Фигуристы

      — Господин Накахара, как вы можете прокомментировать ситуацию с Осаму Дазаем?       — Я ненавижу, когда кого-то травят. Все эти люди, которые пишут сейчас гадости в интернете, до этого пели Дазаю дифирамбы. Он взрослый человек, может встречаться с кем захочет или делать вид, что встречается. И даже его слова в адрес болельщиков, пусть неприятные и необдуманные, не повод желать ему смерти. Знаете, сколько раз японцы называли меня предателем? Пока я выступал по юниорам, многие думали, что я не знаю японского, раз вырос в Америке. Они в моём присутствии обсуждали меня, критиковали мою внешность и то, что мои родители якобы предали Родину. Так что я знаю, что такое хейт и дискриминация. Это мерзко. Дазай — один из самых талантливых фигуристов последнего десятилетия, а вы, — Чуя ткнул указательным пальцем в камеру, — вместо его катания обсуждаете, сколько он выпил и с кем целовался. Идите в жопу со своим осуждением!       Это короткое интервью журналисты взяли у Чуи сразу после окончания Чемпионата мира. Все словно ждали, что теперь, когда главный конкурент находится в немилости у публики, а Чуя стал чемпионом, он воспользуется положением и примется с удовольствием втаптывать Дазая в грязь. Он их разочаровал.       Посмотрев ролик и интервью Хигучи и осознав градус ненависти публики к Дазаю, Чуя написал ему в социальной сети сообщение со словами поддержки, но оно так и осталось непросмотренным. Телефона Дазая у Чуи не было, а Коё наотрез отказалась узнавать номер у Мори.       — Я предупреждала, что падать будет больно, — отрезала она.       Гин к Дазаю по-прежнему относилась прохладно. Она, как и Коё, считала, что прекрасному принцу жмёт сверкающая рубинами корона до такой степени, что он уже не в силах сдерживать яд в адрес поклонников. Тачи, тоже не испытывающий к Дазаю тёплых чувств, всё же соглашался с тем, что травить парня за то, что он скрывал свою ориентацию — это низко.       — Я одного не понимаю, — задумчиво проговорила Гин, когда они в очередной раз обсуждали этот скандал. — Почему Хигучи? Если Дазай хотел шифроваться, выбрал бы кого посимпатичнее.       — Хигучи симпатичная, — возразил молчавший до сих пор Рюноске.       — Да тебе просто нравится всё, что связано с Дазаем! — отмахнулась от него сестра. Рюноске пожал плечами и не стал с ней спорить. Но Чуя заметил, что не у одного него новость о разрыве отношений фиктивной пары вызвала улыбку на лице.       После Чемпионата мира произошло ещё одно важное в жизни Чуи событие — у него появился первый спонсор, известный производитель спортивной одежды. Он уволился из ресторана и получил возможность посвящать всё своё время фигурному катанию. По контракту отныне Чуя на всех официальных тренировках появлялся в одежде от этого бренда и по крайней мере раз в неделю выкладывал фото или видео в социальной сети, которой до этого практически не пользовался. Его популярность с Олимпиады начала расти, а когда он получил статус Чемпиона мира, появился личный фан-клуб. Были, конечно, и те, кто считал, что соревнования он выиграл только благодаря тому, что Дазая на них не было, но Чуя не обращал внимания на эти пересуды. На тренировках и соревнованиях он выкладывался на полную, несмотря на потянутую на Олимпиаде мышцу, и упрекнуть себя ни в чём не мог.       Марк не бросал попыток помириться. Приезжал на каток и домой к Коё, пока Чуя не переехал на небольшую съёмную квартиру, адреса которой Марк не знал. Чуя не раз говорил с ним, объяснял причины расставания и приводил аргументы, которые тот отказывался слушать. Марк умолял, угрожал, требовал и предрекал, что Чуя умрёт в одиночестве, потому что никому, кроме него, не нужен. Одна из таких встреч закончилась дракой, потому что нервы Чуи не выдержали. Марк был выше и сильнее, но Чуя выигрывал и поставленным ударом, и скоростью реакции, так что отделался крохотным синяком, а Марк хромал и плевался кровью вперемешку с проклятиями.       