Связанные корнями

Когда двадцатичетырехлетний Арсений впервые увидел на фотографии новорожденного племянника, он буквально обезумел. Небесный ангел утешения смотрел на Арса зелеными глазами-бусинками, маленькими пальчиками сжимая бежевую теплую пеленку. На фотоснимке были изображены еще нежно-улыбающийся Павел и радостная Майя, но двухмесячный Антон затмил их своим сиянием, а аромат теплого молока, новой отглаженной одежды мальчика как будто сквозь снимок проникал прямо в нос молодого человека, заставляя того по-настоящему задыхаться от переполняемых эмоций. Такого Арсений еще никогда не испытывал. Когда мать прислала очередное письмо, он еще не знал о долгожданной новости. Но стоило только мельком увидеть на глянцевой бумаге такое светлое и нежное создание, Арс оцепенел. Руки его задрожали, и он быстро выпустил из своей хватки фотографию, чтобы не помять ее, не испортить, сохранить. Младший Шастун знал, что у его брата когда-нибудь кто-то и родится, но только сейчас до него дошло, что это реальность. Ужас ситуации обрушился на него холодной волной от осознания того, что он проведет в этой закрытой клинике всю свою жизнь, так и не увидев долгожданного племянника. Не почувствует его аромат, не сможет заглянуть в болотные глаза, не расскажет о своей жизни или чему-то научить. Находясь в замешательстве, он тогда встал со своего скрипучего стула, еле как передвигая тяжелыми ногами, дошел до запертой двери его «комнаты» и прислонился вспотевшим лбом к металлическому каркасу, загнанно дыша. — Я хочу увидеть его, — безумно прошептал он, сверкая яркими глазами. — Боюсь, в этом месяце тебе гостей уже принимать нельзя, Арсений, — неожиданно раздался немного усталый баритон его лечащего врача. Дмитрий Темурович подошел поближе к двери, смотря в маленькое окошко, через которое обычно передают письма или другие атрибуты. — Следующего посетителя разрешено принять только через три недели. — А я хочу сейчас! — завопил, словно раненый зверь, Арсений, барабаня по металлу. Он не чувствовал боли от ударов, не замечал, как на двери появляются мазки крови. Поломанный мозг от новой информации загорелся, превращаясь в опасное огнище. Виски мерзко запульсировали, а перед ошалевшими глазами искры начали взрываться. Молодой человек весь горел, и потушить этот пожар он не мог. Позже Позов позовет в наблюдательную палату Арса двух санитаров, которые смогут скрутить брюнета, чуть ли не ломая тому руки. За ними же следом прибежит молодая медсестра с уже наполненным успокоительным в шприце. Арса повели к койке с железными обрешетками, с помощью которых его обычно привязывали, чтобы молодой человек не дергался. Но сегодня был особенный случай. Он вырывался, рычал, дергался. Крик его доходил чуть ли не до конца коридора, подстегивая остальных пациентов клиники также вопить. Медсестра подошла к уже связанному Арсу, убирая пластиковую крышечку от тонкой иглы. Стоило ей только наклониться, как молодой человек вытянул шею, от чего та даже хрустнула. Он зарычал так яростно, что хладнокровная женщина растерялась от такого напора. И из-за ее секундного промедления Арсению выпал шанс. Он рывком приблизил свое лицо к ней и зубами вцепился в ее руку, истошно рыча. Раздался женский крик. Оба санитара моментально подбежали к ним, пытаясь отцепить его от жертвы. Но Арс настолько сильно зубами вгрызся в кожу медсестры, как будто у него челюсти сомкнулись, как у охотничьей собаки. Та продолжала кричать, пугая Позова и радуя Арса. — Вырубайте его, — дал спокойный приказ Дмитрий Темурович, наблюдая, как с каждой секундой Шастун становится все безумнее и безумнее. Арсения оглушили легким ударом по виску, и он наконец-то выпустил несчастную руку женщины. Укус был настолько сильным, что на его клыках остались кусочки кожи и капли крови. Она медленно стекала с уголка его улыбающегося рта. Он дышал загнанно, но торжествующе. Воспаленные нездоровым блеском глаза смотрели на медсестру. Женщина плакала. Зажимала здоровой рукой прокушенную и направлялась к выходу тяжелыми шагами. Теперь она точно не зайдет больше в эту палату. — Я же сказал, вырубайте его, — уже холодно поворчал Позов, не прекращая смотреть на пациента. Санитары не ослушались приказа и снова приблизились к лежачему. Один из них молча прижал молодого человека к спальному месту, а второй нанес кулак для удара. Они всегда выполняли приказы главного лечащего врача, даже если его способы лечения были плохи и ужасны. — Я все равно его увижу, — безумно прошептал Арс, сверкая голубыми глазами. После удара настала темнота.

