Межгалактическое пространство

Путь от колец Сатурна к Фобосу занимал около четырнадцати земных часов. Эйнштейн не любил ночные перелеты. Царство Морфея никогда не могло достать его в тысячах километрах от поверхности. Пока экипаж и хозяева «Орлана-8» тихо дремали по каютам, парень зачастую бродил по звездолету, изучая каждый потайной ход. Эйнштейн любил старенький «Орлан-8». В материнскую плату звездолета был вживлен искусственный интеллект, но настолько примитивный и простой, что он мог лишь поддерживать несколько базовых функций — автопилот, систему безопасности и систему жизнеобеспечения. Вопреки старомодности, звездолет считался одним из лучших в Солнечной системе, пускай «Орлан-8» и не шел ни в какое сравнение с «Ларсом-4» и остальными звездолетами передовой корпорации Эндвейт. Благодаря полуночным исследованиям на то время юный и пылкий ум Эйнштейна уже нарисовал будущий корабль, который они с Деланом Эндвейтом планировали построить из медиума. «Орлан-8» стал прототипом. «Орлан-8» не перенес сильных изменений за девятнадцать лет отсутствия Эйнштейна. Интерьер остался прежним. К залам, мостику, как и к гостевым каютам не притронулось время и человеческая рука. Конечно, последние по-прежнему не были такими же роскошным, как комната хозяина звездолета, где раньше ночевал Эйнштейн, но приемлемы для недалеких перелетов. Эйнштейн провел рукой по мягкой атласной ткани постели и зацепился взглядом за спящего Мэйсона. Мужчина устроил ему скандал, как только они добрались до каюты, где никто их не видел, но так же быстро уснул, стоило коснуться головой подушки. Да и скандалом их ссору было назвать сложно. Мэйсон очень редко поднимал голос, в отличие от своего хозяина, к тому же был куда спокойнее. Всего лишь кинул несколько замечаний, упреков и повернулся спиной к парню перед тем, как уснуть. Вот и вся ссора. Карлайлу совершенно не понравилась идея Эйнштейна притворяться любовниками. В особенности после того, как они недавно переспали. Вся эта ложь, их внезапная близость заставляли телохранителя переживать о будущем и о том, во что перерастут их отношения. Мэйсона, который редко, но сильно привязывался к людям, это ужасно волновало, ведь разрушать дружбу с Эйнштейном не хотелось. Не только потому, что в дальнейшем работать вместе станет неловко, но еще и потому, что сам Мэйсон ценил их сложившиеся отношения. Даже если большую часть времени Эйнштейн просто шутил и изводил его. — Я сплю только с теми, с кем состою в отношениях. Секс по дружбе не по мне, — пробурчал под нос Карлайл перед тем, как обиженно развернуться к стенке и уснуть. И Эйнштейн все правда понимал! Когда-то секс и для него был серьезной темой, но с течением времени его взгляды изменились, и сейчас секс по дружбе казался лучшим вариантом отношений для Эйнштейна. Мэйсон Карлайл был идеальным партнером. Эйнштейн любил этого большого, сурового с виду, но мягкого внутри мишку, пускай любовью в том самом смысле назвать это чувство нельзя было. Несмотря на то, что Мэйсон пока что не приносил никакого удовлетворения в постели, Эйнштейн собирался обучить его. Показать, как нравится ему, и помочь мужчине найти то, что нравится ему самому. Их дружба могла перерасти во что-то среднее между любовью и приятным времяпрепровождением. Что-то такое, что не заденет старые душевные раны, если внезапно распадется. Что-то такое, что устроит каждого. Если Мэйсону нужно как-либо обозначить отношения, то так тому и быть. Друзья? Любовники? Партнеры? Эйнштейн готов на любой исход — вот что решил парень за то время, пока «Орлан-8» погрузился в полумрак по пути к Фобосу. Проведя по короткому черному ежику на макушке мужчины, Эйнштейн спустился к упругой темной коже на щеке. Удивительно, что у Мэйсона, несмотря на его приверженность к активному образу жизни, были небольшие щечки. Эйнштейн не удержался и немного ущипнул их, рассмеявшись себе под нос. Все же, Мэйсон совершенно не был во вкусе парня. Ни высоких острых скул. Ни тонких утонченных губ. Ни аристократической осанки. Ни идеальной прически. Ничего того, что обычно привлекало Эйнштейна в любовниках на ночь. И все же. Мэйсон Карлайл чем-то цеплял. Парень гадал, чем именно, но ответа не мог найти уже битый час, который провел, сидя рядом с мужчиной на кровати. Один, а после и второй глаз мужчины открылся, и он с вопросом уставился на Эйнштейна. Сонный Мэйсон Карлайл был в разы милее. Словно ежик, не знающий стоит ли выпустить иголки. — Мы спали вместе и знаем друг друга больше, чем кто-либо. Ну, не считая Делана, он не в счет… Так почему бы нам не стать любовниками? — спросил Эйнштейн мужчину и самого себя. — Зачем притворяться, если мы действительно можем попробовать? Это было бы логично после того, что произошло. Мэйсон оперся на локти и привстал. Сон как рукой сняло. — Ты меня не любишь. У тебя нет ко мне даже базовой симпатии. Мужчина протер глаза, пытаясь понять не является ли этот разговор продолжением сна. Карлайл не верил, что Эйнштейн, которого он знает, в самом деле мог предложить подобное. Тот самый Эйнштейн, который никогда не был приверженцем серьезных отношений. Тот самый, который выбрасывал своих партнеров после первой же ночи! — Не это я ожидал на предложение встречаться, — хихикнул парень, закидывая ноги на круглую кровать в центре комнаты с огромным темно-фиолетовым балдахином. — Я не так глуп, Эйнштейн, — излишне резко ответил мужчина. — Я говорил, что не хочу стать заменой, ведь никогда не смогу заменить тебе его. Имени этого человека можно было не озвучивать. Оба знали, о ком идет речь. — Верно, я и не прошу этого делать. Я серьезно предлагаю попробовать. Серьезно, как никогда. Правда-правда!.. А эта любовь? Чувства? К черту их! Скрививши лицо в неверии, Мэйсон откинул с себя покрывало, которым его кто-то заботливо укрыл, когда он уснул. — Неужели я никогда тебе не нравился? — предпринял новую попытку Эйнштейн, заметив сомнения Мэйсона. — Я недостаточно красив и обаятелен? Недостаточно умен? Или… о боги, неужели проблема в том, что я парень? Тебе не понравился наш секс?! — Нет-нет!.. Нет! — вскрикнул мужчина, заливаясь краской. — Я никогда не говорил, что мне… Да кому могло бы не