1382 год
V
Московский внимательно осматривал город. У ворот стояли люди с обнаженным оружием, никого не выпускали из города – так решили на вече. Начались распри, от распрей дошло до разбоя и грабежа: кто хотел бежать вон из города – тех не пускали – били и грабили. Дозволено было отбыть только княжеской семье и высокопоставленным людям. Парубок про себя усмехнулся, не мог он уехать, не собирался сбегать и оставлять погибать свой народ. Куликовская битва дала им большую почву для рождения независимости. Это была важная победа. Но они не были готовы. Московский был в ярости, узнав о предательстве рязанского княжества. Но больше злило лишь то, что они были застигнуты врасплох. Позже Донской отбыл в Кострому, чтобы собрать армию. Его двоюродный брат Владимир Андреевич Храбрый тоже стал собирать войска в Волоке Ламском. Но все-таки что-то не давало покоя Москве. Довольно быстро Остей принял начальство, укрепил кремль и затворился в нём с москвичами. Люди из московских окрестностей быстро стекались в столицу, чтобы укрыться за крепкими стенами кремля. Доступа к информации у Миши как таковой не было, но что было точно ясно – Москву готовили к осаде. Одни молились в церквях день и ночь, другие вскрывали погреба бояр и хорошо живших людей, которые ранее покинули город, выносили вино и мед. И напивались допьяна, и насмехались над татарами. Московский понимал, что это ни к чему хорошему не приведет, но не препятствовал. Никто не препятствовал.23 августа 1382 год
Передовой отряд Тохтамыша подошёл к Москве. Приблизившись к стенам, ордынцы спросили горожан: — Есть ли в городе Великий князь Дмитрий? — Нет тут его, — выкрикнули люди. Не поверив, они объехали город вокруг. Осмотрели ворота, башни, подступы и ров. Ничего и никого так и не нашли. В кабаке люди припоминали это происшествие, называя отряд нелестными словами. Хотя в воздухе витало что-то такое... Тревожное. Люди были настроены на скорую битву. Все были готовы сорваться в любую минуту. — Нечего нам бояться татар, город у нас каменный, крепкий, не смогут они пролезть –выстоим. А они вдвойне испугаются, тут мы, а с другой стороны войска княжеские! Потом как псы, поджав хвосты в степь убегут, — под радостные возгласы товарищей выкрикнул уже совсем красный мужчина. А Миша слушал настроение народа. Иногда даже что-то свое добавлял. И в самом деле, людские сердца горели за свое будущее. Набираясь храбрости, горожане открыто оскорбляли и хвастались перед татарами. А те в ответ грозились саблями. Через некоторое время и вовсе отступили от города.24 августа 1382 год
Подошли основные силы ордынцев. Татары пускали стрелы как дождь, поражая люд, всячески пытаясь залезть на стены. Но горожане лили на них из ведер и котлов горячую воду, стреляли из лука, кидали камнями и препятствовали неприятелям. На удивление все держались сносно. Московский легко улыбнулся, уловив взгляд пораженного знатного князя татарского, который вскоре камнем свалился на землю.25 августа 1382 год
Безрезультатный штурм Москвы. Под командованием Остея, ордынцы отступили.26 августа 1382 год
Через некоторые время к городским стенам подошла делегация. При них так же находились сыновья Суздальского князя, Василий и Семен, приходившиеся родными братьями жене Московского князя. — Царь хочет жаловать вас, потому что вы не виноваты: не на вас пришел царь, а на князя Димитрия, от вас же он требует только, чтоб вы встретили его с князем Остеем и поднесли небольшие дары; хочется ему поглядеть на ваш город и побывать в нем, а вам даст мир и любовь, — баритоном проговорил делегат. Люди не верили. Да и Миша тоже. Народ на минуту затих, а потом последовала ругань. — С чего это нам вам верить!? — выкрикнула женщина. — Тут явная ловушка! Вы хоть вслушайтесь... — кричал купец, но новая новость прервала его. — Верьте нам! Мы ваши князья христианские, вам в том клянемся, — слова делегации подтвердили нижегородские княжичи Василий и Семен. Это конечно же не принесло к чему-то существенному, думал Москва. Люд так же открыто насмехались, но разногласия все-таки были. Им хотелось скорее закончить, даже если это обернется взятием города, может так будет даже лучше! Московской лишь криво склонил голову. Это был точный обман, тут они лишь сами за себя. Уже научен был горьким опытом. Но как только он хотел открыть рот, тут