Был август. С момента происшествия в Уповании прошло двадцать лет.
Стояла невыносимая жара.
В месте, где держали военнопленных, после скромной подачки — так называли единственный прием пищи, — пахло хлебом и настоявшимся мясным бульоном.
Решетка камеры с протяжным скрипом отворилась, и надзиратель сурово рявкнул «На выход!» единственному обитателю маленькой конурки. Тот в свою очередь поднялся под аккомпанемент позвякивания стальных браслетов на руках, его плащ даже в тусклом свете помещения блеснул ярким красным. Надзиратель, не отличавшийся ростом, казался таким ничтожным по сравнению с высокой фигурой заключенного, потому привычные выкрики «К стене!» и «Пшел!» для последнего могли показаться лишь тявканьем.
Ведь даже при Легато Блусаммерсе он, заключенный, не выглядел подавленным, и мужчина, которому приказали провести
профилактическую беседу, волновался за свой чин при неудаче.
Куда значительнее был момент, когда блондина привели в следующее помещение: в стылый допросник. Он было пригладил волосы, но его тут же резко усадили на стул, на что тот возмущенно хмыкнул. Напротив сидел мужчина и глядел так, что по чьей угодно спине мог пробежаться табун мурашек. По чьей угодно, кроме дурачковатого обвиняемого, который лишь шмыгнул и негромко чихнул.
— Ну и сырость у вас тут, конечно! И как в таких условиях вы держите преступников? Где же гуманность? — он наигранно хлюпнул носом еще раз, как бы в подтверждение своих слов.
Следователь проигнорировал его комментарий.
— Вэш Ураган, верно? Наслышан о вас, — он сжал руки в замок.
Допрашиваемый поддался на локтях вперед и почти промурлыкал:
— И что же вы можете сказать о Гуманоидном Тайфуне, хм? Мне было бы безумно, — Вэш растянул губы в кошачьей ухмылке и склонил голову набок, —
интересно узнать.
— Если вы рассчитываете, что сможете меня этим отвлечь от главной темы диалога, то вы в этом глубоко ошибаетесь.
— Ну-ну, спокойнее, чего так сурово, — Вэш поднял скованные руки вверх, потряс и опустил на колени. Он заверил:
— Я же ни в чем не виноват.
больше не ждали слов
Вульфвуд приходил в себя, но его не пускали в свои объятия ни сон, ни бодрствование, и в полудреме он чувствовал, как тело бросает то в жар, то в холод. Осознание происходящего вернулось спустя пару часов на каких-то несколько минут. Под его шеей лежало свернутое полотенце, рана в ноге отдавалась острой болью, щипала и тянула. Когда он повернул голову в сторону, то увидел сидящего на коленях рядом с диваном рядового.
Сонливый Вэш не сводил с него взгляда. Его рука лежала поверх плеча Вульфвуда, а кисть протеза, перетянутого множеством ремней на предплечье — на лбу, холодя лучше любых компрессов. По-стервятничьи губы его шевелились, но майор не понял ничего из сказанного, кроме пресловутого выдохнутого «кэп» и «сэр», словно дающего приговор. Но до того тихо все говорилось, а как назло уши заложило и сознание снова поплыло в состояние «между». Сейчас, очнувшись один, Вульфвуд к своему ужасу осознал, что отдал бы многое, чтобы знать, что сказал тогда Вэш. Обратившись к самочувствию, он сделал неприятное предположение: могло начаться заражение. Вкупе с дженеоровцами, рыскающими по городу в поиске двух не местных солдат, о возможности забрать посылку стоило только мечтать… Проблемы. Ну почему нельзя было отправить рядового на транспортном вертолете, к чему такая секретность и сложности? И все же Николас сосредоточил свое внимание на размеренном дыхании, стараясь отдохнуть. Шум со стороны улиц стих, а дверь в полупустую комнату, доверху забитой мебелью — склад, где расположили больного, — подперли с обратной стороны тумбочкой. К утру майору стало немного неприятно от понимания того, что он оказался заперт, а отвлекало одно: к нему зачастил Вэш, отошедший от наркотического опьянения, отчего-то ведущий себя, как ласковый зверь, выпрашивающий добавки корма, и теперь он беспокойной мухой крутился каждые полчаса вокруг с бесконечными вопросами и уточнениями драматично-приглушенным голосом:
— Не хотите пить?
— Может, повязку сменить?
— Сейчас полотенце принесу и жаропонижающие, подождите!
— Да чтоб тебя, рядовой ежик, — оторопел в очередной раз Вульфвуд, забыв даже, как ругаться и отпихиваться. Он откашлялся. — Уйми шило в жопе, дай поспать.
— Так точно, сэр.
— Соси сочно, боже, не мельтеши перед глазами, и без этого тошно, — Николасу захотелось по наитию ответить глуповатую рифму, но ее не услышали: Тонгари отвлекся на что-то до сверления в висках заботливое.
И все же в поведении Вэша было что-то не так: то, как он смотрел на Вульфвуда, как отводил взгляд, как вымученно улыбался, вернулся к относительной субординации (что, конечно, был плюс, но с пресловутым «но») и пытался удружить, на что был дружелюбно послан на три буквы и отправлен помочь чем-нибудь их спасительницам.
Вэш не был уверен — он знал, — что кровью на руках Николаса можно было бы наполнить, как минимум, ванну, как максимум — он и думать не желал.
Это напрягало. Не пугало, но разочаровывало.
Хотя он и не ожидал ничего иного, надежда была. Как ни иронично, рядовой не находил в милитаризме ничего красивого и даже полезного. А вот Майор Капелла, несмотря на не последний по значимости чин, не вызывал отторжения, как многие прочие сослуживцы… его честное поведение и слишком очевидная нелюбовь подкупала.
После рассвета адекватно бодрствовали двое: Вэш и Мэрил. Девушка сидела, разложив на кухонном столе печатную машинку. Она работала над заготовками и отчетами, погрузив ступни в теплую мыльную воду в тазу, пытаясь успокоить свежие мозоли. Тонгари, напевая под нос песенку, что слышал от Софры, под бесшумно урчащий пузатый телевизор, расположившийся на холодильнике, чистил картошку к незамысловатому завтраку. Он отбивал ногой ритм об пол, скрывая свое состояние, похожее на натянутую тетиву, за беззаботно игривым расположением духа.
На кухню вошла заспанная Милли.
Девушки переглянулись, кивнули друг другу, и Томпсон схватила Вэша за плечи, усадила на табуретку, пока Мэрил ловким выученным на прошлой работе пасом достала диктофон, включила запись и подставила ко рту пойманного.
— Правда ли, что вы так называемый «Гуманоидный тайфун», «Ураган»…
Вэш икнул, застыв с недочищенной картошкой в руке. Его нога дернулась, задев таз с водой, расплескивая пару брызг на пол.
— …и виновны в развязывании Фернальско-Данкинского конфликта?!
Тонгари, едва дослушав предложение до конца, вытаращил глаза и замер. Затем он медленно повернул голову, будто сопоставляя события между собой. В чем его только не обвиняли, но это было что-то новенькое! Скорчив удивительно странную гримасу злости, испуга, разочарования и даже недоверия, встретившись глазами с радушной Милли и следом с усердно-угрюмой Мэрил, он лишь выдохнул:
— Вы такие… Хаотичные, — другие слова в голову не лезли. Вэш тыльной стороной кисти отвел диктофон от своего лица и накрыл его ладонью. — Что вы хотите услышать?
Мэрил открыла было рот, но Тонгари был настроен на тираду:
— Я говорю с журналистским бюро или с мисс Страйф? И вообще, нельзя так сразу с несправедливыми обвинениями! — он умудрился выдавить слезу, поджав губы и скукурузив страдальческую мину, громко шмыгнул. Милли чуть ли не принялась успокаивать солдата-вне-закона, как ее осадила коллега и убрала записывающее устройство в сторону, демонстративно щелкнула кнопкой-выключателем.
— Теперь расскажешь? — тон ее голоса был настойчивый, выжидающий.
Они еще молодые и Вэшу было отчаянно скучно. Жизнь после совершеннолетия казалась непохожа на череду приключений, которые он себе воображал: она оказалась наполовину взаперти. Рэм становилась все хмурее и хмурее, все более опекающей.
Он пожаловался близкому, но обжегся об недопонимание.