понравится, когда тебя возжелал такой красавец, как Эйнштейн? Мэйсон в жизни не представлял, что парень посмотрит на него в сексуальном плане. А его неопытность с мужчинами здесь совершенно не имела значения. Проблема таилась в другом. В том, что самому Эйнштейну их роковая связь не очень-то и понравилась. — Послушай. — Мэйсон сел напротив парня и сложил перед собой ноги, обхватив ладонями ступни. — Когда мы делали это… — Трахались? — Эйнштейн! — Все-все, молчу! — театрально поднял руки вверх парень, сдаваясь. — Когда мы делали это… ты не возбудился… — Мэйсону понадобилось некоторое время, чтобы произнести последнее слово. — Прошу, не смейся, но это важно для меня. Я не могу состоять с кем-то в отношениях, кому наша близость не приносит никакого удовольствия. Это противоестественно в отношениях. — Но ведь в итоге я даже кончил. — Эйнштейн! — снова вскрикнул мужчина, закрывая лицо ладонями. Эйнштейн пропустил смешок. Смущенный Мэйсон — лучший Мэйсон. — В этом-то и проблема! Я чувствовал себя очень неуютно, когда ты заставил меня душить тебя. Это не по мне! Мэйсона учили, как спасать подопечных и убивать врагов, но доводить до грани смерти хозяев? Он чувствовал, будто противоречит всем своим базовым установкам. Карлайл удивился, как в ту ночь вообще смог извлечь какое-либо удовольствие. Этот секс был скорее похож на какое-то двустороннее мучение. Повторять подобный опыт мужчина точно не собирался. — Мэйсон, — позвал Эйнштейн, аккуратно убирая с лица мужчины ладони. Темные, пленительные глаза Мэйсона впервые на памяти Эйнштейна излучали страх. — Я умею быть ласковым. Бледная ладонь парня скользнула к сухим ото сна губам мужчины, но не менее притягательным. Намного пухлее и мягче, нежели у самого Эйнштейна. — Просто тогда мне нужно было кое-что иное, чем просто секс. Я обещаю, что в будущем буду ласков, как только могу. Если ты не захочешь, подобное никогда не повторится. Эйнштейн потянулся за поцелуем. Настолько нежным и чувственным, насколько мог выдавить из себя. Ему такие совершенно не нравились, но если немного ласки это то, что нужно Мэйсону… что ж, Эйнштейн был готов пойти против своих предпочтений. Не почувствовав сопротивления, он повалил мужчину на кровать и углубил поцелуй. Эйнштейн нашел огромные ладони Мэйсона своими и сжал над их головами. — Все это будет серьезно, Эйнштейн. Никаких любовников на стороне и парней на одну ночь, — задыхаясь, произнес Карлайл, желая обсудить их новые отношения. — Только ты и я. Конечно, если ты не захочешь никого пригласить в нашу постель, — усмехнулся Эйнштейн, забавляясь реакцией Мэйсона. — Эйнштейн! — Ладно, — протянул парень и в последний раз легко чмокнул Карлайла в губы. «Видишь, Мал? Я забыл тебя. У меня по-настоящему появился другой, и на этот раз это не ложь. Мэйсон никогда меня не предаст. Никогда не разрушит наши отношения ложью. Никогда не привяжет к себе настолько, что я буду чувствовать, словно отрываю часть себя, покидая его…» — уверял себя Эйнштейн перед тем, как безвольно упасть на грудь Мэйсона. Большой плюшевый мишка сгреб его в объятья без какого-либо сексуального подтекста. Они молча лежали друг на друге, каждый размышляя о чем-то своем, пока за окном медленно приближалась небольшая каменная глыба, на фоне которой сверкало огромное сине-зеленое космическое тело, которое раньше человечество называло «красной планетой». «Орлан-8» достиг конечной точки путешествия.

***

Однажды Герцог рассказал только что прибывшему на Фобос парню о таком понятии, как «гравитационная тирания». Это значило, что гравитационное воздействие Марса постепенно приближает Фобос к планете, и в далеком будущем спутник может полностью разрушиться или вовсе упасть на Марс. Весь прекрасный мир, построенный на обоих космических телах, может быть уничтожен из-за того, что эти двое захотят неизбежно слиться воедино. Трагически романтическая история. Юный Норд грезил этим рассказом, представляя себя на месте Фобоса, а Малхиора — Марса. Он мечтал, как однажды они двое неизбежно столкнутся, ведь не смогут справиться с тиранией притяжения между ними… Спустя девятнадцать лет парень под именем Эйнштейн находил грезы юной версии себя забавными, ведь гравитация имела воздействие не на два космических тела, а лишь на Фобос. Марс был тираном, который заставлял свой собственный спутник неизбежно умереть в его объятьях. Вот кто был злодеем этой истории. Настоящим гравитационным тираном. С развитием технологий ученые смогли устранить возможность падения Фобоса на Марс. Гигантский магнит все время преследовал спутник, оттягивая того от планеты и заставляя его лететь на одном и том же расстоянии вот уже более пяти столетий с установки первого в истории человечества гравитационного магнита. Норд часто наблюдал за огромным черным камнем в небе, сливающимся с обозримым космосом. Его, как будущего ученого, захватывало подобное зрелище, и он подолгу засиживался в оранжерее, где обзор на магнит был лучше всего. Редко когда Малхиор заставал парня за этим, но всегда присоединялся, ведь его интересовало все, что как-либо захватывало внимание его любимого… Сейчас же Эйнштейн смотрел на магнит сквозь иллюминатор, не ощущая при этом ничего. Сжимая Мэйсона за руку, он шел по длинному шлюзу, соединяющему «Орлан-8» с посадочной площадкой Фобоса, находившейся под огромным стеклянным куполом, как и вся инфраструктура на Фобосе. Чем ближе они приближались, тем отчетливей парень замечал знакомые лица на поверхности спутника. Лица, которые раньше он считал семьей. Лица, которые со временем стерлись и превратились в одно темное пятно с отчетливой надписью «предатели». Карлайл сжал руку Эйнштейна в ответ, выказывая свою поддержку. Телохранитель не имел ни малейшего представления, что значит для его нового парня возвращение на Фобос и встреча с этими людьми, но чувствовал, как тяжко Эйнштейну дается каждый шаг вперед. Моральная поддержка и близкое присутствие — все, что мог дать Карлайл Эйнштейну. Мэйсон давно осознал, что тот рассказ парня о прошлом не был полон, и решил дождаться того момента, когда Эйнштейн сам откроется. — Давай же, Норд, все нас ждут! — кричал Арс. Рыжий парень шел впереди вместе с