В пожаре своего сердца и в когтях любви.

Кэп отдает приказ об окончании смены и отпускает всех отдыхать по домам, когда телефон Эдди начинает настойчиво вибрировать на полке шкафчика. Металлический звук бьет по ушам замученного пожарного, но инстинкты и навыки все-таки помогают поймать мобильник, сорвавшийся с самого края. На экране горит одно из двух самых любимых имен, а с фотографии смотрит улыбчивый мальчишка в пластмассовых очках. Кристофер, конечно, уже давно подрос, и они поменяли ему очки на новые, модные и стильные, но Эдди никак не решался сменить это фото. Тогда его сын начал улыбаться искренне и широко, не стесняясь своей инвалидности и особенности. Эдди тысячу раз повторял Крису, что тот ничем не отличается от остальных ребят, что он сильный и прекрасный ребенок... Но слова эти обрели силу только в тот момент, когда их подтвердил сердечной клятвой жизнерадостный и искренний напарник отца. Наверное, в Баке все еще слишком явно ощущался такой же мальчишка, искалеченный собственной природой и родителями. Обвиненный во всех грехах еще до того, как научился ходить и говорить. Виновный без вины в смерти старшего брата. Бракованный младший сын семейства Бакли. Эдди даже представить страшно, как это - родиться единственным человеком в семье террианцев. Еще сложнее понять, как умудрился Эван вырасти и не напитаться ненавистью к окружающим его мутантам. Мальчишка-пожарный обожал каждого террианца в своей семье – 118 пожарной части: он первый вставал в очередь утонуть в медвежьих объятиях Бобби, потянуть его за круглые уши и получить шуточную затрещину лапой по макушке; не упускал ни одной шутки о том, что Чимни больше похож на собаку, чем на волка, дразня его пищащими игрушками и подкладывая в шкафчик поводок со стразами; он умудрился влюбиться в Эдди и его недоделанного природой сына. Он даже провернул эту тупую шутку с картонной коробкой, заставив Эдди на глазах у всей команды залезть в нее, высунув наружу только пятнистый хвост. Возможно, это какая-то психологическая болезнь, но Бак был рад ею страдать. Он обожал своих друзей и их вторые сущности. Диаз иногда задумывался, каким бы Эван был террианцем. Изменил бы зверь внутри эту солнечную улыбку, щемящую душу теплоту в его глазах, заботу и желание везде и всюду помогать. Стал бы он больше походить на отца? Было бы Эдди спокойнее засыпать рядом с ним, не представляя в красках, как утром он обнаружит истерзанный в беспамятстве труп... Но Эван не лыком шит. Он влетает в горящие здания одним из первых, он удерживает вес террианца на тросе в одиночку, он не отступает, увидев в глазах зарвавшегося виновника чрезвычайной ситуации желтоватый отблеск – признак террианской крови. Если Бак что-то и боится, то это потерять своих близких, не успеть прикрыть их или подставить им плечо. Он никогда не боится сам за себя. За него боятся все остальные. Наверное, это и значит быть семьей. Эдди натягивает одним движением свежую темную футболку, которую ему в сумку подложил этот удивительный человек, и нажимает иконку “Ответить”, расплываясь в улыбке еще до того, как услышит голос сына. Но все приветственные слова обрывает крик Кристофера. – Папа! – доносится из трубки дрожащее и немного невнятное из-за заложенного носа. – Папа, я сделал что-то плохое! Крик Кристофера находится на первом месте самых страшных вещей в жизни Эдди. На втором месте – крик Эвана Бакли, например тот, который вырывается у него изо рта, пока парень лежит придавленный пожарной машиной. Этот чертов кусок железа из специально усиленного и укрепленного против террианской силы материала они не могут поднять даже втроем. У Бобби вздуваются вены на руках и отчетливо проступают клыки, Чим на грани того, чтобы взвыть в голос, запрокинув голову... А Эдди только и может, что пытаться не паниковать и просить Бака держаться. Бак держится и кричит снова, когда