Breathing Control

— Ацуши, пригнись, сейчас же. — крик разбивает возникшее из-за молчания напряжение, точно как стрела попадает прямо по мишени, вонзая острейший наконечник в цель. Если так подумать, жизнь из этого и состоит, только глупец будет это отрицать. Алогизм, отображенный в яростном желании не подчиняться поставленной системе. Спокойствия в жизни Дазая никогда толком и не было. А если даже и пролетали моменты, все они мелкие, как жалкие пылинки, которые вот-вот сотрут мокрой тряпкой, не оставив и малейшего следа, намека на существования. Вот только с его ангелом так не хотелось. Это не просто мимолетное воспоминание, а то, без чего даже дышать нельзя. Буквально тотальный контроль. — Осаму, подожди… — реплику обрывает резкий рывок. Чужие пальцы хватаются за запястье, сдавливая до красных отметин. Немного больно, даже пугающе, но это растворяется в нахлынувшем шоке, однако всё же не остаётся незамеченным. А Дазай и поделать ничего не может, все мысли заняты лишь одним — безопасностью Ацуши. Какие бы планы он не придумывал, предугадать, куда может прилететь чертова пуля или чего похуже. Регенерация, быть может, и спасёт, однако, есть ли смысл рисковать? Вечно преследующая карма, от которой нет спасения. Почему жертвовать приходится самым дорогим? Тем, что удерживает ещё на земле. Осаму соврёт, нагло соврёт, если скажет, что искренне корит себя за всё ранее совершённое. При этом, кошмары, приходящие каждую ночь беспрекословно, становятся жуткими, заставляя просыпаться в холодном поту и молить о скорейшей смерти. Да вот только выходит, что он сам стал неким олицетворением подобного. Будто сопроводитель в мир мёртвых. — Осаму, ты мне руку пережал, отпусти. Ты несёшься в дверь, даже не открывая. Голову расшибить хочешь или что? — Накаджима дёрнулся, дабы привлечь внимание своего парня. Тот повернулся, сверкнув карими глазами, в коих читался ужас и паника. Он быстро дёргает за ручку двери, выбегая на лестничную площадку. Старший оперативно сбегает вниз, потянув Ацуши, ищет глазами, каким путём пройти безопаснее, и заворачивает за угол забора. Тут главное найти укромное место, хотя бы переждать основную атаку. Зная Идзумити и его приспешников, они обычно, по классике своих способностей, устраивают несколько волн нападения. Одна из них — как обозначение присутствия рядом, остальные — воплощение задуманного. Дазай прекрасно мог предсказать каждую атаку, предотвратить и успешно выйти из ситуации, но мозг одурманен глупым чувством, что отупляет четкость стратегирования. Побочный эффект человеческого бытия, не иначе. Но, к большому сожалению, такую отмазку в реальном времени использовать не получится, да и толку не будет. Осаму закрывает ладонью рот Ацуши и смотрит на него, показывая, что надо притихнуть и подумать, что им делать дальше. Вокруг слишком шумно, чтобы фокусироваться на чём-то одном. Звуки кажутся удвоенными, а от некоторых начинает болеть голова, по ощущениям даже частично, возможно, жизненно важные области. Накаджима только и может, что скатиться по стенке, прижав чужие пальцы ближе к губам. Он боится, не будет этого скрывать, не желает. Но боится отнюдь не за себя, а за Дазая. Знает ведь о его прошлом, чего уж тут таить. Видно было невооруженным взглядом, как брюнет страдает и от любви, и от воспоминаний, а что сделать? И эта безысходность пронизывала иглой уцелевшие остатки сердца. Приникнув к продрогшему от холодного ветра телу, мужчина зарывается в жемчужные, хоть и утратившие свой перламутровый отлив, волосы, треплет их и проводит по коже головы, ненароком расслабляя и без того зажатого блондина. Он падает на плечо, ощущая насколько промокла рубашка. Так и до простуды недалеко, пускай организм и сильнее. Осаму отодвигает со лба прилипшие мокрые пряди, несколько секунд просто любуется любимым лицом его ангела и целует, настолько невесомо и нежно, насколько может позволить ситуация. Младший понимает, в каком он неловком положении, щёки выдают его полностью, если не дополняют чем-то ещё. — Пойдём, Ацуши. — Дазай встаёт и протягивает руку. На миг вместо прикосновения