Breathing Control

Время близилось к вечеру. Солнце заливало комнату нежным оранжевым светом, распадаясь на ткани футона. На экране ноутбука мелькали различные картинки с подписями и стрелками.Атмосфера, по особому уютная и комфортная, подушки хаотично разбросаны по полу. Здесь можно чувствовать себе по-настоящему в безопасности.   Конечно, крайне абсурдно со стороны Дазая было предложить бой на подушках сразу после того, как он отошел от обморока, но в этом он видел что-то непривычное, но при этом отвлекающее. Как способ избежать проблемы, регулярно мучающие истерзанное сознание.   — Ацуши-кууун, мы уже всё составили и прописали информацию по расследованию. Давай просто посидим. — Осаму кинул нежный взгляд и прилег на футон, касаясь чужой руки и мельком замечая смущение на юном, милом лице, которое проявлялось в розовом румянце.   — Дазай-сан, вы уверены? Может нам нужно ещё раз все проверить? — Накаджима не совсем понимал такого проявления активности от коллеги, ещё и после того, что произошло. В этом и заключается вся личность Дазая. Он, как игра, в которой неизвестно как выпадет кубик и сколько ходов принесет.   — Да что там проверять то? Скучный ты, Ацуши. — брюнет повернулся на бок, потянув руку к ближайшей лежащей подушке, а после кидая её прямо в своего кохая и смеясь, задорно и искренне, словно чистейший ручей, протекающий в лесу.   Ацуши недобро посмотрел на наставника, но в итоге сдался. А что ему терять? Если так его объекту воздыхания будет лучше, почему бы не поддаться этой детской шалости и не устроить ещё один, так называемый, бой. Немного улыбнувшись, младший привстал, уходя в другой конец комнаты за «оружием». Он, между прочим, тоже сражаться умеет, причем довольно хорошо, так что не на того напал.   А Дазаю это приносило безмерную радость и умиротворение. Он раньше никогда не замечал в себе хоть какой-то тяги к подобного рода занятиям, однако сейчас этого поистине хотелось. До безумия хотелось. Будто от этого зависит всё его существование. А по факту то, из аналогичных моментов и складывается все эти ощущения, которые люди называют той самой жизнью. Но это понятие граничит со смертью, такой пугающей, и одновременно желанной. Эфемерные эмоции, за которые можно отдать все, что угодно, лишь бы они не кончались и не переходили в нечто апатичное, деструктивное.   Очередной удар, по комнате разлетается безудержный хохот. Казалось, такая тривиальная шалость, а приносит столько утешения и наслаждения. Как джазовая мелодия 90х, раздающийся из старой колонки винтажного магазинчика с всякой всячиной. Или, скорее, какой-то известный мюзикл, по типу «Чикаго» и «Бриолин». Классические произведения, которые отражают различные ситуации, имеющие свои ценности.   — Включим что-нибудь? Потанцуем. — голос звучал мягко, вытягивая окончания слов по-особенному. — У тебя есть проигрыватель?   — Аа… Да, конечно. — Ацуши пытался нормально связать слова в предложение, но получалось крайне слабо. Слова Дазая вогнали его в ступор, он до сих пор не совсем понял, о чем конкретно шла речь. Да и подумать ему времени никто не дал.    Схватив блондина за руку, Осаму закрутил его в пируэте, а после притянул к себе, крепко держа за талию. Накаджима от такого действия вздрогнул и залился краской. Он даже хотел ущипнуть себя, чтобы развеять все глупые мысли о том, что это длинный, затянувшийся, сладкий сон.    Однако все доказывало об обратном. Они вдвоем танцуют, влюбленные взгляды направлены друг на друга будто хотят выжечь дыру, увековечить такой особый момент, записать его в памяти и бережно хранить, как сокровище. И снова, это дает надежду на что-то большее, чем простые переглядки и совместная работа.   Забыться и попадать в такт, любуясь тем, как платиновые волосы развеваются от плавных движений и испытывать чистое удовольствие. Хоть эти мимолетные кусочки счастья сошьют раны на душе, дадут ненадолго стереть кошмарное прошлое и найти спокойствие. Пусть это лишь один раз, когда они действительно почувствуют ту свободу, которую так долго искали. Словно ангелы спустились с небес и одарили их временем, чтобы затем покинуть навсегда.   