Связанные одной целью

      Минхо чувствует слабые похлопывания по лицу и морщится, отворачивая голову. Кажется, ему еще что-то говорят, но он не разбирает ни слова — словно находится под водой, а говорящий остался где-то на берегу. Еще пара ударов по щекам — на этот раз чуть более весомых — заставляют все-таки разлепить глаза.       Белый солнечный свет заливает глаза, не давая ничего увидеть. Минхо медленно поднимает руку, отгораживаясь от света ладонью, и чья-то фигура вовсе заслоняет небесный диск, нависая черной тенью. Голова раскалывается.       — Очухался, ептыть, — звучный мужской голос бьет по ушам. Минхо кривится от его резкости, пытаясь разглядеть чужое лицо. — Давай руку, малой, хорош уже загорал тут.       Минхо колеблется, и мужчина самостоятельно хватается за его предплечье, рывком поднимая на ноги. Он пошатывается, неуклюже топчась на месте, и наконец-то видит черты лица незнакомца вместо темного пятна. На круглом лице меж бровей залегла глубокая складка-морщина, пухлые губы плотно сжаты, а серьезный взгляд исподлобья сразу дает понять — с мужиком шутки плохи. На эту мысль наталкивают и перекинутые через мускулистое плечо вилы, но их Минхо замечает уже после.       — Спасибо, — он кивает, отряхивая подранные джинсы и рубашку. Совсем новенькие ведь были, ебанный шашлык.       Одежда тут же отходит на второй план, когда Минхо поднимает голову, оглядывая окрестности. Как будто армейский полк на танках проехался. Он даже не может взглядом за что-нибудь зацепиться — кроваво-металлический хаос вызывает тихий ужас, с какой стороны ни посмотри.       — Ты тут какими судьбами, малой? — Минхо переводит бегающий взгляд на мужчину, который смотрит на него с подозрением и недоверием. И его можно понять: Минхо на местного работника не похож, свалился, как снег на голову, почти буквально, ровно в тот же момент, как роботы с ума посходили — как такому доверять.       — Прибыл по поручению Кристофера Альбертовича Банова. Не успел даже до подземной части добраться, а меня чуть на фарш не пустили эти железные придурки, — он оглядывается, цепляя взглядом разваленную на куски стеклянную кабину, и передергивает плечами.       — И у этой тоже фляга засвистела? — Минхо оборачивается вовремя, чтобы заметить, как мужчина пинает носком тяжелого ботинка… технически, труп Терешковой.       — Не, эта нормальная… была, — Минхо даже вздыхает. Исключая визгливый голос и то, что она его своим стальным телом чуть не придушила в этой адской мясорубке, Терешкова и впрямь была лучшей среди своих роботов-товарищей. Как минимум, у нее не снесло крышу. Он чуть прищуривается, поднимая глаза на лицо напротив. — А Вы кем будете, товарищ?       — Не надо «выкать» мне, малой, — мужчина фыркает и поудобнее пристраивает вилы на плече. Выглядит достаточно угрожающе, чтобы Минхо действительно прислушался к его словам. — Меня тут просто дядей Борей все зовут. Ну, звали. Хрен его знает, остался ли тут кто, — он разворачивается спиной к Минхо, едва не задев его вилами, вглядываясь в заваленную ломанными машинами и бездыханными телами ленту дороги. — Говоришь, тебе в подземную часть надо? А на кой хрен?       — Звиняй, дядь Борь, не могу сказать, — он отступает на пару шагов в сторону, от греха подальше. Глупо будет, если его вилами зашибут, после того, как он такой «аттракцион» пережил. — Секретное поручение.       — Ой, да ладно тебе, — дядя Боря упирает зубцы своего орудия в асфальт, наваливаясь на черенок. — Кому я тут что разболтать смогу? Этой, что ли? — он кивает в сторону Терешковой. — Откуда мне знать, что ты не прикрываешься Бановым, а? Может это ты вообще всю эту канитель начал?       Он перехватывает вилы обеими руками, и Минхо делает еще один шаг назад, выставляя перед собой руки:       — Да не я это, ебанный шашлык! Я, вон, сам пострадавший, — дядя Боря убежденным не выглядит, насупливается пуще прежнего, глянув на перчатку. — За Хвалевским я пришел, ясно? Без него «Коллектив» не запустится. Могу прям щас с Кристофером Альбертовичем связаться, он то же самое скажет, — конечно, после того, как отчихвостит Минхо за то, что тот кого-то посвятил в цели своего визита.       — Ладно-ладно, не трясись так, — дядя Боря даже ухмыляется, сменив гнев на милость. — Не буду я своих убивать, банки консервные и так наши ряды проредили. Но ты у меня на карандаше, усек?       Минхо с готовностью кивает, опуская руки. Поглядывает на дядю Борю искоса, пока по сторонам по-новой озирается, и как можно более непринужденно спрашивает:       — Слушай, дядь Борь, а у тебя какое оружие есть? А то меня совсем с голой задницей отправили, сказали в комплексе все взять, но я таким макаром до него не доберусь.       — Спрашиваешь еще, — он приосанивается с самодовольным видом, но совсем ненадолго, и вздыхает: — Только за ним все равно в комплекс надо. Сам, вон, видишь — что в руках было, тем и воюю.       Минхо кивает:       — Тогда осмотрюсь тут, может найду чего подходящее на первое время. Проводишь же, дядь Борь? А то я хер знает, что тут как.       Он прищуривается, но все-таки согласно кивает:       — Булками только шевели, а то налетят щас снова коршуны. Я уже заебся с ними махаться.       Минхо дважды повторять не нужно. Он окидывает напоследок Терешкову сожалеющим взглядом — она ж, наверное, его из лифта и вытащила, на последнем издыхании, рядом лежала ведь, в отдалении от стеклянных обломков и металлического каркаса — и двигает к ближайшему покореженному грузовику. Дядя Боря прохаживается взад-вперед неподалеку, наблюдая за обстановкой. Перчатка тихо подает голос:       — Товарищ майор, пока Вы были, скажем так, вне зоны доступа, Кристофер Альбертович пытался с Вами связаться и просил дать знать, как Вы придете в себя.       — Что, прям щас, что ли? — так же негромко отвечает Минхо, скрипя дверцей кузова.       — Меньше десяти минут назад Вы вполне были готовы, чтобы доказать свою невиновность в происходящем товарищу Сочникову, — Перчатка даже не пытается скрыть недовольства.       — Кому? — Минхо копается в обгоревшем хламе, но ничего толкового не находит. Но и уходить не спешит. Укрывшись за железными дверцами можно спокойно говорить с Перчаткой, не вызывая вопросов у дяди Бори.       — Борис Никифорович Сочников, заслуженный работник Предприятия 3826, в частности, комплекса «Вавилов». Сейчас караулит Вас с вилами.       Минхо выглядывает из-за почерневшей металлической дверцы, окидывает быстрым взглядом крепкую спину дяди Бори и прячется обратно.       — Я-то думал, это обычный мужик, сторож какой, — он почесывает вскинутую бровь, — а он прямо-таки заслуженный работник. Хрена себе.       — Похоже, думать в нашем тандеме, товарищ майор, лучше все-таки мне, — на снисходительный тон Минхо успевает только закатить глаза.       — Ты долго там возиться будешь, красна девица? — судя по громкости голоса, Сочников буквально в паре шагов.       Минхо хватает первую попавшуюся трубу из кузова и поспешно выныривает из него, с силой захлопывая дверцу.       — Еле нашел что-то дельное, — он подбрасывает трубу на пробу — увесистая, должна сойти на первое время. Повезло, что действительно что-то толковое выхватил. — Чем богаты — тому и рады.       — Это уж точно, — Сочников хмыкает, скептично осматривая «оружие». Разворачивается, удаляясь от грузовика. — Молись, чтобы не погнулась после первой же стальной рожи.       — Кому молиться-то, дядь Борь, — Минхо выгибает бровь и насмешливо улыбается, поудобнее перехватывая трубу и шагая за Сочниковым. Вроде и невысокий, и явно уже немолод, и не бежит, но поспеть за ним — нужно еще постараться, — дедушке Ленину?       Тот только качает головой, переступая через трупы, полностью сосредотачиваясь на окружении. Минхо скользит взглядом по перекошенным от ужаса и предсмертной агонии лицам, чувствуя, как по спине пробегается холодок. Столько людей, так жестоко убитых, и это в мирное-то время! Какая же дикость.       Не должно все быть так. Не сейчас так точно. Не тогда, когда Союз уже давно раздавил, как надоедливую блоху, коричневую чуму и семимильными шагами движется к идеальному социалистическому будущему. Не должны, блять, роботы, созданные помощниками, убивать своих создателей, косить их, как надоедливые сорняки в поле. Не для того ученые головы ломали над их созданием, чтобы те сейчас против людей обернулись.       