На шоу в Японии Чуя выступал во втором отделении и не видел ледяного приёма, оказанного зрителями Дазаю. Он начал подозревать неладное, когда Дазай не явился на общий поклон и командный номер в конце шоу, но расставил всё по местам запыхавшийся Мори, который поймал его за рукав на выходе с арены.       Мори выглядел так, словно не спал и не ел в течение нескольких месяцев. Холёные волосы потускнели и выбивались из хвоста неопрятными прядями, на лбу залегла глубокая складка, а сам он был очень бледен. Весь вид его кричал о том, что случилось нечто очень неприятное.       — Здравствуй, Чуя! — через силу улыбнулся Мори. — Могу я поговорить с тобой?       — Только в моём присутствии. — упрямо мотнула головой Коё. — Пусть Чуя и взрослый, но тебе я не доверяю ни на йоту.       — Хорошо. — Мори утомлённо вздохнул и, наклонившись вперёд, заговорил негромко, так, чтобы его могли расслышать только Чуя и Коё: — Ты ведь уже слышал о том скандальном видео с Осаму? — Чуя кивнул, и Мори продолжил: — Фанаты начали массово отворачиваться от него. Писали ему гневные комментарии в социальных сетях, желали смерти и тому подобное. А сегодня на выступлении публика его освистывала, многие демонстративно уходили во время проката или отворачивались. Я догадывался, что Осаму вся эта история ранит, но делиться своими переживаниями он не желал. Сегодня, когда после выступления я приехал к нему, то обнаружил его в ванной с перерезанными венами.       Коё охнула и приложила ладонь ко рту, а Чуя быстро спросил:       — Он жив?       — Да. Скорая приехала быстро, его откачали. Сейчас Осаму в больнице. Ты, наверное, задаёшься вопросом, почему я рассказываю обо всём этом именно тебе, а не его семье или другим близким людям. Всё просто. Мне кажется, если и есть на свете человек, способный повлиять на него в такой критической ситуации, то это ты, Чуя.       — При всём уважении, господин Мори, но вы с ума сошли? Он же презирает меня с первой встречи. Каким образом я могу на него повлиять?       — Я согласна! — вклинилась в разговор Коё. — Дазай при каждой встрече стремился унизить Чую. Взять хотя бы ту историю со шляпой! А эти вечные подколки!       — В том-то и дело, Коё, что всё это внимание Осаму адресовывал лишь Чуе, — ответил Мори. — Каждый раз, когда он узнавал о том, что в грядущем соревновании участвуют они оба, Осаму загорался энтузиазмом и работал с удвоенной энергией. Он считает Чую единственным реальным конкурентом, это как минимум.       — А как максимум? — Чуя поднял бровь, не веря до конца, что его присутствие действительно вдохновляло Дазая на работу.       — До сих пор я, как и все остальные, считал, что у него есть любимая девушка. Но теперь я склонен предполагать, что на самом деле ты ему небезразличен.       Бутылка воды, которую Чуя держал в руках, выскользнула из пальцев и упала на пол, вода брызнула на кроссовки, но он не заметил этого. Надежда на то, что его чувства могут после стольких лет получить ответ, заставила сердце биться сильнее, чем только что во время проката.       — Не смей давать человеку ложную надежду, Огай! — рявкнула Коё. — Ты манипулируешь Чуей, хочешь, чтобы он поставил твоего ученика на ноги, и только. На чужие чувства тебе наплевать!       — Осаму мне как сын, Коё! Уж ты-то должна меня понимать, — мягко заметил Мори.       Коё фыркнула и пробормотала что-то о том, что это совершенно другое.       — Скажите мне название больницы и адрес, — попросил Чуя Мори. — Я хочу поговорить с ним. Всё в порядке, Коё, — Чуя улыбнулся ей. — Я всё понимаю. Мы просто поговорим.       