Шот второй. Охота на Ласточку, или Выше только небо.

Я выпрыгнул! На мгновение грудная клетка раздулась так, что едва не лопнула от охватившего меня ужаса. Моё лицо с округлившимися глазами и распахнутым ртом являло собой одну из вариаций маски «Крик». Однако сам крик затерялся где-то в лабиринтах моих легких, так и не выбравшись наружу. Секунда, две, три… Я даже не думал, что время способно настолько замедлить свой ход. Если бы только была возможность вернуться обратно в вертолет, я все бы отдал за то, чтобы сделать это и больше никогда не повторял бы этот безумный прыжок. Но что сделано, то сделано. И теперь, повинуясь закону бутерброда, я развернулся рюкзаком вниз и совершенно бессмысленно размахивая руками и ногами, полетел навстречу заснеженному склону. Доигрался Тимурка. Я видел, как отдаляется от меня стрекочущий в небе вертолёт. Видел Акиру, вынырнувшего из брюха винтокрылой птицы. Видел, как он сложил руки и вытянувшись в струну направился ко мне, как-то неестественно быстро сокращая расстояние между нами. Будто он двигался, а я просто завис на месте. Я смотрел на все это, как в замедленном кино. Все происходящее было чем-то нереальным, похожим на бредовый ночной кошмар. С той лишь разницей, что проснуться у меня возможности не было. Когда Акира оказался совсем уже близко и, раскинув руки и ноги в стороны, распластался на манер морской звезды, я растопырив по-лягушачьи пальцы инстинктивно потянулся к нему. Почти сразу он врезался в меня животом, и мы, сцепившись в единый клубок, завертелись в воздухе. Верх-низ-верх-низ-верх-низ. Я довольно быстро потерял ориентацию в пространстве. Земля и небо постоянно менялись местами, так что к горлу подступила тошнота. И все, на что я был в этот момент способен – это просто крепко сжимать Акиру в объятьях, будто это могло меня как-то спасти. «Если суждено сегодня сдохнуть, заберу этого ублюдка с собой», – последнее, о чем я успел подумать, а дальше страх, паника, желание прочесть молитву или просто пообещать богу стать лучше, чище, праведнее, и все прочие атрибуты безысходности. Однако видимо героическая гибель в объятиях мужика в планы Акиры не входила. Поэтому он, сделав еще пару кульбитов, снова раскинул руки и ноги в стороны и в конце концов остановил наше вращение. Теперь он стал моим «бутербродным маслом». Он летел спиной вниз, а я позорно лежал у него на животе и с ужасом наблюдал, как мы приближаемся к склону. – Руки покажи! – проорал Такаи. – Что? – еще больше выпучил глаза я, не понимая, чего он от меня хочет. – Руки! Руки покажи! Мне пришлось его отпустить и осторожно подтянуть ладони к лицу. В этот момент он ловко дернул что-то у меня за спиной, и меня рвануло вверх, а он, кувыркнувшись, помчался дальше. А еще через несколько мгновений я уже сидел на довольно удобной широкой лямке парашюта, словно на детской качели, и, переводя дух, с совершенно ошалелой улыбкой озирался по сторонам. «Чёрт возьми, я кажется выжил», – единственное, о чем я мог думать. Мой затуманенный взгляд лениво блуждал по мерцающей белой целине, рельефно разбегающейся во все стороны, образуя спуски и подъемы, обозначенные игрой света и тени. Морозный прозрачный воздух щекотал ноздри и пощипывал кожу на щеках. Идеальная, стерильная чистота. И только алый парашют Акиры нарушал белизну пейзажа, точно следы девичей невинности на скомканных простынях. Несколько раз я поднимал взгляд кверху и с радостью отмечал, что других парашютов поблизости нет. Доставивший нас сюда вертолёт быстро удалялся, увозя с собой бойцов, дававших Акире численный перевес. Теперь мы должно быть остались один на один. К сожалению, спуск был совсем недолгим, а снежный наст под нами оказался довольно рыхлым. В результате, приземлившись, я провалился почти по пояс и ещё с минуту, если не больше, барахтался, пытаясь вытащить себя из снежного плена. Акира оказался хитрее. Он поджал ноги, натянул стропы назад и опустился в снег практически лежа. Не обращая на меня внимания, он поднялся, отцепил парашют, беспорядочно скомкал его в рюкзак и, широко размахивая руками, побрел туда, куда приземлилась выброшенная им сумка. К тому моменту, когда я наконец вылез из сугроба и сложил свой парашют, Акира успел переобуться в лыжи. Подкатив ко мне, он кинул под ноги карвы с уже прикрепленными к ним ботинками и воткнул рядом пару лыжных палок. Еще один сюрприз, заставший меня врасплох. На лыжах я не стоял со школы. То есть лет десять. А карвы вообще видел впервые в жизни. Но говорить об этом не стал. Вряд ли мне предложили бы другой вариант спуска. Отстегнув ботинки от лыж, я уселся на рюкзак и принялся переобуваться. – Мы почти прибыли, – беззаботно сказал Акира, не глядя на меня. – До дома километра