Breathing Control

Бесконечный холод, пожирающий плоть с особой жестокостью. Полнейшая пустота, переплетающаяся и отражающая душевное состояние, словно огромное зеркало. Туман, что окутал территорию, даже не собирался рассеиваться, скорее наоборот, сгущался и скрывал последние светлые участки.   Хлюпание по множеству луж создавало ритм ранее неизвестной песни, перебивая звуки шедшего ливня и усилившегося ветра. Ничего живого, только запах мокрого асфальта, что так отталкивал, и грязь, уже успевшая прилипнуть к подолу черного плаща.   Дазай опирается о стену первого попавшегося здания, мокрые частички краски остаются на ладони, создавая неприятные ощущения. Дыхание сбилось, сердце стучало с бешеным ритмом, отдавая в мозг. Но это далеко не конец, нужно бежать дальше, вглубь, чтобы точно не поймали.   Однако грехи всегда настигают, неважно, сколько времени пройдёт. Они подкрадываются незаметно, пролезают под кожу и вытягивают жизненные силы, оставляя лишь мертвую, высохшую оболочку. Доводят до того, что хочется самостоятельно убить себя, не оставив и следа. Как вечное истязание или пытка.    Эти монстры, или же каратели, безжалостны и ненасытны. Они подобны рою саранчи, пожирающей все, к чему прикасаются, без угрызений совести или милосердия. Оставляют за собой разрушительный след, и никто не застрахован от их безжалостного преследования.   Они питаются душой и высасывают из нее надежду и счастье. Демоны бросают своих жертв опустошенными и никогда не могут быть удовлетворены. Они ненасытны, и их голод не знает границ, и ни на миг подобные сущности не прекратят своих поисков пищи.   И это больше всего пугало. Осаму чувствует, как холодные, скользкие, длинные пальцы обхватывает его шею, сдавливают до того, что невозможно издать и звука. Уже и не больно вовсе, но что-то вырывается из горла, из глубины. Глаза закатываются, а голова откидывается назад. Вот-вот и всё исчезнет.     — Осаму, просыпайся, ты сейчас задохнешься. — Ацуши перешел на крик, ухватившись руками за чужие плечи и сжимая их с силой, трясет старшего, пока тот только дрожит и жадно глотает воздух, все ещё не открывая глаза.    Накаджима быстро встает с кровати, чуть ли не летит на кухню, роется в ящиках в поиске стакана для воды. Кое-как находит, наливает и возвращается в спальню. Довольно резко, но это было необходимостью. Он набирает воды в рот и сразу же выплевывает её, обдавая побледневшее лицо Дазая. Тот, в свою очередь, стонет, жмурится и все же открывает глаза. Изображение расплывчатое, взгляд пытается сфокусироваться хоть на чем-нибудь, но попытки тщетны.   — Осаму, ты меня слышишь?   — А-Ацуши, да, я… Всё в порядке, не переживай.    — В порядке? Издеваешься? Ещё чуть-чуть и ты бы даже не проснулся. Может ты уже объяснишься наконец? Что с тобой? Давно? Осаму, я правда очень хочу тебе помочь, я же люблю тебя. Мне так больно смотреть на твои страдания, понимаешь? И самое главное, что я попросту не могу тебе помочь. — по щекам потекли слёзы, такие теплые и искренние.   — Я недостоин твоих слез, дорогой мой. Я правда ценю твое желание мне помочь, но я не думаю, что это возможно. Мне и так с тобой намного лучше, раньше было хуже.    — И ты это скрывал?   — А кому это нужно знать? Это только мои проблемы, ни чьи больше.    — Мне, Осаму! Мне это нужно знать, понимаешь?! Зачем ты так говоришь, черт возьми? Подумай о будущем, о нас, в конце концов. Ради этого ты ушел из Мафии? — блондин присел рядом, кладя руку на колено Дазая, чуть поглаживая.   — Я сделал это из-за Одасаку, ты знаешь. Ему бы не понравилось то, что я с собой делал, наверняка получил бы выговор и лекцию о важности своего здоровья. Но что, если я не могу иначе? Просто не могу, каким бы глупым это не казалось. — Дазай повернул голову в сторону, смотря на стену. — Не пытайся разгадать это, Ацуши. Правда, это бесполезно.   Старший прикрывает рот рукой, чувствуя странные ощущения в горле. Чуть откашливается, замечая капли крови на коже. Накаджима ошарашено глядит на мужчину, не понимая, что должен сделать. Почему тот так легко сдается? На него не похоже совсем.    — Мы должны бороться за свои жизни. Я приложу все усилия, сделаю все, что смогу. Нам ещё разбираться с тем, что до этого было. Есть хоть будешь или опять откажешься?   — Буду. Я не могу отказаться от того, что ты готовишь. — брюнет выдавил из себя улыбку, выглядевшую как-то вымученно. Оставалось только надеяться, что Ацуши этого не заметит.     