырвало в землю.
С улицы слышится суета.
Как полегчало, я перевел взгляд на
тебя, не зная, как к
тебе относиться.
Ты говоришь вместо меня, словно озвучивая мои мысли:
— Мы удачливые неудачники.
Я не железный, вгрызаюсь в ногти.
Ты ранен? Энергичная девушка о чем-то говорит, рядом маячит более высокая. Почему-то я слышу только
тебя. Мне подают воду в руки — я с жадностью присасываюсь к стакану, желая промыть желудок. Болят руки, я чувствую холодный пот. Забившись в угол, нечислимое количество раз я повторяю цикл «напиться — вызвать рвоту — напиться». Хотя единственное, что мне хотелось, говорить с
тобой.
…Вэшу полегчало нескоро, но он продолжал сидеть в углу и грызть ногти.
Милли прокипятила инструменты, пока Вульфвуд корчился на полу — пуля попала в бедро.
О, извлечение — ад наяву. Не в первый раз майор испытывал это, но стоически терпеть не мог бы. Он ворочался, пинался, кусался под сопровождение матов Мэрил и попыток Милли удержать солдата. Вэш поднялся с пола и помог, закусив губу и крепко прижал Вульфвуда к полу. Раневой канал выглядел ужасно, с рваными краями, начиненный кровавым фаршем, проглядывались бело-синие жилки, с осколками кости и жутким свинцовым цветком внутри. Благо, пуля попала, пробив щит в виде стула, а не напрямую в тело, застряла в группе больших мышц, а не куда-то еще.
Не в голову, например.
Вэш разочарован и зол, и даже практически не чувствует жалости к корчащемуся Николасу. Голова плывет, а
почти весь мир — этот чертов майор. Мэрил потряхивает, она не привычна к таким операциям, но старается. Вэш не может, ощущая тремор рук, забрать у нее чертов пинцет и сделать, как надо, чтобы он не так страдал.
Перевязав и уложив Вульфвуда на глянцевый диван, накрытый старой простынкой, Вэш рядышком сел на пол на колени, смотря в потолок и нервно вытирая рукавом словно бы замаранные тем недо-чмоком губы. Он уже слышал девушек, но продолжал делать вид, что все еще не отошел, хотя так и было.
Милли вытирала влажными полотенцами руки Мэрил от крови, в внимательной ласке массажируя пальцы подруги.
— Я же говорила, что это Ураган.
— Да поняла я уже.
— И что делать будем, семпай?
— Что нам с ними делать?.. — повторила Мэрил ее вопрос. Хором они предложили друг другу варианты, переплетая пальцы:
— Выбросить за дверь?
— Холить и лелеять?
