Межгалактическое пространство

Наказание вновь настигло Алвина. На этот раз отец решил, что юноша нагрубил гостям, из-за чего те ушли, так и не отужинав с Греммерами. Естественно, слушать Алвина никто не стал. Просто заперли дверь библиотеки и приносили еду несколько раз на день, а на ночь под конвоем охраны возвращали в личную спальню. В этот раз Алвин не сопротивлялся вынужденному заключению и погружению в одиночество. Юноше нужно было обдумать все произошедшее и представить, как события будут развиваться в последствии, ведь его первоначальный план разрушен в корне, а грядущий брак уже не казался смертным приговором. Наказание длилось ровно неделю, но один раз выйти из библиотеки ему все же позволили. Эйнштейн, как и обещал, приехал спустя несколько дней после первого визита. Увы, на этот раз им не удалось поговорить так, как раньше, ведь с ними сидел мужчина. Тот самый Эндвейт, который должен стать мужем юноши. Хмурый мужчина, постоянно супившийся и отпускавший замечания о невоспитанности Алвина. Юноша тоже в карман за словом не лез — отвечал грубо и выразительно, браво отбивая каждую атаку в его сторону и успешно контратакуя противника. Алвин Греммер и Делан Эндвейт возненавидели друг друга с первой встречи, а со второй только закрепили результаты предыдущей. Их воротило друг от друга, и лишь Эйнштейн был тем, кто соединял их во благо обеих сторон. Алвин видел, как Эйнштейн смотрит на Эндвейта. Благодаря второй встрече Алвин лишь убедился, что между этими двоими нет ничего романтического, только деловые отношения с примесью давней дружбы. Алвин пытался рассмотреть в Эндвейте то, что нашел в нем Эйнштейн, но каждый раз натыкался лишь на молчаливый осуждающий взгляд. Делан презирал его, и юноша это прекрасно чувствовал, поэтому пытался держаться поодаль. Эйнштейн всячески пытался сбавить напряжение между Деланом и Алвином. Взрослый мужчина и ребенок, словно кот с собакой, не могли посидеть и пяти минут, не поссорившись. Парень правда не понимал, как пятидесятишестилетний мужчина может вестись на подначивания двадцатиоднолетнего юноши. Это выше его понимания. Сначала Эйнштейн предполагал, что Алвину будет некомфортно вновь встретиться с Деланом. Все же он сам напугал юношу судьбой постельной игрушки в руках извращенца при первой встрече. Однако Алвин не просто не боялся Делана, он всеми силами выказывал, как ему противно сидеть рядом с мужчиной. Несколько раз он напрямую спросил, не может ли Делан выйти, дабы они могли спокойно поговорить. Эйнштейн за сорок минут разговора настолько устал разнимать этих двоих, что по прибытию в отель просто отрубился в беспамятстве. В который раз Эйнштейн напоминал себе, что невоспитанные дети — зло. Особенно, когда их двое. Вопреки постоянным перепалкам и ссорам, этим троим удалось немного поговорить. Алвин все же узнал то, что так хотел. Во-первых, он понял, что Эндвейт, пускай и имеет какие-то безосновательные претензии к нему, не против спасти Алвина от отца. Эндвейт, пусть и являлся богатым ублюдком, но при ближнем знакомстве Алвин не почувствовал в нем того же, что и в аристократах из Знати. Он был вполне… сносным. Да и не чувствовал Алвин на себе тех же липких похотливых взглядов. Что бы ни говорил ему Эйнштейн, его будущий муж не имел никакого сексуального притяжения к нему, что безусловно радовало Алвина. Его мутило только от одного представления с Эндвейтом в одной постели. Да и того наверняка также. Во-вторых, Алвину стало понятно, почему Эндвейту нужен брак с ним, и какая у них с Эйнштейном истинная причина для его спасения. Он хотел приобрести пояс астероидов, а никак не постельную игрушку. Алвина же захотел спасти Эйнштейн. Прямо об этом красавец не сказал, но для Алвина все было понятно: если бы не Эйнштейн, Эндвейт и не подумал бы спасти какого-то ребенка Земных. Слишком велико отвращение Делана Эндвейта ко всему, связанному с Земной Знатью. Зачем полуразоренный пояс астероидов корпорации Эндвейт, Алвин не имел ни малейшего понятия. Эйнштейн пообещал посвятить его во все по ходу дела, а точнее, после того, как юноша исполнит свою часть сделки — отговорит отца от оглашения во всеуслышание о связи семьи Греммер с Эндвейтами, а именно о браке его сына с Главой вражеской корпорации. И Алвин собирался исполнить свою часть обещания во благо собственного будущего. Из-за обратной стороны двери раздался стук. Четыре отчетливых звука. Алвин радостно спохватился со стула и побежал к одному из стеллажей с книгами. Вытянув несколько книг, перед взором юноши появилась небольшая панель, встроенная в стену. Это было не что иное, как ручное управление системой обеспечения и безопасности в этой комнате. Несколько взмахов пальцами по экрану, и на панели высветилось лицо человека перед дверью. Еще секунда — и дверь автоматически открылась, впуская человека внутрь. — Герцог попросил передать вам, молодой господин, — поклонился раб, протягивая Алвину небольшое кубическое устройство. — Как всегда, большое спасибо, — улыбнулся юноша в ответ и прижал к груди полученный предмет. Слуга также быстро исчез за дверью, как и появился. Алвин вновь залез на стул и потянулся к панели. Пару движений по невидимым кнопкам, и дверь закрылась, вновь запирая Алвина в библиотеке. Он закрыл панель и заставил ее книгами, чтобы никто не догадался, что он ею пользовался. Еще со времен Академии Алвин был на «ты» с техникой. Любое устройство легко разбиралось и собиралось им за считанные секунды. Видя предмет перед собой, он представлял каждую его мельчайшую деталь, складывая их воедино. В Академии подобные знания не поощрялись среди младших детей. Бизнес всегда наследовали старший сын или дочь, оттого только их обучали, как избранных, и гордились каждым маломальским достижением. Младших