Герцогом, махая Эйнштейну, который не так уж и спешил. Эйнштейн отвел взгляд от Арса, не желая с ним связываться больше, чем нужно. Связь с Арсом ранила больше, чем встреча с его отцом, ведь… Эйнштейн тоже не был святым. Когда он сбежал, то поступил подло с детьми Малхиора. С двумя прекрасными малышами, которых он считал собственными детьми. Эйнштейн оставил детей позади, как и их отца. Поставил на весы детей и себя, и чаша весов перевесила в очень эгоистичную сторону. Не попрощавшись, он оставил Арса и его старшую сестру на Фобосе, прекрасно зная, как дети привязались к нему. Больше, чем к кому-либо с супругов Герцога. Больше, чем к собственным матерям. Спустившись с платформы, Эйнштейн глазами прошелся по шести встречающим. Двум брюнеткам, одной женщине с ярко-рыжими волосами, отстраненной от всех девушке с волосами лунного цвета, и двум мужчинам, похожим друг на друга, как две капли воды. Мэйсон рассматривал каждого, пытаясь запомнить лица перед тем, как начать копать глубже об этих людях и их связи с Эйнштейном, чтобы суметь защитить парня. Вопреки тому, что теперь связывало его с Эйнштейном, Карлайл продолжал исполнять приказ. Ладонь парня вздрогнула, будто хотела отдернуться, но уже в следующее мгновение Эйнштейн обхватил двумя руками Мэйсона, прижавшись к нему, словно они не разлей вода парочка. Мэйсон попытался соответствовать и положил руку на талию парня, несильно сжимая. На лице Эйнштейна засияла фальшивая радость от встречи. — Добро пожаловать домой! — торжественно произнесла рыжая девушка со столь же лисьими глазами, как и у сына Герцога. — Мы так рады тебя видеть, — в один голос произнесли двое близнецов-мужчин и мило улыбнулись Эйнштейну, подходя ближе. — Что за красавец рядом с тобой? Ты привел друга?! — спросила короткостриженая брюнетка, пока вторая надменно посмотрела на Мэйсона и отвернулась. Лишь беловолосая девушка осталась в стороне. Коротко кивнув парню, она спряталась за спинами остальных девушек, не издавая ни звука. — Не совсем друга, — приподнял один уголок губ Эйнштейн. — Я хотел бы представить вам Мэйсона Карлайла, моего нового возлюбленного. Воцарилась гробовая тишина. Несколько пар глаз мгновенно метнулись к Адельманну. С лиц всех вмиг спала радость, и лишь рыжеволосая продолжала улыбаться вместе с Арсом, словно услышанные слова для них ничего не значили. — Мы подготовили для тебя твою прошлую комнату, малыш, — продолжила все та же женщина. Она подошла к Эйнштейну и буквально вырвала того из объятий Мэйсона. — О твоем друге мы тоже позаботимся. Путешествие наверняка было выматывающим, и нашему иностранному другу нужно отдохнуть. А сейчас я хочу послушать о твоем путешествии. Ты ведь не против присоединиться к нам за чаепитием, как в старые добрые? — Эйнштейн, — позвал Мэйсон, взглядом говоря парню, что он против того, чтобы разделяться на враждебной территории, но Эйнштейн лишь кивнул, что все в порядке. Никто из жителей Фобоса не сможет причинить ему вред. Точно не больше того, который уже успели… Под вторую руку Эйнштейна взял Арс, и парня буквально потянули в сторону огромного дома, разделяя с Мэйсоном до самого вечера. Поместье Адельманнов на Фобосе было построено в то время, когда человечество еще не вышло за пределы Солнечной системы, а местные богачи уже скупали участки космоса на будущее. Так семья Адельманнов, на то время одна из самых состоятельных на Земле, купила Марс с близлежащими территориями. Понадобились года, прежде чем на Марсе появились места для работы, развлечения и дома, чтобы великие умы человечества начали заселять планету. Прогресс превратил Марс в города под куполами. Однако марсиане нуждались в нечто больше походящем на Землю. Они мечтали дышать полной грудью, а не кислородными баллончиками за пределами куполов. Семья Адельманнов подарила им такую возможность, начав долгий и многозатратный проект по терраформированию. С течением столетий «красная планета» превратилась в сине-зеленую, а красные цвета кое-где проявлялись в местных пустынях и там, где не притронулась человеческая рука. Спутники планеты не подверглись кардинальным изменениям, как Марс, но не остались без дела. Одна сторона Деймоса, второго спутника Марса, была занята под постройку звездолетов. Там денно и нощно трудились ученые над разработкой новых кораблей, над их дизайном и мощностью для преодоления космических путей. На второй стороне Деймоса располагалась лаборатория, на которой ученые исследовали потенциально опасные для жизни вещества, вирусы и предметы, найденные на просторах Млечного Пути. Лаборатория располагалась в кратере и была защищена огромным металлическим куполом, чтобы устранить возможность утечки. В отличие от Деймоса, Фобос изначально был выделен под личную территорию Адельманн. Первый Глава семьи, поселившийся на пустынной каменной глыбе построил элегантный средневековый дворец, похожий на те, что смогли устоять после нескольких ядерных войн на Земле. Отцу Малхиора не понравился его новый дом, и он решил провести масштабные изменения, оставив лишь экстерьер. Внутри же от атмосферы старой аристократии не осталось ничего. Минимализм, футуристичность и гармония природы и человека заменили исторический дизайн места. Малхиор не стал ничего изменять после смерти отца. Входя в древний замок, ты словно оказывался в другом мире. В прошлом это подкупало Норда, который обожал всякие диковинки. Сейчас же, после всего того, что он успел повидать за годы странствий по Млечному Пути, дом Адельманнов казался обычным. Немного вычурным снаружи, но обычным. Квартира Эндвейтов на последних этажах небоскреба была во много раз роднее и интереснее. Однако, рыжеволосые потянули парня не в дом, а в здание идеальной цилиндрической формы с прозрачной сферической крышей, располагавшееся по пути к поместью. Лаборатория. На первый год жизни на Фобосе Норду подарили целую лабораторию. Это место было всецело создано для его экспериментов и полета фантазии. Небольшая лаборатория, которая имела все для того, чтобы юный ученый развивал себя в научной среде на практике. Когда стало понятно, что места для одного лишь Норда слишком много, он пригласил других супругов Герцога, специализирующихся