он ощущает лишь что-то вязкое и холодное, после чего отдергивает кисть и встаёт в ступор. То, куда они собираются идти, прямое место самоубийства. Столько жертв от одной группировки в Йокогаме не было со времён Яблочного инцидента. Три, два, один. Снова выстрелы, рядом, словно совсем за спиной. На размышления нету и минуты, действовать нужно моментально. Дазай вытаскивает парня на проезжую часть, однако вместо тысячи проезжающих машин их встречают разбитые, с кровавыми потеками на стёклах и трупами в салонах. — Хватайся. — Осаму держит Ацуши так крепко, как может. За спиной раздаются удары, пули отлетают рикошетом от корпусов машин. Приходится пролетать под ними спиной по асфальту. Коричневый блеск глаз сменяется ярким алым, Дазай останавливается и поворачивается в сторону места, откуда они пришли. Он тянется к карману плаща, ненадолго останавливается и, выдыхая, кричит, вкладывая в этот звук все чувства. — Беги, Ацуши. Я сам разберусь. — последние слова он цедит сквозь зубы, сжатые с такой силой, что раздаётся скрежет. Накаджима и не хочет оставлять его, но понимает, это и вправду будет лучше. Его силуэт скрывается за ближайшим зданием. Ощущение непрерывной слежки било в спину, но обернуться — значит сорвать планы, какими бы они не были. Это совершенно не его дело, если быть точнее, он так посчитал, иначе не смог бы простить свой же уход. «Вот и началось то, о чём я думал. Надеюсь, он успеет» — думает Осаму, а сам отсчитывает необходимое ему время для контратаки. «Идзумити всегда следует одной тактике, не думаю, что он решил резко поменять её. Странно только, почему нападение именно на меня, хоть и вполне логично. В той потасовке я убил практически всю их банду, а он то, судя по всему, человек злопамятный.» Снова рядом раздаётся оглушительный звук, похожий на писк больничного аппарата, затем следуют выстрелы, один за другим. Дазай действует инстинктивно, не рассчитывая на удачу или что-то подобное, обычно спасающее. Пули пролетели мимо, в расстоянии всего в сантиметр, попадая в очередную машину. Брюнет запрыгивает на капот, благо, гибкость он не утратил. Удары не прекращаются, из-за чего приходится прыгать с одной машины на другую в быстром темпе. Выбора не остаётся. Развернувшись, краем глаза он замечает человека перед собой прежде чем взор закрывается летящим обломком двери. Осаму опирается на руки, отбивая его ногами, и переворачивается. Рукой вытирает слюну и поднимает голову. — Я же говорил тебе беречь животных, бывший исполнитель Портовой Мафии. — Ты, кажется, забыл, кто ты, Идзумити. Не в твоём положении диктовать мне что-то, уж точно. — И это говоришь мне ты? Любовничек тебе голову совсем одурачил? — с заметной иронией проговорил Кирияма, отряхивая одежду. Дазай только презрительно наблюдает, поднимает руку с пистолетом и удерживает палец на курке. Мерзкая ухмылка появляется на лице главаря. От этого возникает только дикое желание дать пощёчину и разукрасить розовым следом нахальную рожу. Выстрел приходится в голову, ближе к виску, мужчина смеётся, но этот смех напоминал истерический при припадке сумасшедшего. Тело падает прямо в ноги. Единственное, что считает нужным сделать Осаму, это пнуть труп. На лице не мелькает ни одной эмоции, полное безразличие. — Какой же ты всё-таки еблан, Идзумити. — Дазай поправил карманы и посмотрел на бежевые брюки, похожие теперь на половую тряпку. Безусловно, их придётся выкидывать, а ведь он только кое-как вымолил зарплату у Куникиды, жить на что-то надо как-никак. Вдалеке заиграли высокие ноты, а голос вовсе не смахивал на человеческий. Раздавался он из места тупика между двумя зданиями, был совсем тихим, но это не мешало эху распространяться по территории, заполняя пустое пространство отнюдь не воздухом. Момент, когда брюнет заходит за угол, стирает произошедшее ранее. На него прыгает Ацуши, обвивая забинтованную шею руками и прижимается к лицу. Пальцы немного трясутся от всё ещё неушедшего страха, но счастье затмевает негативные последствия. — Ты полюбишь меня больше, если я убью ради тебя? — старший проводит рукой по юному