же обучали базовым знаниям, делая акцент на никому не нужных предметах, таких как этика, психология и гребаная сексология! Из младших детей аристократических семей делали послушные постельные игрушки и какие-либо знания, помимо полученных в Академии, не поощрялись и даже наказывались. Только попав в Академию, Алвин сразу понял, что отличается от остальных младших детей, спокойно принимающих свою участь. Казалось, будто их действительно заботит лишь внешний вид и манеры, ведь лишь это могло помочь им при выборе будущего супруга. Алвин не мог понять, как другие дети не понимают, что их продают собственные родители подобно товару! Словно зазомбированные, они следовали воле своих семей и системы, совершенно не думая о том, что их жизнь может сложиться иначе. Однако Алвин сумел найти единомышленников. В Академии среди тысяч детей из богатых семей он отыскал всего трех, которые не желали принимать участь покорной шлюхи ради блага семьи. Однажды Алвин, вопреки правилам Академии, пробрался со своими друзьями в город. В тот день юноша впервые наткнулся на небольшой митинг среднего класса против системы Земных и завел новых друзей среди противников системы. Прошло не больше года, как Алвин сам стал одним из организаторов забастовок. Вместе с друзьями из Академии они устраивали демонстрации едва ли не каждый месяц. Большинство митингов проходило мирно, и земные власти продолжали игнорировать небольшую кучку протестующих. Однако эта кучка с каждым разом все увеличивалась и увеличивалась, пока однажды число прибывших на демонстрации не превысило несколько десятков тысяч. Алвин и сам не осознал тот момент, когда настолько сильно восхитился идеей свержения нынешней власти. Он стремился уничтожить систему, но совершенно не думал о последствиях. Скрываясь за маской митингующих, семнадцатилетний юноша и помыслить не мог, что многосотлетняя система не падет только от его желаний и способностей к ораторству. Алвин увлекся властью, данной ему толпой. Он увлекся тем, как толпа скандировала прозвище «Ал», вызывая его на сцену. Увлекся всеобщим вдохновением, позабыв о всех проблемах. Увлекся быть Алом — парнем из среднестатической семьи, уставшим от системы. Увлекся, притворяясь, будто не является выходцем из семей тех, кто создал эту систему. Алвин Греммер увлекся быть непобедимым и любимым толпой Алом, пока вселенная не напомнила ему, что не всегда все идет так, как желаешь. Земная Знать обратила внимание на митинги, поднявшиеся уже в нескольких городах. Начали появляться первые жертвы среди недовольных системой. Потери продолжали расти, грозясь превратиться в самую настоящую гражданскую войну! И все к этому шло, если бы Земным властям не удалось бы схватить лидера оппозиции — всеми так почитаемого Ала. Каким было удивления властей, когда предводителем митингующих оказался один из своих. Алвин Греммер. Сын Седрика Греммера — потомка основателей Земной Знати. Такой поворот начисто менял все планы властей, которые первоначально хотели заставить Ала под страхом пыток произнести речь и успокоить народ, поднявшийся на восстание из-за действий юноши. Никто из борцов против системы не поверит, что под маской Ала скрывался Алвин Греммер — сын одного из Земных, и в придачу юноша, не достигший совершеннолетия! Во время ареста Алвин и познакомился с Герцогом. Герцог оказался человеком неоднозначным. Восемнадцатилетний Алвин уже на тот момент знал, что Герцог — предводитель оппозиции тогдашней власти Земной Знати. Вот только он и сам был одним из Земных. Такой же расчетливый, бездушный, холодный, непоколебимый в своей эгоистичности и мании величия. Именно поэтому Алвин не пошел за помощью к Герцогу, хотя их идеи совпадали. Оба считали систему прогнившей, а изменения — жизненно необходимыми. Алвин был уверен, что им с Герцогом не по пути, пока однажды этот мужчина не нашел его, закованного в наручники и испуганного до смерти похотливыми взглядами карателей закона. Герцог предложил Алвину свободу, если тот согласится на сотрудничество. «Вместе мы сможем свергнуть систему», — сказал Герцог в камере, оборудованной под пытки. — «Но чтобы идти против системы, нужно научиться играть по ее правилам. Твои попытки уничтожить ее слишком радикальны, анархичны, беспорядочны и плохо организованы. В демонстрациях против власти погибло слишком много полезных людей, которых можно было использовать в ином направлении для достижении цели. Ты увлекся и проиграл, дитя. Признай поражение и начни заново вместе со мной.» И Алвин признал его. Видя, как сотнями умирают его люди во время сопротивления властям, он уже засомневался в возможности что-либо изменить, но Герцог вновь дал ему надежду. Показал, что изменения возможны, но лишь в долгосрочной перспективе. Прямо сейчас и здесь ничего не изменить. Нужно время, и Алвин был готов ждать сколько угодно, но… отец решил выдать его замуж. И это перечеркнуло все его планы. Возвращаясь к последствиям революционизма Алвина, юноша отвертелся легким наказанием — запрет на посещение Земли до двадцатипятилетия. Его друзья из Академии пострадали больше. Они были старше Алвина и оказались мгновенно выданы замуж и отправлены подальше из Солнечной системы, чтобы скрыть позор. А все те соратники Алвина, не относившиеся к аристократии, были осуждены и казнены в соответствии с законами Земных. Когда Алвин узнал точное число погибших в забастовках, он надолго отошел от всех возможных революционных помыслов, скорбя о почивших. Он был виноват в смерти каждого. Ал был виноват. Вместо активной пропаганды оппозиции системы Герцог показал иной вариант борьбы. Мужчина боролся с властями своими методами. Перекупал активы своих врагов, банкротил их, а иногда и угрожал, когда требовалось. Не все методы Герцога