на исследованиях и науке, присоединиться к нему в лаборатории. Подвал заняли близнецы Эглинтоны, которые более сорока лет жизни посвятили изучению ботаники, флористики и методам сохранения экологии в современном мире. Ранее Герцог отвел им отдельные комнаты для исследований в поместье, но после того, как одно из экспериментальных растений за ночь облепило весь дом, мужчина запретил младшим супругам подобные эксперименты внутри дома. Эглинтоны были расстроены запретом, но ничего не могли поделать, ведь слово Герцога было законом на Фобосе. Последний этаж лаборатории переделали в обсерваторию и место, где работала Игнис Шатоден. Старшая супруга Герцога являлась превосходным физиком, астрономом и человеком, который внес коррективы в гравитационный магнит, чтобы он воздействовал лишь на Фобос, а не на траекторию полета Марса в целом. Гениальная ученая, пожелавшая оставить свой вклад в науку инкогнито. Работа в лаборатории раньше кипела ежедневно. Братья Эглинтоны почти не вылезали из отведенного им места, погружаясь в работу с головой. Это же было причиной, почему Норд почти не пересекался с ними, а вот с Игнис Норд проводил почти столько же много времени, как и с Малхиором. Игнис Шатоден во многом заменила юному Норду мать, когда он только прибыл на Фобос, как новоиспеченный жених Герцога. Постройка лаборатории сблизила их еще больше. Женщина часто задерживалась допоздна, исследуя новые галактики сквозь призму огромного космического телескопа. Когда Герцог был в отъездах, и Норд бродил по лаборатории, скучая по любимому, Игнис приглашала парня к себе в обсерваторию, и они вместе рассматривали далекие галактики. В те мгновения Норд забывал о том, что глодало его, и полностью отдавался исследованию космоса. В то время Шатоден еще не знала, что однажды показав Норду Лейтнеру Большое Магелланово Облако, она изменит дальнейшее развитие человечества, ведь встретив Делана Эндвейта, тот юный мечтающий паренек согласился построить звездолет, который отвезёт их в другие галактики. И этой другой галактикой стало Большое Магелланово Облако, тайны которого Игнис поведала Норду давным-давно. Лаборатория являлась хранилищем счастливых воспоминаний Эйнштейна о том прошлом, которое он пытался забыть. Не удивительно, что Игнис с Арсом повели его в первую очередь именно сюда, желая напомнить о былых временах. Лифт отнес их сразу в обсерваторию старшей супруги. Здесь много чего поменялось. Начиная с дизайна, заканчивая оборудованием. Неизменным остался лишь старый телескоп, доставшийся Игнис от ее отца — графа Шатодена, такого же ярого фаната звезд. По слою пыли было видно, что им почти не пользуются в отличие от идеально натертых, сверкающих телескопов нового поколения. Игнис усадила Эйнштейна в импровизированный уголок отдыха и поставила завариваться чай. Старшая супруга была приверженкой натурального напитка, не сильно поощряя использование системы принтинга. — Прошло девятнадцать лет, а кажется, словно мы еще вчера пили здесь чай под нытье Арса. — Я не ныл! — воспротивился парень, показательно сложив руки перед собой. — Да нет же, ты каждый раз плакал, когда тебя надолго разлучали с Нордом. Ты сбегал от няни в лабораторию и плакал аж до того времени, пока не находил Норда. Эйнштейн смутно припоминал, как десятки андроидов бегали по всему Фобосу, пытаясь найти младшего господина. Как Арсу удавалось убежать от высокоинтеллектуальных роботов, парень не мог понять до сих пор. — Это было так давно, мам! Я уже давно вырос! — Вырос, — согласно кивнула женщина, — и стал больше похож на отца, чем бы мне хотелось. «На тебя. Он чертовски похож на тебя, Игнис. Я благодарен богам, что он похож на такого удивительного человека, как ты, а не на своего биологического отца…» — потупил взгляд Эйнштейн, отпивая глоток черного чая. В детстве оба ребенка Герцога были чертовски похожи на отца, но с течением времени Арс стал выглядеть, как Игнис, а его сестра… Эйнштейн боялся представить, в кого превратилась вечно хмурая и задумчивая девчонка, не подпускающая никого к себе. — Он уже не тот несмышленый мальчишка, верно, Норд? Сердце пропустило удар. — Нет, — моргнул парень, искоса глядя на хитрые золотые глаза, обрамленные длинными рыжими ресницами. — Он все еще наш маленький Арс… Маленький лисенок, который так и норовит совершить какую-то пакость. Даже в тридцать Арс все еще тот же ребенок, жаждущий внимания от объектов своего интереса. Опасный и хитрый лисенок, который сделает все, чтобы ты следовал его замыслу. В глубине души Эйнштейн был рад, что Арс не изменился, пускай и вырос. Это давало ему странное чувство спокойствия, словно все идет своим чередом. — Ты виделся с Серафиной? — осторожно спросила Игнис, поправляя длинную рыжую копну волос. — Сестра на Земле, — вмешался Арс. — Они не виделись. — Снова сбросил на нее всю работу? Мой сын такой безответственный, — закатила глаза женщина и потянулась к сервизу. Легкими, захватывающими взгляд движениями она разлила чай каждому из присутствующих. Эйнштейн в который раз отметил, что Игнис была идеалом аристократки. Изящная, скромная, но в то же время яркая и мудрая. Поэтому она столь идеально подходила Малхиору Адельманну. Поэтому она была его женой на протяжении вот уже шестидесяти трех лет. Эйнштейн всегда шутил, что эти двое знают друг друга дольше, чем он живет в этом мире. — Нет, конечно! Ты же знаешь: она не позволит сесть ей на шею. У Серафины были дела на Земле, вот она и решила протянуть любимому брату руку помощи. «Она просто не хочет видеть меня», — констатировал Эйнштейн, ни разу не веря в то, что пытается соврать Арс. Та девочка, которую знал Норд, ни за что бы не помогла даже родному брату, если бы не видела в этом выгоды для себя. Безупречная наследница, которую Малхиор с подросткового возраста воспитывал самостоятельно, прививая определенные черты характера. Серафину Адельманн обучали быть неприступной и беспощадной со своими врагами, а также никогда не прощать и не давать вторых шансов. Это было важным для бизнеса и успешного лидерства, однако девушка перенесла это и в личную жизнь, решив не прощать человека, которого раньше считала своим папой. Арс был более понимающим