Межгалактическое пространство

Темнокожий мужчина прислонился к стене. Тихое, спокойное место, скрытое от посторонних глаз марсианским растением с огромными листьями, преграждало путь пьяным гостям, но в то же время не мешало Мэйсону рассматривать происходящее на Балу. Как и его спутники, Карлайл не был рад находится в подобном месте. В отличие от Эйнштейна, Мэйсон был крайне скромен и традиционен в области постельных утех, поэтому телохранителю было до ужаса неловко слышать звуки страсти, доносящиеся отовсюду, и видеть полуобнаженных женщин и мужчин, не стесняющихся своей наготы. Мэйсон пытался не смотреть на многочисленные оргии, но глаза так и натыкались на совокупляющихся гостей Бала. Вопреки ненависти Делана Эндвейта к Земной Знати, отвращение хозяина не зацепило Мэйсона. Он бы никогда не признался Главе, что в некоторых вопросах и понятиях восхищается Знатью. Той же их открытостью, которая выражается в столь откровенном сексе. Земные аристократы свободно высказывают свои желания и удовлетворяют их, не задумываясь о препятствиях. Для Мэйсона, воспитанного в религиозной семье корпорации Эндвейт, всякое выражение собственных желаний, будь то похоть или голод, считалось грехом, порицаемым Богом. Именно религия стала тем, что закалило характер Мэйсона Карлайла, но в то же время сковало все его эмоции и истинные желания. Сестра Мэйсона была более открыта в этом вопросе и прямо заявила родителям о своем атеизме, ведь для нее, человека науки, вера в Бога противоречит всем законам галактики. Как доктор, она не верит в существование загробной жизни и самого понятия души. Она верит лишь в разум и возможности человеческого тела — ничего более. Младший Карлайл всегда завидовал сестре в ее категоричности. С детства женщина знала, чего хотела, и добивалась желаемого любыми способами. Вымирающая в галактике религиозность не была ее приоритетом, поэтому она с легкостью откинула ее по достижению совершеннолетия. Мэйсон же так не мог, и вот уже семьдесят восемь лет посещал воскресную церковь даже после смерти родителей. Верил ли он в Бога? Нет, но чувствовал, что без принадлежности к чему-то потеряется в огромном и бесконечном мире, подобно ребенку. Если бы не темная кожа, все вокруг наверняка увидели, как лицо телохранителя густо залилось краской. Он никогда прежде не был так близко к чему-то столь откровенному. Его хозяин не ходил по подобным мероприятиям. Больше того Мэйсон за более чем двадцать лет служения Делану видел хозяина с другими всего несколько раз. Казалось, Делана Эндвейта совершенно не интересует секс, чего не скажешь о Мэйсоне. За семьдесят восемь лет он успел попробовать, что такое секс. Понравилось ему? Скорее да, чем нет. Однако в его жизни так редко встречались подходящие партнеры, которые были согласны на секс лишь в отношениях, что он уже и не помнил, когда последний раз обнимал в своих руках чужое тело. Поэтому ему так нравилось работать на Эндвейта. У них есть общая черта: они не ищут связей на одну ночь ради секса и удовлетворения плотских желаний. Что не скажешь об Эйнштейне, который буквально живет в постели незнакомцев. Мэйсон внимательно следил за тремя точками на портативном навигаторе. Одна из точек стремительно неслась за пределы Бала. Это был Делан, убегающий от нахождения с Герцогом и Знатью. Мэйсон еще не располагал информацией, почему друг Алвина настолько вывел из себя Главу, но сделал мысленную пометку опасаться Малхиора Адельманна. Второй точкой на навигаторе был Эйнштейн, находящийся в зале. Сначала Мэйсон не мог понять почему точка не двигается на месте, пока не нашел взглядом завязанный на макушке темный хвост парня, танцующего с Герцогом. Взгляд мужчины замер, наблюдая, как гибкое тело парня отдается танцу и партнеру. Мэйсон никогда не мог отвести взгляд от Илана Бренберга. Этот человек с самой их первой встречи был подобен урагану, сносящему все на своем пути. Тайфуну, одновременно удивительно прекрасному, но в тоже время непредсказуемо опасному. Мэйсон предпочитал наблюдать издалека, никогда не приближаясь. Карлайл знаком с Эйнштейном