послышался скрип городских ворот, как гром среди ясного неба, юноша опешил. И вправду городские ворота медленно открывались. Московский от растерянности выронил лук. Он был уверен, что этого не произойдет. Слишком поспешное решение. Сборище люда окружили выход из кремля и заняли это место, почти никого не подпуская, они медленно открывали важный проход в сердце Москвы. Люди среагировали быстро. Горожане окружили толпу, началась незамедлительная драка. Проход вновь начали закрывать. “Впрочем, это были господа, что решили действовать по своему указу. Их ждет наказание”, — Миша скривил нос, — “До чего же идиоты, смеют сами все решать”. Небольшая группа людей все еще обменивались кулаками, пока в обиход не вошло лезвие, что появилось непонятно откуда. Пролилась кровь, хоть и не первая, но темнее всех. Постояв пару секунд, с виду молодой юноша замертво упал. Благодаря суматохе, люди, что находились в толпе, не заметили этого. Они продолжали звереть с каждым ударом, с каждым треском, хрустом, криком. Миша оглянулся, переговоры продолжаются, словно никто и слышит агонию этих людей. Но Москва знает, они точно слышат. Юноша вздохнул и начал искать очами новоприбывшего князя, поговорить нужно. Не видно его, вроде тут был, а теперь пропал куда-то. Михаил дошел до места, где недавно стоял Остей и спросил мужчину, который полноценно занял его место. — Где князь Остей? — Господин пошел в сторону храма, — почтительно склонил голову человек. Миша сорвался с ног и побежал в сторону храма. По пути злился все больше и больше, почему не уведомили его? Они поступают столь высокомерным образом дальше ведя себя в могилу. Такие безалаберные решения его ни капли не устраивали. Он втискивался сквозь прослойку людей, что подходили на помощь затеявшим бойню. И уже через некоторое время, весь в поту он добежал до храма. “Орда не станет ждать”, — сам себе проговорил Московский. На входе стояли люди с оружием, зримо сторожи. Миша подошел почти вплотную к одному и медленно, по слогам сказал: — Мне нужен князь Остей, — остальное их волновать не должно. Несмотря на свой не высокий рост и вид, словно он проходит отрока, его прекрасно знали. Кто он и как с ним следует говорить, — Михаил Юрьевич спрашивает. — Тебе не положено, — высокий мужчина нахмурился, и стоящий рядом страж тоже как-то не добро взглянули на Московского. — Мне как раз положено. Этот город, полностью касается меня, — скрипя зубами, сказал Москва. Михаил попытался пройти мимо них в здание, но его схватили за руку и потянули назад. Московский выхватил свой кинжал и резанул по руке сторожа. Тот упустил руку юноши и прижал увечье к груди, немного оторопев, второй страж направил саблю в горло Михаила. — Уходи, — грозным басом приказал второй мужчина. Миша поднял руки и выбросил кинжал в другую сторону от входа. Боль он терпеть не мог, знает, что останется жив в любом исходе, но рисковать сейчас не нужно. Под напором лезвия юноша начал отходить дальше и дальше. Сторож опустил оружие и вновь отошел ко входу, так же внимательно приглядывая за Москвой. Тот поднял кинжал и пошел в обратную сторону, к крепости. Миша обдумывал все. Остея он не нашел, а там успели и охрану поставить. Его не пускали, странно... Похоже все-таки какая-то крыса пробралась к ним. И затворились в месте, где собрание веча проводили. И так в раздумьях юноша наконец дошел до огромной стены. Все было тихо... “Неужто все еще переговоры идут”, — Московский трусцой добежал до своего прежнего места и взглянул на другую сторону стены. Вроде как закончились, непонятно, когда и чем. — В чем дело? — Спросил Миша у рядом стоявшей женщины, она обернулась и хриплым голосом сказала, — Гос... — Но ее прервали агрессивные крики, доносящиеся из крепости. Москва озадачено склонил голову в сторону врагов, под две руки они вывели Остея. Татары решили показать свое превосходство. Неожиданно ворота стали открываться, не все заметили это, они были словно под колдовством, заворожённо смотрели как меч врезается в шею князя вновь и вновь. Пока его голова не падает на землю. «Нет, нет, нет, нет», — мысленно сходил с ума Московский. Взял первое оружие, что попалось под руку – это была сабля. Вид ее представлял, что словно она скоро рассыплется в песок. Но не придав этому значение, Миша выкрикнул. — Быстрее, закрывайте