The Murderess

      Позвольте мне просто сказать, что у меня не бывает сладких снов.       Я не думаю, что у меня когда-либо был шанс увидеть по-настоящему хороший сон. Честно говоря, мне почти ничего не снится. По крайней мере раз в месяц мне снятся кошмары, а в остальном я просто сплю без сновидений.       Но, похоже, волнения этого дня настолько выматывают меня, что, хотя я быстро засыпаю, это также навевает воспоминания.       А воспоминания не всегда хороши.       Гретхен кричит, чтобы я не была выбрана. Деван удерживает ее. Дафна падает в обморок в объятиях Миши. Мать Брэннока пришла навестить меня. Миша целует меня. Мишу утаскивают прочь.       Каждые несколько раз мне снятся кошмары, в которых людям, которых я люблю, причиняют боль или убивают, и я просыпаюсь с криком.       Миша. Миша. Миша. Я постоянно вижу сны о нем. Мне нужно его увидеть. Или, по крайней мере, нужно знать, где он находится.       В третий раз, когда я просыпаюсь с криком, я больше не могу спать. Рассвет пробивается сквозь окна. В Капитолии царит туманная, призрачная атмосфера. У меня болит голова — кажется, я ударилась ею о спинку кровати где-то ночью.       Дурацкое красное дерево.       Я медленно вытаскиваю себя из постели и иду в душ. Все еще в полусне я нажимаю случайные кнопки на панели управления и в конце концов переступаю с ноги на ногу, когда на меня обрушиваются чередующиеся струи ледяной и дымящейся горячей воды.       Моим самым большим врагом перед играми может стать душ.       Странно умываться после того, как подготовительная команда превратила меня в своего рода безволосую кошку. Моя кожа теперь такая гладкая, что я не могу удержаться от того, чтобы несколько раз не провести по ней руками. Я действительно могу видеть каждую черту себя. Думаю, я не совсем уродина.       Теперь, когда они не совсем грязные, мне гораздо легче мыть волосы и кожу. Прикосновение к моей коже с мылом почти целебно, так как теперь оно легко скользит по ней, не оставляя грязи.       Когда я высушиваюсь и увлажняюсь примерно семнадцатью различными видами лосьона, я обнаруживаю, что в передней части шкафа для меня оставлен наряд.       Узкие черные брюки, кожаные туфли и облегающая бирюзовая рубашка с длинными рукавами. Я собираю волосы в неаккуратный пучок. Сегодня я должна выглядеть мило или, по крайней мере, выглядеть так, как должно быть мило. На тренировке мне придется поболтать с Бенджамином О'Харой, и если я не буду привлекательна, он меня не захочет.       Я смотрю на себя в зеркало, прежде чем отказаться от бирюзовой рубашки. Я снимаю ее с себя и вместо этого выбираю более облегающую рубашку на бретельках, которая действительно больше похожа на укороченный топ после того, как я завязываю узел спереди.       Симпатичнее, я полагаю.       Соблазнительная, возможно.       Сверкая своей недавно отполированной кожей, я отправляюсь завтракать, надеясь, что еда будет готова так рано.       К счастью, я не разочарована. Пока стол пуст, на длинной доске в стороне расставлено по меньшей мере двадцать блюд. Молодой человек, Авокс, стоит по стойке смирно у стола. Когда я спрашиваю, могу ли я обслужить себя сама, он кивает в знак согласия. Я накладываю себе на тарелку яйца и ломтик бледно-фиолетовой дыни, стараясь не накладывать сосиски и пирожные в кляре. Пока я ем, я наблюдаю за восходом солнца.       Дома было бы прекрасно, но здесь нет.              Когда я почти заканчиваю, входит Чума, за ним по пятам следует Гриффин. Они набирают себе по тарелке и садятся рядом со мной. — Хорошая девочка, не употребляй слишком много углеводов, — замечает Чума, потягивая апельсиновый сок.       