Голова все ещё болела, а глаза слезились, словно их долго терли. Дазай со вздохом откинулся на футон, глотая воздух. Он полностью потерялся во всех любовных делах. С предыдущими девушками было иначе. Как минимум безопаснее. Сердце начинает биться чаще при появлении недавних воспоминаний. Подвоха можно было ждать откуда не подозреваешь.   В конце концов, он всего лишь человек, пускай может и не среднестатистический. Демоны, даже если съели половину плоти, больше душевной, нежели физической, оставили немного и ею можно управлять. Нечестно, неправильно, есть ли другие варианты? Жизнь разваливалась на части, а будущее ощущалось безнадежным, хоть и, возможно, светлым.     Осаму все же встает, поправляя футболку. Проходит на кухню, прикрыв рукой рот из-за зевания, и останавливается, любуясь на своего, теперь уже, парня. Сказал бы ему кто-то лет в 16, что он будет в отношениях, скорее всего, услышали бы громкий смех или получили бы выстрел.   — А-цу-ши, а что ты делаешь? — брюнет пропел последние слова, прижимаясь губами к нежной шее, отчего младший вздрогнул и чуть не выронил ложку. Он толкнул Дазая локтем в бок, на что тот обиженно посмотрел и отвернулся, наигранно нагоняя драму.   — Осаму, я тебя прибью сейчас. Бери и сам готовь, а? Совсем обнаглел. — блондин кинул грозный взгляд, но выглядело это скорее смешно. Дазай сравнил его со злым котенком, не получившим еду. Милый, маленький, серьезный котенок.   — Но я же сожгу кухню…  Саке будешь?   — Споить меня решил? Я, в отличии от некоторых, пить абсолютно не умею. Я даже не пробовал ни разу.   — Ну почему же сразу споить? Ты настолько плохо обо мне думаешь? Пару стаканов с утра и день будет прекрасен. А потом можем поговорить о чем-нибудь.   — Ладно, но сначала соба с овощами. Подай, пожалуйста, тарелку, я наложу тебе.     Осаму только улыбнулся, доставая нужную посуду и расставляя на стол. Запах свежей еды разносился по всей комнате. Казалось бы, такая мелочь, а приносит истинное счастье.   — Я обязательно посвящу тебе стих. А может даже и сонату. Знаешь, какой ты невероятный, Ацуши. Как вообще можно таким быть?    — А я откуда знаю? — засмущавшись, спросил Накаджима, накладывая еду.   — Даже не знаю. Ты точно с небес сбежал, ангел мой, я уверен.    — Садись уже, романтик недоделанный. И что это за приливы нежности у тебя? Неужто хочешь, чтобы по приходу на работу я написал за тебя все отчеты?   — Ну Ацуши… — жалобно простонал Дазай, прикрывая лицо рукой и откидывая голову назад. — Я просто люблю тебя.   — Ешь уже. — Ацуши вздохнул, уткнувшись в тарелку и набирая палочками лапшу. А мысли были заполнены только одним: в чем же причина поведения Осаму. Вопрос, мучающий уже не первый день, однако действительно беспокоивший. Но сейчас, когда он выглядит счастливым, лучше ничего не портить. Все-таки ему двадцать два, а не пять.     Дазаю казалось, что вот он, переломный момент, и решение остается только за ним. Кошмары не исчезнут, боль тоже, но он хотя бы разобьет миражи, в которых жил ради защиты. По факту, они только и делали, что уничтожали изнутри, как разбитые зеркала. Мелкие частицы задевали плоть, оставаясь там и вызывая судороги.    То, как Ацуши лечил одним лишь существованием, было невероятно. Как ему это удавалось — доподлинно неизвестно. Но это помогало даже лучше таблеток. Любовь ли была такой целительной или же что-то другое — да какая к черту разница?    Осаму встает, беря тарелку и кладя её в мойку, подходит к Накаджиме и приближается к лицу, проводя шершавым пальцем по нижней губе. Тянется к уху, прикусывая мочку и чуть оттягивая. Рука гладит покрасневшую теплую щеку. Ореховые глаза устремляются прямо в гетерохромные, словно в попытках смешаться.   — Осаму, перестань. Хватит меня дразнить.   — Котенок злится? Ладно-ладно. Не видел мой телефон? — все таким же игривым тоном говорит Дазай, отрываясь от любимого лица.   — В спальне кажется. Иди посмотри и возвращайся. — младший набирал палочками оставшуюся лапшу и глядел на брюнета, удаляющегося с кухни.     На экране было только одно сообщение. Осаму заметно побледнел, но открыл экран блокировки. — И досюда добрался значит… Я предполагал это. И всё равно, что же он обострился так. Неужто раньше не мог?   — Осаму, всё в порядке? — тревожно спросил Ацуши, заглядывая к тому из-за долгого отсутствия.   — Ну как сказать… Пора за работу, Ацуши. Теперь все серьезно.