В пожаре своего сердца и в когтях любви.

"Любим, сложа руки. Тянем, будто вечны. Уходя, рискуем Больше не зажечься. Слепо верим слову Истинно беспечны. Возвращаясь к дому, помни Время скоротечно." Вежливое покашливание Бобби застает Эдди в тот момент, когда он пытается смириться с мыслью, что умрет от жажды. Вот так вот, в больнице посреди города, окруженный излишне заботливыми врачами и не менее внимательными друзьями. И нет, никто бравого пожарного, пострадавшего от маньяка-снайпера, не пытался уморить жаждой и голодом. Просто сил на то, чтобы сползти с постели и добраться до стола, на котором остался стакан, не было. А дергать медсестер, что и так с самого утра бегали туда-сюда на сверхзвуковой скорости, Эдди не позволяла совесть. Да, дыра в его плече была вполне себе убедительным аргументом. И вероятно в заботе он нуждался посильнее, чем перепивший таксист или крайне мнительная старушка... Но Эдди до мозга костей был спасателем, что всегда ставил чужие интересы на первое место. И это не могло измениться только от того, что Эдди повалялся в луже своей же крови на асфальте. Таких чудес на свете не бывает. О чем ему вообще переживать? У него в капельнице забористое обезболивающее, сын – в надежных руках... лучшего друга, за окном блестит солнце. Да, впереди несколько недель неприятной физиотерапии и потом еще нужно будет вернуться в форму, но не первый раз. Не последний. Его врач конечно переживает, что им еще нужно будет проверить, насколько полученная рана повлияла на форму ягуара, не пострадала ли лапа, насколько она функционирует. Но зверь внутри спокоен, дремлет, убаюканный лекарствами. А значит переживать не о чем. Уж это Эдди за тридцать с лишним лет вполне уяснил. Ну и конечно, его ждет Фрэнк. Но все это слишком далеко сейчас. Сейчас у него жесткая повязка на плече, постоянные анализы – никто из врачей не хочет ссориться с людьми, которые чисто гипотетически могут однажды стать ответственными за их жизни в плену огня – и внеплановый отпуск. – Ты не сможешь поднять его своей суперсилой, Эдди, – капитан даже делает вид, что эта новость его удручает, для полноты картины, и прикрывает за собой дверь в палату. – По крайней мере, пока не найдешь свою волшебную палочку. Эдди устало улыбается Нэшу и вытягивает руку в сторону стакана. – Мне все еще сложно смириться, что магии не существует, спасибо, Кэп, – желаемый стакан и правда взмывает в воздух, но лишь благодаря заботливому капитану. – Только не рассказывай Кристоферу. И Баку. Они этого не переживут. Бобби выдавливает из себя улыбку и опускается в кресло рядом с окном. У него в волосах блестит редкая проседь и под глазами довольно внушительные мешки. У него целая часть пожарных, которые каждый день рискуют не вернуться, и двое-плюс-один детей – все не родные, но такие важные и любимые. Каждого из них он едва не потерял. С каждым разбивается его изношенное старое сердце. Террианцы-медведи были большими семьянинами. Иногда их кланы насчитывали до девяноста членов. Братья и сестры, бабушки, дедушки, тети, дяди – все, кого вы только можете представить в своем генеалогическом дереве. Эти ребята были истинным воплощением слова “семья”. Они были друг за друга горой, бросались в самое пекло и никогда ни от кого не отказывались. В свете этого, Бобби, потерявший семью, обречен был на погибель. Но сначала у него появилась 118 часть. И все ее пожарные со своими историями, супругами и детьми. А спустя время появилась Афина. Со своей невероятной любовью, грацией, бывшим мужем, его новым мужем и двумя детьми. Хитрое переплетение семейных отношений, в которых сам черт ногу сломит. И еще у него был пожарный Эван Бакли. И это, вероятно, то самое, что спасло Бобби сердце, душу, разум и жизнь. Ненужный собственной семье – большую часть времени – мальчишка, человек, с родимым пятном над левым глазом и дурным чувством юмора. Они нашли друг в друге все то, что нужно было для спасения. Эдди не может не улыбаться, когда Бак летает по его