ворота! — его голос не дошел до людей. Мятеж не успели подавить. Монголы быстрыми шагами достигали ворот, поднимали сабли и рубили первых вышедших людей. Градом огней опаляли стены и быстро направлялись в Кремль. Люди, не ожидавшие внезапного нападения, попятились назад, а потом и вовсе разбежались. Те кто остался, был затоптан лошадьми, либо зарублен татарами. И до тех пор рубили, пока их руки не ослабли. Люди на улице толпами метались в разные стороны, ища спасение в лице других горожан. Враги взламывали двери в дома, церкви, они убивали непокорных мужчин и уводили женщин, детей, стариков. А Мише было больно, он чувствовал запах гари и копоти. Кто-то поджег дом. И не один. Юноша заметил, что уже рядом подходят силы Орды. Глаза Москвы налились кровью. Он твердо поднял оружие и притаился за углом старого дома. Громкие шаги уже были в паре метров от Московского. Глубоко вздохнув, он резко выбежал из своего укрытия. Резкий выпад попал прямо в цель. Но сабля не проникла во внутренности врага, даже кровь не выступила. Москва побледнел. Его схватили за руку и потянули на себя. Чуть не наткнувшись на острый наконечник копья, парень повалил неприятеля на твердую землю. Его потянули за отросшие волосы. На руке образовались царапины. Разъяренный Миша перестал выхватывать оружие, а с силой ударил саблей по лицу ордынца. Руки воина немного ослабли, пользуясь этим, Московский вывернулся из крепкой хватки. Сапогом надавил на грудь и выхватил копье. Немедля вонзил его в открытый рот врага. Послышался нечленораздельный звук. Ордынец выставил ладони в попытках прекратить. Миша злобно оскалился и начал наносить удары один за другим. Брызнула кровь, заливая все вокруг. — Отчего ты не умрешь никак! — раздраженно проговорил Москва. Человек перестал дергаться, Миша это понял лишь после череды сильных ударов. Запыхавшись, юноша уставился на труп. Москва не впервой убивает, но почему-то именно сейчас он не чувствует ровным счетом ничего. Ни злости, ни горя, даже раскаяния. Он грешник, который никогда не сможет расплатиться за убитые души, кровь на своих руках. Михаил это полностью понимает, ему не отмыться от этого позора. Тогда пусть Бог его простит, хоть на этот раз. Один единственный раз из всех остальных. — Мерзость, — проговорил Москва, попутно беря копье и направляясь в центр. В центре были люди, мощь, сила и враги. Медленно, но Московский собирал людей, направляя в лодки на воду. Иногда отбивал атаки врагов. Крепкие мужчины и женщины, что ему помогали, поочерёдно умирали от безжалостного оружия ордынцев. Старшие подгоняли Мишу спастись, путая того с отроком. Выглядел он чересчур плохо, словно не знатный боярин, а деревенский мальчик. Но юношу это никак не волновало, Московский уже не чувствовал рук. При каждом движении тело отзывалось болью. Ноги дрожали, а ожоги наливались кровью. Но последним стало то, что его новое копье просто развалилась в его руке. — Я поищу людей и как раз найду новое оружие. Не ждите меня, — приказал Московский. — При ухудшении отступайте, — сказал напоследок юноша. — Да Мишка! Ты иди! Мы догоним, — ответил один из мужчин. Московский бегом направлялся к воде. Но резко остановился, заметив молодую девушку, прижатую обломками опавшего дома. Удивительно, что он ее заметил вообще. Помалу огонь двигался в ее сторону. Заметив его, девушка пугливо округлила глаза и стала жалобно звать помощь. Горькие слезы полились на ее розовые щеки. Не оставлять ведь ее здесь? Миша устало потер глаза и подбежал к опавшему дому, попытался приподнять доски – тяжелые. «Лишь занозы себе занесу», — размышлял парень. Огонь подбирается все ближе. Синяки и раны болели, пару раз споткнувшись, Миша все-таки донес более-менее целые бревна. Подпер их, и как рычаг приподнял небольшой обломок дома. — Быстрее вылезай, — хрипло сказал Москва. Заметив вмятые в кашу ноги, сузил глаза. Там и не разбери где грязь, а где остатки мяса. Давясь дымом, барышня тяжело проползла под шатким сооружением. И обратила свои глаза на незнакомца. В ее руках лежал обгоревший сверток, она крепко прижимала его к груди. Миша оглядел свои руки, на них уже живого места не было, сейчас он будет лишь балластом, мешающим сражению. Он вновь обратил свои голубые глаза на девчонку. Дергающаяся губа не давала внятно сказать слова благодарности, но похоже ее