пришлись Алвину по душе, но вследствие них не погиб ни один человек, что не скажешь о методах, используемых Алвином. Юноша был ответственен за то, чтобы соединять Герцога с нужными людьми в оппозиции среди среднего класса. Используя личину Ала, юноша убеждал своих союзников, что без Герцога они не смогут справиться, и именно он — единственный реальный шанс что-либо изменить. Алвин стал агитатором в предвыборной компании, и спустя годы это дало плоды. Аристократы, видя небывалую ранее поддержку среднего класса Герцога, все как один начали склоняться перед ним. В итоге, всего несколько месяцев назад было оглашено об официальной смене власти в Земной Знати. Герцог стал новым Главой Земных и единственным властителем всей Солнечной системы. Теперь предстоял долгий путь изменений и преображения ныне существующей системы в ту, которой ее видят Герцог и Алвин. Предстоял долгий путь, но… Седрик Греммер успел продать Алвина корпорации Эндвейт, и это меняло все планы! Алвин нужен здесь, в Солнечной системе, подле Герцога, который только-только стал новым правителем и как никогда нуждается во второй личности Алвина и ее связях! Юноша долго вертел в руках кубическое устройство связи. Он не знал, как стоит начать разговор с Герцогом и что ему сказать. Ситуацию уже не изменить. Помолвка осуществлена, а контракт подписан. Алвин официально принадлежит Эндвейтам и вскоре навсегда покинет Земную Знать, улетев в корпорацию Эндвейт… Хлопнув по щекам, юноша приказал себе взбодриться. Нажав на единственную кнопку на одноразовом устройстве связи, Алвин поставил тот перед собой, чтобы устройство смогло захватить его лицо и спроецировать на второй канал связи. Прошла минута, прежде чем Герцог ответил. Появилась белая проекция, которая в мгновение приобрела вид мужчины средних лет. Недельная щетина, вечно отрешенный и уставший взгляд золотых глаз и удивительно живучая укладка. Алвин никогда не видел мужчину без идеально зачесанных назад темных волос. — Ал, — кивнул тот, ловя взгляд юноши. — Ты должен был связаться со мной, как только узнал, что собирается сделать твой отец. — Я узнал о свадьбе слишком поздно, мой Герцог. Эндвейт уже подлетал к Солнечной системе, когда отец изволил сообщить своему нерадивому сыночку, что продает его, — пожал плечами Алвин. Алвин и Герцог могли связываться только благодаря шпиону. Тому самому слуге, принесшему Алвину устройство связи. Этот человек — единственное связующее звено Алвина с внешним миром и Герцогом после того, как его заперли на поясе астероидов, изгнав с Земли. Всего раз в неделю слугам и рабам разрешали улететь из зоны астероида по личным делам. И всего раз в неделю шпион Герцога мог получить устройство связи, чтобы принести Алвину. Связываться другим способом слишком опасно не только для Алвина, но и для Герцога. Время оказалось не на их стороне. Алвин не успел попросить помощи у Герцога, а сейчас… слишком поздно. — Нам нужен был всего месяц, Ал. Всего месяц, и ты был бы свободен от Греммеров и использовал свой потенциал по назначению. Герцог сходился с Алвином на мысли, что нужно внести некоторые изменения в закон, где родители имеют полное право распоряжаться детьми до их совершеннолетия. Алвин считал, что этот закон нужно вообще убрать, как не соответствующий морали, пока Герцог скромно отмалчивался, имея на Фобосе целый гарем из супругов. Алвин не раз упрекал Герцога во владении гаремом, что это неправильно и абсурдно, но Герцог продолжал стоять на своем. Он был готов изменить закон о том, что детей нельзя выдавать замуж без их на то непосредственного согласия, но был категорически против отмены многобрачия, ведь все его мужья и жены были в каком-то смысле живой связью с аристократами. Вся власть Герцога среди аристократии держалась на брачных связях, и он не собирался ее терять… Однако Герцог и сам понимал, что закон нуждается в изменении, поэтому пообещал Алвину исправить его в будущем. Вот только устоявшиеся традиции нельзя, как зуб мудрости, вырвать за раз с корнем. Нужно постепенно убивать недовольство среди аристократии, пока закон не будет принят среди Земных. Для этого нужно время. Не один месяц и не год, а целые десятилетия. Поэтому, исходя из оставшихся вариантов, единственным способом дать Алвину свободу был, как ни иронично, брак, на который юноша, скрепя зубами, согласился. У Герцога была одна знакомая из его фракции, согласившаяся сыграть фиктивную жену для Алвина. Прелестная маркиза Агнес фон Фабер, что также выступала против системы. Всего через месяц маркиза должна была прийти к Греммерам и выкупить Алвина. Всего месяц до того, как Алвин должен был обрести столь долгожданную свободу!.. Никто не предполагал, что Седрик уже нашел клиентов и с удовольствием продал сына в придачу к поясу астероидов. — Я знаю, мой Герцог, но уже слишком поздно. Тот ублюдок имеет полные права и… — И? — приподнял брови Герцог, перебивая юношу. Мужчина сидел на огромном кресле из фибры — очень дорогом материале, который подстраивается под каждого к нему прикоснувшегося. Закинув ногу на ногу и сложив руки перед собой, Герцог выделил время для юноши в плотном расписании. То, что все его планы зависели от двадцатиоднолетнего ребенка иногда уязвляло его гордость, но факт оставался фактом: без Ала, который прослыл легендой среди оппозиции властям среднего и рабского класса, у него бы не получилось занять место Главы Земных. Без Ала у него не получится удержать обретенную тяжелым трудом власть. — Послушайте, мой Герцог, я понимаю, что это сейчас может прозвучать нелепо, но может эта женитьба с Эндвейтом пойдет нам на пользу? — неуверенно произнес юноша, не в силах перестать крутить в голове разговор с Эйнштейном. — Какая может быть польза? Эндвейт увезет тебя из Солнечной