лицу, заправляя белую непослушную прядь за ухо, пока блондин инстинктивно поддаётся ласкам. — Тебе приятны мои прикосновения, не так ли? Даже учитывая тот факт, что этой рукой я держал пистолет. Лицо Накаджимы мгновенно изменилось на серьёзное, а сам он отпустил возлюбленного, устремляя леденящий взгляд на него. Подходит ближе и молча смотрит, ждёт подтверждения собственных мыслей или же что-то другое. Главное — услышать, понять, прочувствовать. — Почему ты просто не можешь объяснить? — Ацуши хватается за часть полосатой рубашки, вытягивая её из под жилетки. Пальцы с выступившими когтями достаточно быстро прорывают тонкую ткань, из-за чего появились небольшие дыры. — Если я скажу, что когда-то перешёл им дорогу, этого будет достаточно? — Нет, Осаму, не будет! Чёрт возьми, я просто хочу тебе помочь. Почему так сложно открыться? — слёзы на глазах скапливаются, перекрывая видимость мутной пеленой. — Да ладно, неужели ты и правда думаешь, что всё так просто? Конечно, Ацуши, за мной просто так решили погоняться. Такова политика всех группировок, это криминальная сторона Японии. Мне просто нечего тебе рассказывать, там история, не требующая особого рассказа. — Допустим. Но почему я должен сидеть и ждать, если у меня настолько сильная способность? Мы же вместе, Осаму. Или… я неправильно понял? — Накаджима скрестил руки на груди, сведя брови к переносице. — Я сейчас же разберусь с этой кучкой. Младший выходит из переулка и оглядывается, пытаясь продумать, что делать ему дальше. Он понимал Осаму в какой-то степени, это желание уберечь, защитить. Хоть и было странным, даже неуместным, учитывая их работу. Да и миссии были в разы труднее, и брюнет не возражал абсолютно, с чего же стал сейчас? — Ацуши, стой! — Дазай срывается с места, отталкиваясь от земли с характерным звуком низких каблуков. — Блять, в сторону, Ацуши, скорее! Но пуля уж слишком заметно ударяется о грудь, заставляя издать болезненный вздох, наполненный надрывистыми нотками. Изо рта, контрастируя с бледными губами, каплями стекает кровь. — Грх… — жалкие попытки что-либо сказать превращаются в хрипения и огонь в лёгких. Рот заполнился алой жидкостью, что лилась непрекращаемо. Ноги тряслись в судорогах, а сам Ацуши, прикрыв лицо ладонью, тщетно пытался вдохнуть хоть немного воздуха. — Осаму, помоги… Дазай подбегает и снимает плащ, перевязывая вокруг тела. Регенерация своё сделает, однако необходимо позаботиться о том, что происходило в данный момент. Смотреть на то, как самому дорогому и любимому человеку больно — похуже многих мучений будет. С таким раскладом стоит налить керосина в глаза, да поджечь, лишь бы не видеть страданий. И Ацуши пережил слишком много, чтобы снова испытывать это. Отношения ведь вещь сумбурная, однако по логическим соображениям, нацеленная на опору и защиту. Брюнет и сам понятия не имеет, что происходит с ним. Глаза щиплет от слёз, становится попросту нереально разглядеть что-то. На руках размазанная кровь, а в воздухе лишь тихие жалобные вздохи. Осаму придерживает Накаджиму, чтобы тот окончательно не упал на землю, и чувствует, как дрожащие пальцы обхватывают его запястье. — Где бы ты не был, Ацуши, что бы не происходило в мире, — за рубашку тянут, подвигая ближе к себе, пусть и слабо. — мы всегда будем связаны, как бы страшно это не звучало. Я буквально пропитан тобой, это действует внутривенно, на особом физическом уровне. Блондин приподнимается, моргает и устремляет взгляд к своему возлюбленному. Он знает, что они точно справятся, поэтому и целует его, мягко, нежно, но немного неаккуратно. На губах остаётся солоноватая кровь, а Дазай не осознаёт до конца, что происходит. Он не шевелится, только позволяет делать с ним всё, что захотят. Старший подхватывает Ацуши под руки и кладёт на спину. Повезло, что весил он мало и тащить его было легко. Каждые действие сопровождалось тысячей мыслей, летающих в голове. Нужно проследить, что выйти можно безопасно. Оперевшись о стену, брюнет поворачивается и смотрит на разрушенную дорогу. Побитые машины, некоторые из которых были перевёрнуты, звуки полицейских