Слишком много «не», из которых состоит действительность.       Все это кажется чем-то нереальным. Особенно на контрасте с «Челомеем», где вовсю готовятся к Первомаю. Здесь, наверное, тоже в воздухе витало предвкушение праздника, а теперь лишь трупный смрад и отголоски предсмертных воплей. Яркие краски и счастливые лица кажутся теперь чем-то невероятно далеким, словно Минхо видел их не пару часов назад, а несколько лет, как минимум.       Сочников бесцеремонно толкает хмурого Минхо в ближайшие кусты, а на недоуменный взгляд только кивает на фонарный столб рядом. «Ромашка» негромко попискивает и хлопает своими лопастями-лепестками, медленно поворачиваясь из стороны в сторону. Обычно она просто используется как камера видеонаблюдения, но кто знает, что она может выкинуть сейчас. Лучше не рисковать.       Они пробираются по кустам, петляют меж елей, пригнувшись, как какие-то партизаны. Ну точно как на войне. Только вместо вражеских солдат — таких же людей, которых дома ждут свои семьи, но которые воюют за свои, «неправильные» идеалы — жестяные болванчики, без чувств, эмоций и связи хоть с чем-нибудь, кроме нейросети, объединившей их в бездушный коллектив. И против такого врага сражаться намного страшнее и опаснее. Потому что человек предсказуем, его слабости читаются, как открытая книга, у него есть цели, мотивация. А у роботов этого нет. Они агрессивны просто потому что. Прут напролом, лишенные всякого страха, инстинкта самосохранения и прочей ерунды, из-за которой человеку никогда не стать идеальным солдатом. Человеку всегда есть, что терять. Роботу — нет.       От красного «Москвича» на обочине поднимаются струйки дыма. Сочников жестом призывает замереть, и они затаиваются в орешнике. Минхо только спустя минуту понимает, для чего. Из-за автомобиля показываются две лысые головы роботов-лаборантов. Один из них откидывает тело девушки, на вид совсем еще молодой, в сторону от машины и, оглядевшись по сторонам, удаляется вниз по дороге. Туда, откуда пришли Минхо и Борис Никифорович. Его стальной «товарищ» безмолвно идет следом.       — Ну и падаль, ептыть, — Сочников с сожалением качает головой, остановившись рядом с трупом девушки. Плюет в сторону, крепче сжимая в руках вилы. — Не зря мне Вовчики не нравились никогда. Как чувствовал, что от них ничего хорошего ждать не стоит.       — Тот случай, когда внешность не обманчива, да? — Минхо хмыкает, присаживается на корточки рядом с девушкой и, вздохнув, опускает ее веки. Насмотрелась ужасов, хватит.       Ей бы еще жить и жить — смеяться, влюбляться, пусть даже плакать, — но не кормить червей своим телом. И сколько их, таких молодых, было на пути. Некоторые, на вид, даже младше Минхо. Он сжимает губы в тонкую линию, поднимаясь на ноги, и встречается взглядом с Сочниковым. Оба, кажется, думают о том, чтобы вернуться, нагнать этих металлических ублюдков и отомстить за девушку, за десятки, а может и больше, других убитых ими людей. Но какой в этом смысл? Мертвецов это не воскресит, а жестянки вряд ли вынесут какой-то урок. Бороться сейчас нужно с причиной, а не с последствиями. И что-то подсказывает, что Хвалевский, как главный инженер, сможет в этом помочь.       Путь продолжается в мрачном молчании. Да и говорить, в общем-то, ни о чем не хочется. О близящемся Первомае? Точно уж не в окружении трупов праздничное настроение поднимать. О творящемся пиздеце? Тут и без слов ужаса достаточно. Безмолвие нарушают только радостное щебетание птиц, кажущееся сейчас совсем не к месту, грозное сопение Сочникова и тяжелые шаги. Иногда в него врываются попискивания «Ромашек», и тогда удары ботинок об асфальт сменяются треском веток и шуршанием травы.       Чем ближе основная территория комплекса, тем больше роботов попадается на пути, и тем дальше от дороги в лес отходят Минхо с Сочниковым. Пока в конфронтацию вступать нет острой необходимости, лучше просто обойти.       