волновало совсем другое. — Спасибо тебе большое, но... — Тонкие плечи дрожали от непрерывных слез. — Но мой папенька под обломками остался, помоги пожалуйста спасти его, только он у меня остался, как я без него? — Девушка по ходу молила Московского помочь отцу, захлёбываясь кровью, она потянула руку к его рубахе и схватилась за нее. — Он уже мертв, — сказал спокойным тоном Миша, смотря на полный пламени дом. Она зарыдала сильнее. — Ты тоже скоро умрешь, — это была правда, у Московского нет сил трактовать это по-другому, он даже опечалился, что спас бесполезную жизнь. — Как это... Я не хочу умирать! — девушка вцепилась своими ногтями в ногу юноши, он раздраженно отодвинулся от нее, — Кто? Кто позаботится о моем брате? — ее лицо изображало гримасу боли, она до боли рукой сжала ногу Миши. — Раз уж вызвался помогать, то делай это до конца. — Миша, долго не думая, схватил ее за руки и усадил на спину. Прихрамывая, они медленно двигались в безопасную зону. Горожане словно и не замечали пару, что еле как ноги перебирает. Не стеснялись толкать и подгонять. Миша чувствовал, как кровь впитывается в его рубаху. Как смолкает ее голос, слабеют руки. И вот уже около 15 сажени до выхода, но Москва решил остановиться. Он не знает почему именно сейчас, ведь смерть догнала ее уже давно. Юноша укладывает девушку за какой-то не очень уцелевший дом. Берет ребенка на руки и открывает сверсток. Смотрит не долго, а закутывает обратно и укладывает на руки к сестре. Разворачивается и идет куда планировал. Ребенок был мертв уже давно. Сам он добирался быстрее, но казалось, что изменения невелики. Слабеет. Уже совсем-совсем близко к воде его ноги отяжелели, подкосились и чуть не свалившись, Миша продержался за колени. Новые ожоги поверх старых сыграли с ним злую шутку. Дыхание участилось, все плыло перед глазами. Дойдя до каменных стен, не удерживается, сваливается на землю. А после мрак. Была вывезена вся княжеская казна. Люди изрублены, сожжены, утоплены и взяты в плен.26 августа 1382 год
Золотистые волосы сползают с ушей, так и напрашиваясь поправить. Вялые сапфировые глаза, которые уже потеряли свой блеск, внимательно осматривали поле битвы. Пахло гарью и сгоревшей плотью. Михаил оглядывается в жалкой попытке найти помощь, ведь самому тягостно идти, неуверенно взгляд зацепил алые ладони. Глядя на пузырчатые бугры своих рук, шипит от касания об поверхность стены. Тошно, больно, но уже не страшно. Где-то вдалеке слышен надоедливый звон колоколов – громкий такой. Нервы натянуты как тонкая нить, готовясь в любой момент порваться. Москва все же перебирая ноги, шатаясь, бредет в Кремль. Вдохнуть полной грудью пытается, но заканчивает лишь сильным кашлем. Совсем сил нет. Горел ведь и не раз, отчего же не привыкнет никак. Не удерживается и обессилено падает в пепел. Руки дрожали и подгибались, не давая Мише встать. Московский лежал, наслаждаясь мимолетным спокойствием. В голове пусто. Совсем думать не хочется. Но назойливый звон словно подгонял его идти. Словно на зло, девушка с ребенком занимают его чистые мысли. Если бы Миша не помог, то возможно оказался не в Москве. В особенности с тем, что он каким-то чудом все еще тут. Да, точно, тут. С колен встает едва пошатываясь, в палаты кремлевские идет не спеша. На улицах было безлюдно. Да и трупов немного. Миша оглядывается на разрушенные дома. Безразличный взгляд зацепил полную бочку воды. Полную воды? Спокойствие как рукой сняло. Будто обезумевший он рванул к бочке. Дрожавшими руками зачерпывает жменя воды. Руки горят. Но выпивает уже грязную жидкость. Горло обжигает неприятной болью, но Москва не прекращает пить. Глоток за глотком. На минуту останавливается, разглядывает свое лицо в воде. Волосы подгорели, а на лице виднеется большой ожог, занимающий пол лица. А сам измученный, синяки под глазами красуются. Не уследил как нить на шее развязывается и падает в воду. Довольно быстро, Миша заметил плавающее волокно. Выхватил его из воды и присмотрелся. Так это же его верёвка, немного подгоревшая, зримо не жить ей больше. А крест слетел видимо, тот который Митя подарил. Московский потянул обожжённую руку в воду, скривившись от боли, он все-таки нащупал крест и достал его. Хранит ведь до сих пор. Помнил, когда лелеял и все время прятал, боясь, что потеряет. Теплые воспоминания вызывают лишь комок чего-то неприятного. Он надеется, что брату повезло хотя бы чуть больше, чем ему. Но огонь вновь предстает перед его глазами. Громкие вопли горожан. Звук лезвия, что со свистом рассекает плоть. Новые раны по всему телу. Убитые горем люди, что громко зачитывали молитвы. Падали на колени над самим дьяволом. Страдания, горе, только мучение и ярость преследовали его. Боль его людей.1177 год
