Фигуристы

      Первый в жизни тринадцатилетнего Чуи юниорский этап Гран-при проходил на другом конце страны: в Норвуде, штат Массачусетс. Перелёт предстоял долгий, но Чую это совершенно не заботило. Если бы потребовалось, он дошёл бы до Норвуда на своих двоих. Когда Чуя узнал, что на том же этапе выступает Осаму Дазай, то на несколько секунд онемел от восторга. Человек, который, сам о том не подозревая, в течение трёх тяжелейших лет вдохновлял Чую не только тренироваться, но и продолжать жить, будет кататься с ним на одном льду! Они даже смогут поговорить!       Тачи на этот этап не прошёл, так что Чуе предстояло лететь в Норвуд вдвоём с Коё. Отчасти Чуя даже радовался такому положению дел, ведь так будет проще остаться с Дазаем наедине.       Чуя так отчаянно желал произвести правильное первое впечатление, что Тачи закатывал глаза и утверждал, что даже он не волновался так перед первым свиданием с Гин. Чуя не обращал внимание на подколки — он не заботился о том, как выглядит в глазах лучшего друга. Кажется влюблённым фанатом, ну и пускай. Честно говоря, Тачи в своих предположениях находился не так уж далеко от истины. Бегая круги по стадиону, делая упражнения на силу и выносливость, Чуя раз за разом представлял себе не только самый первый разговор с Дазаем, но и дальнейшее общение. Они могли бы обменяться номерами и созваниваться в любое время, встречаться поначалу на соревнованиях, а в свободное время гулять по новым городам. А потом, через пару лет, Чуя собирался устроиться на работу, чтобы и Коё помогать, и иметь возможность купить билет на самолёт и прилететь к Дазаю в гости. Глупая улыбка расползалась на лице, когда Чуя представлял, как Дазай в томном полумраке играет ему на скрипке у себя в комнате. Потом в мечтах, как в сопливой мелодраме, эта мелодия начинала звучать на фоне, Дазай откладывал скрипку, и Чуя приглашал его на танец.       Однажды Чуя так замечтался, представляя эту романтичную картину, что замер на беговой дорожке, упал и содрал кожу на боку, а потом ещё некоторое время лежал, потирая ушибленное место, и улыбался.       Понимая, что впервые они увидятся на тренировке, Чуя в сопровождении Тачи и Гин обошёл все окрестные магазины в поисках той самой формы, которая отлично сядет и покажет его в лучшем свете перед японским гением. На родном катке Чуя чаще всего тренировался в обычном чёрном спортивном костюме, но тут требовалось что-то более изысканное, но при этом недорогое — на брендовую вещь не хватило бы средств. Тачи в спортивных магазинах сразу уносился смотреть кроссовки последней модели, а Гин честно пыталась помочь и в итоге порекомендовала красивую облегающую форму глубокого синего цвета. Чуя сомневался, но довод «она идёт к твоим глазам» показался достаточно веским. Все оставшиеся карманные деньги перешли в кассу магазина, а Чуя стал счастливым обладателем синей формы с распродажи.       Коё на все эти приготовления смотрела с понимающей усмешкой. Ей тоже предстояла важная встреча — впервые за много лет она должна была увидеть бывшего мужа. Чуя прекрасно помнил, как она ругала Мори на чём свет стоит, однако незадолго до вылета в Норвуд сделала новый маникюр, покрасилась и купила приталенное красное пальто, чтобы стоять в нём у бортика. Чуе хотелось бы, чтобы они помирились — тогда они, а с тренерами и их ученики, будут встречаться чаще.       В этих хлопотах и приготовлениях, а также выматывающих тренировках настал долгожданный день вылета в Норвуд. Перед выходом из дома Чуя в пятидесятый раз проверил содержимое своей сумки, убедился, что новая форма, отцовская шляпа, костюмы и коньки на месте и, подгоняемый Коё, вылетел из дома. Чуя заметно нервничал, Коё старалась выглядеть спокойной, но по отрывистости фраз и принуждённому смеху, Чуя понимал, что проблема у них общая.       Норвуд оказался небольшим городком в предместье Бостона. Рекламная брошюра в аэропорту приглашала посетить вначале знаменитый магазин рогаликов, который претендовал на занесение в «Книгу рекордов Гинесса» как самый крупный в мире магазин рогаликов; за магазином следовали виды местной архитектуры, дом-музей неизвестного Чуе фотографа и в самом конце упоминался каток бостонского конькобежного клуба. Именно на этом катке и проходили соревнования по фигурному катанию, но реклама игнорировала этот факт.       — Вот так и осознаёшь, насколько фигурное катание не популярно в США, — прокомментировала Коё, захлопнув брошюрку. — Обидно, когда тебя обгоняют рогалики.       Чуя усмехнулся и возразил, что в районе катка их наверняка ждёт реклама соревнований.       — Маловероятно. Если бы взрослые соревновались, то ещё может быть, а тут юниоры приехали. Наверняка в зрительном зале будут только участники и их родственники.       — Дазай популярен, — отозвался Чуя. — На него наверняка захотят посмотреть.       — Дазая знают только в Японии и в нашей группе благодаря кое-кому. — Коё ухмыльнулась и потрепала Чую по волосам.       Как и предсказывала Коё, никакой рекламы грядущих соревнований возле катка или на его фасаде не было, только на первом этаже спортивного комплекса, между огромными баннерами конькобежного клуба, сиротливо пристроился неяркий плакат, посвящённый фигуристам.       Чуя украдкой выглядывал Дазая в холле, но не встретил его ни там, ни в зале для разминки. Коё попросила не отвлекаться и уверила, что никто с соревнований не снимался — она бы знала. Сама она тоже поминутно оглядывалась вокруг, и ясно было, что её взор отыскивает вовсе не Дазая.       Когда Чуя достаточно разогрелся в зале, они пошли на каток. Здесь уже раскатывались три одиночника, и среди них — в самом центре — кружился во вращении изящный, тонкий и гибкий, как веточка молодого дерева, Дазай. Коё тоже увидела его и сразу же предупредила Чую:       — Не подходи к нему пока, это отвлечёт вас обоих. Поговорите потом, в подтрибунном помещении, хорошо?       Чуя кивнул, не отводя взгляд от Дазая, который теперь разминал каскад из прыжков. Одёрнув новую синюю форму и пригладив взлохмаченные после тренировки в зале волосы, Чуя выбежал на лёд. Он последовал совету Коё и старался пока держаться от Дазая подальше.       После того, как короткая программа была пройдена целиком, Чуя подъехал к бортику, чтобы глотнуть воды.       Коё выделялась на фоне всех остальных ярким пятном. Её длинные волосы правильными волнами спадали на обёрнутые в красное пальто плечи. Но внимание Чуи привлёк мужчина в элегантном чёрном пальто, стоящий рядом с ней. Огая Мори сложно было спутать с кем-то другим. Чуя нерешительно затормозил в паре метров от них, не зная, что предпринять. Бывшие супруги явно ругались, до Чуи долетали отдельные реплики на повышенных тонах. В конце концов, он молча подъехал к бортику, забрал воду и отъехал подальше, чтобы не слышать их.       Дазай как раз приступил к разминке короткой программы, и Чуя забыл обо всём на свете. Вживую катание японского гения изумляло ещё сильнее. В каждом движении чувствовалась сила, грация и осознанность. Он точно знал, что означает каждое движение, не делал ничего просто потому, что так поставил хореограф. Это впечатляло.       Во время дорожки Дазай проехал совсем близко, и на краткий миг Чуе удалось поймать его взгляд и улыбнуться. Дазая, видимо, это отвлекло: он споткнулся и упал на элементарном шаге.       Дазай поморщился, но поднялся со льда и докатал программу до конца. На его костюме, прямо на бедре, зияла прореха — последствие падения. Чуе стало неловко, и он решил, что непременно попросит прощения. Тем более, что ледовая тренировка завершилась, и над стадионом прокатилось раскатистое требование диктора покинуть лёд.       В подтрибунном помещении Чуя нашёл Дазая не сразу, но, по счастью, одного. Тот накинул на тренировочную форму куртку сборной Японии и сидел на стуле в узком коридоре.       — Привет! Меня зовут Чуя Накахара, я из Сан-Франциско. Приятно познакомиться с тобой! И прости, что отвлёк на тренировке, я случайно, — протараторил Чуя и протянул ладонь для рукопожатия. Всё тело подёргивало от волнения, но он широко улыбался и смело глядел Дазаю прямо в глаза. Подумать только, его мечта сбывалась прямо сейчас, в эту минуту! Воображение снова нарисовало их лучшими друзьями, которые приезжают друг к другу в гости и болтают обо всём на свете.       