***

Стекающие по телу струи горячей воды успокаивали, но не настолько, чтобы отвлечь Антона от произошедшего. Тем не менее, привычно моясь под душем, Шаст не мог избавиться от странного ощущения, чувствуя себя одновременно и брошенным, и не совсем одним. Он все-таки упал с каната прямо в яму. Но там, на дне, его уже давно ждали — холодные мужские руки и два ярких алмаза, сверкающих в темноте. Когда Антон закрывал глаза, чтобы слегка отгородиться от действительности, ему казалось, будто он чувствовал присутствие дяди в комнате. Мужчина был призраком на самой границе его восприятия, дыша прямо в затылок парня. Шатен вышел из ванной комнаты, немного шатаясь и вытирая влажные кудри чистым полотенцем. Завтра снова в школу, в этот душный кабинет, наполненный детьми в пубертате. И контрольная по химии. Перед смертью Алексей оказался полезным — дал Антону вопросы, которые будут в тесте. «Хоть какая-то отрада от завтрашнего дня», — подумал мальчик, переодеваясь в сухую кофту и спортивные шорты ниже колена. Летняя жара подбиралась незаметно, а в открытые окна уже пробивался аромат почти созревших яблок из сада. Он манил за собой мальчика, просил прийти на ту цветущую территорию и пропасть там. — Завтрак готов, Антон, — внезапно раздался голос дяди за запертой дверью парня. Шаст испуганно вздрогнул, роняя помятый листок с вопросами по тесту. Он кашлянул, робко поднял лист с пола и взглянул паникующим взглядом на темную дверь. Как будто дядя Арс сейчас волшебным образом отопрет ее, сломает золотистую ручку и войдет в комнату мальчика, как всегда слабо улыбаясь и прожигая племянника странным взглядом. — Х-хорошо, скоро спущусь, — проблеял он, словно слабая овчарка. По ту сторону двери ничего не ответили. Только страшное молчание в этом огромном особняке появилось. Спустя несколько секунд послышались удаляющиеся шаги. Дядя ушел, давая племяннику собраться с мыслями, подготовиться к встрече внизу и выйти, холодно смотря на всех. Антон сел на кровать, не в силах стоять стойко и ровно. Колени его задрожали, а в руках появился тремор. Он не знал, что делать, как теперь вести себя рядом с родным человеком, который поцеловал его. «Это неправильно. Это плохо... Это должно быть отвратительно», — стискивая свои пальцы, угрюмо думал Шаст. Все его мысли об убийстве Леши ушли на второй план, а прикосновение мужских губ к его заняло всю голову. Ощущение, будто он до сих пор сидит сейчас в этом мягком кресле, а напротив — дядя, зажавший своими кровавыми ладонями, от которых несло запахом смерти. «Убийство оказывается, не так страшно, как воссоединение родственных душ». Виски запекло. Парень кончиками пальцев прикоснулся к ним, немного давя на больные точки. Они буквально пылали, давили на воспаленный мозг, загоняя сознание Антона вглубь. Перед глазами начали взрываться фейерверки, и Шаст резко поднял голову, быстро моргая, чтобы отогнать марево в глазах. Но стало только хуже. Там, где было открыто окно и дул легкий ветерок, из-за которого белые тюли развевались — кто-то стоял. Темная фигура спряталась за тюлями, пугая застывшего парня. Антон оцепенел, сжимая побелевшими пальцами обивку одеяла и замедляя собственное дыхание. Черные зрачки сузились до маленьких точек от страха, и парень очень медленно перевел стеклянный взгляд к открытому окну. «Какого черта?», — резко задал вопрос себе или темной фигуре Шастун. «Какого черта там стоит папа?» Фигура, спрятанная за тонкими шторами, очень сильно походила на отца. На папу Антона. Он стоял там, в темно-синем костюме, сложа руки за спину и прожигая собственного сына ледяным взглядом. Призрак подсознания молчал, но шатен знал, что отец им недоволен. Нет, — расстроен. Как только прозрачная тюль шевельнулась из-за ветра, фигура моментально исчезла, а Антон испуганно вскочил с кровати, бежа в ванную. Его колени до сих пор дрожали, когда он резко приземлился ими на отполированную плитку, руками хватаясь за пластиковый ободок унитаза. Глотка сжималась и горела, вытесняя из себя вязкую желчь. Антон задыхался от тошноты, его буквально рвало ничем. «Печальные» слезы покатились