Мори написал адрес и попросил приехать завтра, чтобы Дазай успел отойти от лекарств, которыми его накачали в больнице.       — Мы так на рейс не успеем! — возмутилась Коё.       — Я оплачу вам новые билеты, лишние сутки в гостинице. Всё, что хочешь, Коё, только пусть Чуя попытается помочь Осаму.       У Мори был такой вид, словно он готов у всех на глазах встать на колени перед бывшей женой, лишь бы она вняла его мольбам. Коё, не в силах противостоять двойному напору, согласилась, и на следующий день Чуя переминался с ноги на ногу перед закрытой дверью в палату Дазая и нервно приглаживал волосы. Не то чтобы он наряжался, но выбрал наиболее идущую ему футболку с ярким принтом, кожаную куртку и обтягивающие джинсы, а волосы помыл и собрал в аккуратный хвост. Судя по рассказу Мори, Дазай находился не в том состоянии, чтобы оценивать чужой внешний вид, но одежда придавала уверенности в себе. Чуя постучался и, не услышав ответа, осторожно приоткрыл дверь.       На койке у окна лежал Дазай. Браслеты на лодыжках и запястьях фиксировали его положение для того, чтобы он не предпринял новую попытку самоубийства в стенах больницы. В глаза сразу бросалась его смертельная бледность, тёмные круги под глазами и бинты на левом запястье. Он вяло поднял голову, чтобы взглянуть на вошедшего, и удивлённо прохрипел:       — Чуя? Что ты здесь делаешь?       — Мори попросил поговорить с тобой, — ответил Чуя. Он подтащил стул к кровати и уселся на него, сложив ногу на ногу: — Пить хочешь?       Дазай слабо кивнул. Чуя открыл стоящую на прикроватной тумбочке бутылку воды, поднёс её к потрескавшимся губам Дазая, и тот жадно сделал несколько глотков. Осушив половину бутылки, он облизнул губы и попросил:       — Может, развяжешь меня?       — Если обещаешь не прыгать в окно, — серьёзно ответил Чуя.       — У меня сейчас сил с кровати встать нет, какое окно, — измученно скривился Дазай. — Я смотрю, Мори многое тебе рассказал.       — Думаю, у него не было выбора, — заметил Чуя, расстёгивая браслеты и позволяя Дазаю расправить плечи. — Не каждый день находишь Олимпийского чемпиона, принимающего ванну из собственной крови.       Дазай пожал плечами и грациозно облокотился на подставленную под спину подушку. Чуя про себя поразился, как Дазай, находясь в ситуации, в которой любой выглядел бы жалким, умудряется оставаться привлекательным. В каждом его жесте, в осанке и наклоне головы сквозила царственная снисходительность, словно лишь обстоятельства вынуждали его терпеть заботу слуги. Другие люди могли бы счесть такое поведение высокомерным, но Чую царские замашки Дазая не только не отталкивали, но даже странным образом привлекали.       — Ладно, для чего Мори позвал тебя, я понимаю: надеется, что ты замотивируешь меня соревноваться. Кстати, зря надеется. Ну а ты-то зачем согласился? Позлорадствовать пришёл? — поинтересовался Дазай. — Ты, конечно, в курсе видео и интервью моей бывшей девушки?       — В курсе. Но, как я понял, она никогда не была твоей девушкой. Ты просто платил ей.       — Она врёт.       — Было непохоже. Да и с тем парнем на видео ты целовался вполне себе искренне.       — Я не гей! — оскалился Дазай. Его взгляд наполнился такой злобой, что Чуя инстинктивно отшатнулся и сжал кулаки. Заметив это движение, Дазай словно пришёл в себя. Он прикрыл глаза, а когда вновь открыл их, на его лице уже застыла равнодушная маска. Он сделал ещё один большой глоток воды из бутылки и снисходительно пояснил: — Всё это произошло, потому что кому-то было выгодно меня очернить. В тот вечер я был сильно нетрезв, а в таком состоянии люди не контролируют свои действия. Парня этого я видел в первый и в последний раз. И, если ты уже насладился моим видом, будь добр покинуть палату.       