На лице Дазая появилось странное выражение, которое непонятно было, как и трактовать. Потом он поднялся и, не глядя на Чую, бросил:       — Дай пройти.       Холодный тон Дазая вернул с небес на землю. Теперь на его лице появилось брезгливое выражение. Чуе даже показалось, что он специально держался на расстоянии, на котором его не могли задеть. Протянутую руку он не пожал, и она осталась глупо висеть в воздухе.       Чуя оторопел, но вовремя вспомнил, что в Японии принято кланяться при встрече, так что он опустил руку и поклонился Дазаю. Тот скривил губы и посмотрел куда-то поверх головы Чуи с таким видом, словно происходящее ему в высшей степени неприятно. На поклон он также не ответил. Чуя совершенно растерялся. Неужели эта осечка во время дорожки так разозлила или расстроила Дазая? Когда он спросил об этом, Дазай мученически вздохнул и отрывисто проговорил:       — При чём тут ты? В Америке просто ужасный лёд, весь в ямах. Тут любой споткнётся. Неудивительно, проводят старт в какой-то деревне, — он фыркнул и продолжил: — Видел тебя на тренировке. Убожество. Мне жаль американскую федерацию, если ты — лучшее, что у неё есть. Ты настолько отвратительно скользишь и не чувствуешь музыку, что пребывание в нашем виде спорта — это оскорбление. Тебе в самый раз собирать на поле кукурузу, там ты больше пригодишься. А теперь дай пройти, я опаздываю.       Дазай протиснулся мимо опешившего от такой характеристики Чуи и быстро зашагал в сторону холла. Чуя же ещё несколько минут глядел ему вслед в полной прострации. Только появление Коё заставило его встрепенуться и вспомнить, что ему тоже пора переодеваться.       — Случилось что-то? — спросила она. — На тебе лица нет.       — Дазай, — только и смог выдавить Чуя.       — Поговорил со своим Лучезарным? — насторожилась Коё. — Ну и как он в жизни?       — Честно? Говнюк, каких поискать!       Он пересказал Коё содержание краткого разговора, и та, выслушав, обозвала Дазая таким словом, что у Чуи от удивления взметнулись вверх брови. Он никогда не слышал, чтобы Коё так выражалась, но ссора с бывшим мужем, очевидно, заставила понервничать и её.       Она принялась убеждать Чую, что всё сказанное Дазаем — неправда. И насчёт скольжения, и насчёт кукурузного поля.       — Он специально наговорил тебе гадостей прямо перед стартом! Хочет сбить настрой и устранить конкурента. Научился подлым манипуляциям у своего тренера! — горячилась она.       Если Дазай действительно намеревался выбить соперника из колеи, то ему это удалось. Чуя не то что не хотел выходить с ним на один лёд, он испытывал непреодолимое желание свернуться калачиком прямо в этом коридоре и никогда больше не заниматься фигурным катанием. Что, если Дазай прав, и он только позорит своего тренера и звёздно-полосатый флаг?       — Ты обязан доказать ему, что он не прав, — сказала Коё, видя, что её увещевания не действуют.       — Зачем? — уныло спросил Чуя.       — Потому что на самом деле ты талантливый и…       — Это он талантливый, Коё! — перебил её Чуя. — Ты ведь ещё три года назад знала об этом, когда дала мне посмотреть видео с его выступления. А я просто умею кататься. И то, судя по его словам, не очень.       — Тебя выбрала федерация, Чуя! — резко ответила Коё. — Они могли взять кого-то поопытнее, но взяли тебя. Потому что видят твой талант и упорство. Ты столько работал ради этого! Ты не можешь всё бросить только из-за того, что избалованная принцесса морщит носик.       — Принцесса? — фыркнул Чуя.       — Начнёт вести себя по-мужски, назову иначе. Дазай всего лишь выиграл несколько японских стартов, а уже нос задрал. Ты прыгаешь гораздо лучше него, и гибкость у тебя на уровне. У него свои сильные стороны, у тебя свои. Значит так, слушай меня. — Коё положила ладони Чуе на плечи и заглянула в глаза. — Сейчас ты выходишь на лёд и рвёшь всех и особенно Дазая, ясно?!       Эти слова привели в чувство, как ведро ледяной воды. Действительно, почему он начал сомневаться в себе из-за слов Дазая? Да, тот талантливый и очень красивый, особенно вблизи, но кто дал ему право решать, кому заниматься фигурным катанием, а кому — нет?       