сирен, раздающихся на соседнем перекрёстке. Взгляд зацепляется за чёрную лакированную машину, явно выделяющуюся на фоне остальных. Дверь открывается, позволяя увидеть пассажира на заднем сидении. «Надо же, кого отправили. Хотя, даже неудивительно, так всегда и происходило.» — размышляет Дазай, ловя зловещий блеск серебристых глаз. — Что ты сидишь, выходи давай. — раздаётся знакомый голос с переднего сидения. — Ну же, не бесись, мне тоже неприятно, но это приказ от босса, а ему противоречить нельзя. Осаму оглядел вышедшую пару и цокнул языком. Выдавать что-то язвительное просто совесть не позволяла, у него на плече лежит возлюбленный в крови, думать о чём-то другом, кроме его безопасности, балл бы эгоистично и бесчеловечно. — Наши организации опять договорились верно? — подал голос брюнет и словил на себе два недовольных взгляда. — Да что вы на меня так смотрите? — Опять мне сказали твою жопу прикрывать, Дазай. Нас, между прочим, с отпуска вырвали. А за это и побить тебя стоит. — Чуя потирает пальцами виски и поворачивается в сторону дороги, глядя на обломки и последствия перестрелки. — Опять «Белый шум» успокоиться не может. Мы же надрали им задницы пять лет назад, с чего они решили вспомнить прошлое? Ещё и этого — он указывает пальцем на Ацуши. — приплели сюда. Пожалели бы бедолагу, он и так тебя выбрал, зачем его ещё мучать? — Кто бы говорил. На своего-то посмотри, вешалка для шляп. — Это я и посмотреть должен?! Ты про Рюноске не вякай, а то я забью на поручения Мори-сана и вмажу тебе как следует. — Мы оба знаем, что ты этого не сделаешь. Зачем вас прислали сюда? — брюнет безусловно знал ответ на вопрос, но хотел сменить тему. Накахара обошёл машину и кивнул Акутагаве, показывая, что тому нужно сесть рядом на переднее место. Атмосфера царила напряжённая, но оно и неудивительно. Ненависть позитивной быть не может, даже во благо. — Не придуривайся. Ваш директор попросил босса об услуге, что вполне ожидаемо. Как я понимаю, ты думал справиться самостоятельно. Не удивлён, что Кирияма оказался куда сильнее, чем ты полагал. — Из-за этого пострадал Ацуши. Те пули, судя по всему, замедляют действие способностей, иначе регенерация давно бы сработала. Кирияма стал сильнее и продуманнее, это факт. Мне было бы всё равно, если бы это не касалось его. — мужчина показал на блондина и прикрыл глаза, протяжно вздохнув. — Да мы уже поняли, как ты души в нём не чаешь, завались и сядь в машину уже, только время зря тратишь, — Чуя дёрнулся и сердито свёл брови к переносице. — впрочем, как и всегда. Осаму решил не отвечать на очередную колкость и промолчать, перехватывая Накаджиму и укладывая на руки, жмурится, чтобы сдержать эмоции, которые так и вырывались наружу. Пальцы вплетаются в мягкие волосы, немного посеревшие от пыли и грязи. И невзирая на это, трогать их было безумно приятно, снимало напряжение, хоть и не особо сильно. Молчание прерывается надрывистым кашлем, после чего на руке заметны капли крови. Ацуши затрясся в конвульсиях, голова запрокинулась, а дыхание всё больше напоминало угасающие удары чего-то. — Осаму, где мы? — голос звучит болезненно и тихо. Тут даже Чуя сказать ничего не может, сам понимает, если бы оказался в таком положении, страдал бы по своему парню, сидящему рядом, похлеще ненавистного бывшего напарника. Его это действительно удивило, ибо такая бесчувственная машина, совершившая более шестисот преступлений разного жанра, и любовь — понятия не то, что не совместимые, а скорее даже рядом друг с другом не стоящие. — Ацуши… — шепчет Дазай, вытирая мелкие, еле заметные слёзы. Он просто рад услышать этот поистине чарующий голос — любимый, родной и незабываемый. Въевшийся с самой первой встречи, когда пришло осознание, что как прежде не будет никогда. Это невозможно. Но даже за это пришлось отплатить настолько ценной вещью. Чувства всегда выходили ему боком. Машина останавливается у здания Агентства, где уже у входа стояли Куникида и Йосано, о чём-то явно увлечённо спорящие. Они , услышав громкий звук мотора, покосились и напряжённо ожидали, что может произойти далее. Как только