относительно долго. Шестнадцать лет вместе помогли Мэйсону сдружиться с парнем, который стал прекрасным прикрытием для его босса в роли любовника. Да, их дружба была странной. Эйнштейн не упускал момента, чтобы задеть Мэйсона, а Мэйсон в ответ лишь краснел и смущался. Открытость парня завораживала мужчину, и именно это стало тем, из-за чего Мэйсон подолгу не мог отвести от него взгляд. Нет, он не был влюблен. Мэйсон уже испытывал влюбленность и любовь, поэтому знал, как она ощущается. К Эйнштейну он чувствовал всего лишь симпатию. Искреннюю симпатию, как к хорошему человеку и другу, достойному восхищения. Уникальный человек, гений столетия и просто неподражаемый весельчак. Несмотря на неловкость в присутствии Эйнштейна, Мэйсон ни на что бы не променял общение с этим парнем. Взгляд Карлайла приковался к Эйнштейну и Герцогу не только из-за красивой картины, создающейся этими двумя. Мэйсон никак не мог выбросить из головы поведение Главы после встречи с другом Алвина. Телохранитель чувствовал, что что-то не так, поэтому предпочел быть настороже. Босс отдал приказ вернуть Эйнштейна в целости и сохранности обратно в отель, и Мэйсон, как всегда, собирался безукоризненно исполнить долг. Тем времен третья точка на радаре спустилась из вип-зоны Бала и приблизилась к Мэйсону. — Они хорошо смотрятся вместе. Мэйсон скосил взгляд к Алвину Греммеру, стоящему по ту сторону от гигантского растения. В голове мужчины промелькнул вопрос, как только юноша сумел найти его укрытие. — Тебе так не кажется? — склонил голову Алвин, не дождавшись ответа телохранителя. — Возможно, — кратко кивнул Мэйсон, не желая разговаривать на эту тему. Однако Алвина было сложно заткнуть, как и Эйнштейна, когда тот был чем-то очень восхищен. — Мой Герцог богат, влиятелен и хорошо относится к своим партнерам. Он сможет положить целый мир к ногам Эйнштейна, если тот попросит. Алвин заметил неподдельную заинтересованность Герцога в Эйнштейне еще в тот момент, когда они сидели на высокой платформе вип-зоны. Алвин указал мужчине на Эйнштейна, разговаривающего в толпе с Деланом, и заметил, как в глазах Герцога промелькнуло то, чего ранее Алвин там не видел. Юноша еще больше удивился, когда Герцог, ничего не сказав, ринулся в зал, чтобы встретиться с парнем. Что главное, Алвин не мог понять: как, черт возьми, Эйнштейн мог кому-то понравится, будучи полностью одетым и с плотной черной маской на лице?! Наблюдая за танцем этих двоих, фантазия Алвина уже рисовала будущее, где Эйнштейн и Герцог вместе. Идеальная мечта, где все они остаются жить счастливо вместе, а Эндвейт улетает к себе в корпорацию и больше никогда не возвращается. В тот момент Алвин совершенно не брал в расчет возможность того, что что-то пойдет не так, и почти поверил в собственную фантазию. Слишком идеальное будущее для них троих. Слишком сказочное. — Ты совершенно не знаешь Эйнштейна, — констатировал Мэйсон, складывая руки перед собой. — Он никогда не заводит отношений. Эйнштейн их категорически боится и убегает от всех партнеров, предлагающих узнать друг друга получше. Адельманн не станет исключением, вот увидишь. Эйнштейн переспит с ним и уже на следующий день забудет. Это мимолетная страсть, не более. — Дело не в Эйнштейне, а в тех его партнерах. Должно быть, они никогда не прикладывали достаточно сил, чтобы его добиться, а мой Герцог умеет добиваться своего. — Мелкий, поверь, отношения, любовь и вся прочая чушь с чувствами — последнее, что заботит Эйнштейна. Он любит лишь… — Мэйсон запнулся, не в силах озвучить вслух похождения парня, — физический контакт. Думаешь, другие парни не пытались добиться его? Ты ошибаешься. Когда они становились слишком надоедливыми, Эйнштейн шел к старшему Эндвейту, и они вместе решали вопрос. — Решали вопрос?.. — О да, мой прошлый Глава никогда не скупился на тех, кто зарится на чужое добро. А так как старик все это время думал, что его сын действительно находится в серьезных отношениях с Эйнштейном, то с удовольствием помогал парню разобраться с возникшей проблемой с навязчивыми ухажерами. — И отец Эндвейта не