По ленте дороги катаются туда-сюда «Ватрушки», явно не в поисках полезных ископаемых. Желания узнавать, на что они способны сейчас, нет ни у Минхо, ни у Сочникова — тот до того, как наткнуться на Минхо, встречался только с лаборантами и «Ротороботом» и честно признался, что от последнего просто сбежал «от греха подальше». Минхо его осуждать не может. Одними вилами много не навоюешь, когда не знаешь, чего ожидать от своего врага. Он бы на месте Сочникова тоже предпочел тактическое отступление.       — Так, малой, план такой, — они останавливаются в орешнике, кое-как скрывающем их от снующих по поляне роботов-лаборантов. Те то и дело отвлекаются на похрюкивания свиней в загоне, не обращая особого внимания на лес. Минхо сосредоточенно слушает Сочникова, перекатывая в руках трубу, — заходим с двух сторон: я беру на себя ближнего, а ты вон к тому иди, — он кивает на лаборанта, прогуливающегося недалеко от обрыва. — Главное — действуем быстро, пока «Ватрушки» на подмогу не прикатились. Вырубаем их — и, считай, уже в подземном «Вавилове».       — Стесняюсь спросить, как мы туда попадем, — Минхо скептично окидывает поляну на обрыве взглядом. Там ведь и нет ничего толком — свиньи в загоне да будка уличного туалета. Не в яму с дерьмом же прыгать.       — А ты не стесняйся, малой, — Сочников прищуривается, похоже, уже примеряясь, как выпрыгнуть на примеченного лаборанта. — Тут просто черный вход. До главного можем живыми и не добраться. Так что доверься старику и делай, что велено, ептыть.       — Понял, дядь Борь, — в конце концов, Сочников ведь заслуженный работник Предприятия, явно знает, что делает. — Какой знак подашь, чтоб я на своего Вовчика вышел?       — А никакой, малой, — он перехватывает вилы поудобнее. — Увидишь, что я в атаку пошел — тоже выскакивай.       Все-таки, они не на настоящей войне. Никаких стратегий, тактик, позывных и пассов руками, чтобы отдавать молчаливые приказы. Роботы прут напролом, вот и они — в лоб. Просто и понятно. Да и Сочников ведь не солдат. Конечно, вполне вероятно, служил когда-то, может, даже с немцами махался. Или с японцами. Минхо до сих пор понять не может, из какой части Союза Бориса Никифоровича на Предприятие занесло. Вроде и говорит чисто, без явного акцента, а вроде и веко без двойной складки азиатские корни выдает. С другой стороны, тут же Казахстан совсем рядом. Хрен его, короче, знает.       Минхо прячется за широким стволом ели, пробравшись поближе к лаборанту, которого Сочников поручил ему. Тот пока из засады не выходит, выжидая момент. Видимо, не зря, потому что на поляну выкатывается парочка «Ватрушек», кружит около загона и снова исчезает в стороне дороги.       Вот тут-то все веселье и начинается.       Сочников тараном прет на лаборанта с вилами, и Минхо, не дожидаясь, пока они вступят в схватку, выпрыгивает из-за ели, в пару широких шагов оказываясь рядом со вторым роботом. Тот оборачивается слишком уж не вовремя, цепляя своими синими стеклянными глазами Минхо еще на подходе, отпрыгивает в сторону и выставляет перед собой железные кулаки. Даже в стойку техничную встает. До чего дошел прогресс, а.       Минхо ступает вокруг лаборанта на полусогнутых ногах, готовясь прыгнуть на него с трубой в самый неожиданный момент, и лаборант даже как будто принимает честные правила боя, вертясь на месте и не спуская с Минхо глаз, но в конечном счете срывается вперед первым. Тут-то и становится понятно, что техникой в его ударах не особо пахнет, но это только на пользу робота. Лаборант беспорядочно машет кулаками, целясь то в голову, то куда-то в район груди. Минхо едва поспевает отбивать стальные кулаки трубой, заполняя поляну лязгом металла. Это не надоедливого робота из кабины лифта выталкивать, тут все серьезнее. Да и этот как будто агрессивнее своего товарища из восьмой лаборатории.       Минхо улавливает момент после очередного удара, чтобы пнуть лаборанта ногой в железный живот. Тот теряет равновесие, даже как-то глупо махая руками, пытаясь устоять на ногах, и Минхо от всей души проезжается трубой по лысой голове, выворачивая ее на сто восемьдесят градусов. Робот, похоже, теряется, пусть и продолжает махать кулаками, но лишь мажет по воздуху, а Минхо в пару толчков и пинков оттесняет его к краю обрыва и сталкивает вниз.       