системы в северную часть галактики. Ты представляешь, как далеко это отсюда? Не говоря уже о том, что Эндвейты — изгнанники. Эта семья покинула Знать, и ее ненависть к нам так же сильна, как наша — к ним. Да, Эндвейты считаются изгнанниками среди Земных. Изменниками идеологии. Алвина всегда учили ненавидеть предателей, что в семье, что в Академии, но теперь юноша задумался: предатели ли они на самом деле? Возможно, Эндвейт не самая приятная личность, но его семья еще столетия назад осознала, что продажная система Земных полностью прогнила. Эндвейты распрощались с Солнечной системой и улетели строить собственное будущее. Успешно, между прочим, ведь сейчас каждый пес в галактике знал их фамилию. Если Эндвейты тоже были против системы, то почему бы не присоединить их силы к борьбе Герцога? Алвин долго размышлял и пришел к логическому выводу: с Эндвейтами за спиной сопротивление новой политике Герцога сойдет на нет среди аристократии, ведь власти Эндвейтов бояться во всех уголках Млечного Пути. Эндвейты — выигрышный билет для будущего Земной Знати, а этот брак — прекрасная возможность связать Солнечную систему с корпорацией Эндвейт вновь. Алвин не собирался ее упускать. — Послушайте, мой Герцог, все не так плохо, как может казаться. Правда! Я встречался с этим Эндвейтом и его спутником дважды. Пускай Эндвейт и ублюдок, но его спутник заверил меня, что Эндвейт ко мне не прикоснется и пальцем. Им нужен пояс астероидов, а меня выкупили в придачу. Они совершенно ничего не знают и даже не представляют, кто я такой. Партнер Эндвейта видит во мне ребенка и хочет спасти от возможного брака с каким-то другим извращенным ублюдком. Они не пытались нарочно разрушить наши планы, тот человек желал лишь спасти! Он очень-очень добрый, и я склонен верить ему, мой Герцог. Юноша не был уверен в своих догадках, но ему казалось, что сочувствие Эйнштейна имеет подоплеку. Возможно, Алвин только предполагал, исходя из фактов, когда-то парень тоже был выдан замуж против воли, но тогда как он оказался здесь, вдали от мужа и его контроля? Если бы Эйнштейн был чьим-то мужем, он бы вряд ли разгуливал по галактике рука об руку с Главой корпорации Эндвейтов. Поэтому Алвин не был уверен в своих рассуждениях, но точно не сомневался в том, что Эйнштейн хочет спасти его из-за собственных мотивов. «Он увидел во мне себя. Смешно, если знать, что мы разнимся с ним, как небо и земля», — размышлял Алвин. — Погоди? Ты сказал «пояс»? — темные брови Герцога взлетели вверх, и золотые глаза засверкали в недопонимании. — Не знаю, зачем корпорации Эндвейт эти глыбы камней, но они купили весь пояс по двойному тарифу. Мой папочка, что б его, снова богат! — вскрикнул Алвин, вскинув руки вверх. Конечно, разорить его будет проще пареной репы, но сам факт, что Седрик снова на коне, выводил юношу из себя. Алвину хотелось лично стереть самодовольное выражение с лица отца . — Нет, Ал, ты не видишь всей картины, — махнул рукой Герцог, вновь взяв под контроль выражение лица. — Ты хотя бы представляешь масштабы пояса астероидов? Даже если там уже почти нет полезных ресурсов, это по-прежнему частная собственность Знати. Если Эндвейты, сторонящиеся Земной Знати, выкупили его, то… — Они снова вернулись в Солнечную систему, — кивнул юноша, прекрасно осознавая, к чему ведет Герцог. — И могут быть на нашей стороне, мой Герцог. Мой брак и этот союз меняет все. — Ал, уверен ли ты, что они захотят работать с нами? Я несколько раз видел Эндвейта издали, и он не показался мне человеком, что легко может забыть старые обиды. Согласится ли он сотрудничать? «Мерзкое отродье!» — резанул громкий вскрик Делана Эндвейта в голове юноши. — Возможно… — Алвин запнулся. — Не могу сказать точно. Эндвейт… неоднозначный человек. Предполагаю, что от предков ему досталось отвращение к Земным, но, мой Герцог, я уверен, что вы сможете его переубедить. Только вы сможете это сделать. Он нам нужен. — Ты прав… У меня есть рычаги воздействия, пока Эндвейт имеет интересы на территории Земных, но я не смогу ими правильно воспользоваться, если не буду знать, какие именно. Ты сможешь для меня узнать, что он хочет от пояса? — Думаю, какие-то ресурсы. Я еще не могу понять какие, но я узнаю. — Хорошо. Тогда, дитя, ты точно уверен в этом браке? — Нет, конечно, но я смотрю на ситуацию под другим углом. Пока Эндвейт меня не трогает и будет сотрудничать с вами, мой Герцог, я готов быть связующим звеном. С Эндвейтом на нашей стороне никакой аристократ из оставшейся оппозиции не сможет пойти против наших реформ! Герцог тяжело вздохнул и устало потер переносицу. Непроходимые круги под глазами лишь сильнее увеличились с того момента, как Алвин в последний раз виделся с мужчиной. Вопреки продвинутым медицинским процедурам и профилактике, мужчина казался на десять лет старше того возраста, в котором он был. В свои восемьдесят он выглядел на все девяносто. Мелкие морщинки вокруг глаз и одна между бровей не должны были появится еще минимум лет пятнадцать. Стресс изматывал мужчину, но в то же время держал в тонусе. Несмотря на уставший вид, Герцог всегда был идеален. Такие люди, как Герцог и Эйнштейн, от которых нельзя отвести взгляд восхищения, казались Алвину выдуманными. Слишком идеальные для этого мира. — Точно! — вскрикнул юноша, едва ли не позабыв о том, зачем столь срочно хотел связаться с Герцогом. — Эндвейт и его спутник не хотят огласки помолвки ни в Солнечной системе, ни за ее пределами. Никто не должен знать о нашей связи. Я не знаю, как заставить отца замолчать, поэтому обратился к вам. Вы сможете чем-то заткнуть его? Эндвейт не хотел брака. Осознание этого факта позволило Алвину избавиться от страха перед будущим фиктивным мужем и начать оценивать ситуацию здраво, не вмешивая