кухне, окрыленный очередным рецептом. Ему было так интересно разгадывать тайны Бобби: что капитан положил в лазанью или в печенье? В чем его секрет? Они с Крисом пробуют очередные эксперименты Бака, и наверное более счастливого момента на свете придумать невозможно. Эдди пытается не обидеть друга, сказать о неудаче аккуратно, но собственный сын опережает его, смеется громко и дразнит Бака. И никто не обижается. Бак отнимает у них негодное блюдо, вытряхивает его в мусорку и начинает заново. А в дверь уже стучит курьер с китайской едой, которую он заказал на всякий случай. Бак и Бобби – это отец и сын из самой образцовой рекламы или рассказа соседки за забором. Они ругаются и мирятся, они переживают друг за друга и сходят с ума, они бегут на помощь при первом же случае, даже если между висит душным облаком обида. Бобби по-отечески строг, когда пытается учить Эвана важным навыкам или правилам, и по-отцовски слаб к его капризам и просьбам. И Эдди прекрасно понимает, что если он будет неосторожен и хоть как-то навредит Баку, то не будет ни одного места в этом мире, где он сможет спрятаться от ярости огромного медведя. И то, что Бобби не будет сдерживаться и прибьет его одной лапой, Эдди не сомневается. То, как капитан кривится, стоит Диазу упомянуть непоседливого и неугомонного пожарного, никак не скрыть. Эдди знает это лицо, видел его десятки раз. Когда Бак пытался сбежать из больницы с травмированной ногой, когда решил судиться с управлением, чтобы вернуть свою работу, когда под ним провалилась пожарная лестница, оставив человека болтаться на самом краю. В целом, любой рабочий день в 118 части, когда Бак не обременен своими размышлениями, сторонними проблемами или сериалом, что они с Кристофером нашли накануне. – Что говорят врачи? – Бобби пытается перевести тему и смотрит внимательно, обеспокоенно, Эдди даже на пару мгновений ощущает себя таким же сыном, любимым и важным. – Что мне повезло, – с этим соглашается и сам Эдди осторожным кивком. – Что у меня замечательные товарищи, немного сумасшедшие, но если бы не они, то шансов у меня было бы в разы меньше. Бобби кивает и выжидающе молчит, требуя продолжения. – Анализы показывают, что никаких необратимых или серьезных повреждений функции руки нет, – Эдди пытается вспомнить, что ему говорила с утра доктор, но у него в крови все еще слишком высока концентрация обезболивающего. – Много покоя, много упражнений и много еды, и я буду как новенький. Так что, не нужно меня заменять. Эдди говорит это шутливо, до какой-то степени, но сам себе не может отрицать, что в груди что-то предательски дрожит. Ведь никого не ждут вечно, а штат нужно укомплектовать. В конце концов, Бак не может работать без полноценной страховки. Кто еще сможет вытащить его из рушащегося дома или прикрыть от столба огня в спину? Вообще, конечно, любой уважающий себя пожарный и профессионал, но... Одна мысль, что Эвана будет страховать кто-то чужой... Возможно, это будет тоже фелид. Какой-нибудь тигр. Или лев. И он сможет одной рукой втягивать легкое человеческое тело на крышу или из ямы. И они будут пить пиво после работы, возможно даже вдвоем в любимом баре Бака. И Эдди бы порадоваться, что жизнь друга будет в надежных руках... Но вместо радости внутри него вдруг загорается ярость. Он чувствует, как во рту удлиняются клыки, а на руках – когти. В ушах шумит кровь, а экран за спиной начинает тревожно пищать, словно пытается уговорить его не делать глупости. Но в голове Эдди вереница картинок, которая не прекращается: как высокий мускулистый террианец помогает Баку качаться в их маленьком зале в части, как хлопает по бедру после удачного спасения, как Бак готовит ему после долгой смены, как... Эти картинки не четкие, Эдди даже не видит лица своего возможного соперника, но Эван заливисто смеется, запрокинув голову, и у него в уголках глаз собираются мелкие морщинки, и этого достаточно, чтобы фелид внутри поднял голову и протяжно зарычал. – Бак. Имя словно ведро ледяной