в этом плане. Его легкая натура позволяла ему отпускать грехи других, поэтому парню понадобилось всего немного времени, чтобы забыть, как Норд его бросил. Серафина Адельманн так не могла. — Серафина не простит меня за то, что я бросил ее, так же как я не прощу вас за сокрытие правды. Эйнштейн отставил чашку и откинулся на диван, закинув ногу на ногу. Их разговор был мил. Пожалуй, слишком милый и приторный, наполненный приятными сердцу воспоминаниями, однако парень не желал возвращать прежние дружеские отношения с этими людьми. Совсем скоро он уедет и снова позабудет их, как сделал уже однажды. Игнис не подала вида, что расстроилась, но на ее идеальном подтянутом лбу появилась морщинка, показывая ее настоящий возраст, скрытый за маской двадцатипятилетней девушки. — Норд, ты ведь и сам знаешь: иногда ради продления всеобщего счастья сокрытие правды необходимо. Да, Норд прекрасно знал, что в редких случаях ложь — единственный вариант сохранения счастья. Он и сам жил двенадцать лет под куполом Фобоса, скрывая правду. Однако его ложь никогда не шла в сравнение с той, которую прятали жители Фобоса. — Мы никогда не желали зла. Всего лишь хотели, чтобы то, что мы построили вместе с тобой на Фобосе, продолжалось еще многие и многие годы! Неужели тебе не было хорошо? Неужели ты не был счастлив? Мы любили тебя, а ты любил нас. Мы были больше, чем друзьями, людьми со схожими судьбами или коллекционными экспонатами Малхиора. Мы были семьей. Они были больше, чем просто семья. Норд знал, что такое семья. До смерти отца и постоянных ссор с матерью он познал относительно счастливое детство, поэтому мог отличить семью от чего-то иного. Чего-то большего. То, что у них было на протяжении двенадцати лет на Фобосе, было этим большим. Удивительно, как так много разных людей могли собраться в одном месте, полюбить друг друга и, что важнее, понять. Юный Норд, только отданный баронессой Лейтнер Герцогу, по-иному представлял гарем. Он знал, куда попадет, и не питал особых надежд, что его здесь полюбят. Вражда или козни — он был готов пережить что угодно, ведь у него была цель, к которой он стремился. Однако реальность оказалась иной. Ни козней. Ни вражды. Ничего, кроме гробовой тишины Фобоса. В огромном замке жило шестеро взрослых людей, не считая Герцога, и двое детей, но ни единого звука не исходило от дома Адельманнов. Так было поначалу, а после все изменилось. Норд все изменил. Дом стал оживленным. Супруги Герцога начали выходить из своих комнат, разговаривать друг с другом, как-либо взаимодействовать между собой. Поместье преобразилось. Норд вдохнул в него душу. Нет, он стал этой душой. Фобос превратился в настоящий дом на целых двенадцать лет, пока Эйнштейну не пришлось его покинуть. И он соврет, сказав, что ему не было больно разлучаться. Было, но обидно за то, что все эти люди, которых он полюбил, как родных братьев и сестер, держали его в неведении. Они врали ему. Врали, потому что были верны Герцогу. Врали, потому что верность была чувством посильнее семейной любви. — Я был готов простить вам то, что вы выставили меня дурачком, который ничего не знает! Я был готов простить вам все, как и Малхиору! Но вы скрыли тот факт, что он убил мою семью! Вы, черт возьми, позволили мне вступить с ним в брак!.. С человеком, который убил мою… Эйнштейн запнулся и запрокинул голову, пытаясь заставить слезы высохнуть. Никто не должен видеть его слабость. Секундное помешательство из-за прибытия на Фобос. Слишком много чувств. Слишком много воспоминаний и знакомых людей. Слишком больно сталкиваться с этим вновь. — Когда я улетал из Солнечной системы моим единственным сожалением было то, что я бросил Арса и Серафину. На остальных мне было плевать. Парень нервно хихикнул и вскочил на ноги. Чаепитие окончено. Подняв подбородок вверх, он надменно улыбнулся женщине, заставляя взгляд не цепляться за Арса. Его маленького лисенка. Его маленького солнышка. — Знаешь, Игнис, уйти от вас было моим лучшим решением! Я познал настоящее счастье, увидел мир и, наконец, нашел человека, который дал мне свободу. У меня есть возлюбленный, любимая работа, новая семья, друзья, которые мне не врут, и цель, к которой стремлюсь. Я, черт возьми, начал жить для себя! И мне до ужаса нравиться эта чертова жизнь! Поэтому, как только договор с Эндвейтом закончится, я вернусь в свой новый дом. К моей новой семье. И на этот раз забуду о вашем существовании до конца своих дней. С этими словами улыбка с лица исчезла, и Эйнштейн шагнул в сторону лифта. Лишь оказавшись на улице Эйнштейн осознал, что практически не дышал. Хватая ртом воздух, он пытался избавиться от удушья, но все было тщетно. Это место угнетало его. Заставляло умирать изнутри. В голове было пусто. Стеклянные стены навесного купола давили. Космос над ним больше не казался красочным и неизведанным. Все было не так. Хотелось вопить во все легкие. Стучать об стены, силясь разбить, чтобы сбежать. Руки вновь тянулись к открытой шее с татуировкой. Как никогда возникло желание содрать чертову черно-золотую змею, но… Испуганные глаза Мэйсона, когда тот увидел перед собой сцену в ванной, все еще были живы в памяти парня. Тогда Эйнштейну было откровенно плевать, увидит ли кто его, но сейчас все изменилось. Их отношения реальны. Серьезны. Парню не хотелось создавать проблемы Карлайлу в первый же день их отношений, но и рассказывать все, что терзало душу, он тоже не желал, но… одного присутствия Мэйсона рядом должно было быть достаточно. Хотя бы кого-то, не связанного с миром вокруг. Поэтому Эйнштейн побежал. Рванул со всех ног, ведь прекрасно знал, каким способом можно заглушить эти неправильные мысли. Оглядеть поместье изнутри спустя девятнадцать лет ему не удалось. Он бежал столь отчаянно, что предметы и люди проносились перед ним так быстро, едва ли заметно. Эйнштейн помнил, в какой стороне находились комнаты для гостей, поэтому добрался к пункту назначения без проблем. Единственной открытой спальней была спальня Мэйсона. Эйнштейн ворвался в нее и ухватился взглядом за Карлайла, раскладывающего вещи по полочкам. Мужчина отослал робота-помощника, желая насладиться процессом в одиночку, и боясь, как бы тот