из красных глаз, горькими каплями проникая в уголки губ мальчика. «Папа, папа, папа…», — словно зуд на коре мозга всплывали слова. Антон зажмурился, откидываясь спиной на плиточную стену и откидывая голову к потолку. Тихие всхлипы снова заполнили комнату. Теперь она всегда будет слушать горькую симфонию поломанного мальчика. Горло саднило, а горький привкус желчи как будто наполнил всю полость рта. Бурные рыдания перешли на новый уровень, увлажняя покрасневшее лицо Шаста солеными ручейками. Сердце у Антона разрывалось, ошметками застревая в ребрах. У него его больше нет, только поломанный мозг остался верным спутником мальчика. «Это просто галлюцинации. Это все из-за мозга. Я просто не выспался», — сам себя пытался успокоить Антон, зарываясь в непослушную шевелюру бледными пальцами. «Неужели он теперь будет тут всегда?», — не знал про кого шатен так говорил: про дядю или отца. Находиться рядом с дядей Арсом было опасно, от него прямо веет запахом смерти. А видеть призрак, которым является твой отец — еще страшнее. Воспаленный мозг решил устроить день смерти для хозяина, загоняя того в собственную ловушку поломанного разума. Если этот разум вообще еще остался. — Антон! Ты скоро?! — вот и раздался голос матери. Только ее тут не хватало. Шастун еле как встал, держась за керамическую раковину. Он прочистил горло, морщась от привкуса рвоты, и кашлянул. — Да, я в туалете. Скоро спущусь! — хрипло крикнул он, прикрывая уставшие глаза. — Хорошо, мы тебя ждем! — мать ушла, как будто специально громко наступая на ковер острыми шпильками. Надо срочно спускаться вниз, пока эти двое не выломали дверь и не зашли сюда. Антон оттолкнулся от раковины, быстро прополоскал полость рта холодной водой и, немного шатаясь, вышел из ванны. Как в замедленной съемке, он повернул голову к окну, но там никого не оказалось. Хрипло вздохнув, шатен отвернулся от него, подошел к двери и отпер ее, выходя в коридор. По мере того, как он спускался на первый этаж, он все отчетливее слышал беседу мамы и дяди в столовой. Антон остановился в дверях, пустыми глазами разглядывая семью. Майя сидела за столом, немного опухшая из-за вчерашней встречи с подругами. Она аккуратно ела свежие тарталетки с какой-то ягодной начинкой. Похоже, дядя Арс их готовил с самого раннего утра, заваривая еще и ягодный чай. Мужчина стоял возле стула Антона, раскладывая столовые приборы для своего племянника. Лучи солнца освещали его крепкую фигуру, а рубашка-поло обтягивала каждый рельеф его мышц. Все его движения, походка, эмоции — все было выполнено идеально, с выражением абсолютной, невинной искренности в глазах, но если смотреть очень глубоко, под маской положительного персонажа Антон мог увидеть идеального убийцу; кукловода. И Антон попал под его контроль, стал его собственной бабочкой, а он — коллекционером, который не будет убивать его, а сохранит, даст расправить крылья новому убийце. — Ты почему там стоишь, Антоша? Тебя так долго не было! — воскликнула мама, замечая тихого сына, прожигающего темным взглядом брюнета. — Проходи, присаживайся! Твой дядя приготовил прекрасный десерт! Жалко, что мне придется после этого завтрака сесть на недолгую диету. Антон фыркнул, переводя взгляд на маму. Он подошел к своему месту, где до сих пор стоял Арсений. Мужчина отодвинул дубовый стул для него, крепко держа деревянную спинку. Мальчик чувствовал, что дядя смотрит на него ледяными глазами, пожирает, дыру в нем делает, чтобы потом проникнуть в его внутренности и там самолично все уничтожить, чтобы мальчик только им был заполнен. Шаст сел на отодвинутый стул так медленно, чтобы его плечи не коснулись мужских рук, но дядя все-таки прикоснулся к нему. Пододвинул Антона ближе к столу, потом обе ладони положил на хрупкие плечи, пальцами сжимая их. Стало больно, но не сильно. Внутри было больнее. — Кушай, Тоша, — словно приказал Арсений, наклоняясь к племяннику. Антон сглотнул вязкую слюну, до сих пор ощущая горькость во рту, и кивнул. — Спасибо, — поблагодарил он дядю, беря вилку в руку. Он так и замер с ней, ощущая руки мужчины на плечах. Руками вот-вот