воды обрушивается сверху на Эдди. Он открывает карие глаза и смотрит по сторонам, не понимая, как оказался в больничной палате, если только что был в спальне Бака в его квартире. Но напротив сидит Бобби, чуть более хмурый, чем пришел, и монитор за спиной перестает захлебываться писком, возвращаясь к мерному отсчету его пульса. – Эдди? Ты здесь, парень? – Капитан с виду расслаблен, но он готов в любой момент броситься вперед, чтобы удержать потерявшего контроль террианца - это его основная работа, кроме пожаров, конечно. Но Эдди снова чувствует все свое тело, и дыру в плече в том числе, и ему не хочется разгрызать черепушки врагов на части, а это уже успех. Он чуть трясет головой и тут же платится за это отчетливой головной болью. – Успокойся, никто тебя заменять не станет, – Бобби улыбается ему открыто, и Диаз ему верит, впрочем, как обычно. – Я даже думать не хочу, что будет в таком случае. Я к этому не готов. – К чему? – Эдди нащупывает пульт, чтобы приподнять спинку кровати, и кривится от боли в теле. Бобби молчит, но его сжатые кулаки лучший ответ из всех возможных. И Эдди нужно знать. – Бобби... – это больше, чем просто просьба. Эдди согласен с Хен – во время цунами ему было лучше не знать, что происходит, иначе он бы сошел с ума. Но это другая история. Это - его ответственность уже давно. Как накормить Кристофера утром, сделать все, чтобы спасти человека из беды. И не дать Эвану умереть в тридцать. – Наверное, будет лучше, если он сам тебе расскажет... – хрипло говорит Нэш, и Эдди чувствует, насколько он взбешен и, одновременно с этим, бессилен. – Он не расскажет, – возражает Диаз, и Бобби знает, что он прав. – Он опять сделает вид, что ничего не случилось. Ну же, капитан... Этот парень никогда не воспринимает свои проблемы серьезно. Но кто-то же должен. Бобби тянет кресло к кровати, но ножки издают протяжный неприятный скрип. Оба мужчины на пару секунд морщатся – террианский слух иногда настоящее проклятие. Особенно громкие звуки буквально лишают возможности воспринимать реальность. Досадливо тряхнув головой, капитан легко приподнимает предмет мебели и ставит туда, куда планировал с самого начала. Бобби садится, но от былой расслабленности не остается ни следа. Он сжимает подлокотники по-очереди, а взгляд его мечется по палате словно в поисках чего-то. Но Эдди ждет, он умеет быть терпелив, когда нужно. Разговор этот неприятен, для них обоих, потому что его главная тема – дорогой им обоим человек. – Помнишь, кто был с вами тогда на улице? – начинает капитан издалека: пытается одновременно проверить, что осталось в памяти Эдди, и оттянуть еще немного сложную беседу. – Не слишком хорошо... – Эдди прикрывает глаза, пытаясь восстановить хотя бы отдельные кадры того выезда. – Помню Бака на твоей машине. Помню 133 часть, что приехала на вызов. Капитана Мехту помню. Он все кричал, что нам нужна помощь. Бобби кивает сам себе, значит Эдди справился с этим маленьким тестом. – Я говорил с ним после твоей операции. Он со своими ребятами оставался в зале ожидания до самого конца вместе с нами, – для Эдди это новость, и он пока не очень понимает, что чувствует - благодарность, смущение или растерянность. – Мехта винит себя. Ну, все мы виним. Диаз открывает рот, чтобы выдать очередную порцию каких-то успокаивающих слов, но Бобби прерывает его поднятой ладонью. И правда, не стоит. Это тяжелая ноша каждого капитана - чувствовать ответственность за подчиненных, и своих, и чужих. А потом нести бремя вины за раны, травмы и, что еще хуже, смерть этих ребят. Видимо, это то, что им избежать не удастся. Капитан Нэш винит себя, что его не было рядом. Капитан Мехта винит себя, что был там, но ничего не смог сделать. Кесарю кесарево. – Он тоже помнит все урывками, слишком много адреналина, но... – Бобби дергает плечом, и Эдди видит его раздражение. – Пока все они сидели в своих укрытиях, Эван полез за тобой. Просто полз и полз, не обращая внимания ни на что вокруг. Они ждали помощи, а он... Глаза