знал, что Эйнштейн спал с кем-то, помимо его сына? — Не знал и не знает до сих пор. Он видит в Эйнштейне доброго и милого ребенка, поэтому иногда ведет себя, словно его отец. Главу это выбешивает. Алвин тихо рассмеялся, представляя раздраженного Эндвейта. Юноша не скрывал, как сильно ему понравилось видеть эту эмоцию на лице Делана, когда Герцог поставил того на место. Алвин почувствовал просто-таки нереальное удовольствие, наблюдая за унижением Делана. — И все же Герцог другой, — настаивал на своих убеждениях Алвин. — Если ему действительно так понравился Эйнштейн, как я думаю, он не отпустит его так просто. Ты не знаешь Герцога, Мэйсон. — Ты прав, малец, но и ты не знаешь Эйнштейна. Тем временем свет в зале начал становиться ярче, а оркестр изменил музыку на более оживленную. Вальс закончился. Мэйсон решил более не тратить времени на пустые разговоры и направился прямиком к Эйнштейну. Стоило напомнить парню, что им нечего делать здесь, когда Делан уже заключил сделку. В особенности искать парню партнера для секса. Мэйсон, конечно, понимал желания Эйнштейна, но не мог позволить ему переспать с их новым бизнес-партнером. Только не с Малхиором Адельманном. Мэйсон медленно пробивался сквозь толпу, время от времени поглядывая назад на идущего позади ребенка. Хотя босс и не дал явный приказ позаботиться об Алвине, Мэйсон уже считал его частью их небольшой группы, поэтому изредка бросал взгляд на мальчика, присматривая. Тем временем Алвин ни на шаг не отходил от Мэйсона, все еще помня, где он находится. Оставаться один на один с кучей похотливых старых аристократов юноша боялся больше всего. — Нет! Громкий надрывный крик заставил не только Мэйсона и Алвина, но и весь огромный зал гостей замереть. Чей-то отчаянный вопль перекрыл голоса остальных посетителей. Все, словно один, повернулись к источнику звука в центре зала, где стоял темноволосый высокий мужчина и молодой парень. Черная маска Эйнштейна была сорвана Герцогом так же просто, как парень позволил мужчине приблизиться к себе в первый раз. Его лицо было открыто для взгляда гостей, но это последнее, что заботило парня, ведь в голове по-прежнему пульсировало всего одно слово. Имя, которое он не слышал больше девятнадцати лет. Имя, которое он начисто стер из прошлого, как и воспоминания о нем. — Норд, — вновь позвал Герцог парня, потянувшись свободной рукой к его бледному лицу. С ошарашенным видом Эйнштейн увернулся от касания, отступая на несколько шагов назад, пока не врезался в прибежавшего на крик Мэйсона. Тем временем Герцог снял с себя золотую маску, показывая всем свое лицо. В одно мгновение сотни гостей преклонили колено, направив взгляд к их повелителю — новому Главе Земной Знати. Единственному человеку в корпорации, носившему титул герцога — Малхиору Адельманну. Лишь два человека остались стоять. Мэйсон, державший руками трясущиеся плечи друга. И Эйнштейн, который с каждой минутой окончательно терял связь с реальностью, погружаясь в болезненные воспоминания. Слишком болезненные, чтобы вынести их стойко и непоколебимо вновь. — Ты действительно думал, что я не смогу узнать тебя? Герцог сделал небольшой шаг вперед, не сводя глаз с парня. — Никакие линзы, краска для волос или даже маска не сможет скрыть тебя от меня. Я узнал тебя в то же мгновение, как увидел. Твой взгляд, словно бросающий вызов всем и каждому, всегда призывал меня к действиям. Эйнштейн сглотнул, вцепившись рукой в плотную штанину телохранителя позади. От каждого слова Герцога парень чувствовал, как колени начинают предательски дрожать, призывая упасть на пол. Упасть ниц так же, как все эти люди вокруг них. Склониться в почитании, любви и вере. Сделать так, как он делал сотни раз в прошлом. — Хотя, признаю, мне нравится то, как отросли твои волосы, — Герцог сделал еще один шаг вперед, приблизившись к Эйнштейну на расстояние вытянутой руки. Малхиор снял длинную латексную перчатку с правой руки и потянулся к выпавшей от танцев темной пряди волос парня. — Ты никогда не позволял лицезреть тебя с длинными локонами. «Потому что тебя никогда не заботила