эмоции. Корпорация Эндвейт не хотела огласки. Алвин тоже не хотел, чтобы при упоминании его имени люди могли сказать лишь: «Ах, это же муж Эндвейта». Этот брак должен стать невидимой нитью между двумя мирами. Осталось лишь заткнуть рот любящему похвастаться Седрику Греммеру. — Безусловно, — ответил Герцог, кратко кивнув. — Седрик положит все деньги, полученные от Эндвейта, в Марсианский банк. У меня есть знакомые среди руководства. Его счета заблокируют… Он хотел денег, Ал? Их у него будет достаточно, пока он слушается меня. Если посмеет открыть рот, он лишится их. Я обсужу это с Седриком. Твое дело выяснить, зачем Эндвейтам пояс. На этом все. Мне пора идти. До связи, Ал. — Мой Герцог, — в почтении склонил голову парень перед тем, как голограмма растворилась в воздухе. Кубическое устройство самоуничтожилось, рассыпавшись на миллионы крохотных частиц библиотечной пыли.

***

«Ларс-4» рассекал космическое пространство на скорости чуть ниже световой. Алвин сидел у огромного иллюминатора в конце звездолета, смотря на сотни небольших астероидов, оставляемых «Ларсом-4» позади. Взгляд юноши давно потерял Палладу — астероид, на которым проживало семейство Греммеров. Однако он не чувствовал сожаления, покидая дом. Лишь облегчение и первые дуновения свободы. Все приданное Алвина поместилось в один рюкзак. Ему ничего не хотелось брать из дома, кроме разве что планшета, подаренного старшим братом на двадцатилетие, несколько любимых свитеров и маски Ала. Обычная белая театральная маска во все лицо без единого признака эмоций. Такую маску носил Ал и тысячи его последователей, выражая этим своеобразный протест: перед законом не важно, кто ты — раб, среднеклассовец или аристократ. Набив небольшой рюкзак, Алвин попрощался с матерью и еще тремя мачехами, отдал поклон старшему брату — наследнику Греммер, поцеловал в щеки каждую из старших сестер. С отцом Алвин перекинулся лишь взглядом. Взгляд Седрика говорил: «Наконец, я избавился от этого дитя». Тогда как взгляд Алвина предупреждал: «Я уничтожу тебя за то, что продал меня, как шлюху. Я покажу настоящего себя, и ты, папа, будешь ползать у моих ног, умоляя пощадить.» Семейное прощание вышло недолгим. Всех остальных детей Седрик провожал в семейную жизнь с банкетами и пышными праздниками, Алвина же просто выставили за дверь, когда на орбите Паллады увидели «Ларса-4». Алвин напоследок посмотрел на огромный серый особняк под массивным куполом, и устремился к звездолету, не оборачиваясь назад. Эйнштейн встретил Алвина в еще более экстравагантном наряде, чем прежде. Длинные волосы парня на этот раз были собраны в высокий хвост на макушке. Облегающая кофта с v-образным вырезом на спине открыла непристойный вид на белоснежную спину парня. Штаны, в отличие от верха, развевались искусственно созданным под куполом ветром. Алвин даже сначала предположил, что Эйнштейн снова надел длинную юбку, но это оказались штаны. В который раз юноша сделал себе пометку об исключительном взгляде Эйнштейна на моду. Алвин бы такое никогда не надел. Юноша предпочитал что-то практичное, удобное, комфортное и желательно не вырвиглазного цвета. Своего будущего мужа Алвин встретил уже в звездолете. Эндвейт не вышел поприветствовать Греммеров. Просто забрал то, что было обещано контрактом, и уехал, как только двери корабля за Алвином закрылись. — Куда мы летим? — спросил юноша, заметив, что они направляются не в сторону колец Сатурна, на которых располагался отель, где поселились его спутники. К тому же, с такой досветовой скоростью они бы не смогли долететь до Сатурна еще годы. — Нам нужно кое-что посмотреть на поясе, а после отправимся в отель. Если ты голодный или хочешь чего-то попить, я могу принести. Только скажи. Эйнштейн сидел напротив Алвина, не в силах нарадоваться тому, что парень теперь свободен. Для Эйнштейна его свобода значила больше, чем для кого-либо. Он одновременно нервничал из-за ответственности за жизнь этого ребенка, которую возложил на себя, и в то же время ликовал, что будущее Алвина не станет повторением его прошлого. Парень не любил детей. Это была даже не неприязнь, а страх ответственности, поэтому Эйнштейн предпочитал не приближаться к ним, боясь, как огня. Он знал, какие дети впечатлительные, восприимчивые и пугливые. Знал, ведь сам когда-то таким был, и взрослые воспользовались его наивностью и детскими мечтаниями. Эйнштейн боялся стать таким же, поэтому держался как можно дальше от всего незрелого. Алвин внезапно ворвался в жизнь Эйнштейна. Услышав о бедном ребенке, которого собираются против воли продать первому хорошо заплатившему, Эйнштейна словно облили холодной водой. Устоявшиеся принципы вмиг перечеркнули. Он знал, что никогда не простит себя, если допустит несчастливый брак ребенка, который был в силах остановить… Поэтому вот он здесь, сидит напротив юноши, которого спас и тревожится от мысли, удастся ли ему защитить и вырастить Алвина в счастье и радости. Эйнштейн не узнавал сам себя, когда рядом был Алвин. Это дитя изменило в его жизни все, хотя сам Алвин еще не осознавал, как важны для Эйнштейна его свобода и счастье. — Я не ребенок, папочка. Вот там стоит система принтинга, смогу как-то сварганить что-нибудь самостоятельно, — усмехнулся Алвин, смотря на устройство в конце комнаты отдыха. Юношу забавляло отношение Эйнштейна к нему, ведь разница в их возрасте не была так уж велика. С виду можно сказать, что Алвин лишь на несколько лет младше Эйнштейна, хотя фактическая разница в возрасте у них составляла более двадцати восьми лет. Алвин не знал истинный возраст Эйнштейна, поэтому был введен в заблуждение. Более того, никто не знал настоящего возраста Илана Бренберга. Даже Делан, находившийся подле парня более шестнадцати лет. Эйнштейн упорно скрывал