Бобби на пару секунд становятся пронзительно желтыми, и фелид внутри тревожно поднимает уши. Вот что-что, а чувство самосохранения у кошек работает отменно. Если большой и опасный огромный террианец рядом с тобой начинает слетать с катушек, нужно рвать когти в любое направление в другую сторону. Бобби медленно выдыхает и крутит кольцо на безымянном пальце, цепляясь за свой якорь. Капитан теряет самообладание редко, но качественно. И Эдди остается только радоваться, что в данный момент ему удается обуздать свои эмоции. Уползать под кровать от собственного начальства ему бы не позволила гордость. – Я не знаю, что бы делал, если бы он... – в палате повисает звенящая тишина, но оба мужчины понимают, о чем думает собеседник. – Не пойми неправильно. Мне очень жаль, что ты пострадал, Эдди. Диаз качает головой и вымученно улыбается. У него болит плечо и голова, а еще что-то между ребрами там внутри, хоть вызывай врача. Но монитор отсчитывает ритм его сердца и уровень кислорода, и кажется, остается удовлетворен результатом. – Брось, капитан. Если бы я мог выбрать, я бы поступил также, – Эдди откидывает голову на подушку и смотрит в потолок над собой. – Не скажу, что мне понравилось быть с другой стороны нашей работы, видеть перепуганные лица пожарных и ехать в машине с мигалками как пациент... Эдди поднимает голову и смотрит на своего капитана уверенно. – Но я абсолютно точно не хочу, чтобы это был Бак. Не хочу больше видеть его на заднем сидении на грани жизни и смерти. Мне повезло не только с напарником. Мне повезло, что я террианец. Будь на моем месте Бак, я даже представлять не хочу, насколько бы меньше были его шансы. Бобби молчит, но Эдди прекрасно видит, что он согласен. И в этом нет ничего плохого. Они оба понимают, что скорее всего Эвана бы они не вытащили. Такой калибр, такой профессионал, такие обстоятельства – ничего из этого не играло на руку жертве, особенно если это хрупкий человек. Бак не был слабым или немощным, от слова совсем. И Диаз первый выбьет пару зубов тому, кто попробует это утверждать. Но по сравнению с организмом террианца, который выдерживает больше, восстанавливается быстрее - человек слишком легко может сломаться. Насовсем. Как несчастная кофемашина Эдди. – Жаль, что сам Бак этого не понимает, – выдыхает Бобби, и его плечи обессиленно сутулятся. Диаз хмурится, но в памяти всплывает тот день, когда он только-только пришел в себя. Глаза Эвана, когда он влетел в палату. Эдди практически утонул тогда в этих синих океанах боли и страха. И после разговора с сыном, когда мужчина пытался осознать, что все-таки жив, прозвучала та самая фраза. Она оказалась совсем короткой, разбилась о кафельный пол словно капля пота или слеза. Упала и исчезла, не увидишь, не найдешь. Но Эдди помнит ее. Сначала думал, что это был сон, что ему показалось. Но он слышал ее также отчетливо, как выстрел над своей головой. И черт его разберет, что из этого напугало пожарного сильнее. “Лучше бы подстрелили меня.” – Бак испугался, – вырывает из воспоминаний голос Бобби, и продолжает раньше, чем Эдди открывает глаза. – Испугался, что потерял тебя. Что подвел тебя. И черт его знает, что в его голове вообще творится. Но это что-то стало громче, оно оглушило его совсем. Раньше, чем Эдди успевает спросить, о чем говорит капитан, Бобби протягивает ему телефон. На экране один из выпусков новостей. Съемка с вертолета, звучные надписи на синем фоне внизу. “Пожарный спешит на помощь не смотря на угрозу собственной жизни!” “Стрелка, что охотится на пожарных, все еще не поймали!” И в самом центре - Эван Бакли. Пожарный, что карабкается по лестнице башенного крана вверх, прижимая плечом яркий красный трос. В окнах домов отражается солнце тысячью бликов, и сердце Эдди сбивается с ровного ритма. Он слишком хорошо знает, что значит такая вспышка где-то вдалеке. Он абсолютно уверен, что такая же вспышка была за секунду до уничтожающей сознание боли, что разорвала его плечо и грудную клетку. Ягуар