три. Спуск, конечно, не идеальный, но остальные еще хуже. Так что давай за мной, по моей лыжне. Покончив с обувью, я поднял на него взгляд. – Слушай, зачем тебе всё это? – я реально не понимал его манёвров, пускаться в экстремальное приключение с человеком, которого совсем не знаешь, к тому же с конкурентом, по-моему, полная дичь. Он немного помолчал, как бы выбирая подходящую фразу, а потом вернул мне мой же вопрос: – А тебе? – на этих словах он улыбнулся, и кармин его татуированных губ на фоне окружающей снежной белизны показался еще более кровавым, чем прежде. – Тимур, ты не сбежал, когда получил от меня приглашение отправиться за город. Хотя мог. И большинство поступило бы именно так. Ты пошёл с моими людьми, когда за тобой приехали. Опять же силой тебя никто не тащил. Ты сел со мной в вертолёт и вышел из него на высоте полтора километра над землей. Не поздновато ли задаваться вопросом «Зачем»? Я опустил взгляд и молча кивнул. Конечно, у меня было что ответить на эту тираду, но я не стал. В чем-то Акира был прав. Все решения принимал я сам. В прямом смысле меня никто не принуждал. Меня гнал сюда не столько страх, сколько любопытство и возможно желание что-то доказать. Поднявшись, я сунул ботинки в лыжи и, сжав вместе колени, поводил ими вправо-влево, вспоминая давно забытые движения. Поправил очки, перчатки и взялся за палки. – Постарайся не сходить с лыжни, – напомнил Акира, оттолкнулся и устремился вниз. Я последовал за ним, постепенно ускоряясь, чтобы не потерять японца из виду. Вскоре, петляя из стороны в сторону, мы мчались на довольно приличной скорости, отчего уже второй раз за день я испытывал какой-то ребяческий восторг. Поддавшись охватившему меня азарту, я напрочь забыл обо всех предупреждениях, и в какой-то момент даже попытался обогнать японца. Но тот ловко подрезал меня на повороте и, пустив фонтан снежных брызг оставил лидерство за собой. Я же снова устремился в погоню. Карвы оказались безупречно управляемой штукой. Позволяя опираться как на внутреннее, так и на внешнее ребро лыжи, они давали гораздо больше возможностей для маневра, чем классика. И я, как пацан, лихачил по полной. На очередном повороте мне все же удалось обойти Акиру. Срезав пару метров до следующего витка, я с ликующим воплем его обогнал. Быстро обошел несколько заснеженных кочек и уже собирался притормозить, чтоб пропустить японца вперед, все-таки он был провожатым, как вдруг, повернув голову, увидел такое, от чего мои глаза поползли вверх, едва не сравнявшись по размеру с лыжными очками. Акира не стал ждать, когда я его пропущу. Он со всего разгона въехал на обрывистый выступ и, используя его как трамплин, взлетел метра на три над землей. Вытянувшись всем корпусом вперед, почти ложась в параллель с лыжами, он пролетел над моей головой и приземлился метрах в десяти ниже по склону. Затем он ловко заложил вираж и выбросил вверх левую руку, показывая мне средний палец. – Вот гад! – совершенно беззлобно расхохотался я и рванул следом, по пути высматривая новые возможности для обгона. Вскоре мы окончательно рассинхронизировались, так что даже если бы я и захотел встать на его лыжню, у меня бы не получилось. Поэтому, когда японец резко свернул вправо, я не успел сориентироваться. А еще через секунду снежный наст подомной закончился, и я, еще не успев сообразить, что произошло, ухнул куда-то вниз в расщелину. Приложившись правым боком о противоположный склон и съехав по нему вниз, я лишь каким-то чудом ничего себе не сломал. Лёжа на спине и продолжая похохатывать, я тихо простонал от досады. Заметь я эту расщелину на пару секунд раньше, возможно сумел бы ее обогнуть. Я ведь почти сделал Акиру. Не хватило самую малость. Всегда чертовски обидно выбывать из гонки в самый ее разгар. Протирая от снега очки, я осторожно поднялся и осмотрелся. Вроде бы все было цело: и кости, и снаряжение. Да и глубина расщелины была совсем несерьезная. Метра три не больше. И потому, отцепив лыжи и выбрав самый пологий склон, я попытался вскарабкаться наверх. И тут столкнулся с первой проблемой – оба склона расщелины были сплошь покрыты толстой ледяной коркой, при этом ухватиться было совершенно не за что. Делая два-три шага вверх, я безнадежно скатывался вниз. Решив, найти что-нибудь, что заменило бы ледорубы, я попробовал использовать лыжные палки. Потом переобулся в свои кроссовки и попытался якориться с помощью жестких лыжных ботинок. Все тщетно. Ледяные стены нависали надо мной непробиваемым монолитом. Выудив из кармана сотовый, я без особой надежды проверил, есть ли тут связь. Само собой, связи не было. Даже экстренной. Да и толку, номера Акиры у меня все равно не было. Оставалось только ждать и надеяться, что он