Я криво улыбаюсь, и Гриффин тычет меня в плечо. — Я слышал, как ты кричала, — тихо говорит он. — О-О, извини. Надеюсь, я не помешала тебе уснуть, — я краснею из-за его слов. — Я так и не заснул.       Я не могу удержаться от желания обнять бедного ребенка. Я похлопываю его по плечу, и Чума откашливается. — С вами, ребята, сегодня все будет в порядке, — говорит он. — Просто отлично. Только придерживайтесь плана. Пробуйте свои навыки, будьте в них ужасны, сообщайте, в чем вы могли бы быть хороши. Мы с Джоанной будем тренировать вас, и на этом все закончится.       Я киваю. Я все еще нервничаю из-за тренировок. В течение трех дней все трибуты будут практиковаться вместе. В последний день у каждого из нас будет возможность выступить с глазу на глаз перед создателями игр. Мне не терпится должным образом познакомиться с новыми трибутами, хотя я никому из них не доверяю и знаю, что не найду среди них друга.       Единственный, на ком я сосредотачиваюсь - это Бенджамин.       Я хочу, чтобы Гриффин был моим единственным союзником. — Итак, — говорит Джоанна, входя и накладывая себе тарелку, что почти сводит меня с ума, пока я не вспоминаю, что она наставница, а я подопечная, так что я пока не заслуживаю этой привилегии. — Перейдем к делу. Обучение. Мы с Чумой будем тренировать вас вместе. Нам нужно, чтобы вы знали тайные сильные стороны друг друга, потому что никто другой о них не узнает. Это поможет вам помогать друг другу. — Как именно? — спрашивает Гриффин. — Ну, скажем, что ты хорошо владеешь копьем, но когда придет время, ты не сможешь сразу достать его. Но Морган будет знать и, возможно, сможет достать его для тебя. Работает и в другую сторону. Вы помогаете друг другу, все ясно? — Да, — говорю я, и Гриффин кивает.       Когда уже почти десять, я иду чистить зубы и приглаживаю волосы, прежде чем собрать их в неаккуратный пучок. Жаль, что я на самом деле не знаю, как укладывать свои волосы.       Потом мы все спускаемся на лифте. Рупалия сопровождает нас, поправляя мою рубашку, чтобы не так сильно было видно декольте.       Впрочем, это не имеет значения. Я просто снова опущу его, когда она уйдет, и в любом случае мне не так уж много есть, что показать.       Сами тренировочные залы находятся ниже уровня земли нашего здания. На этих лифтах поездка занимает около сорока секунд. Двери открываются в огромный спортивный зал, заполненный различным оружием и полосами препятствий.       Это потрясающе.       Все трибуты получают матерчатый квадратик с номером своего дистрикта на обороте. Это меня слегка бесит. Я предполагаю, что они предназначены для создателей игр, которые наблюдают за нами сверху, чтобы знать, откуда мы, пока они время от времени наблюдают за нами. Но обидно, что они им нужны, потому что они не потрудились выучить наши имена. Это только напоминает мне о том, насколько мы одноразовы.       Когда я крепко надеваю свой, я оглядываюсь по сторонам. — Он снова смотрит на тебя, — говорит Гриффин, подталкивая меня локтем.       Я смотрю туда, куда он смотрит, и вижу, что глаза Бенджамина О'Хары действительно прикованы ко мне.       Он выглядит еще привлекательнее в своих обтягивающих брюках и майке без рукавов.       Я машу ему рукой, и он тут же подходит ко мне. — Я не думаю, что вчера мне удалось должным образом представиться, — говорит он, протягивая мне руку с очаровательной ухмылкой на лице. — Бенджамин О'Хара. Четвертый дистрикт. — Морган Ривз, — говорю я, робко пожимая ему руку. — Седьмой. — Кажется, Семь - мое счастливое число, — говорит Бенджамин, подмигивая мне, прежде чем вернуться туда, где его партнер по дистрикту возмущенно смотрит на меня. — Она ревнует тебя, — замечает Гриффин, когда девушка из Четвертого отталкивает Бенджамина, как будто она мешает мне снова с ним поговорить. — Конечно, это не так, — говорю я, хотя, возможно, так оно и есть. — Она определенно ревнует, — настаивает он. — Бенджамин даже не смотрит на нее, а предполагается, что они своего рода команда. — Минут через десять она перестанет, — бормочу я. — Только не тогда, когда она увидит, что я провалюсь во всем, что здесь есть.       