Он демонстративно зевнул и улёгся на спину, закрыв глаза. Чуя скрипнул зубами, но как можно спокойнее продолжил:       — Я не злорадствую и не наслаждаюсь. Разве ты не видел моё интервью по поводу этой ситуации?       — Нет. Я не смотрел ничего на эту тему.       — Ну так посмотри!       Чуя нашёл в интернете запись, и Дазай, нехотя открыв глаза, посмотрел интервью с телефона.       — Значит, тебя задевает дискриминация?       — Да. Меня бесит, когда людей судят по цвету кожи, национальности или ориентации. Как я и говорил, мне нередко прилетало за предательство Родины.       — Это не то же самое. На тебя не клеветали, что ты спишь с мужчинами.       — Потому что я гей и никогда не скрывал этого, — ответил Чуя. — Все мои близкие в курсе. Публичный каминг-аут я не совершал просто потому, что не люблю трепаться о личной жизни.       Дазай уставился на него с таким выражением лица, словно Чуя на его глазах превратился в дракона. Чуя молча глядел в ответ и ждал. Если Мори был прав относительно чувств Дазая к нему, то прямо сейчас должен был произойти переломный момент в их непростых отношениях. Минуты тянулись и тянулись, а Дазай всё также молчал и таращился. Прошли, казалось, столетия к тому моменту, когда он открыл рот и задал странный вопрос:       — А как же Гин Акутагава? Ты же встречаешься с ней.       — Кто, я?! — обалдело переспросил Чуя.       — Ну не я же. Вы на всех соревнованиях обнимаетесь, на Дне святого Валентина в ресторане вместе сидели в этих странных свитерах. На прикрытие не похоже.       Чуя рассмеялся и на непонимающий взгляд Дазая пояснил:       — Гин — моя подруга, мы дружим с детства. Она встречается с Тачи, ты видел его на Чемпионате четырёх континентов. Он и связал ей в подарок этот свитер. Вяжет он, конечно, пока так себе. Мы с Рюноске, братом Гин, подумали, что посередине крокодил.       — А я решил, это просто коричневая клякса.       — А на самом деле это ящерица! — Чуя с важным видом поднял указательный палец вверх. — И ящерица эта задумывалась чёрной, но пряжа оставалась только коричневая. Но понятное дело, что он старался изо всех сил, и Гин слишком любит его, чтобы проигнорировать подарок. Ну а я просто решил её поддержать, чтобы она не одна в этом свитере позорилась. Свитер с оленем я выиграл в рождественской лотерее года четыре назад. И вот, наконец, настал его звёздный час! Рюноске мы тоже звали с нами в ресторан, но он отказался участвовать в «этом балагане».       Дазай хмыкнул и задумчиво уставился в окно, размышляя о чём-то своём, а Чуя произнёс:       — Мы в первый раз нормально разговариваем, ты заметил? Неужели для того, чтобы ты перестал вытирать об меня ноги, тебя надо было вытащить с того света?       Дазай не ответил. Чуя неловко поскрёб ногтями колено и решился. Он хотел использовать шанс поговорить с Дазаем на максимум. Даже если он не ответит на чувства, то по крайней мере узнает, что значит он и его катание для Чуи.       — Когда мне было десять, мои родители погибли в пожаре. Это случилось на моих глазах, — тихо сказал он, и Дазай немедленно повернул к нему голову. — После этого я не жил, а существовал. Не понимал, что происходит вокруг, делал всё на автомате, а ещё я не мог говорить. Коё, которая усыновила меня, и врачи пытались как-то разговорить, но не получалось. Все мои мысли вертелись вокруг родителей и того, почему я не умер вместо них. И вот однажды Коё показала мне видео с мальчиком моего возраста. Мне так понравилось, как он катается, что я неожиданно для себя заговорил. Он стал моим лекарством и моей мотивацией жить и тренироваться. Больше всего я хотел увидеть, как он катается вживую, и поговорить с ним. Три года спустя мы встретились.       — И, как человек, он разочаровал тебя? — спросил Дазай. Он слушал очень внимательно, стараясь не пропустить ни слова.       — Скорее разозлил и расстроил. Но в жизни он оказался ещё красивее и ещё талантливее, чем на видео. Мы росли, конкурировали, встречались на стартах, он постоянно меня унижал, я злился, но через какое-то время понял, что влюблён в него. И в него самого, и в его катание. Многие спортсмены могут показывать хорошие программы, много и таких, кто прекрасно владеет сложными прыжками, но только его катание я могу назвать искусством. И теперь, когда он оказался в сложной ситуации и тоже думает о смерти, я хочу попытаться сделать для него то же самое, что он когда-то сделал для меня — дать стимул жить. Поэтому я здесь, Дазай. Я хотел бы помочь тебе, чем смогу. Если нужно выговориться или ещё что… Ты можешь на меня рассчитывать.       Дазай снова уселся на кровати, взгляд его блуждал по комнате, избегая лица Чуи. Пальцы рук он сжал в кулаки с такой силой, что побелели костяшки. В позе его чувствовалось сильное напряжение. Чуя вздохнул, подумав, что его чувства обречены на невзаимность. Люди, которые влюблены, точно не отреагируют вот так.       — Хочешь, чтобы я ушёл? — спросил он.       Дазай отрицательно покачал головой. На душе стало немного легче, но Чуя совершенно не понимал Дазая. Он вёл себя очень странно, взгляд выражал непонятную Чуе внутреннюю борьбу.       — Ты говорил, что не гей, я помню. Это значит, что я тебе не нравлюсь?       Дазай поднял, наконец, на него затравленный взгляд и тяжело вздохнул.       — Я не могу, — выговорил он, и заметно было, что каждое слово даётся ему с трудом. — Не могу любить мужчину.       — Как это не можешь? — удивился Чуя. — Ты либо любишь, либо нет — здесь всё просто.       — Ничего не просто, — покачал головой Дазай. — Чувства очень тяжело контролировать.       — А зачем тебе их контролировать?       — Потому что я хочу быть нормальным.       — То есть геи, по-твоему, ненормальные?       — Именно так. Ущербные, — тихо ответил Дазай и с такой силой сжал бутылку, что вода брызнула на кровать.       — То есть получается, что я тоже ущербный?! Мало того, что я низкий и ничего не смыслю в музыке и фигурном катании, так теперь я ещё ущербный и ненормальный! Великолепно просто! А я тут сижу, распинаюсь перед ним! Нахрена, спрашивается?!       Под конец этой речи Чуя в бешенстве вскочил и пнул ногой стул. Слова Дазая о ненормальности привели его в ярость. Он хотел было высказать всё, что он думает о его взглядах, но в это время в номер вошёл Мори, и Чуя осёкся.       — Что за крики? — поинтересовался Мори, с удивлением разглядывая разыгравшуюся перед ним драму. — Чуя, тебя из коридора слышно. А ведь мы в больнице.       — Всё, больше не будет слышно, — буркнул тот. — Сами разбирайтесь со своим суицидником, я умываю руки.       Чуя, не глядя ни на кого, широкими шагами пересёк палату и, хлопнув дверью, вышел в коридор.       Коё ждала в холле гостиницы и, увидев мрачную физиономию Чуи, немедленно поволокла его в номер расспрашивать о том, как всё прошло.       — Хреново всё прошло, — поделился Чуя. — Дазай в своём репертуаре. Назвал меня ущербным и ненормальным. Сам-то прямо эталон нормальности со своими перерезанными венами!       — Садись, расскажи всё. — Коё уселась на диванчик и похлопала по подушке рядом с собой. — Давай-давай, — подбодрила она, увидев, что Чуя сомневается. — Ты же знаешь, что я всегда тебя поддержу. Расскажешь — легче на душе станет.       Чуя со вздохом покорился и уселся рядом — с Коё спорить себе дороже. Выслушав подробный пересказ, который Чуя снабдил множеством эпитетов в адрес Дазая и Мори, она ласково заправила прядь волос за ухо Чуи и с улыбкой произнесла:       — Какой же ты у меня дурачок.       — Чего? — вылупился он.       — Не тебя он ущербным назвал, а себя. Разве он сказал, что не хочет любить мужчину? М?       — Ну, он странно сказал. — Чуя почесал затылок, припоминая точную формулировку. — Не могу, говорит. Что это, блин, значит вообще?       — Это значит, что он боится. И как бы мне не хотелось это признавать, Огай прав: ты ему нравишься. Иначе всего этого разговора не было бы.       — Если нравлюсь, то какого хрена… то есть, почему на моё признание он просто не скажет, мол, это взаимно и всё такое?!       — Чуя, ты чем слушаешь?! — в голосе Коё прорезался металл. — Боится он. Осаму из консервативной семьи, видимо, гомосексуализм в его детстве был табуирован. Огай рассказал немного о его семье: отец, который общается с сыном в основном через помощников, и мать, умершая, когда Дазаю было около трёх лет. О матери Осаму говорить наотрез отказывается, зато отца он боготворит.       — А отец — гомофоб? — начал понимать Чуя.       — Думаю, да. Это обычное дело для политика или чиновника средних лет, тем более в Японии. Это мы с тобой в Сан-Франциско привыкли ко всему, а они чтят традиционные ценности. Мне кажется, что твой Осаму и вены резал именно из-за того, что правда о его ориентации вылезла наружу. По идее в таких случаях японские звёзды дают интервью и объясняют фанатам своё поведение. А он всё это время молчал, чем вызвал волну осуждения.       — Как же хорошо, что я выступаю за США, — протянул Чуя. — Ещё не хватало извиняться за то, что с кем-то целовался на вечеринке.       — Извиняться ему надо за то, что он наговорил про своих поклонников. Просто он понимает, что в интервью ему непременно начнут задавать вопросы об ориентации, и он не сможет от них уклониться. Огай говорит, Дазай-старший требовал дать официальное опровержение, но Осаму упорно молчит.       — Молчит и режется.       — Именно. Не такой уж он и Лучезарный, правда? — спросила Коё с лёгкой улыбкой.       Чуя фыркнул, но на самом деле на сердце было тяжело. Он попытался представить себе, каково это — не получать поддержки даже от самых близких, скрывать симпатию, страдать от собственных чувств, которые не можешь контролировать. Возможно, Дазай долгие годы считал себя ненормальным, которому нравятся не те, кто должен.       Чуе-то с этим повезло: когда он понял, что на парней ему смотреть намного интереснее, чем на девушек, близкие люди отнеслись к этому совершенно спокойно. Коё, Тачи, Рюноске, Гин, Верлен — все они поддерживали его с самого начала. Гин и Рюноске относились к нему, как к брату; Тачи вообще не волновали чужие любовные интересы, ему важно было лишь, чтобы никто не переманил красавицу Гин. Коё просто желала ему счастья, в особенности после того, что он пережил в детстве. А у Дазая всё было наоборот. Возможно, ни одна живая душа не знала о том, как ему было тяжело. Его фирменная улыбка и привычка держать лицо в любой ситуации обманывали даже Мори, который проводил с ним массу времени.       — Что мне делать, Коё? — спросил Чуя. — Даже если я нравлюсь ему, по факту это ничего не меняет.       — Ему бы к психотерапевту, если начистоту. Можно попробовать предложить, но этим лучше займусь я. А ты попробуй для начала стать ему другом. Продемонстрируй ему, что ты не давишь, и тебе можно доверять. Возможно, со временем у вас получится нечто большее. Но не обольщайся, Чуя, я серьёзно. У парня большие проблемы с принятием себя; не рассчитывай, что вы будете вместе по щелчку пальцев. Возможно, не будете никогда. Но, если ты правда его любишь, то попробовать стоит.       — Как мы можем подружиться, если живём в разных частях света? Да мы даже на соревнованиях встретимся через несколько месяцев в лучшем случае.       — Кто знает, возможно, вы встретитесь гораздо раньше, чем ты думаешь, — обронила Коё, и сколько бы Чуя её ни расспрашивал, она лишь качала головой и загадочно улыбалась.