Одной проблемой меньше.       Сочников со своим роботом так и не управился. Железный бок искрит вывалившимися проводами, продырявленный вилами, но лаборант все не сдается, ловко перехватывая вилы при каждом новом ударе и оттесняя Сочникова ближе к дороге. Плохо дело. Минхо подхватывает с земли увесистый камень, запуская его в гладкую макушку, а, когда робот отвлекается, Сочников сшибает его с ног точной подсечкой и пригвождает вилами стальное тело к земле с такой силой, что то расходится на две части.       Еще одно доказательство того, что с Борисом Никифоровичем лучше не ссориться. На месте Вовчика оказаться не хочется.       — Молорик, малой, — Сочников одобрительно кивает и вытирает со лба пот тыльной стороной ладони, с презрением глядя на дергающегося располовиненного робота. Точнее то, что от него осталось. — Говна кусок, чуть к праотцам меня не отправил, ептыть.       Сочников напоследок отпинывает нижнюю часть железного тела в сторону, бодрым шагом направляясь к загону. Минхо остается на месте, вглядываясь в дорогу. Вроде, никого больше не видно.       — Ходь сюда! — Сочников стоит у деревянной колонны под навесом, накрывающим половину загона. — Нечего там беду завлекать!       Минхо только на подходе замечает, что тот держит какой-то ключ, торчащий из колонны, а часть загона под навесом медленно поднимается. Вот как, оказывается, черный вход-то приныкали. Неплохо.       — Фантазия у конспираторов местных что надо, — из земли показываются железные двери лифта.       — А то, — Сочников выглядит так самодовольно, словно лично эту схему придумал. — У нас же тут лучшие умы Союза собрались, и не такое могут.       Минхо слабо улыбается, кивая. Борис Никифорович явно гордится своим трудовым коллективом. Жаль только, что от него вряд ли и половина осталась. Ученые на то и ученые, чтобы головой думать, а не руками работать, и, если и под землей у роботов засвистела фляга, вряд ли многие выжили. Но напоминать об этом лишний раз не хочется.       А вот роботы о себе напоминают с удовольствием. «Пчела» зависает в воздухе рядом с навесом, красный огонек «Ромашки», прикрепленной снизу, слепит глаза, и эта железная парочка торопливо улетает. Хотелось бы, конечно, чтобы на этом все и закончилось, но куда там.       — Вот же суки полимерные! — Сочников плюет куда-то в сторону. — Держи ключ, малой. Крепко держи! Давай-давай.       Минхо вцепляется в ключ так, словно от этого зависит его жизнь. Впрочем, наверное, это не так уж и далеко от правды. Ему приходится обернуться через плечо, чтобы заметить, как Сочников открывает ящик с кормом для свиней и, внезапно, достает оттуда калаш.       — Хрена у вас тут сюрпризов. Он-то тут для чего?       — А ты поменьше вопросов задавай, малой, лучше не отвлекайся, — Сочников ловко перезаряжает автомат, напряженно вглядываясь в небо.       А секунд через десять загон окружает целый рой из «Пчел» и «Дроф», а чуть в отдалении кружат «Шмели», так и не сбросив ящики с новенькими роботами. Интересно, эти, новые, тоже агрессивные, или не повезло только «старичкам»?       Сочников ловко отстреливает летающих роботов, и те, взрываясь, как праздничные фейерверки, падают в лес, на поляну, куда-то за обрыв, оставляя россыпь горящих осколков и выбоины-кратеры на местах своих падений. Запах гари тянется откуда-то с крыши, и оставаться на месте, удерживая этот сраный ключ, становится все сложнее. Минхо оборачивается на беснующихся свиней, замечая, как со стороны дороги бегут лаборанты.       — Дядь Борь, подкрепление с земли!       Сочников бегло оборачивается и крепко матерится, заменяя обойму в калаше. Минхо очень хочет сорваться с места и помочь Сочникову хотя бы врукопашную — трубу так и держит свободной рукой, — но подземный лифт уже почти поднялся, приветливо раскрыв двери, и будет слишком глупо сейчас перекрывать единственный путь отступления.       