На представление участников второй разминки Чуя выходил, полный мрачной решимости доказать Дазаю, что он ошибается, и что с ним, с Чуей, придётся считаться.       На жеребьёвке ему выпал третий номер, а Дазаю — четвёртый. Кроме них во второй разминке участвовали: китаец Лян Цичао, кореец Хён Чжингон, француз Морис Леблан и канадец Джон Маккрей.       Чуя не раз видел по телевизору представление участников гран-при, но впервые участвовал в нём сам. Как и предсказывала Коё, зрителей было немного. Однако, когда назвали имя Чуи и страну, которую он представляет, трибуны зашумели, словно многотысячная толпа. Повсюду виднелись звёздно-полосатые флаги. Чуя даже на несколько секунд забыл о Дазае и радостно помахал зрителям.       Чую подбадривали и во время шестиминутной разминки. Он отчётливо слышал с трибун своё имя и выкрики «Давай!» и «Ты лучший!» Скосив после очередного выкрика глаза на Дазая, Чуя заметил, что тот вовсе не обращает внимания на других участников, словно даже не считает их соперниками. Чуя сжал руку в кулак и вновь поклялся самому себе, что заставит Дазая считаться с собой.       Когда он после разминки и выступления двоих соперников встал в начальную позу в ожидании музыки, то почувствовал, что сегодня всё получится. Обязано получиться. Короткая программа Чуи была поставлена на музыку к фильму «Мстители». Мощная, сильная и торжественная, она заражала своей энергией и заставляла взлетать ещё выше, ехать ещё быстрее. После такой жестокой отповеди Дазая Чуя и сам ощущал себя мстителем, ведь на его стороне были правда и справедливость.       Раздались первые аккорды, программа началась. Шаги в хореографической дорожке ему поставили несложные, чтобы заход на тройной аксель выполнялся без проблем. Под гром оркестра Чуя оттолкнулся ребром лезвия от льда, идеально ровно скрутил три оборота и, как учила Коё, показал красивый выезд на полкатка. Чуя обожал прыгать: что может быть лучше, чем это ощущение полёта, приземление на одну ногу и восторженные крики зрителей?! Кто бы что ни говорил, а самое зрелищное в фигурном катании — это прыжки.       Каскад из двух тройных прыжков тоже получился прекрасно. Кровь Чуи кипела, энергии в теле хватило бы ещё на несколько тройных прыжков. Жаль, что регламент соревнований этого не позволяет.       Вращение в волчке Чуя не особенно любил. На тренировках он частенько не удерживал равновесие, или от быстрых поворотов начинала кружиться голова, но в этот раз всё прошло, как по маслу.       Музыка замедлилась, стала более плавной; на эту часть Коё поставила дорожку шагов. Это был самый слабый элемент Чуи, он никогда не получал за дорожку выше второго уровня. Наверное, именно это Дазай именовал убожеством. Ещё бы, при взгляде на его собственную дорожку судьи заходились в экстазе и единогласно ставили высшие баллы. Чуя не мог позволить себе купаться в музыке, дорожка требовала от него высочайшей концентрации, особенно та часть, которая делалась на одной ноге.       Выстояв на дорожке, Чуя с лёгкостью скрутил тройной флип с руками наверх, снова вызвав аплодисменты зрительного зала. После флипа зрители уже хлопали непрерывно, в такт, и казалось, что от энергии музыки и людей каток ходит ходуном.       Комбинированное вращение в его исполнении выглядело куда лучше волчка, потому что на нём Чуя мог продемонстрировать свою гибкость. Даже Дазай во время вращения не касался коньком головы, а Чуя прогибался в спине так сильно, что видел перед собой зубцы. Доделав его, Чуя встал в финальную позу и победно вскинул руку вверх. Ему это удалось: ни одной ошибки в программе.       Зрителям он кланялся с широкой улыбкой и чувством выполненного долга: он показал, чего стоит. Рано отправлять его на кукурузное поле.       — Молодец! — похвалила его Коё, выпустив из крепких объятий. — Вообще не устал, да?       — Я бы мог сейчас второй раз откатать короткую, энергия так и прёт! — похвастался Чуя.       