Найвз Миллионис, тогда ещё только получивший повышение до маршала, сидел за круглым столом в столовой комнате. Сложив ногу на ногу и скрестив руки на груди, он ждал не как брат — брата, а как начальник — подчиненного. Взгляд серо-голубых глаз пустой, долго выдерживать его тяжело, но Вэш привык. Он видел, какой в них таится гнев, что едва не сжигал «неправильных», как пожар — солому и сухостой. Даже в сторону самого близкого этот неумолимый гнев едва проходил.
Вэш не понимал, что не так. И почему его направили в горячую точку, не считаясь с мнением и, черт возьми, званием, специализацией, не подразумевающей нахождение на фронте…
— Тут нечего говорить, — рассмеявшись, Вэш потер затылок рукой, а потом жестко ущипнул кожу задней стороны шеи металлическими пальцами протеза, приходя в себя.
— Это не светская беседа, черт возьми! — Мэрил хлопнула по столу, прорычала и стала нервно и суетливо наматывать круги по комнате, все же снеся таз с водой в один момент. Речь шла об их собственной безопасности и выгоде в том, чтобы укрывать две неизвестные и очевидно опасные личности в чужом доме, который она с дорогой подругой сняли для себя. В планах было остепениться, а не ввязываться в «очередное», на что ее бывший наставник Роберто ругался каждый раз: мол, они простые люди, не лезь на рожон.
— Семпай, дорогая, вы чего, — Милли покрутилась следом, вскоре споймав более привычного раздраженную, активно-агрессивную Мэрил в цепкие объятия. Она не вырывалась, повиснув в чужих руках. — Нервы не восстанавливаются, поберегите себя!
— Звони Роберто, пусть информацию отроет, раз этот не хочет говорить добровольно, — угрюмо продолжала Страйф, неэтично обращаясь в третьем лице к Вэшу, хотя вот он тут, смиренно сидит на табуретке с несчастной картошкой в руке.
— Ладно, ладно, расскажу… что смогу, — второпях пробормотал он.
Каждый раз, когда из него выуживают информацию, плечи Вэша никнут, будто на шею водрузили валуны. Он тяжело вздохнул.
— Но ведь как же чай, семпай, — Милли усадила Мэрил на вторую табуретку и поставила железный чайник на конфорку. Сразу после этого Вэш выпрямился и глянул на собеседниц, будто простая, такая бытовая фраза слегка стачивает камни, висящие ярмом на его плечах.
— Это конфиденциально и все такое, понятно? — начал было Вэш, предупредив сходу. Конечно, он не расскажет правду — это личное. Запер на семь замков, у входа посадил трехглавого адского пса, а чувство вины зреет и ширится. Не страшно. Просто ему приходится быть аккуратным в словах, цензурировать. Он вскинул голову и нежно улыбнулся.
К губам снова поднесли диктофон — игнорируя фразу о личном. Это немного дезориентировало, но одновременно с тем неясно льстило.
— Так… — Вэш пропел мелодию, сцепил руки вокруг врученного ему чая, от которого пар валил, как из паровоза. Кружка была синяя снаружи и белая внутри, и Тонгари ненадолго засмотрелся внутрь, в напиток, сквозь пелену пара разглядев свое отражение. Он молчаливо задумался на долгие секунды, не зная, с чего начать, а после пробормотал: — Про Ферналь-Данкин, верно? Ммм-м.
Он рассказал то же, что и майору Вульфвуду, от мыслей о коротком губы сами собой сложились в горькую, грустную улыбку. Тонгари не жестикулировал, как делал бы в иной ситуации, лишь крепче сжал горячие бока кружки, едва ли не обжигая ладонь.
— Меня отправили в горячую точку под Данкином, как полевого медика, и на шестой день битв… или на седьмой? В общем, где-то чуть меньше недели передо мной возникла дилемма… и я выбрал спасти вражеских солдат. Пару. Один был подорван на ПФМ-1, он выжил бы, хоть и калекой, но сработала близлежащая, напичканная почти двумястами грамм тротила. Наступивший на ПФМ выжил, оторвало стопы. Второй спустя несколько минут помер… я пытался спасти, но было поздно.
Лицо Мэрил постепенно расслаблялось и из гневного становилось растерянным.
— В слухах говорится, что ты оказался на стороне чужого генерала и отвернулся от Семиградья.
— Буду знать. Может и в правду тот мужичок оказался генералом, — кивнул Вэш и выключил диктофон в руках бывшей журналистки. Он вытер ладошки об штанину и снова взял нож в руки, пододвинул миску с картошкой поближе к себе. Любезным тоном протянул: — Милли, душка, поставишь воду в кастрюлю закипать?
— Хоро-ошо, сэр! — она и без его слов бы выполнила это действо, но Милли — само воплощение простоты.
Поддавшись вперед на локтях, Страйф смущённо пробурчала:
— Все в порядке?
Большие журналисты утверждают, что подобие на «как ты себя чувствуешь?» — это единственный вопрос, который способны задать бездарные репортеры после финиша запыхавшемуся спортсмену или пострадавшему в катастрофе, но Мэрил сейчас говорила не как «журналистка» — «легенде», а интересовалась человеком как человек.
— А? — Вэш провернул картошку в руке, срезая шкурку, и на секунду поднял взгляд на девушку. — Да, да.
Продолжили тихие переговоры ни о чем, пока их не перебили.
С самого утра в Дженеоре кипела жизнь — и эта жизнь сейчас здорово мешала. Пока двое дружно кашеварили, а пост «приглядеть за майором Капеллой» сменила Мэрил, в дверь раздался настойчивый стук. Ничто, как говорится, не предвещало. На стук не ответили, и в замочной скважине заскрежетал ключ: незваный гость переключился из ранга «настойчивый» в «навязчивого». Мэрил быстрее всех среагировала и затолкала Милли в склад к Николасу, а Вэша — в шкаф, где он едва влез кверх-тормашками, и она прошипела двоим:
— Тшш!
Открыла дверь с натянутой лыбой, вместо добродушия которая вышла гримасой, и поздоровалась: — Доброго…утра? Вы рано, Пан.
— Утречка! — Хозяин квартиры с неаппетитно выглядящей выпечкой — судя по всему то был пирог — мгновенно зашел в коридор и водрузил свой подарок на подставку-тумбу для обуви, которую и перенесли, чтобы подпереть дверцу, сметя при этом пару мужских берц на пол.
— Мисс Страйф! — обратился мужчина к Мэрил, переключая свое внимание от подозрительной обуви, — Праздник же наступил, где ваша улыбка, дорогуша?
Мэрил закатила глаза и принялась сочинять как можно более странную и оттого убедительную легенду на ходу, делая старательно хриплый, сонный голос, согнувшись едва ли не пополам для пущего эффекту.
— Не выспалась. Милли снова лунатит и дерется! Пришлось ее закрыть в вашей кладовой, — она махнула рукой в сторону двери, откровенно нервничая и стрессуя в своей трагикомедии. Рассказала, однако, чуть утрированную правду: подруга спала беспокойно и сегодня, к примеру, Милли, ворочаясь во сне, повернувшись на бок, перетянула на себя все одеяло, разбудила Мэрил, пихнув ее ногой в поясницу, наполовину сползла с кровати на пол и пускала слюни в подушку, которую крепко прижимала к груди, отказываясь просыпаться.
Хозяин многозначно кивнул, хлопнул по своему бедру.
— Ох, помнится мне, как при дворе графа Босток в Ризне… Еще до того, как эти суки сделали с границами…
Мэрил широко зевнула и принялась теснить его к выходу.
— Спасибо за визит и угощение, Пан, но я, — повторный зевок; глубокий, контролируемый вдох, — хочу доспать еще пару часиков… А потом работа…
Хозяин квартиры не сопротивлялся и, подарив ей до отвратительного крепкий поцелуй в кисть руки, покинул помещение. Ох, черт. Страйф подорвалась с места как можно тише на случай того, если бы явно догадливый мужичок подслушивал за дверью. Она включила телевизор и покрутила ручку настройки, ловя лучший сигнал трансляции, и сделала звук телевизора погромче.