Как только последние два трибута присоединяются к созданному нами кругу, главный тренер, высокая, атлетически сложенная женщина по имени Атала, подходит и начинает объяснять расписание тренировок.       Эксперты в каждом навыке останутся на своих местах. Мы будем свободны путешествовать из станции к станции по своему выбору, в соответствии с инструкциями нашего наставника. На некоторых станциях обучают навыкам выживания, на других - боевым приемам. Нам запрещено участвовать в каких-либо боевых упражнениях с другим трибутом. Если мы хотим потренироваться с партнером, под рукой есть помощники.       Когда Атала начинает зачитывать список станций навыков, мои глаза невольно перебегают на других трибутов.       Дерьмо. И я говорю это по многим причинам.       Давайте посмотрим. Девочки из Первого, Второго, Четвертого, Пятого, Восьмого, Десятого и Одиннадцатого дистриктов все выше меня, хотя некоторых явно никогда толком не кормили. Девочки из Первого и Второго также могут быть сильнее меня, что не самое лучшее.       Когда Атала отпускает нас, профи направляются прямиком к самому смертоносному оружию в спортзале и с легкостью обращаются с ним.       Я сразу же следую за Бенджамином, когда он направляется к копьям. — Привет, — говорю я, натягивая свою лучшую улыбку. К счастью, мне не так уж трудно флиртовать, когда у меня есть цель и некоторая уверенность в себе. Миша часто говорил мне, что я могу флиртовать с дьяволом и заставить его поверить, что он мне нравится.       Мысли о Мише заставляют меня колебаться, но лишь слегка, и Бенджамин этого не замечает.       Он оглядывает меня с ног до головы. — Ты собираешься бросить мне вызов, Морган? — Нет, — отвечаю я, перенося свой вес. — Я просто хочу посмотреть.       Он смеется и приподнимает бровь. — Как насчет того, чтобы ты сначала показала мне? Не хотел бы раскрывать свой навык.       Он умный, надо отдать ему должное. Он, должно быть, помнит, что Джоанна вела себя невинно, и думает, что я, возможно, поступаю так же.       Возможно, ему рассказал его наставник, привлекательный мужчина.       Финник. Имя звучит знакомо, но я никогда по-настоящему не обращала внимания на подобные вещи.       К счастью, я никогда не держала в руках копье. Когда тренер вкладывает его мне в руки, моя рука обвисает, и я шиплю от легкой боли.       Бенджамин пристально смотрит на меня. Я вздрагиваю, когда поднимаю его и бросаю так жалко, что это не только наполовину реально, но и вполне правдоподобно. — Черт возьми, — говорит Бенджамин. — Это было плохо, без обид. — Я никогда не пользовалась копьем, — говорю я, морщась и массируя руку, которая действительно болит. — Позволь мне, — говорит он. Он берет меня за руку, и его пальцы волшебным образом проводят по моей коже, заставляя меня вздохнуть, когда я чувствую, что напряжение спадает.       Я позволяю себе застонать и закрываю глаза, слыша, как Бенджамин хихикает. — Это так приятно, — тихо ною я. — У меня волшебные руки, — отвечает он, пока его пальцы умело скользят по моей руке. — Спасибо, — говорю я, краснея.       Бенджамин ухмыляется. — Думаю, теперь я могу показать тебе свое мастерство.       Он хватает копье и взвешивает его в руке, затем бросает. Оно застревает чуть в стороне от центра мишени.       