моя прическа. Я нравился тебе любым», — на поверхности промелькнула мысль, возвращая Эйнштейна в реальность. Он мог сколько угодно надеяться, что эта встреча, Бал и люди вокруг окажутся лишь плодом его кошмара, но это реальность. Жестокая и необратимая. — Убери от меня свои грязные руки, — процедил Эйнштейн, сильнее сжимая ткань штанов Мэйсона. — Раньше ты не был так уж против оказаться в этих руках. Раньше. Забавно, как это слово звучит для Эйнштейна. Раньше он думал, что его партнер по танцам не Малхиор Адельманн. А еще раньше, намного-намного раньше, был готов ползать по полу, лишь чтобы почувствовать касание длинных пальцев на своей щеке и поощряющие слова. Ох, как много раньше Эйнштейн делал, чтобы оказаться в объятьях Малхиора, и как отвратительно ему сейчас от мысли, что он приложил столько усилий. — Как ты меня нашел? — «Увы, любовь, хотя она слепа, Без глаз найдет, какими ей путями дойти до нас и властвовать над нами». — Не смей!.. — Эйнштейн запнулся, подавившись услышанным. — Не смей цитировать Шекспира, говоря о любви. Ты, Малхиор Адельманн, совершенно ничего не знаешь об этом чувстве! — Я всего лишь ответил на твой вопрос. Клянусь, меня твое появление спустя столько времени повергло в шок, Норд. Я потратил слишком много лет и средств в попытках найти тебя и в итоге предпочел думать, что ты мертв. Я не могу назвать нашу случайную встречу здесь и сейчас ничем иным, как судьбой. «Судьба», — от этого слова Эйнштейна съежило. Однажды и он думал, что Малхиор Адельманн — его единственная и настоящая судьба. Как глупый ребенок, верил, что их связь особенная. Как оказалось, судьба — всего лишь выдумка жестоких иллюзионистов. Ребенком ты будешь верить во что угодно прекрасное, красивое и дарящее тебе ранее невиданные чувства. Будешь верить в особенность и уникальность вашей связи, пока не снимешь розовые очки и не столкнешься с реальностью. — Что здесь происходит?! — громко спросил Алвин, пытаясь отдышаться после бега. Юноша потерял Мэйсона из виду, когда телохранитель ринулся на спасение Эйнштейна. Карлайл мгновенно узнал голос друга в беде и, не задумываясь, побежал на зов, оставляя Алвина позади. Юноше пришлось самостоятельно пробиваться сквозь толпу, ища знакомые лица. И вот, наконец, когда все склонились в почтении к их Главе, Алвин сумел рассмотреть, куда нужно идти. Он не слышал, о чем говорили Герцог с Эйнштейном, но одно было ясно невооруженным взглядом: произошло что-то странное. Герцог впервые говорил так много и обращал столько внимания на одного единственного человека, а Эйнштейн впервые на памяти Алвина выглядел мертвецки бледно, несмотря на природную светлость кожи. Юноша занял свое место возле Герцога и осмотрелся по сторонам. Весь Бал глазел на них. Каждый гость стоял на колене, почтенно склонив голову. Герцог так и не позволил им подняться, совершенно не обращая внимание на свой народ. — Мой Герцог? — тихо спросил Алвин, косясь на мужчину. Вот только в тот момент Малхиор Адельманн не замечал никого вокруг, кроме парня, вжавшегося в другого мужчину. Парня, который скрыл свои уникальные глаза за линзами и волосы пшеничного цвета с золотыми переливами за черной краской. Парень, который всеми силами пытался убить в себе Норда — того самого, которого Герцог искал на протяжении девятнадцати лет по всем доступным уголкам галактики. — Я хочу поговорить, — произнес Герцог после долгой паузы. — О том, что случилось. О нас. — Нас?! — Эйнштейн зашелся истерическим смехом. — Думаешь, я в очередной раз буду слушать твою ложь и влюбленно хлопать глазками? Забудь! То, что произошло полностью твоя вина, и я никогда не прощу тебе того, что ты сделал! Твои поступки, твои решения и твои мотивы!.. Эйнштейн запнулся и схватился за шею. Ему вновь не хватало воздуха. Словно в один момент его заперли в комнате без окон и дверей один на один с Герцогом. Эйнштейн буквально задыхался от присутствия мужчины. — Ты!.. Это все ты, Малхиор Адельманн! Только ты виноват в произошедшем! Ты — монстр! Ублюдок! Обвив руку Мэйсона, Эйнштейн прижался к нему телом и умоляющим взглядом