Трансляция девушки, невероятно высокой и тонкой, как палочник, что давала интервью. Макушка ее головы была «обрезана», будто не уместившись в экран. Она говорила:
«— Боюсь, что так… У нас не так много подробностей, но мы слышали о подозрительной активности в приграничных деревнях. Похоже, что вооруженные силы в центральном населенном пункте пустошей подверглись нападению бадави. В настоящее время вблизи границы проводится операция. — Девушка вздохнула и взмахнула рукой, а потом словно с ума сойдя начала шипеть сквозь зубы, плюясь: — Эти убогие нел… — Раздался шум и помехи. Камеру повернули к ведущему и мужчина закончил:
— Мы будем держать вас в курсе по мере получения дополнительной информации… А сейчас эфир продолжится —»
Мэрил открыла шкаф лишь после того, как убедилась в том, что их подозрительные звуки будут заглушены балаканьем телевизора, и следом после дверцы оттуда кубарем выпал Вэш. Он распластался в ее ногах.
Смотря на Тонгари, Мэрил стало полегче: его открыто веселила вся сложившаяся ситуация. Это расслабляло. Она подумал о том, как бы поступить с солдатами, упавшими бедой ей и Милли на головы. Придушить? Набить морду? Послать ко всем чертям? Девушка нахмурилась и покачала головой, протянула упавшему руку.
Вэш принял предложение и резко поднялся на ноги.
— Ну? — спросил он с виноватым выражением лица.
— Вам лучше уходить, — как можно хладнокровнее сказала Мэрил, но глаза предательски защипало. Девушка шмыгнула: оставлять раненного на произвол судьбы было не по ее совести. Тонгари похлопал ее по плечу и приобнял за шею.
— Хорошо. Спасибо за помощь, — его голос словно ария благодарности. Мэрил вывернулась из тактильности и вновь яростно хлюпнула носом.
— Да не прям щщас! — фыркнула она, неопределенно махнув рукой. Мэрил продолжила самую малость деловито: — Попрошу Милли сходить купить вам одежду… За
ваши деньги. В волонтеры мы не подписывались.
— Хорошо-хорошо, — повторил Вэш, пожмурив глазки.
Тонгари повернул голову еще до того, как раздается скрип двери и царапающий звук по полу; до того, как слышится мягкий шорох неуверенной, хлипкой походки. Он узнает запах дешевого табака, чувствует этого засранца меж ребер. В этом есть свой шарм.
Милли взволнованно кружится позади Вульфвуда, выползающего из комнаты, припадающего на одну ногу. Вэш глубоко вздохнул, приказав себе сдерживать волнение и раздражение. Он никак не мог определиться, что ему чувствовать к Николасу и как реагировать не только на его поступок, — рядовой понимал, что «армия взращивает убийц», — сколько на собственную двоякую реакцию. Майор Капелла самостоятельно доковылял, опираясь на стену, и встал в коридоре, облокотившись на шифоньер. Молчал. Лицо его бледное, ближе к алебастровому, а с виска вниз по скуле стекла капля холодного пота. Вэш приподнял руку и хотел было сделать шаг вперед, но передумал и застыл на месте, не понимая, куда себя деть, ведь ранее утром ему весьма красноречиво намекнули, что его переживания и выеденного яйца для Вульфвуда не стоили. Но Николас сам двинул к Вэшу, на что тот с радостью мгновенно среагировал, поднырнул под плечо майора и помог ему дойти до кухни.
— Как здоровье? — опередила Мэрил вопрос, который хотел задать Вэш. Она проводила взглядом раненного, упрямого мужчину.
— Попустило.
Страйф вернулась к коллеге. Милли растерянно взмахнула рукой и слушала теперь указ Мэрил о дальнейших действиях по спасению двух удачливых неудачников. Краем уха подслушивая девушек, рядовой усадил раненного за стол и подал тому стакан воды.
Протянув руку, Вульфвуд вдруг вытащил из лохматых волос Вэша сухую ветку с желтым листиком.
— Яблок в иголки не хватает, Еж, — ехидно прокомментировал он «улов», который, вероятнее всего, оставался в прядях все время с их недавнего рандеву с опасностью. Щеки Тонгари покраснели, а от успешной безобидной подколки Вульфвуд едва улыбался кончиками губ — это выглядело скорее вымученно, ибо физическое состояние омрачало.
— Я просто цвету, — парировал и надулся Вэш. Майор не собирался молчать, он просто не мог оставить то без внимания — надо обязательно доебаться в ответ, чтобы баланс во вселенной был восстановлен, — но решил оставить эту ремарку без ответа: Вульфвуд только открыл было рот, но неожиданным резким набатом в голову ударило воспоминание из его довоенного быта в виде цитаты «смятохся и не глаголах».[10] Свистом воздух вырвался из ноздрей Николаса, он покачал головой и приподнял брови. Тонгари расслабился и захихикал от уморительной растерянности Вульфвуда.
— Идти сможете, сэр? — облокачиваясь бедром на край стола, спросил Вэш, смотря на Николаса сверху-вниз. Его маленький, как зерно мака, сузившийся зрачок глядел в ответ. Болеет, устал или что-то еще? Он, провонявший йодоформом, табачным дымом и карболкой, чем-то пряным и… И тогда — и тогда внезапно Тонгари сравнил это с домом: уголок комнаты, свежие обои, постоянный жарко-душный запах улуна, разносящийся из соседней комнаты Рэм. На кухоньке, где они были, также пахло чаем, но другим: более крепким, но все же приятным.
Некогда забытым, отверженным.
«Отвергать» — отпускать, уничтожать, прекращать, рассеивать, избавляться… для Вэша оно — забытье. И, увидев в отречении безопасность, ничего не принимает, не отбрасывает — пусть это просто до́лжно
не существовать.
Что с прошлым связано — все это иссушилось, и Вэш хватает все то, что далее — «в сейчас» — случается.[11]
— Смогу. В норме, — отчитался майор спустя несколько видений прошлого у Вэша.
Послышался хлопок двери и проворот ключа — это Милли покинула квартиру, чтобы найти то, во что солдатам принарядиться дабы не сверкать среди Дженеоры как известные актеры среди фанатов. Только…
Вульфвуд ущипнул переносицу и глянул в коридор. Мэрил как раз шла к ним. Он слышал ее разговор с Вэшем и, подумав с секунду, сделал умозаключение, после которого недовольно буркнул:
— Ты в мой бумажник залезла?
— Конечно, — как ни в чем ни бывало.
— А теперь, — начала девушка, пожимая плечами. Журналист обязан опираться на факты, но и интервью — хорошая база. Она резким движением достала злосчастный диктофон, которым чуть ли не стукнула по губам майора, и с пафосной выразительностью продекламировала:
— …почему же сам майор Капелла, известный своими заслугами, ходит бок-о-бок с обвиняемым Гуманоидным Тайфуном?!
Вэш прыснул от смеха, а Николас болезно застонал.
тоньше иглы тоска
Сцапав желанную добычу, журналистки или страховщицы отправились в главный офис своей редакции, перед этим выручив бедолаг солдат помощью с закупками и объяснившись с хозяином снятой квартирки.
Оказывается, у Милли был отвратительный вкус.
Нет, конечно, Вульфвуд не жаловался, и все было впору, практически идеального размеру: девушка благодаря своей большой семье с удивительной точностью смогла понять параметры обоих солдат на глаз. Вэш вообще был в восторге от цветастой полосатой рубашки и шорт с красными подтяжками, открывающие ноги ниже колен, показывая всему миру рубцы и шрамы, и в особенности весело отреагировал на гольфы в поперечную красно-зеленую полоску. Николас Д Вульфвуд же, в угоду своей выдуманной белой крови — о коей гласит красивейшая по его мнению фамилия — был недоволен его нарядом. Чем же ему не угодил самые тривиальные пальто и шарфик — помимо шанса словить тепловой удар в жуткой жаре и с наличием хвори — ответить не мог, оттого и угрюмо сопел, раздражённо поглядывая на окружающих. Главное, что затеряться среди дженеоровцев, одевающихся в большинстве своем как придурки, стало проще… единственное, хромающий и суровый Вульфвуд доверия не вызывал даже с наличием костыля под боком: поглядывал он на всех столь сердито, что это вызывало мурашки и сдавало армейскую жилку.
Иными словами, они выглядели на редкость броско и вместе с тем одновременно непримечательно.
— Мух ловите, сэр, — Вэш положил руку под подбородок Николаса и прикрыл ему рот в шутливой манере.