рычит и поднимается на лапы. Зверь в ярости, ему хочется схватить глупого человека за шею и держать так, пока он не обещает думать головой, оценивать ситуацию. Но камера выхватывает его сосредоточенное бледное лицо, и Эдди теряется в водовороте своих эмоций. – Я почти готов отстранить его от работы. Или пока не поймают снайпера, или пока ты не выйдешь из этой больницы, – Бобби забирает мобильник и убирает его в карман. В его глазах такое же раздражение и борьба с самим собой. Капитан Нэш злится за непослушание, нарушение приказов и беспечное отношение к своей жизни. Папа Нэш боится за рыжую голову, не знает как помочь и чувствует абсолютное бессилие. – Я не успеваю хватать его за штаны, когда он лезет впереди всех в самое пекло, – Бобби практически жалуется, но совершенно точно будет это отрицать, даже может рыкнуть для убедительности. – Он так яростно старается заглушить какие-то свои мысли, что совершенно перестал заботиться о себе. Носится, словно механический болванчик. Я не помню, когда он ел нормально. Я вижу в его руках исключительно чашки с кофе. – Ему же нельзя... – брови Эдди тревожно изгибаются, и он почти стонет от невозможности дать Эвану подзатыльник прямо сейчас. – Дурень! Бобби снова улыбается, но это едва ли тень его привычной ухмылки. Он измучен переживаниями сразу за двоих своих ребят. Он не справляется со стихийным бедствием под названием Эван Бакли. Он устал бояться, но не может перестать, пока Бак пытается с завидным рвением отдать концы и склеить ласты. Он дергается от каждого телефонного звонка и вскидывает голову на несущихся по коридору врачей с каталкой в руках. Их капитан скоро станет невротиком. – Если ты хотел ему что-либо сказать, но до сих пор не собрался с силами, то сейчас самое время, – наконец говорит Бобби то, зачем пришел и хлопает Эдди по ноге широкой горячей ладонью. Диаз морщится от боли, когда вибрация добирается до плеча, но молчит. Только взгляд отводит в сторону окна. Это тяжелое решение, почти глупое. Он так долго хранит свои чувства и эмоции в тайне, что они давно срослись с его нутром, теперь хрен достанешь. Молчать о всей той буре, что бушует в душе при одном упоминании имени Бака, держать руки при себе, давить каждое желание прикоснуться или оттолкнуть излишне приставучих фанатов и друзей... Эдди Диаз так привык скрывать свою любовь, что совершенно не понимает, как о ней рассказать. – Мы все переживаем о тебе, парень, – заключает Бобби, дойдя до стеклянных дверей палаты. – Но мы не сходим с ума настолько, чтобы оказаться на соседней койке. Я видел Бака таким только однажды. Когда похитили его сестру. Бобби приподнимает брови в своем любимом жесте аля добрый волшебник, что никогда не договаривает всю правду до самого конца, но все знает. И такие персонажи бесят Эдди в фильмах сильнее всего. Но Эдди давно усвоил урок, что воевать с такими людьми бессмысленно. Проще попытаться понять, что же они хотят. И Эдди начинает думать, попутно понижая дозу обезболивающего в капельнице. *** – Папа! – голос сына мгновенно поднимает Эдди настроение, испорченное отвратительной больничной едой. Мальчик радостно спешит к отцу, постукивая костылями по кафелю, а за ним с неизменной улыбкой идет Карла. Она качает головой, изучая плачевное состояние Эдди, но тут же подмигивает ему. Она видела пациентов и хуже. Ничего страшного. Карла ждет, когда одного из его чудесных мальчиков выпишут и отпустят домой, чтобы окружить его порцией заботы размером с Техас. Карла террианка, как и Бобби. Ее медвежья любовь согревает половину 118 части как минимум и еще половину ЛА. Эдди не видел ее в ярости, но совершенно точно уверен, что это страшно. И наверняка злой Карла бывает, просто об этих моментах некому рассказать. Эдди точно не будет испытывать судьбу. – Привет, дружок, – Эдди обнимает сына здоровой рукой и крепко сжимает его, не в силах выразить свою любовь до конца. – Я скучал по тебе, – делится Кристофер своими ощущениями, как учил доктор, и отец улыбатся