не испортил то немногое, что им успели передать из отеля до отлета. Было видно, что Карлайл недавно вернулся из душа. С волос мужчины по нагой спине катились капли воды, пропадая под небрежно надетыми штанами. Эйнштейн впервые видел Мэйсона в домашнем виде. Это дарило необычайное чувство душевного спокойствия. Подойдя тихо сзади, парень положил ладонь на напряженную спину мужчины. Эйнштейн провел рукой и размазал несколько капель по упругой темной коже. — У тебя привычка подкрадываться? — спросил Карлайл, заметивший парня еще на входе в комнату. — Не крадись сзади. Я могу перепутать тебя с врагом. Это опасно. Мэйсон Карлайл опасен? Эйнштейну хотелось смеяться, слыша это, ведь для него Мэйсон был огромным ласковым и нежным воплощением невозмутимости и вселенского спокойствия. Парень и на толику не догадывался, насколько опасным может быть мужчина перед ним. — Мэйсон. Эйнштейн прильнул к сильному телу, отмечая, какое то горячее. — Время обнимашек? — вопросительно поднял бровь мужчина, не решаясь прикоснуться к рукам парня, так смело исследующим его грудь и торс. — Мэйсон, — повторил Эйнштейн томным голосом, оставляя поцелуй за поцелуем на спине. — Слишком рано для того самого «периода», — отметил мужчина, чувствуя, как его тело откликается на зов парня. — Мы гости в этом доме, и я все еще не уверен насчет безопасности, поэтому… Рука парня соскользнула к паху мужчины, несильно сжав. — Мы немного пошалим. Совсем немного, Мэйсон. — Я не уверен, что это хорошая… — мужчина ухватился за стоявший рядом шкаф и не смог сдержать стон, когда Эйнштейн залез под резинку штанов. — Я обещал быть нежным. Хочу показать, каким я могу быть, — с придыханием прошептал на ухо Эйнштейн. И вот они снова оказались в горизонтальном положении. Мэйсон вновь лежит снизу, тянясь за поцелуем, а Эйнштейн делает все, чтобы мужчина не заметил, что то, что ему нужно, вовсе не нежность и поцелуй, а обычный секс. Он хотел окунуться в яркие вспышки эмоций от удовольствия, чтобы позабыть обо всем вокруг. Эта близость ни разу не была похожа на предыдущую. Карлайл чувствовал, что в этот раз его партнер получает удовольствие. Видел, как Эйнштейн прикусывает нижнюю губу, когда насаживается глубже, чем обычно. Слышал, как парень стонет над ним, ни разу не скрывая от остальных жителей поместья, чем они занимаются. Замечал, как подрагивают его колени при разрядке, и как для них обоих мир погружается в вакуум, где есть только они вдвоем. Где нет ни Герцога, ни Фобоса, ни прошлого. Совершенно ничего, кроме горячего дыхания и поцелуев. Мэйсон улегся полубоком, одолжив руку в качестве подушки. Эйнштейн скрутился в позе эмбриона, обхватив одной ладонью руку мужчины на своем животе, переплетая пальцы. Карлайла клонило в сон, пока Эйнштейн пытался сосредоточиться на только что произошедшем и прогнать возвращающиеся мысли. Он бы ни за что не признался Мэйсону, что ему мало. Что его тело желает большего. Не только секса. Не только удовольствия, но и боли. Такой, чтобы разом выбила из разума все мысли. Конечно же, он не признается, что Мэйсона ему мало. Проблема не в самом мужчине. С партнерами Эйнштейна было точно также. Всех их хватало ненадолго. Каждый из них или предлагал не то, что парень желал, или давал не в том количестве и качестве, в каком Эйнштейн нуждался. Поэтому в ту минуту, когда тело обнимал другой мужчина, все мысли парня были заняты лишь тем единственным, который был способен освободить парня от оков раздумий… Карлайлу понадобилось немного времени, чтобы уснуть, уткнувшись в волосы новоиспеченного любовника. Эйнштейн долго лежал в кровати, пытаясь погрузиться в грезы, но сон никак не приходил. Так он и провалялся в постели до самого вечера, пока в их двери трижды не постучал робот-дворецкий. В доме Адельманнов пришло время ужина. Эйнштейн накинул легкую, почти прозрачную кофту и штаны с парящей тканью, развевающейся волнами по ногам. Закапав ссохшиеся после долгого ношения линзы, Эйнштейн зачесал волосы набок. Его прическа стала, мягко говоря, ужасной. С одной стороны, где бок был налысо выбрит, волосы немного отросли, а со второй, где Эйнштейн в порыве эмоций, обрезал всю свою гордость, пряди были длиннее. Он прекрасно понимал, что нужно подровнять вторую половину под первую, подстригшись почти налысо, но не был в силах это сделать. Руки не поднимались трогать то, чем он так хвалился столько лет, поэтому он решил отращивать их полностью. Перед тем, как уйти, он еще раз проверил, крепко ли спит Мэйсон, и ушел, тихо прикрыв за собой дверь. В доме было оживленно. Десятки роботов летали из кухни в столовую, подготавливая стол для ужина. Кто-то из них носил блюда, кто-то сервировал стол, а кто-то откупоривал спиртное из коллекции Герцога. Из людей никого не было. Эйнштейн впервые пришел раньше других домочадцев. Обычно он был тем самым человеком, который опаздывал из-за занятости в лаборатории, а сейчас… лаборатория более не принадлежала ему. Как и этот дом. Как и место по левую сторону от Герцога за столом. В поместье, которое он раньше называл домом, он стал не более, чем гостем. Парень занял место за вторым концом стола, подальше от места хозяина, и принялся ждать. Первыми пришли близнецы Эглинтоны под руку с короткостриженой брюнеткой — Сильвией де Безьер. Приветственно кивнув, женщина усадила двоих мужчин по левую сторону стола, там где сидел Эйнштейн, а сама села напротив Эглинтонов. Там, где было ее законное место вот уже столько лет. Сильвия де Безьер являлась младшей дочерью барона. Выйдя замуж за Герцога, она открыла свой потенциал, как превосходного архитектора, чьи воплощенные в жизнь проекты опоясывают Марс во всех направлениях, добираясь до всех уголочков планеты. Пока де Безьер была ответственная за застройку Марса, близнецы Эглинтоны занимались терраформированием. Под их непосредственным руководством вот уже более пятидесяти пяти лет с момента заключения брака с Герцогом происходило преображение Марса во вторую Землю. Как известно, построенные людьми здания часто противостоят природе, а со столь хрупкой, едва ли начавшей свою жизнь фауной «красной» планеты, было понятно, кто победит в этом поединке. Поэтому де Безьер и