сам заметит моё исчезновение и отправится меня искать. Хотел было крикнуть, но вовремя вспомнил, что излишний шум в горах может спровоцировать лавину. Не знаю, во сколько децибел должен быть такой шум, но рисковать все равно не стал. Я прождал его минут двадцать, прежде чем заметил, что начинаю подмерзать. Моя мрачная ледяная ловушка с совсем узкой полоской сизого неба над головой вполне напоминала морозильную камеру. Непрерывно пританцовывая и пуская изо рта пар, я всерьез забеспокоился о собственном здоровье. «Да, где его черти носят? Неужели так сложно вычислить по следам, куда я провалился?» – Акира! – все же выкрикнул я и прислушался. А в ответ тишина и еле слышное подвывание ветра. Спустя еще несколько минут мне пришла в голову гениальная, как мне показалось, идея: я распаковал парашют, зацепил на себе ремни и, закрепив за спиной палки и лыжи, попытался вбросить купол на верх в надежде, что его подхватит ветер и меня вытащит отсюда. Первый дубль оказался неудачным. Парашют подлетел всего на метр и скомканной тряпкой упал на меня. Тогда я растянул его по всей расщелине, завернул в самую верхнюю точку лыжный ботинок и, посильнее размахнувшись на манер лассо, выкинул парашют вверх. На этот раз он взлетел на нужную высоту, но вопреки моим ожиданиям не раскрылся, а лишь растянулся на снегу где-то там наверху. Ну по крайней мере я обозначил свое местонахождение. Возможно так Акира быстрее меня найдет. «Если будет искать, – вдруг осенила меня очень уж неприятная догадка. – С чего я вообще взял, что он кинется меня спасать? А что если он привел меня сюда именно за этим? Элегантный способ устранить конкурента. Ни крови, ни грязи… ни трупа. Как говориться: "Нет тела, нет дела". Когда и кто меня здесь найдет? Я даже не удосужился никому сообщить, куда отправился». От таких мыслей подкатила ощутимая паника сродни клаустрофобии. Ведомый чувством самосохранения, я заметался по расщелине, пытаясь найти место, по которому можно выбраться на поверхность. Край склона, за который можно было уцепиться, казался совсем близко. Чуть подтянись и зацепишься. Но каждый раз, карабкаясь вверх, на втором-третьем шаге я снова и снова соскальзывал и с откровенным матом съезжал вниз. В подмышках и в паху вспотело. Лоб под шапкой покрылся испариной. Капли пота скатывались вдоль позвоночника и проваливались между ягодиц. Нательная одежда стала влажной, липла к коже и нещадно натирала. Все это не только вызывало жуткий дискомфорт, но и всерьез грозило мне обморожением. Пробарахтавшись так еще какое-то время, я окончательно выбился из сил. Голова стала чугунной, а руки налились ватой тяжестью. В конце концов, осознав, что никто за мной не вернется, а самому мне отсюда таким манером не выбраться, я сел на землю, уперся в один склон спиной, в другой – ногами, и закрыл глаза. Надо было собраться с мыслями. Должен же быть какой-то выход. Слушая такую желанную для городского жителя тишину, нарушаемую лишь убаюкивающим шуршанием ветра, я сам не заметил, как начал засыпать. «Ничего, – успокаивал я себя, – сейчас немного отдохну. Перестану паниковать. И решение придет само собой. Надо только собраться с мыслями. Я выберусь, – размышления текли медленно, как сгущённое молоко. – Акира говорил, что до дома три километра. Мы проехали километра полтора, если не больше. Возможно, дом уже видно. А значит я сам смогу до него добраться. Конечно, доберусь. Надо только отдохнуть. Там наверняка есть связь. Позвоню Михе, пусть вытаскивает меня отсюда. Миха вытащит… Миха вытащит меня из этой расщелины. Миха вытащит…» Рядом приятно потрескивал костер, от которого веяло теплом. Щеки и губы припекало, но отодвинуться не было сил. «Пусть припекает, – решил я, – это даже приятно» Пальцы на ногах начали таять и растекаться внутри кроссовок, заполняя их, точно поднимающееся дрожжевое тесто. Тесто. Я в деревне. Это не костер, это печь так жарит. «Жарит. Тесто. Пироги. Наверное, еще только поставили. Потому что запаха совсем не чувствую. Ну и хорошо. Значит, есть время поспать. А когда проснусь, пирог уже будет готов. Только пальцы на руках сильно ломит, – я сунул их в подмышки, но это не помогло. – Господи, да что ж так ломит-то. Прищемил я их чем-то что ли? Не помню». Я попытался сжать кулаки, но кажется ничего не получилось. Попробовал открыть глаза, но веки слиплись. Да и просыпаться совсем не хотелось. Если бы ни пальцы. «Больно. Чёрт, как больно…». А ещё сильно пересохло во рту. Язык прилип к нёбу. Надо было встать и сходить попить. Но сил на то, чтобы проснуться, я в себе найти не мог. Погружаясь в сон все глубже и глубже, я тихо всхрапнул, повернулся на бок и подложил ноющие руки под щеку. Так стало немного удобнее. И даже теплее.