кузов пытаются приподнять. У Диаза этот крик навсегда останется в памяти. На третьем месте ужасов его жизни – молчаливый Бак. Молчаливый Бакли, из которого торчат десятки трубок аппарата ЭКМО, потому что сам он дышать не может. Лежит только искорёженной бумажной куклой на белых простынях, больше похожий на какой-то неудачный опыт сумасшедшего ученого. Потому что если из человека тянется столько проводов и гофрированных трубок, он точно не может быть живым. Оклик Кристофера снова бьет по сердцу, а в дверях появляется Бобби. То ли это террианский суперслух, то ли выражение лица Эдди, что капитан замечает сквозь стеклянные перегородки. Но Бобби тут, он сильно стискивает плечо своего подопечного, заставляя сосредоточиться. – Крис, – Эдди старается удержать голос ровным и спокойным. – Сынок, что случилось? Мужчина ставит телефон на громкую связь и наклоняется, чтобы быстро зашнуровать тяжелые форменные ботинки. Черт с ним, остальное он переоденет дома. Все равно форму стоило давно сдать в чистку. На ней слишком много чужой рвоты, слюней и крови. Даже застиранные они все же остаются там. – Пап, приезжай скорее! – умоляет его сын, и в трубке что-то грохочет. – Тут столько крови! Сердце пропускает удар от этого слова. Почему-то, парадоксально, но кровь чужих людей на вызовах не пугает Эдди, он привык к ней, это часть его работы. Но одна мысль о крови собственного ребенка вызывает мурашки по спине, неприятные, почти болезненные, до самого затылка. – Ты ранен? – все же спрашивает Эдди, потому что он взрослый, потому что он отец, он отвечает за все. – Я не уверен... – выдыхает Кристофер шумно, оглушая их дыханием в микрофон. – Дай трубку Баку, – просит Эдди, закидывая на плечо сумку и получая хлопок по спине от своего командира, потому что Бобби всегда рядом. – Не могу, – Крис снова начинает шмыгать носом и задыхаться от рыданий. – Он не открывает глаза... Бак! Бак! Проснись! Капитан и Диаз секунду смотрят друг на друга, читая в глазах напротив собственный самый большой страх. Неужели снова тромб? Но пока Эдди доберётся до дома, драгоценные секунды будут упущены. Объяснить сыну, как провести реанимацию? А если он не справится? Как повесить на одиннадцатилетнего ребенка такой груз ответственности? – Надо позвонить 911, – решает Кристофер, чей голос становится более твердым, судя по звуку, он даже вытирает рукавом нос. – Бак говорил, что там могут помочь, что бы ни случилось. Раньше, чем Эдди успевает окликнуть сына, тот кладет трубку. Через пару мгновений, когда он перезванивает, абонент уже занят. И больше не выходит на связь практически всю дорогу до дома, которую Эдди проезжает быстрее в несколько раз, чем обычно, нарушая все правила и игнорируя светофоры. Одна только надежда, что Бобби позвонит своей невероятной жене, и та аннулирует все штрафы. Должна же быть польза от того, что они с Бобби опекают всю 118 часть. Когда машина тормозит около дома, из дверей как раз выходит бригада скорой. У них в руках нет носилок, полицейских сирен тоже не видно, в квартале спокойствие и тишина. Один из парамедиков вытирает руки салфеткой, у него на куртке несколько кровавых следов. Но чемоданчик закрыт, щита нигде не видно, нет никакой паники и никто никуда не бежит. Эдди слишком долго служит пожарным спасателем, чтобы обмануться этим картинным спокойствием. От него только сильнее тянет где-то в районе желудка. Когда экстренные службы никуда экстренно не бегут, это значит одно из двух: или они успели, или они опоздали. Равноценные возможности, пятьдесят на пятьдесят. Парамедики Шредингера, мать их. Пока Эдди выбирается из джипа, он дважды запинается о собственные ноги. Подбегая к дверям своего дома, он замечает цифру 134 на боку кареты скорой помощи. Саммерс - зеленоглазый террианец-гепард, с которым они иногда работают вместе, кивает Диазу. Он однажды неловко намекнул, что