дверь открылась, девушка подбежала, бегло осматривая тигра, что беспомощно лежал на коленях брюнета. Регенерация только начала действовать, но была ещё слишком слаба для полного исцеления. Тут уже никто не сомневался, что требуется особое лечение, в данном случае без использования дополнительных мер, поскольку было и так достаточно. — Дазай, какого чёрта ты ничего не сказал про вашу встречу с Кириямой. Ты понимаешь, что поставил под угрозу не только свою жизнь, больно она нужна тебе, но и шкета? Зачем ты во всё это полез? Нам пришлось опять с Мафией сговариваться! — Это только показывает, что сами вы ничего не можете. — язвительно указывает Чуя, чем ещё больше раздражает Куникиду. — Хорош болтать, голубки недоделанные. Занесите Ацуши ко мне в кабинет, — произнесла Акико, недовольно сложив руки на груди. — только аккуратно! Не видите что ли, ему больно? Или вы поиздеваться решили? Накаджима выглядел полностью истощённым как физически, так и морально. В груди чувствовалась жгучая, растекающаяся боль, от которой его сердце, казалось, могло разорваться на мелкие части. Мир, по ощущениям, рушился вокруг него. Нельзя позволить себе снова провалиться во тьму. Хотя бы ради Осаму. Ацуши хотел удержать боль и не отпускать её, потому что это было единственным доказательством того, что он всё ещё жив. А жить было ради чего. Или даже кого. Сладкие, сюрреалистичные мечты не должны вот так исчезнуть до своего воплощения. Но единственное, о чём сейчас действительно задумался парень, так это о панике Дазая, касаемо его состояния. Чужую нервозность получалось ощутить даже в полусознании. Дазай легко провёл по лбу блондина пальцами, прежде чем покинуть помещение. Он вышел на улицу, где по-прежнему стояла тёмная машина. Его бывший напарник закуривал сигарету и о чём-то разговаривал. Иногда хотелось даже позавидовать тому, насколько он счастлив. Спокойно может строить отношения без опасений, жить без ожидания каких-либо подстав. Удивительно, что уйдя из Мафии, у Дазая этого только прибавилось, в отличии от того же Чуи. Только выбора его он не понимал, впрочем, нетрудно было догадаться и понять. — Эй, ты там оглох что ли? — резкий возглас заставил прервать размышления. — За всё время нашей совместной работы тебя таким не видел. Должно быть, этот пацан и вправду настолько сильно очаровал тебя, раз ты окончательно отупел. Ладно, не съезжая с темы, что мы будем со всем этим делать? Мафия ведь тоже этим придуркам дорогу не раз переходила. Чревато новым конфликтом. — Да слышу я, не ори, уши болят. У нас, буду откровенен, не так много вариантов действий, как ты думаешь. Принять вызов и ждать их игру, либо же атаковать самостоятельно. Но тогда они с лёгкостью могут поменять план, что говорит о лишней затрате времени. — Тогда ждём, что остаётся? Нам ехать надо, ты там с ума не сходи, всё нормально будет. — Накахара сел за руль и, поправив немного спавшую шляпу, нажал на педаль, уезжая на достаточно большой скорости, что машину через несколько секунд уже совсем не было видно. Будет нормально? Осаму усмехнулся, но было в этом действии что-то, отдающее болью. Спросить бы совета у Оды, вот только уже невозможно. Он точно понял бы, что с его другом происходит. Хотя, если для других всё было настолько очевидно, до для него он бы показался стеклом. Брюнет обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на здание, ставшее таким родным и уютным, пускай и далеко не всегда хотелось туда идти. Сейчас Дазай шёл дороге, приводившей только в одно место, где покоилось его забытое прошлое и все лучшие моменты оттуда. Это было на самом деле ценно, самое дорогое, что осталось с тех времён. И бар совсем не поменялся, только ещё больше опустел. Не услышать здесь теперь весёлых вскриков или усталых, обречённых на выслушивание всякого несуразного бреда, вздохов. Так резко всё кончилось, не успев толком даже начавшись. Тоскливо. А воспоминания будто дождём стираются, а Дазай всё пытается поймать их, собрать, склеить, но тщетно. А на столике так же одиноко лежит черно-белая фотография с подписью и на ней бокал с виски и льдом…