— Чт…
Вульфвуд отстранился и недоуменно повел головой в сторону. И в правду: зачастил выпадать из реальности, нужно приходить в себя, ведь то почти как будучи нечистым думать, что ты чист — коль быть «нигде» и думать, что в порядке.[12]
Вещи теперь уже нес Тонгари. Странная парочка явно смотрелась бы странно в нормальном обществе из-за одежды для разных погодных условий, но по странному обыкновению именно самых подозрительных весьма успешно игнорировали. Они вливались в не самый цивильный антураж города, где многим не хватало денег на сезонные обновки.
Николас мысленно распрощался со своим телефоном, понимая, что девочкам даже при наличии военного погона и бумажек Майора Капеллы в их лапках никто не выдаст имущество — более того, это может и подставить спасительниц. Попытки забрать средство связи тщетны, подобно вёслам и штурвалу на сухой земле.
…но телефончик было жалко…
Он грустно утер скупую слезу с уголка глаза. Опираясь на костыль, хватает своего шелудивого предателя за шкирку, да так, что из того, еще бы самую малость, и дух вон. Вэш кивает головой и застывает на фантомной линии границы Дженеора Рок и «свободных» пустошей Семиградья.
— Сейчас просто идти будет не в тему, — говорит майор.
— И почему же? — Тонгари осмотрел с головы до пят Николаса и не нашел на его лице страдальческого вида. Майор терпел, как стоик. Вэш уточнил: — За нами погоня?
Вульфвуд вздохнул и сказал — предельно откровенно, хотя и звучало, конечно, несколько странно даже для него самого:
— Да нет, я просто… метеозависим. Колени ноют: песчаная буря будет, так всегда.
Вэш не стал это подвергать сомнению, лишь ответил:
— Тогда…?
Его перебили:
— Здесь местность скалистая, разобьем лагерь и посмотрим уже по погоде.
жалом в седой висок
Степь.
Степь столь быстро обрывается и сменяется полупустыней. Земля устала от себя, шептала: прости меня, прости за — и рушилось наощупь — все.
Полупустыня.
Полупустыня плавно сменяется пустыней. Молча, тихо. Тлеет…
Пепел.
Было около трех часов дня, и ко дню поднялось большое, громадное летнее солнце. Стоял зной, что был непрерывен, безнадежно-ровен и глубок. Не ясно, сколько было градусов: сорок, пятьдесят или больше, меньше. Поле плыло и словно копошилось, как живое. Жара плавила мозги.
Идя впереди и тяжело передвигая раненную ногу, сгорбившись со своими широкими плечами и шаркающей походкой, майор в Вэше вызывал странные чувства. Эмпатия, симпатия, что прерывались и обрывались, не успевая окрепнуть.
«И зачем я на это подписался»: было изображено на лицах мужчин, когда они переглянулись и продолжили путь к одной цели — ею было желание разбить лагерь в тени и накалаться воды.
Вэш стал раздражающе покряхтывать под боком Вульфвуда, а Николас шаркал костылем по песку, оставляя след, который приходилось стирать рядовому ногой. Ветра на радость не было, — он бы царапал кожу, — но к тому же на небе ни тучки, ни облачка не стояло. Сложив рукой козырек, Тонгари сощурился и оглядел высь.
— Что-то не пахнет тут песчаной бурей, — пожаловался утомленный Вэш.
— …терпи, казак-еж, атаманом будешь.
Поддержка так себе, но рядовой энергично кивнул и неэнергично пер дальше. «К своей виселице»: весело определил он для себя путь к Июлю.
…ах! Близились низкие скалы — груды камней. Тень! Вульфвуд осторожно опускается на целехонькую сторону тела, а Вэш бухается на задницу, поднимая пыль песка в воздух вокруг них. Тонгари все также заебанно кладет голову на плечо Николаса, но они стукаются висками: мужчины одновременно потянулись. Так и застыли с шумной одышкой.
Вэш откупорил емкость с водой и протянул Вульфвуду. Майор хлебнул первым теплую, но живительную влагу, побултыхал во рту и проглотил, а после вернул мужчине, слабо и с осторожностью облокотившемуся на него сбоку.
— Ужас какой-то, — бурчит Вэш, с трудом выпив немного застоявшейся воды с привкусом лекарств и чего-то неуловимого, но николасовского.
— Да вообще пиздец. — Хоть в чем-то они сошлись.
Вульфвуд скинул с себя чертово выбранное Милли пальто и потянулся к сумке, чтобы переодеться, но остановился на полпути. Они все еще были слишком близко к Дженеоре. Пододвинув баул к себе под любопытным наблюдением близ сидящего Вэша, заместо одежды он вынул сложенную во много квадратиков карту.
— Будто в каменном веке, — вздохнул Николас, расправляя весьма полезное бумажное приобретение. Вэш подхватил другой край и помог в деле.
На монохромной черно-белой карте были помечены целые регионы и области Семиградья разными цветами, из-за чего все выглядело как какофония цветов. Перевернув, на обратной когда-то чистой стороне можно было увидеть разъяснения.
— Ого, это как ребус, — сказал Тонгари.
Вэш скрестил ноги и посматривал. Его голос звучал наигранно заинтересованно, слегка торжественно, и эта натянутая нотка в голосе, словно расстроенный бализет, не осталась незамеченной.
— Умеешь читать карты? — спросил майор.
— Конечно, сэр. Я не совсем бесполезный, — он насупился.
Супер, Вульфвуд. Спрашивать подобное у мужчины, что явно давно служит в армии. У брата маршала. Браво. Николас прочистил горло.
— Я не о… В общем, посмотри тоже, рядовой ежик. Как я понял, ты ведь весьма заинтересован в доставлении твоей тушки в… — майор ткнул пальцем на карту и провел линию вдоль Июля, — сохранности.
— Эй, а как же «в целости»? — прицепился к словам Вэш. — Но да, было бы неприятно разозлить Ная…
Тонгари замолк, поняв, что еще немного, и он сболтнет лишнего.
— А о целости речи не было, — Вульфвуд облизнулся и поерзал на месте. Он перевернул бумагу, чтобы посмотреть значение штриховки в пустыне близ скал. Та область называлась «Бесплодная пустошь», на купленной страховщицей у продавца информацией карте она плотно заштрихована серо-голубым карандашом. Солдаты находились в тройке миль пути до ее заставы.
Квадрат цвета — значение… Прочитав короткое пояснение метки, Вульфвуд поднял взгляд на занявшегося делом и чуть в стороне раскладывающего и подсчитывающего боеприпасы Вэша.
— Сбор кочевников? — удивленно пробормотал майор себе под нос.
Тонгари не обратил внимания. На корточках он тщательно перебирал свои патроны, а подлиннее отложил кучкой чуть левее — они были подсчитаны, для майоровского оружия. А его «дураку» из боекомплектов осталось лишь двадцать шесть патронов, когда у Николаса около сотни, что для автомата весьма мало.
— Столько пончиков можно было бы купить… — Вэш, когда сказал это, ярко гундосил: он натурально был готов расплакаться! Рядовой упал с ног на ягодицы и положил руки на колени, а после горе-горестно вздохнул. — Или пиццы.
Вульфвуд глядел на него, как на умалишенного.
— Пончиков?
в полночь тропа близка.
— Вы виноваты, — констатирует низкорослый мужчина, — в измене Родине.
Ухмылка заключенного не спадала с лица, но он сильнее наклонился, частично наваливаясь на стол. Вэш смотрел на надзирателя расслабленно, но от чуткого взора не утаились легкие складки под нижними веками, когда обвиняемый выслушивал само обвинение. Тонгари тяжело вздохнул, застонал от бессилия и резко откинулся назад, на спинку стула, закидывая руки за голову. Это заставило надзирателя положить руку на кобуру, желваки выделились.
— Я это уже слышал, — как можно безразличнее сказал Вэш, чтобы выведать причину своего заключения. Информацию. — Можно что-то новенькое? Что вы на меня там накинуть пытаетесь?
— По статьям сто семьдесят четыре, сто девяносто четыре и двести семьдесят четыре уголовного кодекса, — продолжил декламировать мужчина. — Тебе лучше признаться.