каждую деталь своего прошлого, начиная с возраста, заканчивая настоящим именем. — Скажи лучше, куда мы летим? — спросил Алвин, пихнув локтем засмущавшегося Эйнштейна. Парень смутился, когда его пристыдили в чрезмерной опеке. — Ты обещал, что введешь в курс дела, когда придет время. Я внемлю твоим словам. Юноша склонился в шутливом поклоне и рассмеялся от того, как Эйнштейн несколько секунд панически пытался сообразить, что сказать. — Кхем, — прокашлялся парень, не зная, с чего стоит начать объяснения. — Мои знакомые из созвездия Близнецов имеют предположения, что в поясе астероидов, которым ранее владела твоя семья, Алвин, есть достаточно большие залежи медиума. — Медиума? Это еще что такое? — удивился Алвин, складывая руки перед собой. — Уникальный металл. Во всей галактике его залежей ограниченное количество, ведь, как предполагают, весь этот металл прибыл в Млечный Путь из других галактик. Нельзя сказать точно, как и при каких условиях он создается. Именно поэтому нельзя создать его аналог в лабораторных условиях. Мы предпринимали попытки, но… это совершенно иной уровень, Алвин! Никто из моих сотрудников не смог выяснить базовый элемент для его создания. В нынешней таблице Менделеева нет таких элементов! Ученые лишь несколько десятилетий назад начали находить ранее никому не известные элементы на окраинах Млечного Пути. Неподдающиеся уму разновидности газа, твердые элементы и жидкости. Чем ближе человечество открывало и заселяло мир к границам родной галактики, тем больше неизвестных и интригующих вещей находили! Одним из таких и стал медиум. Неизвестный никому металл в десятки раз прочнее известных современной науке. Одновременно удивительное и пугающее открытие, которое осталось засекречено, чтобы среди населения галактики не поднялись волнения. На памяти человечества все еще витают те слухи о пропавших без вести звездолетах, пытавшихся улететь из Млечного Пути. Люди начнут бояться других галактик и, кто знает, во что может обернуться их страх. В одну из тайн их мира Эйнштейн посвящал Алвина Греммера. — Прилетел из других галактик?! — не мог скрыть удивление юноша. Алвин был готов поверить во что угодно, но не в призрачный, никому не известный ранее материал. Готов поверить даже в остатки древних инопланетян внутри Цереры, нежели в что-то новое, неизвестное ранее науке во время, когда ученые всего мира пришли в тупик. Все знали об этом факте: в Млечном Пути изучен каждый камешек. Человечество на грани кризиса знаний, так как нет путей развития. Никто не летает в соседние галактики, ведь, как показала практика, идея провальная, а рисковать собственными жизнями никто не желает. «Чтобы какой-то там металл остался неизученным, когда все говорят, что человечество в тупике? Новые элементы в таблице? Серьезно? Как мне сообщить об этом Герцогу?!» — пререкался сам с собой Алвин, все еще не до конца веря в услышанное. Открытие нового материала, о котором никто не ведает? Звучит, как очередная идея фанатиков. — Погоди! А что этот ваш медиум забыл здесь, в Солнечной системе? Не логично ли, чтобы этот ваш уникальный металл располагался где-то во внешнем рукаве галактики? — Мы не знаем, — пожал плечами Эйнштейн. — Мы много чего не можем исследовать об этом металле, так как его слишком мало, а воссоздать его нельзя без данных о новых элементах. С тем медиумом, что был у нас на руках, мы попытались провести тесты по его обогащению, и это дало свои результаты! Ты верно подметил, что должны быть залежи на окраинах галактики, и они там действительно есть. Точнее, были. Когда ученые начали активно интересоваться новым металлом, большую его часть, как оказалось, забрали и незаконно продали космические пираты. Брови Алвина взлетели еще выше. Юноше пришлось подобрать челюсть с пола, когда он услышал о космических пиратах. На сказках о них он вырос, мечтая однажды, как и они, бороздить от созвездия к созвездию. Сказки, которые Алвин давным-давно позабыл. Сказки. Алвин никогда не думал, что его собеседник с серьезным выражением лица будет говорить о сказочных персонажах, будто они реальны. — Да ты шутишь! Пиратов не существует! — В центральных созвездиях — да, но вот во внешних рукавах галактики их полным-полно, — улыбнулся Эйнштейн, радуясь, что впервые открыл для юноши что-то новое. А как много всего он еще расскажет и покажет ему в будущем. В свободном будущем, которое он добыл для этого ребенка! — Пираты — главные поставщики на черных рынках и Аукционе. Неудивительно, что медиум быстро разобрали. Столь прочный металл идеально подойдет для изготовления чего угодно, ведь несмотря на прочность, он удивительно легок. — Этого не может быть! Это шутка, да?! — Мне нравится твоя реакция, Алвин, и я бы с удовольствием пошутил, но не в этот раз. Ты ведь хотел узнать правду, почему нам понадобился пояс астероидов Греммеров? Вот она. Осталось лишь убедиться, была ли покупка успешна. — То есть вы точно не знаете, что он здесь? — Не знаем. — Удивительно! Вы купили целый гребаный пояс астероидов за двойную цену и меня в придачу из-за какого-то там слуха о неизведанном материале, прилетевшем из другой галактики! Алвин аж привстал. Ему не верилось, что правда окажется настолько нереальной. — Извини уж, но это звучит, как какая-то теория заговора! Этот ваш медиум не масоны случайно сделали? — нервно усмехнулся юноша, принимаясь ходить из стороны в сторону. Алвину становилось тревожно. Возможно, они с Герцогом ошиблись. Юноша предполагал, что корпорации Эндвейт нужно нечто с пояса, и что добыча этого чего-то займет достаточное время, чтобы Герцог сумел привлечь Эндвейтов на свою сторону. И так и случится, если этот медиум окажется правдой. На его добычу и транспортировку уйдут месяцы. За время, пока Делан Эндвейт