Сочников подбивает «Шмеля». Тот пикирует за обрыв, выпустив из лап-тросов ящик. Стенки разваливаются от удара о землю, и из ящика выпрыгивает круглоголовый гигант, такой же, как удерживающий голограмму Земли в холле перед кабинетом Банова. Только ряды ячеек этого ярко горят, явно не предвещая ничего хорошего. Он стоит на четвереньках, как готовящаяся к прыжку дикая собака, и Сочников, не прерывая поток мата, отбрасывает калаш в сторону, сгребает в охапку Минхо и прыгает с ним в кабину лифта, который тут же срывается вниз.       Яркие искры, громкий скрежет металла, в первые пару секунд смешивающийся в какофонию звуков с поросячьим визгом и взрывами, а после — тишина. И унылое мерцание лампочки в крохотной комнатке под землей.       Сочников тяжело поднимается на ноги, отряхивая плотную робу, и протягивает руку ошалевшему Минхо, чтобы помочь ему подняться.       — Этот «Беляш» ебучий чуть нас самих на пирожки не пустил, — Борис Никифорович хлопает Минхо по плечу. — Нормально, малой, прорвались. Теперь поспокойнее должно быть.       Минхо встряхивает головой, пытаясь прийти в себя после такого насыщенного боя, в котором даже толком поучаствовать не смог, и озирается по сторонам, пока Сочников чуть в стороне чиркает зажигалкой и во все легкие затягивается табачным дымом. Он предлагает сигарету и Минхо, но тот только машет головой, отказываясь.       Комнатка перед лифтом совсем небольшая, лишь ряд шкафчиков у одной стены, ящики в углу и одинокий узкий стол рядом с выходом. Сочников выпускает облако сизого дыма в воздух и кивает на шкафчики:       — Там можешь себе снаряжение поискать какое, чтоб с трубой своей не бегать. От Вовчиков еще отобьешься, но для других что посерьезнее не помешает.       — Я думал, в лаборатории только лаборанты, — Минхо хмыкает, но все-таки действительно роется в шкафчиках.       — Индюк тоже думал — да в супе оказался, — Сочников бросает недокуренную сигарету на бетонный пол и тушит ее носком ботинка. — Сверху тоже такой толпы не должно быть, но производство рядом, прям с него повалили, походу.       — Но тут-то производства нет, — Минхо меняет подранную рубашку на форменную, как у Сочникова. Джинсы решает пока оставить.       — Зато инженеры есть, которые с роботами работают, — Борис Никифорович вздыхает. — Дотошный какой, а.       — Да я разобраться пытаюсь, — Минхо находит в шкафу еще и нож. Решает его забрать, на всякий случай. Мало ли. — Я ж тут впервые, откуда мне знать, что и как.       Сочников хмыкает, роется в ящике в углу и резко бросает Минхо дробовик. Тот едва успевает среагировать. Крутит в руках обновку, оценивая. Вроде, неплохой. Себе Сочников вновь берет калаш, ворча что-то о том, что, может, хоть этот заедать не будет. Минхо закидывает ремешок дробовика на плечо и переворачивает тот на спину, чтобы не мешался, пока Борис Никифорович достает из соседнего шкафа патроны и барсетку для Минхо. У самого уже болтается такая на поясе.       — Ну что, малой, я тебя снабдил, ты, вроде, толковый — пропасть не должен, — Сочников распихивает патроны в барсетку и глубокие карманы штанов. — Теперь каждый своей дорогой. Ты за Хвалевским, я по своим делам.       — Тоже искать кого-то будешь, дядь Борь? — Минхо цепляет барсетку на ремень, складывает патроны — не так уж и много, придется поэкономнее быть — и с интересом прищуривается, глядя на Сочникова.       Взгляд у того такой тяжелый, что Минхо тут же жалеет, что вообще рот открыл. С другой стороны, он ведь Борису Никифоровичу свои планы раскрыл, пусть те и секретные, так что, вроде как, имеет право поинтересоваться. Сочников поправляет калаш на плече и, глядя прямо в глаза, коротко отвечает:       — Жену.       Минхо поджимает губы. Хотелось бы верить, что Сочникова смогла убежать или укрыться, а может, она, как и муж, боевая женщина и показала ополоумевшим роботам, кто в комплексе хозяин. В любом случае, Минхо искренне надеется, что Борис Никифорович сможет ее найти. Живой и, насколько это возможно, здоровой. Сочников хороший мужик, помог очень сильно, так что, да, он заслуживает лучшего.       — Ладно, малой, может, свидимся еще. Бывай.       Когда его фигура скрывается за дверью, Минхо может только вздохнуть.