попросил увести его отсюда как можно быстрее. Найдя взглядом выход, Карлайл согласно кивнул парню. В то же мгновение Алвин кинулся к Эйнштейну, совершенно потерянный в происходящем, заставляя его остановиться. Однако вместо объяснений юношу встретил осуждающий взгляд черных глаз. Юноша непроизвольно сделал шаг назад, отступая. Этого Эйнштейна Алвин не знал. Незнакомое выражение лица, скованные движения и ненавидящий взгляд. Больше этот человек не был тем ласковым и вечно смеющимся парнем, нежно зовущим его «звездочкой». — Я не разрешал тебе никуда уходить, Норд Лейтнер. Эйнштейн остановился, резко развернулся и с неподдельным отвращением на лице ответил: — Я больше не твой, чтобы покорно слушать приказы. Герцог поднял голову, смотря на парня сверху вниз. — Ты — последний член семьи Лейтнер и соответственно наследник. Новый барон Лейтнер. Аристократ. Ты должен беспрекословно слушаться своего Главу. Парня передернуло от упоминания фамилии, которую он не слышал уже столько лет. Титул, который раньше стал камнем преткновения во всех решениях Эйнштейна, который он столь желал и к которому столь стремился, сейчас лишь резал по ушам. Прошло столько лет, но только в это мгновение Эйнштейн осознал, насколько сильно изменился по сравнению с тем прошлым собой, который беспрекословно слушался Герцога. С тем собой, для которого слова о принятии графского титула были усладой для ушей. С тем собой, для которого Земная Знать и ее устрой были всем. — Мое имя Илан Бренберг, официальный и единственный любовник Главы корпорации Эндвейт, — прорычал Эйнштейн, впервые озвучивая свое ложное положением в обществе. — А человек, которого ты ищешь, давным-давно умер из-за тебя. Герцог замер от касания к своей руке. Напуганный Алвин схватился за край обсидиановой рубашки Малхиора, прячась за спиной мужчины. Затуманенный давними чувствами Герцог совершенно не заметил волнений ребенка. Мальчик был напуган из-за ссоры двух дорогих ему людей. Не просто напуган, но еще и в полнейшем недоумении. Эйнштейн метал в них с Герцогом взгляды, наполненные презрением, ненавистью, отвращением, и эта резкая перемена в отношении задела Алвина больше, чем он ожидал. В голове юноши вертелись сотни вопросов и мыслей, но все они возвращались к утреннему Эйнштейну ласково треплющим его волосы пятерней, посмеиваясь над непослушными светлыми кудрями парня, а сейчас смотрящим на него с ненавистью. Так, словно Алвин в одном мгновение стал его злейшим врагом… Вложив юноше в руки золотую и темно-серую маску, Герцог приблизился к Эйнштейну. Мэйсон не растерялся и заслонил парня собой. — Отойди, — спокойно попросил Герцог телохранителя без единой нотки раздражения. Всего лишь обычная фраза, а Мэйсон уже ощущал непреодолимое чувство угрозы.— Это только между мной и тобой, Норд. Выходи, не прячься. Я не уйду, пока ты не поговоришь со мной. — Иди к черту! — Не заставляй меня делать больно этому человеку. Ты ведь помнишь, Норд? Между тобой и мной никто не может вставать. Мэйсон тяжело дышал, смотря на Герцога. Их разница в росте была не велика, но в телосложении — огромна. Телохранитель знал, что имеет несомненное физическое преимущество перед Малхиором Адельманном. У Карлайла достаточно сил, чтобы вырубить Герцога, его многочисленных телохранителей, скрытых в зале, и убежать вместе с Эйнштейном. Мужчину годами обучали критическому мышлению в подобных безвыходных ситуациях, но… Взгляд Герцога, его лицо и ловкие движения — буквально всё в этом человеке подавляло Мэйсона Карлайла. Адельманна не зря сравнивали с ядовитой королевской коброй в обличье человека. Мэйсон ощущал, что они с Эйнштейном уже давным-давно попались в цепи Герцога, а сейчас Малхиор лишь играется с ними, как с добычей перед поглощением. Телохранитель ощущал себя безоружным, несмотря на все орудия защиты под одеждой. Аура Герцога подавляла каждого, кто как-либо попадал под нее. Мэйсон, вопреки армейской выдержке, не стал исключением. Предупреждение Герцога подействовало на Эйнштейна мгновенно. Он вышел вперед и руками отпихнул Мэйсона в толпу, дабы тот не