Эглинтоны работали сообща, даруя Марсу то, чего никогда не хватало Земле — единство человека с природой. Однако работа не была единственной причиной, соединяющих этих троих. Сильвия, Оливер и Оскар являлись давними любовниками. Конечно, с позволения Герцога, который никогда не интересовался ими в сексуальном плане. Для Малхиора все супруги были не более, чем коллегами. Он нашел и подобрал одаренных детей из аристократических семей, позволив развить свой потенциал, а после создал сильную семью из умных и гениальных личностей. Вот какой была семья Адельманн. Вскоре подошла Наоми Альвито, еще одна младшая дочь баронской семьи. Пятая по счету супруга Герцога была исключительно высокомерной личностью. Напыщенная, самоуверенная Наоми с вечно безупречным идеальным видом и аристократической осанкой специализировалась на человеческой психологии и философии. Женщина имела исключительный взгляд на мир. Ее трактат о проблемах взаимосвязей нижних классов с верхушками корпораций вызвал фурор по всей галактике. Никто никогда так открыто не высмеивал созданную корпоративную систему, по полочкам раскладывая, почему этой системе рано или поздно придет крах. Если бы Наоми писала не под псевдонимом, главы корпораций со всех уголков мира давно бы разыскали и закопали Альвито за то, что та всколыхнула общественное мнение. Герцог использовал Наоми, как свое тайное оружие во время политической кампании. Женщина имела миллионы поклонников среди среднего класса и сделала немаловажный вклад в популярность Герцога среди простолюдинов своим творчеством. Молва о том, что она, как и Ал, примкнули к Адельманну, перевернула мнение жителей Земной Знати о Герцоге. Возможно поэтому Наоми Альвито, никогда и ни с кем не общавшаяся близко, сблизилась с Алвином Греммером. Этот парень заменил ей Норда Лейтнера, с которым та однажды была столь же близка. Вскоре подошла Игнис вместе с сыном, и они заняли места по обе стороны от Главы семейства. Ее взгляд, направленный в сторону Эйнштейна не остался незамеченным, однако никто не заострял внимание на этом, ведь им было строго приказано: не приставать к Норду с расспросами первое время. Парня нельзя было спугнуть. Лишь двое членов семьи Адельманн не собирались почтить своим присутствием ужин. Серафина была загружена работой на Земле, поэтому ее отсутствие было приемлемым, а вот Лилиан Вильфор никто и никогда не заставлял присутствовать. Вильфор, женщина из графской семьи, являлась матерью Серафины. Пускай номинально статус ее дочери, как наследницы герцогского титула, возвышал ее над остальными супругами, Лилиан никогда не пользовалась привилегиями. Девушка была скромной и не общительной. В семью Адельманн прибыла лишь с одной целью — создать наследника, который будет иметь позитивный настрой к графству Вильфор. Возможно, это стало причиной, почему Лилиана никогда не была близка с дочерью. Насколько помнил Эйнштейн, Вильфор никогда не интересовало ничего, помимо кистей и холстов. Лилиан жила в собственном мире, творя шедевры, которых мир не видел уже несколько столетий. Реальный мир с дочерью, супружеской жизнью, политикой и аристократическими связями ее не волновал. Герцог, как и остальные домочадцы, никогда не требовали присутствия Лилиан на трапезах, ведь выйти из комнаты и контактировать со столь большим количеством людей было выходящим за рамки событием в жизни девушки. То, что она вышла встретить Норда, который спустя столько лет вернулся домой, говорило лишь о том, насколько важен для нее этот человек. И не только для нее. Норд был важен для всех. Каждого жителя Фобоса. Каждого за столом. Герцог подоспел как раз к тому моменту, когда андроиды закончили накрывать. Стол ломился от вкусностей. Все присутствующие являлись выходцами из разных уголков Солнечной системы. Не важно, графство или баронство, каждое имело свои традиции и предпочтения в еде, которые отображались на столе Адельманнов. Единственным, что не было на столе, так это рыбы. У Герцога аллергия. Поймав на себе взгляд Малхиора, Эйнштейн сильнее ухватился за стул и выдавил из себя подобие приветственной улыбки, быстро превратившейся в оскал. К удивлению, за столом не витала напряженная атмосфера. Близнецы Эглинтоны переговаривались с Сильвией, о чем-то бурно споря. Наоми, которая, как и Арс, была заинтересована в Алвине Греммере, расспрашивала у младшего сына Герцога, виделся ли тот с предметом их обожания. Арс с удовольствием делился деталями, отчего Наоми изредка смеялась, прикрывая лицо рукой. Только Игнис и Герцог сидели тихо. Старшая супруга молча наблюдала за остальными, пока Герцог был погружен в собственные мысли. Мысли, которые из раза в раз заставляли его взгляд соскальзывать к Норду. Наевшись от пуза, Эйнштейн откинулся на стульчик и размышлял, как бы позлить Герцога. Придя сюда, он планировал устроить фееричный скандал. Истерику! Но никто не обращал на него внимания. Никто не поддавался даже его малейшим вопросам. Никто не заводил с ним разговор, ведь знал, каким вспыльчивым бывает нрав парня. Норд Лейтнер был Солнцем семьи Адельманн, но иногда это Солнце могло сжечь дотла все, что попадется ему на пути. — Друзья, — Игнис Шатоден несколько раз постучала вилкой по бокалу, обращая внимание присутствующих на себя. — Предлагаю выпить за возвращение старого друга! Женщина подняла бокал вверх и посмотрела прямо на Эйнштейна. — Звезды указали ему путь обратно домой. Пусть же они всегда освещают ему дорогу к его счастью. Толпа восхитилась, как всегда, превосходным тостом старшей супруги. Каждый опустошил бокал, но так и не взглянули на Норда. Лишь Герцог и Игнис не могли оторвать взгляд от парня и того, как он медленно закипает ненавистью. «Звезды, еще бы! Счастье? Только не на Фобосе. Только не с вами», — подумал Эйнштейн, сжав кулаки под столом. Внезапно его озарила идея, как бы испоганить этот до ужаса приторный вечер воссоединения. Приоткрыв шею с яркими красными следами, Эйнштейн с вызовом посмотрел на Герцога. Золотые глаза мужчины долго исследовали ни на каплю не изменившееся лицо парня, а после заметили несколько засосов. Прямо там, где шею Норда опоясывала змея. Чужие следы на его метке. — Я тоже хочу сказать