— Я ничего не совершал, — пожал тот плечами, вдохнув сквозь зубы тухлый, застоявшийся воздух. Тревога била предчувствием. Вэш ждал. Вот-вот…
Он поплотнее сжал челюсти, когда надзиратель подорвался и замахнулся. Мужчина резко впечатал кулак своей мощной лапищи ему в скулу, голова отшатнулась вбок, но обвиняемый продолжил улыбаться с легкой насмешкой.
Игра на нервах.
«Мы не держим предателей».
А предателем он себя не считал, ведь…
рыба гниет с головы.
— А вы не знали, сэр? — Вэш подорвался с места и энергично замахал руками, показывая два пальца:
— Пуля — два куска пиццы и, — он оттопырил еще два пальца, — четыре! Целых четыре пончика без посыпки. Более вкусные, конечно, дороже, но…
— Так… — Вульфвуд ошалело наблюдал, поддевая пальцами свои брюки и застыв в этой неловкой позе: он хотел проверить рану, но неожиданные расчеты рядового заставили его басовито захихикать себе под нос да отвлечься от дела. Прочистив горло, спросил: — Ты все подсчитываешь в еде или это только с боеприпасами?
Песок подернулся рябью, когда поднялся колючий ветер. Разложенное на земле слегка присыпало, и Вэш поспешил шустро собрать все обратно в картонные емкости для хранения.
— Только с патронами, на них уж слишком цену загнули, а тратятся, мягко говоря, быстро, — промурлыкал в ответ Тонгари, как само собой разумеющееся, семеня ближе к брюху скалы, укрываясь с майором от немилостивой погоды. Он ухмыляется слабо и чуть склоняет голову к плечу, подтягивая к себе походную сумку и прижимает к себе.
Николас чувствовал под животом покалывание гольфстрима пустынных дюн. Он закатил глаза, заметив, что Вэш подвинулся, чтобы телом прикрыть майора от ветра в момент, когда Вульфвуд стянул брюки до колен и поддел сухой — слава господи, он чуть было мимоходом не проделал перекрестное знамение от облегчения — бинт, обнажая рану. Внимательно осмотрел и поправил все на места.
«Бывало и хуже» — констатировал в уме Николас.
Непогода набирала силу. Вэш, смотря за крепчающим негостеприимством пустыни, расслабил плечи и выдохнул. Их следы заметет песком.
Он порылся в сумке, доставая наполненный бурдюк емкостью чуть более штофа и сделал жадный глоток. Поставив воду у ног Вульфвуда, Тонгари сладко чавкнул и ухнулся спиной наземь. Песок попал в ботинок, и он потряс ступней. Песок попал в волосы, и он приподнялся, во все стороны вертя головой, как мокрая или блохастая собака. Закололо плечо, и он отцепил протез, потряс им и смахнул песок с крепления… Вульфвуд с томной ленцой наблюдал за муками неусидчивого, слегка прикорнув. Вэш, поняв, что эти надоедливые частицы проникли и в сокровенное — трусы, — психанул и решил потерпеть неудобства. Он снова лег, сладко потянулся и заложил руки за голову, повернув лицо к майору.
Николас идентифицировал этот взгляд как любопытный и, подумав, решил высказать легкий план действий (опять), складывая наконец изученную карту:
— До Любово через пустоши чуть более трехсот километров напрямик. Ночью двинем.
— Пешком?!
— Да, пешком. Я разве не говорил? — ответил Вульфвуд и полез в карман пальто, но чертыхнулся, поняв, что ни сигарет, ни самокруток нет. Неприятно.
— Оттого не легче…
Жара стала резче, ветер — злее.
— Ну и погодка, — с широкой лыбой шмыгнул носом Вэш, вздохнул. Во рту стоял вкус пепла. Он достал что-то из запасов, методично жуя, и полуразборчиво проговорил: — Мне как-то говорили, что такие бури бушуют неделями.
— Не. Неделями редко, — вспоминал Вульфвуд опыт паломничеств и вылазок в любое время дня и ночи, в любых условиях. — Просто аукнется, и потом природа покряхтит еще несколько дней. Для нас самое то: чем плотнее тучи, тем больше укрытия.
Не то что бы это играло на руку только им, но Николас решил не настраиваться на плохое раньше времени. Он поскреб подбородок, скрестил руки на груди, закрыл глаза и опустил голову вниз, всем видом показывая, что собирается коротко поспать, пока все вокруг тихо.
Скромно сидеть и прятаться от ветра было тухло. Вэш весь извелся, перепробовал всяческие позы, размялся, покрутил в руках пистолет и, не выдержав, сунул нос за невидимый «барьер» от скалы, чтобы осмотреть пустыню в бушующую бурю прямо от первого лица. Только едва он это сделал, и по его кончику носа полоснула маленькая песчинка, заставляя отшатнуться и поморщить моську.
Он плюхнулся неприлично близко к Николасу, задевая своей ногой его бедро. Раненное. Майор чертыхнулся, обматерил блондина и подсмотренным ранее жестом с неожиданной ловкостью и скоростью отцепил протез Вэша, чтобы следом окрыть дурью башку его собственной технологической заменой руки. Весьма хорошо огрел, так, что друг об друга клацнули челюсти.
— Нхх! — сквозь зубы прошипел Вэш, тянясь обратно за своей рукой.
— Думай, прежде чем делать! — однако беззлобно причитал Вульфвуд, поднимая чужой протез выше, как позволяло сидячее положение, отчего рядовой хватанул воздух и едва не завалился вперед.
— Ну я же случайно, Ни- — гаркнул Вэш, впоследствии переходя на до тошного нереалистичный, как считает Вульфвуд, фальцет. — Сэ-э-эр! Верни…те!
И прошедшая запинка на чуть не сказанном имени, которое майор не хотел бы слышать из уст Тонгари заставляет хмуриться, но, как бы то ни было, желать узнать, как бы звучало конкретно из этого рта. Николас ухмыльнулся и потряс пару раз ненастоящей рукой, кисть которой жалко колыхалась, махая.
— Привет-привет трехлапому ежику?
— Ну-у-у!
Вторая и третья попытка вернуть собственную отобранную конечность не увенчались успехом, но с четвертой пальцы ухватились за предплечье протезированной руки, полной ремешков, когда Вэш таки завалился вперед, перекидывая ногу через вытянутые ноги Вульфвуда, приставая на коленях, чтобы дотянуться до закинутого майором назад протеза.
— Ура-а, — сладко пропел победитель, возясь с закреплением руки на место. — Больше не трехлапый.
Тонгари не понял, почему вдруг почувствовал теплое дыхание у ключицы, и посмотрел вниз. Вульфвуд в этот же момент запрокинул голову, прищурил глаза и приподнял губы в спокойной, мирной улыбке. Он откинул туловище чуть назад, опираясь на стену скалы, размашисто лизнул большой палец и провел им по ссадине на носу Вэша, еще не покрывшейся коркой, размазав кровь по кончику.
— Сэр, ммм, — Вэш медленно передвинулся из положения «над» Николасом в положение «возле». Потер нос тыльной стороной ладони. — Это было самую малость грязно.
— Да ладно? — Вульфвуд отвечает фыркающим риторическим вопросом.
Их свидетели — покой, шорохи и неласковый ветер.
постой, зачем полез ты в эту згу?
…ведь также не причислял себя к какой-либо стороне. Перебежчик, пока это может спасти чью-то жизнь.
Свои идеалы Вэш не предавал. Ибо они, вояки обоих сторон, всегда убийцы, и их спокойствие, их благородство — спокойствие сытого зверя, чувствующего себя в безопасности. А гнев, ненависть, порождаемые хитрыми сплетениями пропаганды… обрушивается сейчас на него, Вэша Саверем, откинувшего фамилию ради
роли
предателя?
Может, его идеалы просто лицемерны.
И это пытаются вбить — теперь буквально. Касаясь телом боль, думать не особо приятно, но одно точно, сплевывая кровь на плиточный пол, с которого так удобно ее позже вымывать:
— Ха-ха, сэр. Я не, — глубокий вдох в попытке разогнать тягучие, вяло работающие мысли, вместе с загнанно раздувающимися легкими, — не виноват, не тратьте сил напрасно.
что это гниет? — ой, это же мы!