не против был бы познакомиться с Эдди поближе, можно даже в горизонтальном положении. Но довольно пьяный к тому моменту Бак совсем недвусмысленно налетел на напарника со спины, оглушая его какой-то важной информацией о том, что в мужском туалете кривой писуар. И что это обязательно однажды станет причиной их чрезвычайного вызова. Видимо то, как внимательно и спокойно Диаз слушал эти пьяные бредни ответило на вопросы Саммерса лучше любых объяснений. Больше тот близко не подходил, ни к Эдди, ни к Баку. Особенно к последнему. Эдди разрывается между желанием подлететь к врачу, потребовать ответы, и поскорее оказаться в доме. Уже на пороге чуткий слух ягуара улавливает голоса в гостиной. Один голос довольно тихий и хриплый, второй - нарочито бодрый. В доме Диазов витает аромат двух чужих террианцев - Саммерса и его напарницы - вперемешку с запахом крови и хлорки. Эдди крадется по собственному коридору на цыпочках, едва-едва дыша. Уже на повороте к гостиной он видит довольно внушительное пятно крови на полу, которое в спешке попытались замыть, но в итоге просто бросили сверху разорванную рубашку. Разорванную рубашку Эвана. В этот момент Эдди узнает запах. Так пахнет Бакли: немного сладко, немного горько. От этой полярности им обоим - и Эдди, и его ягуару - всегда сносит крышу. От того, какой Эван одновременно хрупкий и сильный, глупый и внимательный, беззаботный и эмоциональный. Он весь целиком, от макушки до копчика один сплошной антоним, жирным шрифтом поперек жизни Диаза. И, будь Эдди проклят, если надеется однажды хотя бы приблизится к тому, чтобы разгадать этого человека. Запоздалый страх ползет по плечам, поднимая дыбом короткие волоски на шее. Но с кухни отлично слышно голос Бака, а значит тот в порядке. Настолько, чтобы продолжать бесконечно что-то говорить и о чем-то рассуждать. Кристофера почти не слышно, но отец чувствует его запах, перепутанный с чувством вины, страхом и облегчением. А значит его семья справилась с кризисом, сами и без него, но справились. Эдди крадется дальше, застывая за дверным косяком, чтобы прислушаться к разговору. – Видишь, приятель, я в порядке, всего пять швов – судя по голосу, Бак улыбается и движется по маленькой кухне из угла в угол. – Тебе не о чем переживать. – Но я сделал тебе больно... – тихо шепчет Кристофер, его голос глушит чашка, судя по аромату, с горячим шоколадом. – Ты пострадал. Эдди едва давит в себе желание влететь в кухню и схватить Бакли за плечи, осмотреть с головы до ног. Но сейчас нельзя, эти двое разговаривают, и беседа эта намного важнее извечного волнения хозяина дома. Диаз только делает небольшой шаг вперед, чтобы выглянуть из своего укрытия. Сын сидит прямо на столе, куда его абсолютно точно посадил Эван. В руках у него и правда чашка с шоколадом, костыли валяются прямо под ногами. Но самое возмутительное, что Кристофер одет в огромную футболку Бакли с Ханом Соло из Звездных войн, в которую мальчик может завернуться несколько раз. Но спустя мгновение Эдди понимает, что так Бак постарался успокоить ребенка, окружив своим запахом. Этот факт, что запах парня так влияет на обоих - и отца, и сына - первое время смущал Бакли до красных пятен на шее и ушах. Но постепенно даже он свыкся с таким положением дел. И стал пользоваться, как секретным оружием. Сам Бакли стоит перед мальчиком гордым памятником самому себе. У него на предплечье свежая белоснежная повязка, от которой воняет лекарством, а на лбу - немного слева - большой квадратный пластырь. Эдди прекрасно видит бледность любимого лица, покрасневшие уголки глаз. И также отчетливо слышит сорванный ритм сердца. Но как всегда Бак храбрится и делает вид, что все в порядке. – Дружок, я же пожарный! – он поднимает здоровую руку и сгибает, чтобы показать свои мускулы - и будь Эдди проклят, но его это простое действие простреливает жаром по позвоночнику. – Всего