Пока они сидели в уголке «кисс-энд-край» в ожидании оценок, Дазай раскатывался на льду. Даже если он и нервничал, по его лицу это было не определить. Он улыбался зрителям, даже послал самым громким девушкам на трибуне по воздушному поцелую.       На оценки Чуе судьи не поскупились, на табло высветился личный рекорд. Наверное, сказывалось ещё и то, что американец выступал в США, но Чуя предпочёл считать этот рекорд собственным достижением.       Он переместился в комнату, где участники отдыхали и ожидали окончания первого дня соревнований. Выступившие ранее канадец и француз наперебой кинулись поздравлять его и хлопать по спине. Канадец так нахваливал аксель, что Чуя даже покраснел от удовольствия. Он уселся в кресло по центру, как текущий лидер соревнований, и вперил взор в экран, висящий напротив. На нём шла трансляция с катка.       Дазаю музыкальным сопровождением снова служила классика. «Шопен», — прошептал с придыханием француз. Чуя намеревался критиковать про себя каждый шаг Дазая, отыскивать малейшие недочёты, чтобы при случае утереть нос самоуверенному оппоненту. Но Дазай не давал повода для критики: он катался, как всегда, безупречно и музыкально. На дорожке шагов Чуя поймал себя на привычном восхищении. Дазай в жизни предстал пред ним далеко не самым приятным человеком, но на льду, в программе, казался божеством. На нём была ярко-голубая блузка с пришитыми к ней полосками ткани, которые развевались вокруг него и создавали иллюзию ветра или водяных брызг.       — Потрясающе, — выдохнул канадец на комбинированном вращении, которое было выполнено особенно музыкально.       Чуя был с ним согласен. Он не понимал, как Дазаю удаётся гипнотизировать зрителя, даже настроенного изначально столь скептично, как Чуя. На катке сейчас происходило не катание, не короткая программа, а самое настоящее волшебство. И ощущалось оно даже через экран.       Когда Дазай получил свои невероятные оценки, за счёт компонентов почти на десять баллов обойдя Чую, тот почти не расстроился. Подумал даже, что, может быть, после удачного выступления настроение Дазая улучшится, и он будет более расположен заводить знакомства.       Дазай вошёл в комнату для выступивших с победной улыбкой, благосклонно выслушал поздравления от канадца и француза и уселся на кресло в центре, как на трон. Чуя теперь сидел справа от него.       На арену вышел китаец, и все притихли, ожидая нового выступления. Взгляды были направлены на экран, и только Чуя смотрел на Дазая, соображая, что сказать, чтобы не выглядеть идиотом. Китаец, между тем, прыгнул тройной аксель, но в полёте что-то пошло не так, и на приземлении ему пришлось подставить вторую ногу.       — Эх! Снимут кучу баллов, — прокомментировал с сильным акцентом француз.       — Идеальный аксель был у Накахары, — добавил канадец. — Лучше уже не будет. Ты же видел, Дазай? Он выступал перед тобой.       — Не обратил внимания, — равнодушно пожал плечами Дазай.       Он вытащил из кармана куртки телефон и уткнулся в маленький экран, полностью игнорируя выступления оставшихся участников. Чуя старался не замечать это нарочито пренебрежительное отношение, но настроение немного подпортилось.       По итогу первого дня соревнований Дазай предсказуемо занимал первое место, Чуя неожиданно для самого себя — второе, а на третьем оказался кореец, выступивший последним, и тоже набравший высокие баллы за компоненты.       Вся тройка по очереди дала интервью, причём Дазай говорил и на японском, и на английском. Чуя же вначале потерялся перед камерой, но быстро освоился и от души поблагодарил болельщиков за поддержку.       Потом их отпустили до следующего утра. Дазай в сопровождении Мори уехал в гостиницу, а остальные пошли на трибуны, чтобы посмотреть оставшийся вид — танцы на льду. Спортивные пары и девушки выступали раньше, и Чуя их не видел.       К сожалению, Гин и Рюноске федерация отправила на четвёртый этап гран-при, в Токио, а на этом этапе Соединённые штаты представляли две пары из других школ.       