будет в Солнечной системе, Герцог сумеет завлечь и использовать нового союзника… Но что если это лишь слух? Что если медиума на поясе нет? Как только его не обнаружат, Эндвейт запакует свои вещи и уедет на сверхсветовой скорости домой, позабыв о проблемах Земных, как о страшном сне. Если медиума не окажется, Алвину придется навсегда распрощаться с Солнечной системой, глубоко внутри себя закопав идею стать тем, кто приложит руку к уничтожению зловредной системы. Алвину придется вновь убить Ала внутри себя. — Алвин? — позвал Эйнштейн юношу, заметив, как вечная улыбка с его лица исчезла, и тот начал нервно грызть ногти. — Я понимаю, что сложно поверить во все услышанное. Я и сам не поверил, когда мне сказали о новых элементах, сверхлегких и сверхпрочных, прилетевших из иной галактики. Но я бы не был настолько уверен, если бы не видел медиум вживую. Я держал его в руках, ощущал его шероховатость и идеальный черный цвет, который видел лишь единожды: когда побывал возле горизонта событий черной дыры. Как только мы вернемся домой, я… — Нет! — вскрикнул излишне сильно Алвин, не желая лететь в корпорацию Эндвейт, которую Эйнштейн столь ласково зовет домом. — Точнее да, конечно, но… Эйнштейн, а для чего вам вообще этот медиум? Парень заговорщически ухмыльнулся. Ему предстояло посвятить Алвина в еще одну крышесносную вещь — в их план по пересечению межгалактического пространства. В их план, где они побывают в другой галактике, будучи новыми космическими Куками и Магелланами. Похлопав по сидению возле себя, Эйнштейн пригласил юношу поближе, чтобы начать еще один долгий рассказ. Однако этому не было суждено случиться. В комнату отдыха из пилотной вошел Эндвейт. — Не успел я на полчаса оставить тебя с ребенком, а ты уже растрепываешь ему все наши секреты? — укоризненно спросил Делан. — Я не ребенок! — вскрикнул Алвин. — Я твой жених вообще-то! — Ага, фиктивный, — кивнул Делан и закатил зеленые глаза. — Кстати говоря о браке. Давайте лучше обсудим то, что тебе, малыш, нельзя делать и говорить. Услышанное «малыш» заставило Алвина на мгновение заткнуться. Это ласкательное прозвище он ненавидел больше всего. Вот только Эндвейт не произносил его с диким желанием разложить парня прямо в «Ларсе-4», всего лишь с презрением, пытаясь побольнее ужалить. — Я думал, мы уже все обсудили, Делан, — Эйнштейн бросил взгляд на Алвина, приказывая тому молчать и не усугублять ситуацию. — Как только вернемся домой, ты его не увидишь. Алвин — моя забота и ответственность, как мы и договаривались. — А Греммер? У него язык дольше, чем протяженность Млечного Пути. — Мы позаботились, — кивнул парень и подмигнул Алвину. — Ты не услышишь Греммера и не увидишь. Никто не будет знать о вашем контракте. В глазах общественности ты лишь выкупил пояс, но ни о какой помолвке не было и речи. О том, что Седрик Греммер более никогда не станет их головной болью, Алвин сказал Эйнштейну еще на Палладе, стоило им только встретиться взглядами. Закрытый рот Седрика — пропуск в свободную жизнь. Юноша лишь не сообщил, как именно ему удалось это сделать. Он не хотел раскрывать свою истинную личность и связь с новым Главой Земных. Слишком рано. Неизвестно, как Эйнштейн с Эндвейтом могут отреагировать. — А наш малыш? — скосил мужчина взгляд. — Ты будешь держать рот на замке или тебе помочь? Алвин взывал к спокойствию, как только увидел Делана. Он не хотел показаться еще более невоспитанным, вспыльчивым ребенком перед Эйнштейном, но стоило заметить Эндвейта, смотрящего свысока, будто какой-то чертов король, и все манеры Алвина, воспитание и врожденная аристократичность летели к чертям. Ненависть к таким людям появилась у юноши, кажется, с рождения. Еще ребенком он осознал, что ему отвратителен собственный отец. Вся напускная манерность и напыщенность Седрика сидели у Алвина в горьких печенках. По достижению двенадцати лет, когда отец стал брать сына на мероприятия Знати, Алвин осознал, что Седрик Греммер не единственная противная личность в галактике. Всего в двенадцать Алвин узнал, что такое сексуальное притяжение от мужчин намного старшего его. Он отказывался верить, что все поголовно аристократы Знати такие. Годами до поступления в Академию Алвин надеялся, что очередной бизнес-партнер отца не окажется законченным извращенцем, но каждый раз его ждало лишь разочарование. К пятнадцати годам он уже перестал верить в лучшее в аристократах и поступил в Академию с полным отвращением к системе и людям в ней. Все в Земной Знати были словно на подбор — омерзительно напыщенными, бахвалящимися титулами людьми, помешанными на создании гарема из невинных дев и юношей. Алвин не знал никого из Земных, у кого не было минимум трех супругов. Любили ли их аристократы, заботились ли? Нет. Всех постигала одна участь — смерть. Дети сами лишали себя жизни, не в силах выдержать морального отторжения от мужа, которому нужно было лишь тело. Сколько слухов о суицидниках услышал Алвин в Академии! Преподаватели порицали подобное решение своих бывших воспитанников, призывая не быть эгоистами, ведь ваша жизнь и активность в постели — то, что помогает вашей семье и семье мужа в налаживании связей. Алвин Греммер ненавидел каждого из Знати. Герцог стал исключением, ведь он разделял желание Алвина к переменам и реформированию, но Алвин ни на день не забывал, что Герцог — один из них. У него тоже свой гарем, от которого он не готов отказаться. Он также покупал детей и занимался с ними мерзейшими вещами. Кровь Знати доминировала в Герцоге, но Алвин предпочел уважать его за стремление к изменению. Более пятнадцати лет назад Герцог внезапно изменил свою политику из нейтральной на агрессивно оппозиционную. Из-за каких-то неизвестных Алану причин Герцог изменился и по слухам стал совершенно