Я хихикаю и хлопаю в ладоши. — Ты действительно хорош! — Спасибо, — говорит он. — Но не отчаивайся, я уверен, ты найдешь то, в чем ты хороша. — Я надеюсь на это, — отвечаю я.       Для верности я встаю на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, а затем иду к следующей станции.       Я провожу день, выставляя себя полной дурой и показывая другим, что я действительно ничтожество.       Когда я проверяю Гриффина, он делает то же самое, за исключением того, что я вижу, как он делает вторую попытку владения мечами. Я думаю, в этом может быть его сильная сторона.       Потерпев сокрушительную неудачу в метании ножей и заставив Трессу, девочку из Второго дистрикта, хихикать над моими усилиями, я иду на станцию завязывания узлов, где тренер рад видеть учеников. Я думаю, никого это не волнует настолько, чтобы научиться завязывать узлы.       Конечно, у меня это очень хорошо получается, и тренер аплодирует мне, когда я делаю несколько очень сложных узлов. Я целую вечность работала с веревками, чтобы лазать по деревьям и таскать доски, поэтому предполагаю, что должна знать все возможные комбинации узлов. — Итак, ты нашла свое умение.       Я поворачиваюсь и вижу, что Бенджамин смотрит на меня сверху вниз. — Да, наверное, так и есть, — говорю я, поднимая длинную веревку, которая лежит у меня на коленях, где через каждые пять дюймов появляется новый узел.       Он хлопает в ладоши, садится рядом со мной и тоже начинает распутывать узлы. — Ты и твой партнер из дистрикта, без обид, плохи во многих вещах, — говорит он. — Но парень вроде как был хорош к борьбе, так как он маленький и быстрый. — Просто мы не работаем на заводах, пока нам не исполнится восемнадцать, — вру я. — Мы не можем обращаться с оружием, если нам не разрешают наши родители, а большинство родителей этого не делают. — Так поступили родители Джоанны Мейсон.       Я знала, что он связывает меня с ней. Он не идиот. — Вот именно, — говорю я и решаю продолжать лгать. — Знаешь, она рассказала мне, что ее родители раньше разрешали ей помогать рубить дрова на заднем дворе. Мои родители, ну, они уже давно умерли, и мой брат не собирался позволять нам портить всю их работу, отрезая себе пальцы. — Мне жаль слышать о твоих родителях, — говорит он. — Что случилось?       Хотя я рада, что он больше не зацикливается на том, насколько я похожа на Джоанну Мейсон, я не знаю, что я чувствую по этому поводу. — Обещаешь, что никому не расскажешь? — тихо говорю я.       Он кивает, и я действительно думаю, что он этого не сделает. Он кажется по-настоящему милым парнем. — На их заводах произошел несчастный случай. Удобно, что погибли именно они и множество других людей, совершивших более мелкие преступления. — Преступления? — Они... раньше воровали с фабрик, чтобы продавать на стороне. Они заставили моего брата сделать то же самое. Это было сразу после того, как моя сестра очень сильно повредила ногу, и нам понадобились деньги, чтобы оплатить ее бандаж. Они были убиты, хотя, вероятно, не в результате "несчастного случая". Так что теперь моему брату придется продолжать воровать. — О, — говорит он. Но он кивает и похлопывает меня по плечу. — Я понимаю это - действительно понимаю. Это ужасно, что Капитолий не смог просто помочь твоей сестре. — Да, что ж.       Я вдруг чувствую, что кто-то наблюдает за мной. Я слегка поворачиваю голову назад и вижу, что девушка из Второго дистрикта с любопытством смотрит на меня всего в нескольких футах от нас.       Я краснею. Слышала ли она?       Но все, что она делает, это свирепо смотрит на меня, потом указывает на Бенджамина, потом на себя.       О. Она ревнует, что он разговаривает со мной.       