Всему свойственно заканчиваться, как бы печально это не было. Аккорды последней мелодии постепенно утихают под еле слышимый выдох. Прощальный реквием на миноре, конец сомнениям и печалям, из которых состояла жизнь. Флер, которым была скрыта любовь постепенно рассеивается, как облака в ночном небе, усыпанном пылинками звезд.   — Ох, мы так затанцевались, что не следили за временем. Я пойду к себе. Спокойной ночи, Ацуши. Спасибо за вечер! — Дазай мягко улыбнулся и направился в сторону входной двери. Но в последний момент какой-то переключатель щелкнул в его голове, и он повернулся к Ацуши, который шел прямо за ним. Взяв его руку, Осаму прикоснулся потрескавшимися губами к нежной коже, затем отстранился и исчез из виду.   Накаджима остался стоять в коридоре, прижимая руку к щеке и прикрывая глаза от чувств, возникших в теле. В животе летали сотни бабочек и распускались розы, причем именно розовых оттенков. Он никогда ещё не был настолько счастлив. Но что же такое счастье?   Счастье - это просыпаться утром под теплым солнечным светом, льющимся в окно. Слушать щебет птиц и шелест деревьев. Чувствовать мягкую траву под босыми ногами и вдыхать свежий воздух.   Счастье - это видеть, как дети смеются и играют в парке, и испытывать чувство радости и удивления. Разделить трапезу с друзьями и семьей и ощущать невидимую связь.   Счастье - это чувство удовлетворенности своей жизнью, а также признательности за все небольшие моменты на протяжении всего жизненного путешествия.   Счастье – это любить. До боли в голове, до полного безумия и потери контроля. До трясущихся от тысячи поцелуев губ и зацелованных костяшек.     Ацуши вернулся в комнату. Он не мог даже сконцентрироваться на чем-то конкретном, это было как испытание. Потрясся головой, взгляд упал на книгу, лежащую на тумбочке. Знакомая красная обложка и огромные, выпуклые иероглифы. Кажется, понимание пришло, чем же являлось это, непримечательное на первый взгляд, произведение.   «Руководство по самоубийству? Похоже, Дазай-сан забыл. Он всегда его с собой берет что ли? — задумался блондин, посматривая на предмет в руках. В какой-то момент он захотел почитать, что же такого там написано. — Я не могу. Скорее всего, это очень личное. И я не думаю, что ему бы понравилось, узнай бы он о том, что я читал это. Однако… Таким образом я смогу ему помочь в будущем. Если я пойму Дазая, то смогу что-то предпринять в неприятных ситуациях, чтобы избежать того, что случилось совсем недавно.»     “Жизнь сама по себе является источником греха.” — гласила надпись на первой, слегка запачканной странице. Подтеки чернил мелькали на бумаге, да и в целом, картина была крайне неаккуратной. — “В конце концов, мир все еще оставался местом бездонного ужаса. Это ни в коем случае не было местом детской простоты, где все могло быть улажено простым решением, принятым тут же.” — было написано чуть ниже, мелким шрифтом.   “Удобные позы для повешения. Один из самых легких способов совершить желанное самоубийство – именно этот.” А рядом виднелись пометки, явно написанные от руки. Дазай описывал абсолютно всё. Какую веревку выбрать: натуральную или синтетическую. А рядом – детали о паре попыток, по всей видимости очень неудачных. Некоторые заметки были перечеркнуты или дополнены.   На второй части книги можно было заметить пятна крови. Бордовые, запекшиеся, но пугающие. Невольно представляется, как брюнет записывает что-то на листах, после чего прорезают тонкую кожу и белое становится красным. Даже мелкие мурашки пробегают от подобного вместе с холодком, появившимся из ниоткуда.   “Я вечно играю со смертью в некую игру и это так завораживает. Жизнь, она крайне тривиальна, даже нечего сказать. Все беспокоятся, что покинут этот мир, но это не плохо. Самопознание, способ почувствовать себя по-настоящему, вот что это. Этого не понять другим. Оно либо есть в тебе, либо нет. Я боюсь, потому что я так ясно вижу, как моя собственная жизнь гниет сама по себе, как лист, который гниет, не опадая, в то время как я изо дня в день продолжаю свой круговорот существования.”         Снова выстрелы из пистолетов. Опять кто-то умудрился перейти дорогу Мафии. Правительственные наёмники. Их быстро удалось раскусить, да они и не скрывались. Вот только это время можно было потратить на что-то более полезное. Например, проверить очередной способ суицида. Но нет же, требовалось находиться здесь. Как всегда, выпытали необходимую информацию, убили, да и дело с концами.   — Я человек, не привыкший кого-то жалеть  Я могу проиграть сейчас, да вот только кому - мне неясно. — голос пронизывался леденящим ужасом и жестокостью. Пройдя мимо валяющихся на земле трупов, Дазай кинул взгляд в угол уличной территории, рядом с которой и был склад, попавший под нападения. Темный силуэт обернулся, аккуратно идя на встречу и приближаясь.   — Дазай-сан, я сде… — договорить Акутагава не успел, получая сильный удар в живот. Он скрючился от боли, пытаясь устоять на ногах и все же падая от невозможности совладать с телом. Его всего трясло , ещё и этот хронический кашель некстати.   — Позволь тебе напомнить, где я тебя подобрал. Хочешь вернуться туда, Да пожалуйста! С такими никчемными способностями ты скоро там и окажешься. Ещё неизвестно, живой или нет. Ладно, довольно! — Осаму громко хлопнул ладонями, вызывая звон в ушах. — У меня есть планы на сегодня, так что не задерживайте меня.   — Но нам нужно убедиться, что не осталось живых из этой группировки. — донесся выкрик из толпы подчиненных, который, откровенно говоря, выбешивал.   Тишину прервал громкий рев от приближающегося мотоцикла. Он будто несся как комета на небе, нереально было разглядеть что это, если не присмотреться. Поднялся столб пыли, после чего раздались шаги, явно быстрые.   — О, а вот и вешалка для шляп приехала. Всё такой же мелкий. Пусть он и разбирается. — со смешком кинул фразу Дазай и словил неодобрительный взгляд с презрением.   — Заткнись, Дазай. Что ты тут устроил? Опять за свое?! — вспылил Накахара, мельком поглядывая на Рюноске, сидящего на корточках неподалеку и пытаясь подать ему какой-то знак.   — Оставляю это тебе, Чуя. Или ты бесполезен и не сможешь справиться? — снова попытки спровоцировать конфликт, от которого становилось даже как-то весело. Смотреть на то, как разъяренный Чуя пытается побить его и унизить было очень забавно.   — Это я то бесполезен? А чем ты полезен, позволь спросить? Только и делаешь, что говоришь о своем самоубийстве. Заебал, честное слово. — говорил он правду, так многие считали, но боялись сказать в лицо.   — Ох, какие мы слова знаем. А тебя в детском саду за это не наругают? — продолжал язвить брюнет, поворачиваюсь в другую сторону.   — Я убью тебя, недоделанная скумбрия. — Чуя уже не выдерживал этой мерзкой, по его же собственным словам, нахальной рожи. — Проваливай уже.   — Ну вот и отличненько. И кстати, будешь много злиться, не вырастешь совсем. Да-да, чистейшая правда. Услышал от одного хорошего знакомого. — уже отдалено слушался голос с нотками бесящего сарказма. И пока рыжий пытался как-то помочь Акутагаве, у которого был, мягко говоря, ужасающий вид, встать, чтобы отвести его в госпиталь, Осаму направлялся к дереву, которое недавно присмотрел и представлял то, как красиво будет выглядеть веревка, висящая на нём. Но и в это раз его жизнь, как всегда, не оборвалась. Намеренно, снова встретившись со смертью и обогнав её.     Дазай уже лежал в своей комнате, а на полу валялись старые бутылки из под саке,  которые уже давно нужно было убрать, но руки все не доходили. Плевал он на это всё.  Сегодня он хоть как-то проявил инициативу,  что не могло не радовать. Безусловно,  это были незабываемые ощущения. примерно таких и пишут в каких-нибудь стихотворениях, вдохновляются ими, творят что-то необыкновенное, что затем входит в историю.  И может быть это единственный подобный момент, но то, насколько он был потрясающим, не описать никакими словами.    По уши влюбленный, страдающий от прошлого человек.  Хотелось ощущать эти невесомые прикосновения тонких пальцев,  поддаваться им как клавиши на пианино. Ведь, когда люди влюбляются, они обнажают самые ранимые и сокровенные уголки души. Ты сходишь с ума от прикосновений. Одна лишь мысль о касании режет тебя без ножа,  А если пальцы вцепятся,  там можно и умереть.  Напряжение,  как тысячи иголок,  вонзятся в твою спину, задевая позвоночник.   Осаму повернул голову в сторону, кладя руку на подушку и прикрывая глаза. С длинных ресниц капнула слеза, стекая по бледной коже. Блаженная эйфория накрыла полностью, отражаясь легким удушьем.   — Я больше… не один.