ему в награду, устало, но радостно. – Я тоже. – Мы принесли тебе эмпанадос, – заговорчески подмигивает Карла и закрывает дверь в палату. – Съешь их до того, как сбежится на запах все отделение. – Боже... – выдыхает Эдди и едва не захлебывается слюной. – С мясом? Карла не отвечает, но улыбается так, что Диаз сразу понимает глупость своего вопроса. – Теперь мне можно? – тянет Кристофер руку и смешно морщит нос. – А то я терпел с самого утра! Эдди смеется и ерошит кудри сына, и конечно первый пирожок отправляется ему. Запах из пластикового контейнера вырывается такой, что в пору пробуждать свои самые дикие инстинкты и отправляться на охоту. Карла даже окно открывает на всякий случай, чтобы выпустить немного аромата и разбавить его вечерним воздухом. Но любопытные взгляды все равно начинают обращаться к их палате. Террианский нюх. Или вернее сказать, эмпанадос авторства Карлы Прайс. Они жуют и обсуждают последние новости из школы Кристофера, когда Эдди наконец решается на вопрос. – Ну-ка дружок, расскажи мне. Как вы там с Баком справляетесь? Кристофер дожевывает большой кусок, который засунул себе в рот, и отводит взгляд в сторону. Эдди ждет и давит в себе плохое предчувствие. Последний кусок пирожка едва не застревает у него в глотке. – Ну... Нормально. Наверное, – Кристофер рассматривает свои руки. – Я сейчас почти все время с Карлой. Мы делаем проект по естествознанию. – В смысле? – хмурится Эдди и откладывает салфетку и эмпанадос на тумбочку у края кровати. – Там такой интересный проект, и мы... – Кристофер старается перевести тему, но Диаз-старший поворачивается к Карле за ответами, и она, похоже, не хочет их утаивать. – В прямом. У нас сейчас есть два состояния Бака. Бак спит. И Бакли “Я остался на следующую смену, бросьте мою форму в стиралку, пожалуйста. Утром приеду, спасибо что присматриваешь за Кристофером.” Эдди молча переваривает информацию вместе с пирожками, и у него голова идет кругом. Следующая смена? Но Бобби в здравом уме не оставит Бака в таком состоянии на еще одно дежурство. Только если... Мужчина вспоминает слова Бобби о чувстве вины капитана Мехты. – Он берет вторые дежурства в 133 части? – хрипло спрашивает Эдди, хотя ему и ответ на это совсем не нужен. – Кто-то заслужил дополнительную награду за сообразительность, – Карла улыбается, но едва ли это искренне. – Он спит только тогда, когда вырубается от бессилия. За кухонным столом или прямо в прихожей, присев на тумбу. Один раз я застала его спящего за рулем около твоего дома. Кажется, наш Бак решил, что он заводной робот. – Этот идиот... – бормочет себе под нос Эдди и сжимает пальцами одеяло. – Он возит меня в школу, – естественно встает на защиту друга Кристофер. – И по вечерам мы с ним читаем про супергероев. Мы даже в парк ходим! – О, да, – Карла подходит к постели больного и утирает Кристоферу подбородок от жирного сока. – Это случается в те дни, когда Бака ловят на переходе на третью смену и выгоняют домой. – Он хотя бы дома ест? – без особой надежды спрашивает Эдди. – Да! – радостно кивает Кристофер. – Начал, когда твой сын отказался есть один, – перевела на человеческий язык Карла и закрыла коробку с потрясающими пирожками. – Так, марш мыть руки. Иначе вся моя машина будет в пятнах. Кристофер нехотя встает и медленно двигается в сторону ванной в палате Эдди. Карла открывает ему дверь и оставляет небольшую щель, чтобы держать мальчика в поле зрения. Но Эдди ждет, что она скажет. – Кристофер проболтался, что Бак просыпается от ночных кошмаров. Каждый раз он зовет тебя, – Карла берет Эдди за руку и накрывает второй ладонью, согревая его пальцы. – Он вытащил вас обоих оттуда, но кажется, не до конца выбрался сам. Этот мальчик слишком сильно испугался, что потерял тебя. Вода в ванной комнате затихает, и Карла делает шаг к изголовью, чтобы поцеловать Эдди в макушку, как целует Кристофера перед сном. – Он совсем запутался в своих эмоциях и чувствах, и так спешит убежать от них, что скоро свернет себе