приближался к нему. Один из людей Герцога, одетый в черно-золотой костюм охраны семьи Адельманн, тут же заломил руки Карлайлу. Эйнштейн взглядом умолял Мэйсона не вырываться и не усугублять ситуацию. — Доволен? — спросил Эйнштейн с вызовом во взгляде. Парень пытался не думать про то, что единственного человека, который мог бы помочь ему выбраться отсюда, схватили. Но если бы он ослушался Малхиора, для Мэйсона все могло бы закончиться еще хуже. Герцог всегда придерживался своих слов и предупреждений. — Гребанный манипулятор. — Раньше ты называл меня по-другому, — довольно прошептал Герцог, коснувшись тыльной стороной ладони щеки парня. Эйнштейн отвернулся, мучаясь от одной лишь мысли, что этот человек смеет касаться его после всего произошедшего. — Раньше я был глупым ребенком, но ты открыл мне глаза. Должен ли я сказать тебе «спасибо»? Или мне лучше встать на колени и поблагодарить тебе иным способом? На лице парня появилась усмешка. Едкая и гадкая настолько, насколько Эйнштейн только смог выдавить из себя. Больше самого парня Малхиор Адельманн любил только ночи проведенные вместе с ним. — Ты говоришь о своей семье? — спросил Герцог, не обращая внимание на последние ядовитые слова парня. Воспоминания о семье стали пощечиной для Эйнштейна. Кровоточащая рана, заросшая много лет назад, вновь открылась. — Не смей говорить о них. — Прости, Норд, но этого разговора нельзя избежать, — мотнул головой мужчина, вновь касаясь длинных локонов парня, собранных в высокий хвост. — Ты хочешь, чтобы все и дальше глазели на нас вот так? Давай переместимся в более… В вип-комнаты на втором этаже. Да, Эйнштейн помнил те комнаты, и на Сатурне они вряд ли отличаются от тех, что были на Марсе и Земле. Огромные спальни с такими же просторными кроватями. Сотни инструментов для наказания и наслаждения. Комнаты пыток и любви одновременно. Те, которые снились Эйнштейну в его самых худших кошмарах. Комнаты, где они с Герцогом провели не одну ночь. — Я не буду с тобой спать. Не буду с тобой трахаться. Не буду снова ползать у твоих колен, — озвучил свои мысли парень. — Те времена прошли, Малхиор. Я ухожу. Нам не о чем говорить. Иди спи с другими! Найди новую игрушку! Найди новую чертовую одержимость! Эйнштейн развернулся, чтобы уйти, но в этот раз Герцог не попытался сдержать его словами или легкими касаниями. К Малхиору уже пришло понимание, что Норд не собирается его слушать ни при каких обстоятельствах, поэтому мужчина потянул парня на себя, заставляя упасть в его объятья. Адельманн легко скрутил Эйнштейна и, как бы тот не дергался, Эйнштейну не удавалось выбраться из цепкой хватки. Из-за разницы в росте, парень перестал доставать до пола, и эта слабость полностью обезоружила его. — Что вы делаете?! Отпустите его! — закричал Алвин, все это время молча наблюдая за происходящим. Однако сейчас всё вышло за пределы обычной ссоры давних знакомых. — Не вмешивайся, дитя. Это касается только его и меня, — повторил в который раз Герцог, пытаясь угомонить вырывающегося парня. Брыкаясь, Эйнштейн со всей силы бил Герцога, но тому было хоть бы хны. В какой-то момент Эйнштейну всё же удалось зарядить мужчине в солнечное сплетение, от чего тот согнулся, но хватку не расцепил. В это же мгновение на теле у парня появилось десятки красных точек. Снайперы, охраняющие Главу Знати, посчитали его угрозой. В толпе поднялась паника. Развесившие уши гости, внимательно наблюдавшие разворачивающуюся в центре зала драму, испугались и начали разбегаться по сторонам. Остались лишь Карлайл, схваченный человеком Адельманна, Алвин и Герцог с Эйнштейном, не считая с десятка снайперов в окнах здания. — Отпусти меня, ублюдок! — вновь брыкнулся Эйнштейн на этот раз не так сильно, боясь быть застреленным прямо здесь и сейчас. Наконец, мужчина отпустил парня, вот только ненадолго. Малхиор вскинул руку вверх и подал одному из снайперов знак. Раздался громкий звук, и одно из окон вдребезги разлетелось. Недолгий свист, разошедшийся эхом, разбился о толстые стены зала. Эйнштейн почувствовал резкую острую боль в области шеи. Потрогав рукой