VI
Босые ноги ступают по жесткой траве. Лицо все в пепле. Щеки горят, а белокурые волосы немного дымились. Запыхавшийся мальчик переводил взгляд по горевшим избам. «Зачем они так...», — вслух сказать сил нет. Больно, больно, больно... Непроизвольно полились горькие слезы. Чистые, голубые глаза жжет от гари. Не выносит и отворачивается. Обожжённым ступням больно ходить по траве, куда там по грязи с камнями. Пыли настолько много, что легкие словно сдавило тяжестью стальных рук, да и пыль ли это? Тяжелым шагом он идет куда-то в глушь. Дорогу наизусть знает, ведь некогда тут бегал от няни своей. Как братец ругал его, говорил: “Не надобно тебе Мишутка, сестрицу жуками пугать”. Как они улыбались... Это было совсем недавно, как могло все так быстро измениться? Москва наконец-то доходит до своей избы. Она находилась дальше самой деревни, в частности для безопасности. Открывает хлипкую дверь и заходит. Земля была холодной, даже ледяной. Руки дрожат, больно что-либо делать, а чего уж там дрова колоть. Миша смотрит в маленький проем окна – была морозная ночь. Падает в шкуры и удобнее садится. Ноги ближе к себе прижимает, плед сильнее наматывает. Засохшую кровь не убирает. Так и сидит. Пару минут проходит, немного успокаивается и глаза медленно закрывает. «Кому надобно было меня сжигать?! Зачем я вообще им нужен, всего лишь маленький городишко?» — мысленно печалится мальчик. Громкий стук в дверь. Миша резко вскочил на ноги. Запоздало понял, что этого не следовало делать. От боли зажмурился, маленькие слезинки стекли с голубых глаз. Еще один стук, но уже громче. Московский неуклюже нырнул к двери и медленно ее открыл. Показались рыжие волосы, тревожные изумрудные глаза. — Митька! — радостно вскрикнул мальчик. Дверь полностью отворилась, а Москва через боль мешковато навалился на брата. — Миша... Наконец я тебя нашел, — проговорил Днепровский со сбившимся дыханием, попутно приглаживая выбившиеся золотые локоны. Хватает мальчика за руку и поражается. —Дак ты ледяной! А ну быстрее в дом, — скомандовал Киев попутно снимая с себя тулуп, закидывая на глупого брата. Миша, не выдерживая такой заботы всхлипывает. Опухшие глаза не успевшие отдохнуть, снова наполнились слезами. Дима и не успел войти как заметил дрожавшего Москву. — Где болит? Давай я печь затоплю – теплее будет, — с мягкой улыбкой сказал Днепровский. Если бы Миша знал, как он переживал, то с хохота точно упал бы. Киев бросил взгляд на палено и топор, что находился в другой стороне от печи. Быстрым шагом Дмитрий доходит до топора и берет его. Тяжелый. — Вот зачем я нужен им, Мить. Ведь совсем недавно городом стал, — шмыгнул носом Москва. Не хотел он перед братом нюни распускать, но слезы остановить не может, боль свою остановить не может. — Ты здесь вообще не виноват, Миш, — успокаивающе промолвил Дима, — ты еще больше тех дураков слушай, — закончил Киев. И кусок бревна отлетел в сторону брата. Миша, скривившись, отошел еще дальше. В любом другом случае, рубить Днепровский стал бы на улице, но тут совсем другое обстоятельство. — Цел? — Спросил брат чисто из вежливости и взял дрова и бросил их в печь. В этом году холодное лето никого не обрадовало. Послышался треск огня. «Согреться ведь надо», — думал мальчик, но ноги не слушались, от языков пламени лишь дальше отходил. Днепровский за шубой сходил, но вернувшись, смотрит на Мишу, что от огня в другой угол отошел. Митя накинул шубу на ничего не подозревающего Московского, проворно схватил и усадил у печи. — Ну Митька! — удивленно крикнул мальчик. — От тебя другого и не ожидать, — с напускной обидой сказал мальчик. — По-другому ты бы не подошел, — усмехнулся Киев. Высвободил брата и усадил на колени. — Теплее ведь. — Слишком уж ты хорошо меня знаешь, — хотел посмеяться Москва, но вышло совсем не то, что нужно. Нечто унылое, что не очень и подходит характеру Миши. Огонь и вправду согревал. Хоть и наносил много боли.