Вэша, покалеченного, бросили в общую камеру. Временно, ведь беседа ничего не дала — значит, будет новая, и новая, и еще одна, пока результат не удовлетворит Легато Блусаммерса. Помимо Тонгари в помещении находилось еще двое. Старик, некогда связующий, и какая-то высокая, широкая дама, лежащая на единственной лавочке. Вэш решил плюхнуться рядом с дедком и не натыкаться на лишние ссоры с излучающей жажду крови «сожительницей», что последний воспринял как приглашение к разговору.
— Оно, светило, — авторитетно вещал седой приговоренный, — грозит взорваться в любой момент, и шансов спастись нет. Апокалипсис на пороге!
Старик был радостен и кинулся обнимать новоприбывшего: у сумасшедшего, пахнущего кислым, не были завязаны руки, как у Вэша.
— Эй, эй, эй! — попытался отползти Тонгари, лихорадочно отпихиваясь ногами. Дед повторил фразу про светило, глубокими и пустыми глазами заглядывая в душу.
— Ага! Значит, судный день грядет, где все будут равны, да-да, вы правы, сэр, — подыграл Вэш, часто-часто кивая и делая прозренный вид. Бывший связующий расцепил кольцо из рук и вернулся в бывшее положение.
— Паника, знаешь ли, советник плохой, — невпопад продолжил разговор старик. — Эту прыть бы да во что-то полезное.
Женщина гаркнула на них «Окститесь! Дайте перед смертью отоспаться!» и ударила кулаком по стене — по кирпичам пошли трещины.
* * *
И мне так сладко от тебя — до омерзения,
в голове застыл гул чужого пения;
чужого, ненавистного сопения…
Я в предвкушении своего грехопадения.
© kuidzh
Прошел уже день и Вэша пугало то, какое спокойствие получилось пронести сквозь эти часы. Человек-ураган, которого, как ему самому кажется, совсем не напугать даже страшнейшей опасностью (кроме плохого отношения к еде и самую малость собак), подсознательно остерегался любых приятных волнений души и самую малость стабильности. Ведь чувство непостоянно, восприятие непостоянно, формации ума непостоянны — сознание непостоянно, как прошлое, так и будущее, не говоря уже о настоящем.[13] И хоть стабильность — неизменность — шаткая, невесомая, но какая есть и какую позволяют, Вэш сторожился ее, как что-то подозрительное и мало изученное; тревожащее. Наколотый на действительность, как бабочка на булавку, он всегда старался ловить момент и наслаждаться «сейчас», что получалось не всегда.
Тонгари наконец разлепил глаза и осмотрелся в поисках того, чем бы занять себя и понять, что сейчас вообще происходит.
Вэш косит взгляд на свою руку, не сокрытую перчаткой. Смотрит. Бледная кисть и длинные, вытянутые от игры на пианино пальцы, кривые от сломанных костей, бледные, кроме трех загорелых по линии ранее постоянно носимой перчатки, с огрубевшей кожей на подушечках и неровными ногтями; обычные руки, сильные, отравленные кармой.
Смотрит вверх. Со́лнее темя тянулось за горизонт, забирая с собой палящие лучики и свет.
Глядит вбок. Дыхание Вульфвуда сбитое, пряди темных волос прилипли ко лбу от пота, а щеки горят пунцовым оттенком. Вэш похлопал его по плечу, из-за чего Николас вздрогнул и на рефлексах двинул кулаком по подбородку нарушителя сна.
— Серьезно? Избиение на ровном месте! — прошипел Тонгари, потирая ушибленное место.
Ответа не последовало даже в виде колкости, которую можно было бы ожидать. Вэш приложил тыльную сторону ладони ко лбу майора.
— Эй, сэр, вы норма?
Не слишком сильно, но кожа ощущает то, как николасовский лоб горит, полыхает.
— Антибиотики нужны, — сказал рядовой, глядя на состояние еще находящегося в дреме мужчины, в его затуманенный взгляд. — И срочно.
— Мгм, — вяло кивнул Вульфвуд, начиная медленно вставать. — В аптечке? — сказал он скорее приказательно, чем вопросительно.
— Не-а, там только жаропонижающее и противовирусное, сэр.
— Не подойдет?
— …увы. Лучше не рисковать, ты и так много парацетамола выпил.
Николас поднялся с помощью трости и выпрямился, начиная нерасторопно отряхиваться.
— Дефицит медикаментов?
— Не настолько все плохо, сэр, — после слов Вэш порскнул от легкой смешинки. — Сам проверь, мы не сильно тратили изначальный запас…
— Еж, — серьезный тон, — нас двое, а выдали аптеку на одно рыло.
— За меня не волнуйтесь, я редко болею. Да и зато снаряги достаточно! — а вот его тон был непоколебимо весел, из-за чего свербило в носоглотке и ослепляло взгляд.
— «Достаточно» это мы отдохнули, так что двинули… — Вульфвуд вновь достал исчирканную карту из кармана и покрутился на месте, сверяясь с внутренним ориентиром, но, ни черта не поняв, он таки доверился компасу — тот лежал в кармане штанов.
— Двинули, — повторил он.
Что-то в голове засигналило об опасности, сеяло напряжение, готовность. Вэш протянул хромому майору полный в обойме автомат, сам снял с предохранителя свой «дурак», ощущая неприятное предчувствие, окутавшее голову, как паутина, а поверх еще один узел. Он перекинул сумку через тело так, чтобы при беге не пришлось придерживать.
После бури пустыню съел туман — похолодало. Конечно, все еще стояла жара, но сейчас без столь ужасной духоты можно было вдохнуть полной грудью.
Ни зги не видно. К тому же несколько минут и вот нагрянет ночь, будет новолуние или молодая луна — не суть — и настанет тьма тьмущая. И все исчезнет в туманной ночи и подреберье неба: Земля, человечество, боги и звезды, и тени. Ох, какова романтика! Была бы, не будь здесь несколько «но».
Отмахнуться от чутья Вэш не мог себе позволить: оно никогда, как некое шестое чувство, не подводило его — тот лишь позволял себе вляпаться в передряги.
Вульфвуду тоже было неспокойно.
Перед тем, как спрятаться за зенит, солнце раздробило их тени, причудливой мешаниной растелившиеся у ног, и скрылось. В неприглядном монохромном окружении не замечалось ничего, чему следовало уделить внимание. Это раздражало, накаляя и без того расшатанные нервы.
Пустыни восхитительны. Где обычные люди не найдут удовольствия, там найдут его те, кто свободен от страсти. Кочевники, казалось, совсем не ищут чувственных услад, раз решают колесить по миру в разгаре бойни, с зонами радиации и чертовой вездесущей жарой, держащейся даже тогда, когда село солнышко. Пустыня несет пропарь, посвященную Никогда-Не-Твоей-Жизни. Ноги раз через раз утопали в чревах присыпанных менее плотным песком каверн и слышались тихое ворчание, маты сквозь сжатые зубы. Вульфвуд покачивался, идя ровно меж севером и северо-западом. В направлении витиеватого WNW, на которую смотрит едва дрожащая стрелка компаса. Столь древний способ — и в век технологий. Человечество мельчает.
Вульфвуд покачивался также, как дрожала эта стрелка, и все чаще оставлял линии на песке костылем. Тыкался его носиком по песку, проверяя, есть ли колдобина.
Николас остановился и Вэш засуетился вокруг майора, мол, вдруг плохо себя чувствует? Заглянул через плечо, взгляд столкнулся с взглядом в который, интересно, раз. Вульфвуд коротко обернулся, прочертив тростью небольшую борозду, услышав смешинку Вэша.
— Ты че так весел, еж? — Вульфвуд поддразнивающе замахнулся, желая стукнуть Тонгари пыльным носом трости по костяшке его щиколотки, но Вэш ловко увернулся от тумаков. Николас не мог игнорировать его напускное веселье, заострял внимание на извечной улыбке, хоть сам не впервые, а много и часто видел притворно радостных лиц, хоть еще больше встретил голого, правдивого ужаса и исступленных криков отчаяния, но… столкнулся со столь голой ложью, будто и не ложь вовсе, а что-то другое, театр одного бездарного актера — впервые. И кого тот пытается одурачить?
— Мм? Разве? — Вэш не мог бы заметить, как у него самого искрятся глаза — горят также, как в предвкушении вчерашней встречи с взбалмошной хозяйкой салуна.
— Проехали, — не стал Вульфвуд делиться ни мыслями, ни предположениями. Тут он сверился с картой и свернул западнее, устало-разочарованно качнул головой и побрел дальше по «Бесплотной пустоши».