Я пожимаю плечами, и она стискивает зубы, прежде чем убежать. — Все девчонки злятся, что ты со мной разговариваешь, — бормочу я. — Они, вероятно, не знают, что ты во мне находишь. — Я вижу кого-то, у кого есть большой потенциал, который просто не был раскрыт, — отвечает он, пожимая плечами.       Затем он наклоняется и целует меня в щеку, а потом встает и уходит. Я краснею и прижимаю руку к щеке.       План работает.       В тот день за обедом я ненадолго присаживаюсь с Гриффином, прежде чем устроить небольшое шоу, чтобы поесть у окна.       У меня открыт доступ только к Бенджамину и только к Бенджамину. — Привет, незнакомка.       Я поворачиваюсь и вижу Бенджамина, ухмыляющегося мне со своим подносом в руках. — Можно мне присесть? — Конечно, — я подвигаюсь, и он устраивается прямо рядом со мной — Как вы сейчас себя чувствуете, мисс Ривз? — Я в порядке. Вы, мистер О'Хара? — я краснею от его слов. — Тоже неплохо.       Он пристально смотрит на меня пока я продолжаю медленно есть, не сводя глаз с его лица.       Я слышу, как трибутов отзывают обратно на их соответствующие этажи. Как только Бенджамин протягивает мне руку, чтобы помочь подняться, я беру ее и подтягиваюсь, чтобы поцеловать его в щеку, в опасной близости от его рта.       Я чувствую, как он напрягается, но он не отстраняет меня. Его рука оказывается на моем бедре и крепко прижимает меня, когда он поворачивает свое лицо и в ответ нежно целует меня в щеку, так же близко к моим губам. — Мы еще увидимся, — шепчу я, прежде чем уйти, убедившись, что покачиваю бедрами для него, когда ухожу.       Быть соблазнительной не так сложно, как я думала.       Следующие три дня мы с Гриффином осторожно переходим от станции к станции, по-прежнему плохо разбираясь во всем. В конечном итоге мы зацикливаемся на самых ценных вещах, таких как разведение костров, устройство укрытий и т.д.       Во время обедов я сижу с Бенджамином у окна, ни разу не позволив ему поцеловать меня в губы, хотя он продолжает пытаться.       Он допускает привязанность. Он позволяет себе чувствовать.       Это будет его падением.       После первого дня мы с Гриффином рассказали Джоанне и Чуме о том, какими, по нашему мнению, могли бы быть наши навыки. Я сказала Джоанне, что чувствую связь с ножами, и, как я и предсказывала, Гриффин хочет сосредоточиться на фехтовании на мечах.       Мы тренируемся в течение нескольких часов после нашей настоящей сессии с другими трибутами и в итоге разрушаем половину нашего общежития, но это неважно.       Потому что к третьему дню Гриффин довольно хорошо владеет мечами и даже копьями.       И я очень-очень хорошо обращаюсь как с ножами, так и с топорами. — Ты как другая версия меня самой, — с гордостью говорит Джоанна, когда я заканчиваю очередную тренировку по поражению целей с помощью отвлекающих факторов. Каждый из них попадает в яблочко. — Спасибо, — говорю я, вытирая пот с лица. — Но это ожидаемо, раз уж ты меня научила.       Это заставляет ее улыбнуться.       Создатели игр появляются рано на третий день. Двадцать или около того мужчин и женщин, одетых в темно-фиолетовые мантии, сидят на возвышенных трибунах, окружающих спортзал, иногда бродят вокруг, наблюдая за нами, делая пометки, иногда едят на бесконечном банкете, который был накрыт для них, и игнорируют множество из нас. Кажется, я их совсем не интересую.       Завтрак и ужин подаются на нашем этаже, но на обед мы вчетвером едим в столовой рядом со спортивным залом. Еда расставлена на тележках по залу, и вы обслуживаете себя сами.       