лишь пара царапин. Вот когда на меня упала пожарная машина, вот там было неприятно. – Папа сказал, что тебе могли отрезать ногу... – Кристофер хмурит брови над стильными очками и тянется рукой к человеку напротив, будто проверяя, что тот реален. Бакли морщится, но подходит ближе, чтобы подставить под внимательные пальцы подбородок. – Не верь всему, что говорит папа, – бухтит Бак, стараясь спрятать перевязанную руку за спину. – Я испугал тебя, – формулирует свои опасения мальчик. – Мне жаль. Эван качает головой, немного скованно из-за изучающей ладони, и присаживается перед столом на корточки. – Нет, это мне жаль, что я так растерялся. Тебе нужна была помощь, в такие моменты ты пока не можешь контролировать свое тело. А я застыл там, как дурак... – Эдди чувствует, как вокруг Бака сгущается запах вины, практически пропитывая человека насквозь. – Хотя я столько раз видел первые превращения террианцев. Он вдруг задорно улыбается и подается ближе, почти кладя голову на колено Кристофера. Диаз младший улыбается этому и ерошит короткие рыжеватые пряди, как привык с самого детства. – Когда Мэдди первый раз обратилась, я так испугался, что спрятался от нее на чердаке. И лестницу втянул туда, чтобы она не залезла. Кристофер смеется, запрокидывая голову, и от этого звука у Эдди отпускает сердце, которое все это время оказывается сковывал страх и волнение. Ему горько, что в такой важный момент его не было рядом с сыном. С самого рождения Кристофера им с Шенон говорили, что мальчик вряд ли сможет когда-нибудь полностью превратиться. И превращения эти будут неконтролируемы и довольно болезненны. Он бы никогда не признался, но Эдди в душе боялся этого дня, когда придется успокаивать сына после первого приступа, объяснять ему это все... И в итоге, в доме вместе с неуправляемым маленьким, но все-таки ягуаром, оказался человек. У которого нет суперскорости, суперсилы... Ничего, кроме огромного сердца и любви, которую он щедро дарит двум измученным жизнью террианцам. – Это ужасно, Бак! – дразнит Кристофер, за что получает легкий тычок пальцем в лоб. – Ужасно то, что она потом отказывалась меня выпускать! Грозилась превратиться и откусить мне ногу... – глаза Бакли округляются от притворного ужаса, и Кристофер смеется еще громче. – Вот так, приятель. Так намного лучше. Эван поднимается на ноги и крепко обнимает мальчика, игнорируя предупреждение о чашке в руках. Эдди же слышит, как сердце человека успокаивается, начинает стучать размеренно и сильно. – Ты ни в чем не виноват, запомни это. – Тихо говорит Бак. – Я всегда буду рядом, чтобы поддержать тебя. И твой папа тоже. Ты никогда не будешь один. И ты не виноват, Крис. Они еще несколько минут стоят в обнимку, покачиваясь немного из стороны в сторону. Эдди же стоит за дверью, упиваясь одновременно и гордостью за свою семью, и горечью, что оказался за бортом в этот раз. – Эй, хватит пыхтеть там в коридоре! – неожиданно окликает его Бак, заставляя чуть дернуться, хотя до конца жизни он будет это отрицать. – Иди к нам. – Пап, подслушивать нехорошо... – упрекает Кристофер, но вопреки словам улыбается и тянется, чтобы обнять отца после долгой смены. Эдди все-таки выбирается из своего укрытия, немного смущенный тем, что его поймали. Но теплые объятия с двух сторон тут же избавляют его от этого чувства. Он наслаждается этим уютом и теплом, чуть настойчивее, чем нужно, удерживая поврежденную руку напарника. Бак тушуется, словно его сейчас начнут обвинять в чем-то, но в карих глазах напротив видит только тревогу и озадаченность. От смущения на лица Эвана даже проступают веснушки, которые Эдди так любит трогать пальцами по ночам. – Ничего страшного, – отмахивается Бак и едва не сносит рукой сахарницу за своей спиной. – Я услышал, как Кристофер закричал и выбежал в коридор. А там меня поджидал маленький, но очень опасный