шею, – женщина кладет мягкую и нежную ладонь на его щеку. – И догнать этого сумасшедшего можешь только ты. Ягуар ты, в конце концов, или домашняя кошка? Карла провоцирует его, и они оба знают это. Но она оставляет ему пространство для маневра. Кристофер обнимает отца на прощание и утаскивает остатки эмпанадос с собой. Карла у двери оборачивается, чтобы многозначительно посмотреть и сурово потребовать, чтобы Эдди скорее поправлялся. Стоит этим двоим исчезнуть в конце коридора, Эдди тянется к мобильнику под подушкой. Они и так потеряли слишком много времени. Каждый день может вполне стать последним. Они рискуют не вернуться с вызова каждый раз. И лежа там, на улице, в собственной крови, Эдди смотрел на Эвана с другой стороны машины. На Эвана Бакли с ног до головы в крови Эдди Диаза. Он лежал и думал, что отдал бы что угодно, чтобы только сказать Баку, как много он значит для него. Для них с сыном. Что все эти танцы с бубнами вокруг друг друга – полная глупость. Что Эдди хочет целовать его по утрам, сонного и теплого ото сна. Хочет встречать вечерами, если у них не совпали смены. Что он отдал бы все, чтобы сидеть в обнимку с Баком в гостях у Бобби и Афины, так же смело и открыто, как Хен и Карен. Чтобы Эван взял все свои шмотки из съемной квартиры и перевез их уже наконец в дом Диазов, и так половина постоянно болтается в гостевой спальне. Что бабушка уже давно приняла Бака в их семью, намного раньше, чем Эдди осознал свои чувства, а с родителями он как-нибудь разберется. Что пора бы оформить официально опекунство над Кристофером, если Бак не против. Он хотел бы сказать ему так много в тот момент, но не мог, потому что сгорал в агонии от боли и горьких сожалений. А потом все обошлось, он оказался жив и в безопасности. И снова нахлынули сомнения и опасения. Решимости хватило только разорвать тяготящие его отношения. Но увидев Бака в дверях, Эдди опять испугался и сунул голову в песок. Но мужчина совсем забыл, что имеет дело с юным, но безбашенным мальчишкой, с его перевернутой вверх дном душой и изломанным сердцем. И снова во рту Эдди чувствует привкус горечи от сожалений. И так страшно представить, что в следующий раз завод у механической куклы Эвана Бакли остановится. И наступит абсолютная тишина. И Диаз снова не успеет. В который раз за свою жизнь. Не успеет помочь. Не успеет признаться. Не успеет подарить ту любовь, что испытывает столько времени. Эдди нажимает на нужный номер и вслушивается в долгие протяжные гудки. Сердце стучит где-то в горле, заставляя волноваться внимательный монитор над головой. Еще через пару секунд в трубке он слышит уставший, но радостный голос пока еще своего лучшего друга. – Бак, ты можешь заехать ко мне, как освободишься? – просит Эдди, одновременно с этим пытаясь придумать, где ему найти пару штанов. Признаваться в любви в одной ночнушке и с голой задницей это слишком даже для него. Бак ругается себе под нос и пытается ладонью закрыть микрофон, чтобы заглушить голоса пожарных из 133 части на фоне. Но он явно недооценивает террианский слух и внимательность Диаза касательно всего, что попадает в жизнь Эвана. Ягуар внутри тихо рычит, вызывая мурашки по плечам, но пока еще рано раскрывать свои карты. Им бы только заманить Бака в больницу, в эту самую палату. А дальше будь что будет... Эван говорит, что через пару часов закончит с делами и спрашивает, что привезти. Он давится зевком и изо всех сил пытается его скрыть. Он даже не представляет, что все его маленькие трюки уже давно разгаданы. Эдди отключается после того, как Бак в пятый раз повторяет, что обязательно приедет и обязательно сегодня, и улыбается своему отражению в темном экране мобильника Охота началась. "Ночью придет сновидениями вещими, Тот, кто полюбит все твои трещины. Может, мужчина, а может быть, женщина Та, что полюбит все твои трещины. Могут сначала казаться зловещими, Те, кто полюбят все твои трещины. Сможешь однажды оставить все вещи ты Там, где полюбят все твои трещины." (с)