Профи шумно собираются за одним столиком, и я замечаю, что Бенджамин машет мне взглядом, хотя я отказываюсь сидеть с ними и показываю на окно, затем делаю жест, означающий, что мы встретимся чуть позже, прежде чем я пойду посидеть с Гриффином. — Значит, мы должны поступать плохо, верно? — спрашивает Гриффин. — Ага, — говорю я, откусывая единственный кусочек хлеба, который мне разрешили съесть за последние дни. Награда от Джоанны за то, что так усердно работала.       Покончив с едой, я подхожу к окну и жду Бенджамина.       Он появляется через несколько мгновений с яблоком в руках. — Итак, мисс Ривз, насколько вы готовы к сегодняшнему дню? — небрежно спрашивает он. — Совсем не готова, — спокойно вру я. — Я не такая, как вы, мистер О'Хара. Я все еще не могу нормально держать этот дурацкий нож. Я думаю, может быть, я покажу свои навыки завязывания узлов, но я довольно безнадежна.       Я печально опускаю взгляд, и он деликатно приподнимает мой подбородок. — Как насчет поцелуя на удачу? — бормочет он мне. — Ты на правильном пути, — шепчу я в ответ, ухмыляясь при мысли о том, как легко я им манипулировала.       Единственная проблема в том, что я хотела бы, чтобы мне этого не приходилось делать.       Он прижимается своими губами к моим как раз в тот момент, когда начинают вызывать трибутов. Наши губы соприкасаются на несколько секунд, прежде чем я отстраняюсь. — Иди, надери всем задницу, — выдыхаю я. — Покажи им, из чего ты сделан.       Он кивает и уходит, ухмыляясь всю дорогу до дверей.       Когда приходит моя очередь, я дерьмово метаю ножи, а затем делаю несколько хороших узлов, как я и обещала Бенджамину.       Я не могу перестать думать о том, каким нежным был этот поцелуй.       В тот вечер после ужина мы идем в гостиную, чтобы посмотреть результаты, объявленные по телевизору. Гриффин говорит нам, что он уверен, что наберет низкий балл, и он рад этому.       Сначала они показывают фотографию трибута, затем показывают свою оценку под ней. Очки профи, естественно, колеблются от восьми до десяти. Бенджамин набирает десятку как и Атлас из Второго. Тресса набирает девять очков, а Сильвер и девушка из Четвертого - по восемь.       Фотография Гриффина появляется первой. Он справляется с четверкой, что, по мнению Чумы и Джоанны, идеально.       Появляется моя фотография, а под ней тройка. — Да! — говорит Джоанна. — Да - идеально! Теперь, если у трибутов были сомнения на твой счет, они наверняка подумают, что ты действительно отстой во всем.       Гриффину удается рассмеяться, и я присоединяюсь к нему. У нас все идет хорошо.       Я ложусь спать, и, как и каждый прошедший день, меня мучают кошмары. Деван и Гретхен занимают их все. Я ни от кого ничего о них не слышала, и после того, что я рассказала Бенджамину, и того, что, я думаю, услышала девушка из Второго, боюсь, я причинила вред. Но отсутствие новостей означает хорошие новости, верно? По крайней мере, так сказала мне Джоанна после того, как я рассказала ей о случившемся. Она говорит, что мне не стоит беспокоиться.       Но я это делаю, и я просыпаюсь с криком при каждом сне о том, как их казнят на площади, и слышу крики Гретхен.       На рассвете я некоторое время лежу в постели, наблюдая за восходом солнца в это прекрасное утро. Сегодня воскресенье, и обычно Деван, Гретхен, Миша, Дафна и я завтракаем вместе с тем, что нам удалось собрать за прошедшую неделю.       Рупалия стучится в мою дверь, щебеча, что сегодня важный день. Я знаю, что завтра вечером будут наши телевизионные интервью. Я думаю, вся команда будет занята подготовкой нас к этому.       Я встаю и быстро принимаю душ, стараясь быть немного осторожнее с кнопками, на которые нажимаю, и спускаюсь в столовую, где Чума и Джоанна, кажется, разговаривают с Гриффином о приснившемся ему кошмаре.       