ягуар. Черт возьми, я так сильно привык к тебе... Что не подумал и полез руками. Кристофер ясно дал понять, что ему это не нравится. Эдди как раз в этот момент берет перевязанную руку Бака и осторожно проводит пальцами по бинтам. Рана горячая пока еще, и напарник чуть кривится от неприятных ощущений, но Диаз прекрасно знает, что это все – лучший результат, что можно получить от встречи с неуправляемым фелидом. Пара царапин и швов. Легко отделались. А уж сам Эдди позаботится о том, чтобы эта рана зажила как можно быстрее. – А с головой твоей что? – хмурится он, поднимая глаза на нашлепку над глазом Бакли. Если бы это был удар лапы Кристофера, вряд ли бы они сейчас могли любоваться сразу двумя синими глазами Эвана. Едва ли тот мог бы что-то говорить при этом. Бак тушуется и опускает голову, его одновременно разрывает смех и смущение. – Ну... – он облизывает губы, и Эдди едва сдерживается, чтобы не повторить этот жест уже своим языком. Но в кухне ребенок, ради Бога! Надо держать себя в руках. – Я неудачно оступился и ударился головой о дверь... Рассек бровь и потерял сознание. Эдди чуть подается назад, тряхнув головой, будто кошка, которой брызнули водой в морду. Он не верит, слишком глупо, слишком нелепо, слишком... по-баковски. Ну да, а как же иначе. Облегчение и абсолютное опустошение наполняют его тело, и наверное Эдди бы сполз на пол бесформенной кучей грязной одежды и усталости, но его с двух сторон удерживают крепкие объятия. – Прости, что напугал тебя, приятель, – Бак чешет затылок и чуть смущенно улыбается. – Не очень достойно крутого пожарного, да? – Зато мы с тобой квиты, – тут же находит плюс в этой ситуации Кристофер и шумно отпивает уже давно остывший шоколад. – Я пойду позвоню Бобби, пока он не примчался сюда всем составом 118, – решает Эдди, по очереди целуя каждого из пострадавших в висок – одного в правый, другого в левый соответственно. – Кэп знает?! – обреченно стонет Бак и указывает пальцем в удаляющуюся спину напарника.– Ты, предатель! – Когда из моего дома звонят 911, об этом естественно будет знать Бобби, – рационально заключает Эдди, вытаскивая мобильник из кармана. За спиной на кухне Бак продолжает картинно страдать, чем вызывает у Кристофера новый приступ смеха. Наверное, именно для этого он это и делает. Когда Эдди обнимал Эвана, он прекрасно ощущал дрожь в его теле. Он испугался, и правильно испугался, от этого никуда не деться. Но он снова спрятал свои переживания глубоко, чтобы успокоить сына Диаза, перевернуть всю ситуацию, превратить во что-то веселое и смешное. Ну ничего, сейчас Эдди успокоит их Папу Мишку, потом быстро помоется, чтобы избавиться от пропитавшего прилипшую к телу одежду пота, а потом займется наведением порядка в своем доме. Накормит сына, успокоит любимого человека и, наконец, почувствует себя дома. – Эй, это мой шоколад! – доносится с кухни за секунду до того, как Эдди успевает поприветствовать Бобби, но тому уже все понятно. Он предупреждает, что Афина, хоть и закрыла все накопившиеся штрафы, собирается провести Эдди лекцию о безопасном вождении, и желает хорошего спокойного выходного. Но когда на кухне что-то звонко грохочет, а после до Диаза доносится топот удаляющихся с места преступления нарушителей спокойствия, он ясно понимает, что покоя ему не видать в ближайшее время. Правда, он это самое спокойствие особенно и не ищет. Пока его сын смеется над шутками Бака, а тот в свою очередь улыбается этой своей дурацкой счастливой улыбкой, Эдди Диазу больше ничего не нужно. Немного хлорки, наверное, не помешало бы, потому что иметь при входе в дом кровавое пятно на полу - дурной тон. Хотя можно всегда бросить сверху что-нибудь из вещей Бака. Тот все равно таскает одежду Эдди с завидной регулярностью, словно у него нет своего гардероба. Для протокола, против этого Эдди тоже ничего не имеет. Ну так, на всякий случай.