Какого-нибудь очертания цыганского табора сквозь туман, как он ожидал, не виднелось.
— Рядовой ежик, ты ведь что-то да знаешь?
— О чем? — его голос звенел, всем своим звуком передавая приклеенную улыбку, которую Вульфвуд практически мог видеть затылком, до того он ярко представил картину…
— Ты не умеешь играть невдупленыша, — хмыкнул майор. — О кочевниках.
— Ну-у…
— Ну…?
Вэш помотал головой, не зная, довериться ли Николасу — одному из важных фигур негласной Системы. Но, смотря на майора, потеющего от внутреннего жара, колышущегося, точно тростинка, Тонгари тоже повело.
— Обещаешь не указывать
это в отчете? — выразился он весьма крамольно, на что Николас вскинул брови, задумавшись о солдате с позывным «ураган». Слишком уж подозрительно, хотя удивленным майор не был. Вульфвуд машинально залез в карман за табаком, забывшись. Во рту была вязкая, как слизь, слюна, которую он сплюнул в песок, прежде чем ядовито, уклончиво ответить:
— Смотря чем будет это «
это».
«Отделяй зерна от плевел»: так учила школа жизни.
Разочарованно хмыкнув, губы Вэша дрогнули, но он быстро вновь ощерился в улыбке, какую показывают по обыкновению в рекламе или на стоковых фотокарточках. Он отпружинил с пятки на носок, кивнул чему-то своему и принялся суетливо бегать вокруг по большой области, время от времени постукивая каблуком по песку. Николас растерянно мотал головой, следя взглядом за суетой.
— Ты чечетку вытанцовываешь? — предположил он.
Вэш шикнул и взмахнул рукой, невербально прося помолчать: до того он был сосредоточен.
— Ищешь невзорвавшуюся мину?
— Все гораздо более прозаично… — нараспев нагнал он интриги.
— Тогда поторопись, — Вульфвуд цокнул и вальяжно оперся на трость, перенеся на нее вес ноющей стороны. Расслабленная слабость растеклась патокой по телу.
Вскоре пятка берц рядового ударилась об искомое, разнося глухой отзвук металла по округе. Песок посыпался вниз.
— Серьезно, бункер? — приблизился майор. Маскировка двери была хорошей: присыпанный песком и имитирующий эту же фактуру вход в чье-то спасительное убежище.
— Да-а, я знаю, знаю. Это достаточно заезжено и все такое, — ответил Вэш, на коленях шарясь по земле в поисках ручки. Он зацепил рычаг, похожий на кормило, крутанул. Тот мягко поддался, не издав ни одного звука. Дверца была маленькой, не такой, какую часто рисуют бункерам, скорее люк в погреб. Вэш поднял взгляд и тихо спросил: — Сэр, вы сможете спуститься? Если… все не изменилось, то там должны быть лекарства.
Это была самая странная авантюра из всех, что были на памяти Николаса Д Вульфвуда. Почему-то он доверился идее идти туда, не знаю куда и, облизнув кромку верхних зубов, надавливая кончиком языка на резец, майор скомандовал:
— Лезь первым.
— Так точно, — протянул Вэш в ответ, утрированно вытянувшись по струнке и приложив кончики пальцев к виску. Рядовой свесил ноги и нащупал перекладину, начиная спуск; сумка неприятно оттягивала его вниз, но Тонгари ящером спустился за считанную минуту.
Когда он твердо наступил подошвами на пол, диод за диодом включилось бело-голубое освещение из глубины длинного, ветвистого коридора, выглядящего, как кишка огромного чудища со своим множеством труб, проводов и подтёков влаги. Вэш едва успел отпрыгнуть, когда Вульфвуд скинул в лаз трость, точно ненужный груз, и та пролетела так близко от фигуры рядового.
— Осторожнее! — попросил Тонгари, погрозив кулаком в воздух.
От различия температур пустыни казалось, что туман проник вниз, в глубины, только за тем, чтобы следовать по пятам, ища возможность поглотить тебя без остатка. Освещение было тусклым, но Вэш не хотел доставать фонарики, не зная ещё, находятся ли здесь люди. Возможно, те давно покинули — выкурили ли их, как крыс? — спасительное место, далекое от войн. Укромный уголок. Время, даже столь малое, могло стереть целые народы, а что стоило говорить о малой общине?
Маленький пистолет грел ладонь. Предчувствие било.
Когда Вульфвуд спустился, перво-наперво он воровато перекрестился. Вэш подал ему костыль, но Николас отказался, помотав головой — трость отложили к стене. Тонгари прошел вперед майора. Дуло дурака направлено вниз, а шаги, даже крадущиеся, разносили плавное, дуальное, сугубое эхо в нутро помещения. Не пытаясь скрываться и обеззвучить шаг, Николас ритмично шел позади. Место, сокрытое от посторонних глаз. Похороненное самими людьми технологичное будущее, которое рисовали на картинках ещё века назад: погребенный шаттл, что никогда не смог бы увидеть космических далей, переделанный под бункер. Двое солдат нищего мира, любители ретро музыки, коснулись потерянного едва родившегося будущего.
Почему майор находится здесь — Вульфвуд ответить бы не смог. Уходить не хотелось.
Вослед потухали неподвижные огоньки фосфорически светящихся глаз лампочек-диодов, оставляя за спинами солдат темноту и молочное дыхание тумана. И впереди окрест в неподвижном воздухе расстилался странно напоминающий больницу или морг запах, который не добавлял желания идти в светлеющую даль. Николас не задавал вопросов: ему не хотелось сильней тревожить тревогу.
На макушку упала увесистая капля конденсата с потолка и Вульфвуд раздражительно смахнул, зачесал волосы назад.
— И долго? — буркнул он.
— Ох-х, неужели сэр боится?! — услышав сложную интонацию мужчины, Вэш на пятках развернулся и ухмыльнулся. Стоял он затылком к свету, что создавало таинственные тени, пролегающие по лицу — только на руку подразнить майора.
— Не неси чушь, лучше смотри вперед.
— Скоро придем, — уверил его Тонгари. Николас кивнул.
Не соврал. По мере продвижения коридор расширялся и рос, еще сильнее напоминая пищевод. Вокруг труб появились приваренные дополнительные пластины не самого дешевого металла, оберегая, точно доспехи. Провода уходили в стены, замотанные изолентой и сложенные по бокам, явно отсортированные кем-то дотошным. Вскоре стали виднеться громадные округлые ворота, в анфас блестят, отполированные и покрытые лаком, в такие широкие и танк пролезет. Вэш закусил ноготь и осмотрел левую сторону. Там был нацарапан квадрат, треугольник и мелкие детальки — кривой домик, — а поверх домика нарисовали, точно убогое граффити по трафарету, круг и три линии, простирающиеся под ним вертикально вниз — знакомая метка… такие по обыкновению носили безликие на одеждах. Вульфвуд часто видел этих людей, не зная ни имен, ни личностей. Те, кто предотвращал предательства; те, кто наказывал дезертиров. Реже они набирают новобранцев, порой шпионят или вычисляют «скользких». Они — материал. Заведомо мертвое мясо, что живо, пока полезно. Майор Капелла мог бы оказаться одним из них, но стал Выше, хоть и причислялись они к одной под-организации. Этот знак был предупреждением или совпадением?
Вэш до звездочек крепко зажмурился. Все в порядке: твердил он себе. Убрав пистолет, рядовой вызвал сенсорную панель, просто поднеся руку к холодному камню. Кончики пальцев летали по ней робко, но настойчиво, как бог разминал кусочек глины в первый день. Из динамика зажужжала приветственная запись, подернувшись рябью помех поверх искусственного голоса, раздались лишь противные «шшш…» и «ииииу…» перед отключкой — то Вэш вырубил звук напрочь. Пароля не стояло и ничего не было заблокировано, словно некто кричали гостям «Добро пожаловать!». Гермоворота в пару нажатий отворились, скрываясь и складываясь внутри стены. С потолка местами посыпались крошки.
— У меня к тебе много вопросов, рядовой ежик, — Вульфвуд говорил шепотом. Голос был тих, даже эхо не тронуло его, будто все, что дрожало, кричало, болело — убили, не дав родиться на свет.
Вэш сглотнул и провел рукой по щелям, в которые спряталась дверь.