Рагу, которое мы едим, готовится из нежных кусочков баранины и сушеных слив. Идеально сочетается с подушкой из дикого риса. Я разгребаю его примерно наполовину, прежде чем Джоанна начинает меня ругать. — Вчера ты получила свою награду в виде хлеба, но сегодня ты ешь не как свинья, — говорит она. — Сначала мы с Чумой проведем с вами тренировочные упражнения, затем Рупалия возьмет Морган на инструктаж по собеседованию. Гриффин, мы можем поработать с тобой над этим, поскольку тебе не нужно ходить на каблуках и носить платье.       Я стону, а Гриффин хихикает, показывая мне язык.       После интенсивных тренировок, где Джоанна устраивает мне около миллиона препятствий, которых я должна избегать, пока я метаю ножи и топоры в мишени (я поражаю каждую из них, и она гладит меня по голове) Меня отправляют к Рупалии.       Она держит меня рядом с собой в течение трех часов. Прямо сейчас я действительно ценю, что она не похожа на Эффи Тринкет или кого-то еще, потому что я бы боялась смотреть на нее так долго, если бы она это делала. Она надевает на меня платье в полный рост и несколько разных туфель на каблуках и учит меня сути зрительного контакта, жестикуляции рук и улыбки. К счастью, у меня это получается не так уж плохо.       На следующее утро меня разбудил не сон, а моя подготовительная команда.       Савера, Уинноу и Зенобия работают надо мной до позднего вечера, не слишком сильно, но достаточно, чтобы мои волосы были красиво завиты — как мед, ниспадающий на плечи. Они стирают с моего лица слой косметики и снова прорисовывают мои черты. Огромные темные глаза, полные красные губы, ресницы, которые отбрасывают блики, когда я моргаю.       Затем входит Гриз, держа в руках изумрудно-зеленое платье в пол, которое красиво облегает мою фигуру и представляет собой короткий топ. Оно вся в блестках, и на мне будет смотреться ослепительно. — Хм, — задумчиво тянет он, разглядывая мой макияж. Затем он улыбается и помогает мне надеть платье. — Гриз, — мягко говорю я, покрутившись перед ним перед зеркалом. — Спасибо.       Впервые в своей жизни я чувствую себя по-настоящему красивой. — Конечно, — говорит он. — Теперь никаких драгоценностей, кроме сережек - вот этих изумрудов в форме сердечек. Ты невинна, лучезарна, желанна и, честно говоря, насколько им известно, довольно плоха во всем. Благодаря этому твоя кожа становится упругой и руки остаются гладкими, а не мозолятся при обращении с ножами.       Я благодарна и за этот факт.       Когда я буду полностью готова, мы встретимся с остальной толпой из Седьмого дистрикта у лифта.       Гриффин выглядит очень взрослым в своем костюме, а Глизе добавила изумруды на манжеты и на галстук, что делает Гриффина достаточно очаровательным, чтобы никто не воспринимал его всерьез. Лишь немногие из нас знают, что он способен убивать больше, чем большинство, и его навыки владения мечом просто хороши.       Когда двери лифта открываются, остальные трибуты выстраиваются в очередь, чтобы выйти на сцену. Все двадцать четыре человека сидят по большой дуге на протяжении всего интервью.       От одного только выхода на сцену мое дыхание становится учащенным и неглубоким. Я чувствую, как у меня в висках колотится пульс. Я с облегчением добираюсь до своего кресла, потому что из-за каблуков и дрожащих ног я боюсь споткнуться. Несмотря на то, что наступает вечер, в центре города светлее, чем в летний день. Для престижных гостей были установлены кресла на возвышении, а стилисты расположились в первом ряду. Камеры повернутся к ним, когда толпа отреагирует на дело их рук. Большой балкон в здании справа был зарезервирован для создателей игр. Телевизионщики заняли большинство других балконов. Но Городское кольцо и впадающие в него проспекты полностью забиты людьми. Только для стоячих мест. В домах и общественных залах по всей стране включены все телевизоры. Каждый житель Панема настроен на это.       