Чуя как-то сразу нашёл общий язык с французом Морисом Лебланом и канадцем Джоном Маккреем. В отличие от Дазая, они легко шли на контакт, а Леблану даже не помешало слабое знание английского языка, тем более, что Маккрей говорил и на французском и переводил в случае необходимости. Француза выделяла в толпе шевелюра: если Чую издалека можно было отличить по рыжему цвету волос, то Леблан мог похвастаться кудряво-всклокоченной каштановой гривой, которая, несмотря на все его усилия, не хотела лежать ровно и колыхалась над его головой, как шапка. Глаза его были постоянно прищурены, словно он внимательно приглядывался. Как он объяснил через Маккрея, щурился он из-за близорукости, а носить очки отказывался наотрез. Так это было или нет, Чуя не знал, но этот французский прищур создавал ощущение, что Леблан замышляет какую-нибудь шалость. Джон Маккрей был коротко стриженным блондином с прямым и открытым взглядом голубых глаз и забавной манерой смеяться до упаду над собственными шутками. Поговорив с ним от силы пять минут, Чуя почувствовал, что они подружатся.       Танцы на льду Чуя понимал плохо. Гин и Рюноске пытались объяснять ему правила, но всё, что он запомнил — это то, что поддержка должна длиться определённое количество секунд, и что твиззлы должны быть параллельными. Чуя и Тачи ради интереса как-то пытались повторить эти самые параллельные твиззлы и заключили, что это невозможно. Обязательно кто-то из двоих или отстанет, или уйдёт вперёд, или вообще не удержит равновесия и неэстетично рухнет на лёд. Танцоры, впрочем, доказывали, что это возможно, просто требует огромного количества тренировок.       Темой короткого танца в этом году была латина, и на взгляд Чуи все пары танцевали одно и то же. Троица одиночников, конечно, всем хлопала и выкрикивала слова поддержки, но все пары выбрали не просто латину, а какую-то медленную и тягомотную, и после четвёртой программы все они слились воедино, несмотря на яркие костюмы.       — Они специально медленно катаются, чтобы все шаги успеть показать. В танцах же главное — это шаги и рёбра, — авторитетно заявил Леблан.       — А ты откуда знаешь? — спросил у него Чуя.       — Сестра занимается. Меня тоже звали в танцы. Я даже пробовал кататься с одной девочкой.       На этих словах Леблан сделал многозначительную паузу, чтобы товарищи успели оценить, что он катался с девочкой в паре, и, подумать только, держал её за талию и другие части тела.       Маккрей заинтересовался и задал ещё несколько вопросов о несостоявшейся партнёрше, переводя Чуе те фразы, которые были сказаны по-французски. Чуя из вежливости послушал, на самом деле мало интересуясь предметом. Гин хотя бы владела боевыми приёмами, а в обсуждении внешности девочки Чуя не видел никакого смысла.       После окончания соревнований они сделали совместную фотографию и пообещали друг другу выступить завтра лучше, чем сегодня.       Второй день соревнований начинался по тому же расписанию: ранний подъём, плотный завтрак в столовой, тренировка в зале, ледовая тренировка и, наконец, выступление с произвольной программой. На этот раз Дазая Чуя встретил в зале, и тот отвернулся, как только их взгляды пересеклись. Чуя фыркнул и отошёл в другой конец зала, к Леблану и Маккрею. Мори и Коё, сидевшие каждый рядом со своим учеником, после вчерашней ссоры показательно не замечали друг друга.       Произвольная программа юниоров состояла из четырёх сольных прыжков, трёх каскадов, дорожки шагов и трёх разных вращений. Чуя основную ставку делал на прыжки, но назло Дазаю ему хотелось откатать всю программу на максимум и даже за дорожку получить хотя бы третий уровень сложности.       Сегодня он так волновался с самого утра, что Коё порекомендовала взять отцовскую шляпу с собой. Всю дорогу от отеля до катка Чуя судорожно сжимал шляпу в руках, а на время тренировки она перекочевала в спортивную сумку.       Как обладатель второго места, он выступал предпоследним и, дожидаясь своей очереди, долго мерил шагами коридор подтрибунного помещения.       В произвольной программе у Чуи не было такой уверенности, как в короткой. Тема из «Джеймса Бонда», служившая музыкальным сопровождением, не бодрила и не вселяла уверенность. Собственный чёрно-белый костюм, стилизованный под смокинг, казался простым и скучным. «Безвкусно и дёшево», — ехидно заметил внутренний голос тоном Дазая.       — Чуя, заканчивай мельтешить, — попросила Коё. — Ты всё можешь. Аксель-ойлер-сальхов сделаешь, все умрут на месте.       Каскад с акселем был фирменным в арсенале Чуи и служил секретным оружием против соперников. Двойной аксель в каскаде в этом возрасте прыгали многие, а тройной — единицы, и Чуя в их числе.       Чуя, конечно, не стал жаловаться на костюм. Они не могли позволить себе дизайнера, как и хореографа, всё приходилось делать Коё. Чуя ценил её усилия и был слишком благодарен ей, чтобы воротить от чего-то нос. Но обещал себе, что как можно скорее найдёт подработку и начнёт зарабатывать хотя бы на костюмы для соревнований.       О программе, как выяснилось позже, Чуя волновался зря — все элементы снова вышли гладко. Правда, поймав кураж, Чуя чуть было не упал на дорожке, но удержался. Секретный каскад с акселем и вращение бильман зрители встретили особенно тепло и долго не отпускали с поклона.       В зоне «кисс-энд-край» Чуя на этот раз сидел в шляпе. Может быть, со стороны это и выглядело глупо, но ему было всё равно. Надевая её, Чуя ощущал незримую поддержку родителей, а это было намного важнее, чем чужое мнение о внешнем виде.       Услышав вердикт, Чуя не поверил своим ушам — снова личный рекорд, второй на первом же этапе гран-при!       Дазай тоже откатал блестяще, в своём классическом стиле, на этот раз в костюме принца из «Спящей красавицы». Белый с золотом костюм так блестел и переливался, что глазам было больно. Наверное, только камни, которыми был расшит костюм Дазая, стоили дороже, чем оба костюма Чуи вместе взятые. Дазай и сам прекрасно чувствовал себя в образе принца, точно знающего, кто здесь победитель. Он очаровал судей, зрителей, соперников и даже Чую, несмотря на то, что тот изо всех сил пытался сопротивляться этому обаянию.       Разумеется, Дазай победил с огромным отрывом. Чуя остался на своём втором месте, а кореец — на третьем. Леблан и Маккрей остались вне призовой тройки, но на позитивный настрой обоих это не повлияло: они наделали общих фотографий, обменялись с Чуей контактами и обещали продолжить общение.       Чуя наивно считал, что испытания на этом закончились, но впереди ожидало награждение.       — Третье место занимает Хён Чжингон, Корея! — пронеслось над стадионом.       Кореец поклонился зрителям и занял третью ступень пьедестала.       — Второе место — Чуя Накахара, Соединённые Штаты Америки!       Под гром трибун Чуя выпрыгнул на лёд и тоже поклонился зрителям. Понятно было, что его поддерживают в большей степени из-за того, что он местный, но как же всё-таки это приятно!       — Первое место занимает Осаму Дазай, Япония! — объявил диктор.       Зрители захлопали, и на лёд выехал Дазай. Он поклонился по очереди всем четырём трибунам, широко улыбаясь.       Когда он подъехал к пьедесталу, Чуя протянул ему руку, как это принято на любых соревнованиях, и испытал мерзкое чувство дежавю: на этот раз Дазай вроде бы дёрнулся вперёд, но в последний момент передумал и сцепил руки за спиной. Рука Чуи во второй раз за эти соревнования глупо повисла в воздухе.       — Нахрена ты так делаешь, придурок? — прошипел Чуя. — Нас же на весь мир показывают.       Он до того разозлился, что захотелось пнуть Дазая, да побольнее. Вместо ответа Дазай пожал руку корейцу и через третью ступень поднялся на первую.       — Чем он лучше? — не сдержался Чуя.       — Он умеет кататься, — пояснил Дазай, глядя на трибуны.       Чуя хотел было послать его куда подальше с такими заявлениями, но к ним подошёл президент американской федерации фигурного катания, и началось награждение. Пока играл японский гимн, а к потолку поднимались флаги стран-призёров и победителя, Чуя отвлёкся от мыслей о Дазае и задумался вдруг над тем, что было бы, если бы родители в своё время не уехали из Японии. Возможно, его ждала бы совсем другая судьба. Но дело сделано, Чуя считал себя американцем и намеревался впредь защищать цвета страны и однажды обязательно одолеть Дазая.