тост, — вскочил парень на ноги и подошел в центру стола напротив хозяйского места. — Хочу поблагодарить вас всех за то, как сложилась моя жизнь. Если бы не ваша ложь, я бы никогда не избавился от этого места. Никогда бы не увидел, что мир на Солнечной системе не заканчивается. Никогда бы не встретил Главу Эндвейт. И, конечно же, никогда бы не встретил Мэйсона — моего дражайшего возлюбленного! За столом наступила тишина. Никто не мог двинуться или произнести хоть слово. — Надеюсь сотрудничество семьи Адельманн с Эндвейтами завершится успешно. В противном случае, Герцог узнает, на что может пойти корпорация Эндвейт, чтобы вернуть меня обратно. Да будет война! С этими словами Эйнштейн выпил залпом содержимое бокала, а после удалился, оставляя после себя гробовую тишину. Никто не смел сказать ни слова, погрузившись в мысли о том, что когда-то произошло. О том, какой выбор они сделали, чтобы жить счастливо, и к чему этот выбор привел их. Один лишь Герцог думал не о прошлом, а о настоящем. О следах на шее любимого. Об осторожной походке Норда из-за недавней связи с другим мужчиной. О том, что это явно произошло совсем недавно и в его доме. О том, что Норд специально сделал все это, чтобы в очередной раз позлить его. И у него это получилось. Вилка в руках Малхиора вновь начинала гнуться, а гнев закипать в крови. — А я говорила, что сокрытие правды не принесет положительного результата, — тихо произнесла Наоми, прекращая убийственную тишину. — Все тайное становится явным — не просто красивая фраза. Вам стоило почитать мой трактат о неизбежности раскрытия лжи! Напыщенно подняв подбородок вверх, Альвито сложила перед собой руки, смотря на всех исподлобья. — Твои работы прекрасны, но не учитывают эмоциональную составляющую, — произнесла Сильвия подруге, крутя в руках стакан со своим напитком. — Всегда, когда дело касалось этого ребенка, мы рассуждали с позиции его благополучия. Ты ведь и сама помнишь, как легко он поднимал любой вопрос на эмоции. Если что-то шло вразрез с его планами — сбегал, а обиды держал неделями… Поэтому я до сих пор считаю, что то решение было верным. Норд бы не пережил, если бы узнал всю правду тогда. — И все же он узнал, — подытожила Игнис, смотря сквозь пустой бокал на остальных супругов. — И пережил, но… Раскрой мы правду с самого начала, Норд бы покинул нас, не задумываясь. Нам удалось отсрочить неизбежное, но я, как и Сильвия, считаю, что мы поступили верно. Тот ребенок, которым он прибыл на Фобосе, не смог бы осознать весь груз правды. Прошло девятнадцать лет, но никто так и не признал вину. Столько лет, а все по-прежнему считали, что ложь была во благо, как и Эйнштейн не отступился от мысли, что его бывшие друзья предали его. Спустя года проблема не сдвинулась с мертвой точки. Побег лишь отсрочил неминуемое. Теперь всем им предстоит разобраться в произошедшем. Хотя все же был один человек, который признал свою вину. Единственный, кто раскаялся и мечтал повернуть время вспять и поступить иначе. Виновник всего. — Норд дома, — произнес Малхиор, когда все умолкли, — и останется на Фобосе еще минимум на месяц. Что главное — добровольно. У нас достаточно времени, чтобы убедить его остаться. — Но он привел в наш дом любовника! — вскрикнула Наоми, оскорбленная подобным жестом. Громко ударив кулаком об стол, Альвито раздраженно отвернулась. На Фобосе не имел право находиться никто, кроме супругов Адельманн. Здесь не было других живых людей. Прислугу заменяли андроиды, а система безопасности была идеальной и не нуждалась в телохранителях. В целях безопасности никого не впускали и не выпускали. Да и сами домочадцы не нуждались в мире вне Фобоса. Каждый был занят работой. Кто-то писал очередной трактат. Кто-то изучал растительность Марса. Кто-то чертил схемы будущей инфраструктуры и футуристических небоскребов в реалиях низкой гравитации. Кто-то рисовал звезды, а кто-то изучал их. Фобос был создан для тех, кто не нуждался в мире и людях за границами. То, что на Фобос прилетел Мэйсон Карлайл, заставило каждого непроизвольно напрячься. — Это лишь умелая манипуляция, не более, — махнул рукой Арс, которому нравилось наблюдать за тем, как развивается ситуация. Арс с сестрой узнали об истинных причинах ухода Норда сразу же после случившегося. Парню понадобилось несколько лет, чтобы полностью осознать и рассмотреть ситуацию с обоих сторон. Арс так и не занял ничью сторону, предпочтя сидеть на двух стульях, ведь с одной стороны он прекрасно понимал чувства Норда, который сбежал от убийцы собственной семьи и близких людей, вравших ему годами, а со второй — чувства отца и всех своих шестерых «родителей». Сам же он давным-давно простил Норда, мечтая о его скором возвращении. — А даже если они и спят, то какая разница? Разве мы не найдем способ избавиться от телохранителя? — выгнул парень рыжую бровь и ухмыльнулся. Наоми хмыкнула и невольно уставилась на Герцога. Идея Арса нравилась всем, кроме нее. — Новая порция лжи негативно скажется на наших дальнейших попытках вернуть утраченное. Со всем уважением, мой Герцог, но не лучше ли попытаться завоевать второй шанс с чистыми намерениями? Я подвела логичное заключение ко всему произошедшему и пришла к выводу, что во всем виноваты ваши эгоистичные намерения и ложь, так почему бы не избавиться от этого? После смерти баронессы и ее сына, Норд полностью ваш. Так берите же его. Заслужите его. Добейтесь, как сделали однажды! Пускай, Наоми Альвито считали разбалованной баронской дочкой, до ужаса напыщенной и невыносимой особой с раздутым самомнением, она умела давать дельные советы. Не зря слог женщины, его простота и лаконичность приходилась по душе читателям по всей галактике. Малхиор всегда ценил Наоми, как незаменимого советчика. Советчика, который однажды не ошибся, выступив против того, чтобы врать Норду. И в этот раз мужчина осознавал, что стоит прислушаться к не по возрасту мудрой женщине и собственным чувствам, которые вопят положить конец бесконечному потоку лжи. Наступать на те же грабли во второй раз мужчина не собирался. Поднявшись из-за стола и намереваясь уйти, Малхиор напоследок произнес: — Уберите охранника с моих глаз. Я сам займусь Нордом.