сломает его и так треснутое тело. Тишина резала уши, мама спокойно завтракала, опустив голову к тарелке; совсем не замечала картины перед собой, полностью поглощенная в своих воспоминаниях, где прижималась к двери Арса. Арсений немного поднял голову, носом утыкаясь в медовые кудри мальчика и вдыхая тонкие нотки паники. Антон, почувствовав, что его нюхают, резко повернул голову к дяде, со злостью в глазах встречаясь с лицом дяди. Мужчина плотоядно улыбался, смотря прямо в болотные глаза. Он убрал одну руку от плеча и прикоснулся к бледной щеке племянника. Провел костяшками от пульсирующего виска вниз по мягкой щеке и остановился у губ. Смотрел так парализующе, не боясь присутствия Майи. — Кушай, мой мальчик, — прошептал он, обжигая ухо Шаста жаром слов. Антон нахмурился, отворачиваясь от него и тем самым прерывая поглаживания по щеке. Арсений усмехнулся, подняв уголок губ вверх. Выпрямился и прошел к своему стулу, присаживаясь на место отца — в середине стола; во главе стола, где и было место хозяина. Шастун на это никак не отреагировал, только губы сжал зло и вилкой сломал сметанную тарталетку. Образ расстроенного отца до сих пор стоял перед глазами. Теперь голову мальчика наполнили не только мертвые бабочки, но и Леша с папой. «Я становлюсь сумасшедшим. Прямо как он», — яростно подумал шатен, кидая испепеляющий взгляд на дядю. «Кто он такой?» — Ох, спасибо большое за вкусный завтрак, Арс, — неожиданно прервали размышления Антона голос матери. Он вскинул голову, с паникой наблюдая, как она встает из-за стола, с улыбкой прощаясь с дядей. — Боюсь, вчерашняя встреча прошла слишком хорошо. Я останусь у себя в комнате до вечера. Извиняюсь, что покидаю вас, мальчики. — Ничего страшного, Майя. Ты должна хорошо отдохнуть, — согласился с ней Арс, вставая ради приличия вместе с женщиной. Антон так и остался сидеть на своем месте, кидая раскрытые глаза то на маму, то на дядю. Она сейчас уйдет, и он останется наедине с ним. Пальцы сжали серебро, ощущая, как ножка вилки впивается в нежную мягкость ладони. — Полежи у себя, поспи. Ужин для нас я приготовлю… За Антона не волнуйся, мы найдем, чем нам заняться. Шастун взглянул на дядю. Мужчина смотрел на него, не моргая и улыбаясь так коварно и хитро. Он снова что-то придумал, и Антону придется участвовать в этом спектакле. Спустя минуту они остались в столовой вдвоем. Мальчик так и сидел, сжимая вилку под столом и смотря на поломанную тарталетку. Арсений стоял напротив, положа руки на спинку стула. Смотрел на племянника, слабо улыбаясь. — Я понимаю твое состояние сейчас, — прервал тишину мужчина, немного щурясь. Голос его не выражал сострадания или горя, наоборот, был пропитан удовольствием и одобрением. Он до сих пор радовался открытости мальчика, чуть ли не светясь при этом. — Какое состояние? — спросил Шаст, поднимая тяжелый взгляд на дядю. Пальцы гладили теплое серебро, этими движениями пытаясь успокоить подсознание мальчика. — У меня уже такое было, — начал пояснять мужчина, обходя стол и рукой прикасаясь к поверхности стола. Антон наблюдал, как он прикасается к белой скатерти, оставленной посуде, спинкам стула и, наконец, к плечу племянника. Мужчина остановился возле него, отодвигая стул и присаживаясь на него, кладя ногу на ногу, но руку не отрывая от плеча. — У тебя психогенный шок из-за тяжелого нервного потрясения, — объяснил он, наклоняясь к застывшему Шасту. Антон задержал дыхание, когда мужская рука поползла ниже к локтю, оглаживая его конечность. Пальцы остановились у холодной ладони. Арсений притронулся к пальцам мальчика, медленно разжимая их и вытаскивая из мертвой хватки бедную вилку. — Я понимаю тебя так, как ты едва ли понимаешь себя сам, — вилка с тихим звоном опустилась на тарелку. — Появившийся из ниоткуда дядя; первое убийство… Последствия произошедшего плохи. Может быть боль, осознание своего поступка. Ты разрываешься между собой настоящим и собой нормальным… Также возможны галлюцинации… На последнем слове Антон резко повернул голову к дяде, раскрытыми в ужасе глазами смотря на него. Сдал себя, показал панику, что не может