— Знаю, сэр.
Николас взял двумя руками автомат, вжимая его в плечо, и прошел вперед, осматривая яркий приветливый холл. Вышколенные движения, готовность убивать… Вэш последовал за ним, прикрывая спину майору.
Никого.
Вобрав в себя воздух, Тонгари отважился и крикнул:
—
ЛУИДА? БРЭД?!
Никто не ответил.
— С дубу рухнул? Ты что творишь? — отчего то шепотом возмутился Вульфвуд.
— Ну, а вдруг просто спят, а мы без предупреждения ворвались, не знаю?! — также шепча орал Вэш.
— А если захватчики и твоих луидобрэдов сто лет в обед нет? — тем же тоном.
— Они не слабые, да и… — Тонгари помотал головой и усмехнулся, продолжая тихий говор. — Почему мы вообще шепчем, сэр?
Вульфвуд махнул рукой и принялся осматриваться из человеческого любопытства. Вэш продолжил попытки докричаться:
— Есть кто?!
Вульфвуд воспринимал это подземное здание, довольно большое для привычных бункеров, как что-то между музеем и будущей усыпальницей. Да и не бункер вовсе. Космические корабли, шаттлы он никогда не видел, лишь так, по рассказам не самых здоровых головой коллег. Единственное, к кому он мог прислушаться, это ему пару раз Ливио пересказывал: начитался, наслушался, и делился всем подряд.
Николас протер рукавом и так чистую, но запотевшую стену сложного материала, чтобы рассмотреть надпись.
SEEDS.
«Братец Нико, а ты знал?!» — он тихий, робкий. Захотелось погладить волосы Ливио, за руку взять. Потрепать, точно щеночка.
«Эх, плакса, всему ты веришь! Да, ты уже говорил. Что-то грандиозное не удалось».
«А может и не было этого?» — сияющие от влаги глаза, как наяву.
— А может и было… — выдохнул Вульфвуд вслух.
Он провел рукой по очертанию жирной змеевидной буквы, на что стена екнула, открывая проход в тоннель — к другим помещениям из центрального. Майор отошел и дверь закрылась. Датчики стояли везде, но работали раз через раз.
Идти туда Николас не решился и, развернувшись, вяло нагнал горланящего имена Вэша. Рядовой волновался за своих знакомых — то любому понятно. Вульфвуд уперся окаменевшей спиной в стену. Сердце взламывало грудную клетку, и будто кто-то тыкал острым, щупал ребра, пытался пролезть между. Дышалось трудно, натужно; так и фокус, сосредоточенность потерять можно. Он провел рукой по выросшей колючей щетине.
— Еж, ну чего ты извелся, — хрипло сказал Николас. Вэш застыл с надутыми щеками на вдохе. — Займись делом. Где тут подлечиться?
— Ах… Сюда!
Тонгари провел его в другой тоннель, будто майор был гостем в чужом доме.
Здесь были жилые комнаты, о чем свидетельствовали таблички с именами подле номеров на раздвижных дверях. Вэш не остановился здесь, даже не глядел в стороны: только вперед и изредка проверял, поспевает ли за ним майор. Вульфвуд не жаловался, но сознание ускользало, как сквозь сито.
Медпункт шаттла был по соседству. Вэш поставил пистолет на предохранитель и убрал его в глубокий карман шорт, поправил неприятно впившиеся подтяжки и лямку сумки, перебросив баул с одного плеча на другой.
Ни души не видно; жители бункера словно испарились. Сбежали, забрав лишь личное-необходимое? Здесь пахло иначе, и лампочки в комнате горели ярче, белее, по-особенному. И пол — плитка — точно такая, с которой удобно кровь вытирать — блестит, звенит этой пустой стерильностью. Вэш торопливо достал из недр выдвижного прямо из стены ящика широкий контейнер — это аптечка. Сел на кушетку, ближайшую из пяти, и похлопал по месту рядом с собой.
— Сядь, — он прокашлялся, прогоняя хрипотцу, а после шепотом: — сядь, пожалуйста.
Нелепый рядовой, неловкий — и такое чувство, что он с ним, Вульфвудом, заодно. На единственном столе стрелками шуршали снятые со стены ходики: механизм, стекляшка в желтой пластмассе.
Тик-так, тик-так.
Сесть рядом, обнажиться, и пока Вэш осматривает рану, говорит что-то, выносит вердикт; невзначай причаститься пальцам первопричины.
И вот так, тик-так — гирьки простых часов об стенки.
Николас машинально взял поданный Вэшем стакан с водой и запил таблетку. Он не заметил даже, как рядовой уходил куда-то из комнаты, ведь кулер внутри медпункта был опустелым. Края раны разошлись, вспухли и сейчас, увы, сочились — не стоило напрягать и тревожить долгой ходьбой и, тем более, спуском. Уже не жгло, бедро онемело, и гнусная, горящая и сверлящая боль отошла. Лишь неприятно саднило.
— Надо перештопать, — перебил Вэш тиканье ходиков, в перешепоте стерег он бессловие. Вульфвуд кивнул ему. Дренирования пришлось избегать, рану лишь щедро полили фурацилином.
Тик-так: дрожали руки, вдевавшие в хирургическое игольное ушко кетгут. Тик: мимо.
— Нервничаешь, горе медбрат? — Николас положил широкую смуглую ладонь на макушку рядового.
Вэш вздрагивал при каждом прикосновении, и было практически больно от непривычной ласки, словно от удара. Но Вульфвуд нерешительно коснулся его головы и, словно это было знаком неотразимой власти, свободно и смело забегали пальцы по волосам, ероша, поглаживая и почесывая, перебирая пряди, отвлекая. Светлые волосы лоснились, словно атлас, хоть и были по фактуре своей шероховатыми, колючими, как пшено — странная двойственность в мелочах, так идущая Тонгари. Его рука ушла вскользь, вновь не попал кончик синтетической нити в искомое.
— Колючка, я в порядке, ты чего распереживался?
— Секунду, — выдохнул Вэш. Он каждый раз волновался. Одно дело — себе, другим же…
Вал циферблата, стрелка с постукиванием скользит по волне времени. Попал. Руки вернулись под контроль, и тогда незнакомая ласка с волос пропала. Майор вцепился в кушетку.
— Ты доверяешь этому месту, — Вульфвуд решил переключить внимание на говор, отвлекаясь от боли первого стежка. Сглатывая слюну во рту, он старался сохранять внешнюю безучастность в попытке оказаться тенью своей фигуры, не морщиться и не издавать звуков. Николас перевел взгляд, ища на потолке Ихтиса, тихо прошептал отче наш. Нашел в отражении белого блондинистую макушку на закрае двух косноязычных жизней.
— Я почти тут жил, — откровенничал Тонгари. Из него вырвался короткий и громкий смешок, то полубезумное веселье, царящее в нем: — «Дом».
Последующие стежки, утягивающий края небольшой, но глубокой раны, оказались больнее, и Николас не удержал молчания. Под глухие шипения и проклятия через молитвы на мертвом языке Вэш закончил лечение.
— С-с-с-сука, — выдохнул Вульфвуд, морщась.
— Все, все, — залепетал Тонгари, делая крепкий узелок и отрезая излишку кетгута. Он встал и сжал плечо Николаса, прежде чем отойти к выходу. — Пойду с кодом повожусь, перекрою доступ.
— И каким образом? — кашлянул майор. Вэш лишь улыбнулся и покинул медпункт.
Но едва он вышел из помещения, как его встретили удивленные чумазые незнакомцы.
Немного: компания из шести человек. В своих особенных бадавийских платьях, простых и первобытных в сути, но не лишенных странного изыска буржуазного минимализма, напоминая одновременно с этим кроем дикарей. Со своими особенными лицами, точно сделанными из глины и украшенными свалявшейся шерстью вместо волос, под нищей пустыней. Со старенькими пушками наперевес, в которых встроенные высокотехнологичные прицелы, у каждого от малого до взрослого… Они походили на рабов древнего мира, закинутых не в ту эпоху.
Бадави в секунду вскинули оружие, щелкнули предохранителем. Дула окольцевали голову Вэша.
— Ой-йой, — икнул Тонгари, вытягивая лицо. Он медленно поднял руки вверх и легким тоном проблеял: — Здравствуйте?
Радость от встречи — как странно — не разделили.