Сегодня вечером отключений не будет.       Цезарь Фликерман, человек, который ведет интервью более сорока лет, выскакивает на сцену. Это немного пугает, потому что его внешность практически не изменилась за все это время. То же лицо под слоем белоснежного макияжа. Та же прическа, которую он красит в другой цвет для каждых Голодных игр.       В этом году его волосы алые, а веки и губы накрашены тем же оттенком. Это буквально выглядит так, будто у него течет кровь. Цезарь рассказывает несколько шуток, чтобы разогреть аудиторию, но затем переходит к делу.       Каждое интервью длится три минуты. Затем раздается звуковой сигнал, и выходит следующий трибут. Я скажу это за Цезаря - он действительно делает все возможное, чтобы трибуты блистали. Он дружелюбен, старается успокоить нервничающих, смеется над дурацкими шутками и может превратить слабый ответ в запоминающийся благодаря тому, как он реагирует.       Близнецы из Первого, как всегда, привлекают мое внимание, поскольку они оба одеты в полностью серебристые наряды (неудивительно), которые еще более ослепительны, чем то, что они надевали на трибут-парад. Оба их ракурса соблазнительны. Они привлекательны, надо отдать им должное, но им по шестнадцать. Все еще немного молоды для этого - даже я бы не хотела этого делать.       Я сижу как настоящая леди, именно так, как показала мне Рупалия. Рядом со мной продолжает ерзать Гриффин.       Когда называют мое имя, я поднимаюсь на сцену так грациозно, как только могу, и толпа аплодирует.       Я сажусь напротив Цезаря, и он ухмыляется. — Боже мой, твой стилист определенно превзошел самого себя, Морган! — говорит он. — Он действительно это сделал, — говорю я. — Гриз превосходен.       Камера поворачивается к нему, и он машет рукой, Глизе радостно хлопает рядом с ним. — Ты выглядишь вполне счастливой, Морган, — говорит он. — По большей части так оно и есть, — отвечаю я ему. — Но все равно грустно. — О, я бы так и ожидал, после того, что случилось. — Да, тройка... Мне действительно стыдно. Хотя я действительно старалась изо всех сил.       Я смотрю на других трибутов, и Бенджамин ухмыляется в мою сторону.       Цезарь выглядит несколько сбитым с толку. — О, да, конечно, это, — говорит он. — Разве ты не это имел в виду? — я удивленно моргаю. — Не совсем так. И еще кое-что, — говорит он. — И я думаю, что все согласны со мной, когда я говорю, что ужасно сожалею о том, что произошло. Я уверен, что эта тройка из-за этого.       Я моргаю и чувствую, как мое сердце перестает биться. — Что... о чем ты говоришь? Я... я получила тройку из-за чего? Потому что, как бы мне ни было стыдно, я не буду притворяться, что что-то меня отвлекло, я просто ужасна во всем, и, ну, у меня слишком красивые руки, чтобы...       Но я даже не могу закончить, потому что Цезарь выглядит по-настоящему шокированным и сбитым с толку. — Прости... ты имеешь в виду - ты не знаешь?       Он смотрит на аудиторию, и ясно, что он просит у кого-то, хотя я не знаю у кого, объяснений. — Чего не знаю? — говорю я немного резко. О чем, черт возьми, он говорит?       Я вижу, что Джоанна и Чума в замешательстве. Как и другие люди - похоже, никто понятия не имеет, что происходит. — Чего не знаю, Цезарь? — спрашиваю я, глядя на него.       Его рот открывается, но не издает ни звука. — Цезарь, скажи мне, — рявкаю я, отчего зрители неловко переминаются с ноги на ногу. — Я... я думал, тебе рассказали о твоей... твоей семье...       Мое сердце замирает. Нет, нет - он, должно быть, шутит. — А что насчет моей семьи? — говорю я, мой голос едва громче шепота. — Что... они - они мертвы.