управлять собой, не справляется с новым телом. Арсений успокаивающе улыбнулся, поднял ладонь и положил на затылок Шаста, пальцами зарываясь в светлые прядки. — Но не бойся. Я рядом с тобой. Я помогу тебе… А все остальное скоро пройдет, если ты примешь себя и меня. Ладонь мальчика жгло от недавнего прикосновения. Антон нервно облизнул губы, замечая, как мужчина проследил за его языком и прищурился. «Разве семья так делает?» — Я убил человека. Я теперь способен на что-то ужасное. Причинять вред другим? Убивать людей? — При определенном стечении обстоятельств на убийство способен каждый. Даже тот одноклассник мог убить кого-то. По неосторожности, может быть, но убить. Например, тебя. Антон закрыл глаза, отворачиваясь от дяди. Этот ответ толкнул его глубже в пропасть. Голова снова начала раскалываться от боли, ему казалось, словно он прижимается лбом к расплавленному железу. Его мозг предал его, полыхая в огне. — Я не хочу так, — прошептал он загнанно, открывая глаза и встречаясь с холодным океаном глаз. Арсений цыкнул, руку передвинул на шею племянника, лицом придвигаясь ближе и останавливаясь, когда его нос коснулся носа Антона. — Не обманывай себя, мой мальчик. Вспомни, что ты тогда почувствовал, когда убил его. Власть… А дальше будет больше. Ты ощутишь тоже, что и я. Антон шумно задышал. Даже воздух, который он вдыхал, кажется, мгновенно нагревался внутри, обжигая пересохшие губы на выдохе. Он весь горел от безумства. Арсений уткнулся своим лбом к его горячему, сразу же сжимая губы и хмурясь. — Похоже, последствия оказались слишком болезненные, — выдохнул он в губы Антона. Мужчина замолк, приоткрывая рот, кончиками губ почти прикасаясь к горячим губам парня. — Завтра в школу не пойдешь. Я схожу утром к твоему учителю, передам, что ты приболел. Со справкой я разберусь… Посидишь дома со мной неделю. Ни слова про мать. Антон молча кивнул, не в силах что-либо сказать или спросить. Спорить он даже с ним не думает. Знает, что опасно. — Молодец, — одобрительно протянул Арс, пальцами поглаживая горячую вену на тонкой шее. Уже сейчас хотелось в нее зубами вгрызться, оставить следы зубов и пятна от губ. Прикоснуться к ней губами, ощущая ими пульсацию вены. Антон видел, как голубые глаза мужчины меняются. Становятся яркими, с искрами в зрачках. Они были направлены на его шею, где мужская рука сжимала ее, походя на ошейник. Шатен открыл рот, чтобы поблагодарить за завтрак, как Арсений резко и без слов наклонился к его шее. Горячий язык проходит по бледной коже от места под ухом и до основания шеи, собирая запах парня. Антон дернулся, всхлипывая и раскрывая глаза. Мужчина прильнул губами к шее, вдыхая аромат горящего тела и ощущая ртом пульсацию артерии. Брюнет не мог заставить себя разорвать физический контакт. Он стал целовать бедную шею Антона, покрывая уже дрожащую и гусиную от мурашек кожу слепыми и как будто отчаянными поцелуями. Мужчина разрывает интимный контакт, исподлобья смотря пылающими глазами на изумленного племянника. Взгляд его пугал, он буквально горел и полыхал, как мозг Антона сейчас. Дядя пару раз моргает, приходя в себя. Он отодвигается от шатена, уже по-старому улыбаясь: слабо и почти по-настоящему. Выражение лица было спокойно, но в глазах до сих пор горели искры. Антон беспомощно откинулся на спинку, заметно бледнея, чувствуя сильную слабость и жжение на шее от поцелуев. Красноватые следы вот-вот нальются цветами Млечного пути, привлекая своей красотой холодные глаза океана. Шаст отсутствующим взглядом посмотрел на дядю, в сущности ничего перед собой не замечая. — Зачем ты это делаешь? — тихо спросил он, как будто спрашивал страшный секрет. Потрясения и ужаса от этого он уже не чувствовал. Смирился… Арсений усмехнулся, тоже откидываясь спиной на деревянную спинку. — Мы оба далеки от общества. Мы предпочитаем себе подобных… Тебя никто не сможет понять и полюбить так, как я, Антон… Только когда дядя уйдет из столовой, забирая с собой тарелку племянника, Антон руками потянет подол свитера пониже, прикрывая безразмерной одеждой бугорок под шортами. «Я отвратителен сам себе».