не тем человеком, что раньше. Поэтому Алвин, вопреки отвержению представителей Земной Знати, уважал Герцога, служил ему и был верен, но Делан Эндвейт… был всем тем, что Алвин так ненавидел. Единственное, за что Алвин мог ослабить свою ненависть к Эндвейту, так это за то, что он не желает его трахнуть. Юноша готов был терпеть Эндвейта сколько нужно, но прямые оскорбления? Нет. У Алвина Греммера тоже есть гордость, и плевать себе в лицо он не позволит. — Сам себе помоги, старый придурок! — с искренним отвращением прошипел юноша прямо в лицо мужчине. — Алвин! — удивился Эйнштейн, округлив глаза. — Что, Алвин?! Почему ему можно меня оскорблять, а мне нет? Я и слова ему первым не сказал! И ведь юноша был прав. Эйнштейн не мог отрицать то, что именно его друг постоянно пытается как-либо задеть ребенка. Естественно, Эйнштейн знал, в чем кроется причина. Делана с детства растили в искреннем отвращении ко всему, связанному со Знатью. Мужчина просто не мог принять факт, что ради собственной мечты ему пришлось пойти на столь большую жертву — связать себя с одним из них. Делан Эндвейт просто не видел в Алвине ребенка, лишь семью Греммеров — одних из основателей Земных. — Хах, Делан, — устало закатил глаза Эйнштейн, — а Алвин-то прав. Не задирай ребенка. Ты хоть и не старик, как он говорит, но достаточно взрослый, чтобы попытаться закрыть рот и смолчать. Слишком сильно хладнокровного мужчину, которому нет дела до других, задели слова обычного ребенка. Делана было сложно уязвить чем-либо. Его главной чертой, за которую его имени боялась целая галактика, была неуязвимость. Ни физическая, ни эмоциональная, ни материальная. Эндвейт недосягаем благодаря своей власти и сильной личности. Он был неуязвим, пока не встретил Алвина Греммера, выводившего хладнокровного мужчину на искренние эмоции. Эйнштейн никогда не видел, чтобы Делан реагировал не как запрограммированная машина. Рядом с ребенком Глава Эндвейт становился живым. Но излишняя эмоциональность, несвойственная мужчине, задевала Алвина. Грубые слова ранили сердце юноши, который ничем не заслужил столь свинского отношения. Конечно, Эйнштейн был рад, что друг выражает эмоции, а не копит их и съедает в одиночестве, но также он пообещал защищать ребенка, над которым взял ответственность, поэтому был готов остудить Делана и показать ему свое место, если понадобиться. — Я не узнаю тебя, Делан. — Это я тебя не узнаю! Как только ты услышал об этом ребенке, все полетело к чертям! — Что именно пошло не так? Мы и дальше работаем, Делан. Мы вот-вот найдем медиум и перейдем к главной части плана. Этот ребенок никак не помешает нашим планам. Все, как всегда. — Нет, не все! Мужчина сильно ударил кулаком об стену, от чего Алвин мелко подскочил на месте. Он ненавидел какие-либо громкие звуки. В кошмарах он все еще слышал звуки автоматных очередей, которыми Знать разгоняла протесты. Все еще слышал, как пули вбиваются в его единомышленников, в чьей смерти был виноват один он. Алвин и сам не заметил, как спрятался позади Эйнштейна, вцепившись тому в голую спину. Он дрожал, как ребенок, чьи родители громко ссорились. Ужас и страх от прошлого смешался с образом Делана Эндвейта. Алвин обнял Эйнштейна со спины, пытаясь позорно спрятаться от источника страха. Всю ненависть и отвращение к этому человеку смыло, оставляя один лишь страх. — Видишь до чего ты довел ребенка? Иди проветрись, Эндвейт. Развернувшись, Эйнштейн обнял Алвина, который мгновенно прильнул к нему, как напуганный котенок. От волос парня, выкрашенных в ядовито черный цвет, доносился нежный запах лотоса. Близкое присутствие другого человека и запах приносили юноше покой, стирали из памяти сотни трупов на площади Земли и его окровавленные руки, когда он безнадежно пытался спасти раненых. Алвина уже давно не накрывали панические атаки, пока он не встретил Делана Эндвейта. Кто же знал, что эти двое вызывают друг в друге самые худшие, ужаснейшие и слабейшие стороны… Делан бессильно разжал кулак и посмотрел на Эйнштейна. За все шестнадцать лет впервые Эйнштейн был настроен враждебно, прямо как при первой их встрече, когда он пытался сохранить собственную жизнь. Теперь же Эйнштейн защищал ребенка, и кто, как не Делан, знал, что за защиту парень играет в разы лучше. Мужчина беззвучно вышел с комнаты и нажал на кнопку, закрывающую двери за собой. В пилотной сидел один лишь Мэйсон Карлайн, ведя «Ларс-4» направленный на группу троянских астероидов. Он кивнул боссу, что все хорошо и развернулся назад к панели управления, следя за датчиками. Мэйсон не доверял звездолету, поэтому предпочитал ручное управления автоматическому. Карлайл не верил ничему роботизированному и владеющему искусственным интеллектом. Тем временем Делан подошел к панели и сел на место второго пилота. Всего с десяток метров и холодные металлические двери отделяли его от Алвина Греммера, чей образ он не мог выбросить из головы. Образ испуганного ребенка, который еще мгновение назад с вызовом насмехался над ним, а после прижимался к Эйнштейну, как к спасательному кругу. Делану хотелось верить, что юноша всего лишь притворяется, пытается заручиться поддержкой Эйнштейна, но его плечи тряслись из стороны в сторону, а серые глаза наполнились неподдельным животным страхом. Много кто боялся Делана, заслуженно боялся, но детей он никогда не трогал. Даже отродьев Земных. До этого дня он думал, что выше запугивания, но так легко поддался эмоциям. Делану самому не верилось, что он сорвался на мальчишке, у которого и пушок над губой еще не растет. «Ты напугал бедного ребенка. Как глупо», — корил себя Делан, смотря на сверкающие далекие звезды за иллюминатором, пока «Ларс-4» с каждой секундой становился все ближе и ближе к предполагаемому источнику медиума.