высокий воротник водолазки, он почувствовал загнанный под кожу небольшой бугорок. «Транквилизатор», — было последней мыслью Эйнштейна прежде, чем он бессознательно свалился назад в объятья Малхиора. Алвин отшатнулся, не в силах поверить в увиденное, а после рванул к Эйнштейну. Упав на колени прямо к лежащему парню, он поднял неверящий взгляд на Герцога, также сидящего на полу. Герцог безучастно смотрел на спящее тело, аккуратно перебирая темные пряди. По щекам юноши потекли слезы. Громкие звуки вызвали у Алвина новый приступ паники. Обычно страх проходил так же быстро, как и звуки растворялись в пространстве, но звуки от пуль имели особенное значение для юноши. Таким же способом были убиты его друзья. Сотни людей полегли от пуль, когда бывшие власти Земли решили подавить митингующих. Люди, которых Алвин поднял на борьбу, умерли от тех же пуль, которым Герцог приказал застрелить Эйнштейна. «Это не те пули. Крови нет… Он просто спит…» — тщетно пытался успокоиться себя юноша. — Что вы наделали?! — снова задал вопрос Алвин дрожащим голосом. — Ничего, только помогаю человеку вернуться домой. «Пришло время вернуться на Фобос, Норд. Пришло время вернуться домой», — интимно шептал Герцог на ухо парню, который совершенно ничего не слышал. — Кому? Как? Зачем?.. Я ничего не понимаю!.. Юноша внимательно посмотрел на порвавшийся воротник в месте, где прошла пуля. На шее Эйнштейна не было следа от раны. Плазматическая пуля специально сделана для усыпления и использовалась, когда жертву хотели взять живой и невредимой. Пуля соприкасалась с кожей и растворялась в ней, неся вещество внутрь по венам. Транквилизатор мгновенно поглощался телом, а нанороботы в пуле лишь помогали веществу быстрее достичь нужных мест, после чего самоуничтожались. Только мысль о том, что пуля изначально не несла никакой ущерб для жизни, заставляло Алвина не броситься на Герцога. Парень утирал слезы, пытаясь успокоиться. Он часто всхлипывал, впервые так рыдая со времен своей оппозиционерской юности, когда центральная площадь города усеялась трупами его людей. Пальцы юноши мягко касались места, где растворилась пуля. Случайно один из браслетов Алвина зацепился за ткань, и воротник потянулся вниз. Взору юноши открылся вид на татуировку на горле парня. Змея с золотой головой опоясывала тонкую шею Эйнштейна, поедая собственный черный хвост. Черно-золотистая змея — символ рода Адельманн. Герцог аккуратно отстранил руку юноши и поправил воротник на шее Эйнштейна, скрывая свой знак ото всех. — А как же сделка с Эндвейтом? — спросил Алвин, вытирая мгновенно покрасневшие глаза. Слезы прекратились, но юноша не переставал шмыгать носом, смотря на бледное тело перед собой. — Он убьет вас, когда узнает, что вы сделали с Эйнштейном! Герцог посмотрел вдаль на пытающегося вырваться Мэйсона. Даже у такого здоровяка не было возможности что-либо сделать против пятерых таких же громил. Люди Герцога быстро расправились с Карлайлом. Телохранитель рвался помочь Эйнштейну и проверить жив ли тот еще. Малхиор подал знак своим людям заканчивать с Карлайлом. Один из них сильно ударил того по затылку, вырубая. — Правда ли, что Норд и Эндвейт — любовники? — Вы имеете в виду Эйнштейна? — переспросил Алвин, все еще не понимая, почему Герцог называет Эйнштейна другим именем. — Нет, это ложь. Они просто партнеры и давние знакомые, а в обществе представляются так для удобства. Эндвейт не так любвеобилен, как остальные главы корпораций, и, насколько я понял, отношения или секс его не волнуют. Но это не отменяет того факта, что для Эндвейта Эйнштейн сверхважен! Этот парень — передовой ученый корпорации. Эндвейт советуется с ним во всем, я сам видел! Поэтому тот ублюдок разорвет сделку, когда узнает, что вы сделали с Эйнштейном! Нет, он уничтожит вас! Герцог снова бросил взгляд на Мэйсона, а после на сопящего у него на коленях парня. То, как какой-то телохранитель, не заботясь о собственной жизни, ринулся спасать подопечного, выглядело подозрительным. Малхиор предполагал, что для корпорации Эндвейт человек под именем Илан Бренберг имеет большое значение, однако после слов Алвина и поступка Мэйсона, Герцог лишь убедился в словах юного Греммера. После встречи с Эндвейтом Герцог бросил надежду договориться о дальнейшем сотрудничестве после решения проблем с юпитерианцами, однако… То, что так называемый любовник Делана под именем Илан Бренберг является Нордом Лейтнером, которого знал и так страстно желал вернуть Герцог, меняло все. Мужчина еще не мог рассчитать, хорошо ли это или плохо для него, но точно знал: теперь придется считаться с Эндвейтом, если хочет вернуть Норда. Появилась новая переменная и прежнее уравнение потеряло смысл. Действовать по той же тактике «бери все нужное силой или угрожай» Герцог больше не мог. Придется идти на уступки, дабы получить столь желаемое. — Я… поступил импульсивно, — нехотя признался Герцог, отведя взгляд. — Нам нужно присутствие Эндвейта в Солнечной системе, пока я не искореню всех надоедливых стариков и не решу, как дальше поступить с Нордом. Если ты уверен, что Норд так важен для Эндвейта, то в этот раз я позволю ему снова уйти от меня. Логика подсказывала Герцогу, что он поступает правильно, отпуская Эйнштейна. Как бы сильно он не желал вернуть парня, сейчас тому стоит вернуться к Эндвейту. Только так Малхиор сможет не потерять сложившиеся хрупкие отношения с корпорацией Эндвейт. Такой союзник, как Делан, нужен Малхиору. Даже если Эндвейт откажется публично признавать их союз, Герцог собирался распустить слухи об их партнерстве, чтобы его враги самолично сдались, обманувшись. Этот Бал должен послужить прекрасным началом для сплетен по всей галактике, ведь много аристократов видели их вместе. Начало уже положено. «Помнится, Норд говорил, что у меня нет сердца», — в сознании Малхиора всплыли давно позабытые воспоминания. — «Хотел бы я, чтобы так и было. Я никогда не стремился чувствовать эту боль.» — Ты должен оставаться рядом с Нордом. Я отпускаю его сейчас, но только если ты будешь рядом с ним. Я доверяю только тебе среди всех моих союзников, поэтому не подведи мою безграничную веру в тебя, дитя. — Вы приказываете мне следить за ним?! — не верил собственным ушам Алвин. — Я не хочу быть шпионом! «Ты уже им был», — констатировал Герцог, но не стал говорить этого вслух. Алвин Греммер — доброе дитя, не терпящее идти против морали. Слишком добрый и правильный для их мира, поэтому Малхиор так желает сохранить его жизнь. Не для того, чтобы будущее человечество равнялось на Алвина, а для того, чтобы воспользоваться его репутацией. Герцог не соврал, говоря, что доверяет Алвину и считает его важнейшим союзником. Этот ребенок с белой маской и простым прозвищем Ал, доносящим изо всех закоулков Солнечной системы, совершил в своем юном возрасте то, что не сделал никто, и это прославило его. Если бы не поддержка Ала и людей, следующих за ним, Герцог бы не добился того положения среди Земных, которым владеет сейчас. Этот ребенок стал его пропускным билетом к безграничной власти, и на этом его ценность не закончилась. Герцог видел истинный потенциал юноши и верил, что тот раскроет его на полную силу с небольшой помощью. Однако Герцог никак не ожидал, что этот ребенок приведет к нему человека, которого он искал на протяжении девятнадцати лет. — Это приказ, Алвин, — произнес Малхиор, наконец, придя в себя. Внезапно нахлынувшие чувства и воспоминания выставили мужчину в несвойственном ему эмоциональном ключе. Он не желал показывать никому эту слабую сторону себя. — Позаботься о моем муже до моего возвращения с Юпитера. — Муже?! Герцог в последний раз нежно коснулся губами волос Эйнштейна, вдыхая знакомый запах, и передал тело парня в руки Алвину, так и не ответив на вопрос. Мужчина распорядился отпустить немного побитого и бессознательного Мэйсона. Малхиор Адельманн вместе со своими людьми покинул Бал, чтобы выполнить свою часть сделки с Деланом Эндвейтом. Пришло время для встречи с двумя маркизами Юпитера. В огромной зале Бала, где еще некоторое время назад кружились десятки пар аристократов, остался лишь заплаканный юноша с двумя бессознательными людьми и сотнями осколков стекла вокруг.