Межгалактическое пространство

Условно Фобос был разделен на несколько частей: поместье, лаборатория, оранжерея и сады. Большая часть спутника отводилась последним, где близнецы Оскар и Оливер Эглинтоны проводили эксперименты. Едва ли не каждое второе растение перед высадкой на Марс было выведено здесь, на Фобосе, где гравитация приближалась к планетной из-за дополнительных гравитационных утяжелителей, построенных во времена первых герцогов Адельманн. Иногда жителям спутника казалось, что Эглинтоны перестарались. Со временем небольшой сад, занимавший пятую часть космического тела, разросся и занял всю повернутую к Солнцу часть Фобоса. Оранжерея, построенная предыдущим Герцогом Адельманном для одной из своих жен, располагалась в центре сада. В отличие от садов вокруг здесь близнецы выращивали лишь растения, нуждавшиеся в особом уходе. В одной из своих книг Наоми Альвито однажды написала о тех растениях так: «Неспособные выжить за пределами оранжереи, им было суждено прожить все оставшееся время в стеклянной клетке». Вечноживущие розы тоже являлись детищем Эглинтонов из оранжереи. Несмотря на название, цветы были до безумия хрупкими и капризными. Росли только на почвах с низкой кислотностью, но при этом требовали полива каждые двенадцать часов. Конечно, близнецы сами этим не занимались, проводя большую часть времени в подвале лаборатории за открытием все новых и новых видов. По уходу за оранжереей была ответственна целая группа из двенадцати роботов, которые успешно исполняли запрограммированную работу вот уже более пятидесяти пяти лет. С каждым годом оранжерею расширяли, но вечноживущие розы по-прежнему занимали почетное место в центре стеклянного здания. Норд нередко сравнивал себя с этими цветами. Лежа среди них, ему казалось, будто он стал одной из роз. Так же аристократически красив, уникален, но заперт до конца жизни под стеклянным куполом Фобоса. Он бы соврал, сказав, что жизнь на спутнике подходила ему так же идеально, как остальным супругам Герцога. Смотря на звезды, Норд мечтал однажды оказаться среди них. Где-то там, далеко, за пределами владений Земной Знати. Малхиор не был слеп и прекрасно понимал причину длинных тоскливых взглядов любимого, но отпустить его хотя бы на несколько дней был не в силах. Чтобы развеять эти мысли, Герцог брал Норда на Балы или короткие прогулки по Марсу, однако этого никогда не было достаточно любопытному уму парня. Одного лишь Фобоса, Малхиора и их большой дружной семьи Норду Лейтнеру всегда было мало. Идея с постройкой лаборатории витала в голове Малхиора Адельманна еще до прилета Норда Лейтнера на Фобос. Среди его супругов было немало тех, кто нуждался в отдельных помещениях для работы. Эксперименты близнецов Эглинтонов нередко заканчивались тем, что по всему поместью витал отвратительный едкий запах, а временами дом и вовсе заплетало ветвями каких-то модифицированных лиан. В комнате старшей супруги Герцога не было где развернуться. Повсюду стояли массивные телескопы, а стены были обвешаны картами звездного неба. И это при том, что для Игнис Шатоден, как и для каждого жителя дома, был отведен личный кабинет! Проблемы также возникали и с остальными супругами, не относящимися к научной среде. Несмотря на то, что Сильвии де Безьер хватало места в кабинете, она нуждалась в отдельном помещении, где могла с помощью системы принтинга воспроизвести в жизнь уменьшенные модельки будущих построек. Пускай эти модельки были не больше метра, сотни таких захламляли дом! А Лилиана Вильфор хотя никогда и ни на что не жаловалась, являлась художницей с типичной захламленной неудачными работами комнатой. Скромная женщина нуждалась в отдельном помещении, где можно было бы хранить ее картины с определенным уровнем освещения и влажности. А ведь речь еще не зашла о Наоми Альвито, которая вечно причитала Герцогу на счет того, что им нужно отдельное здание для работы! Малхиор постоянно откладывал эту проблему, но когда в поместье появился еще один сумасшедший ученый, помешанный на физике и инженерии, игнорировать вопрос стало невозможно. В поместье Адельманна масштабом сравнимым с замком места совершенно не было. Постройкой лаборатории руководила Сильвия по проекту, нарисованному рукой Лилианы. Оливер и Оскар вместе с Наоми обустроили интерьер здания по последнему писку моды. Игнис руководила процессом, а Герцог по завершению представил постройку, как подарок для Норда, где он мог бы раскрыть свой потенциал ученого. Конечно же, парень, желавший показать свое дружелюбие и позитивный настрой к остальным, предложил разделить лабораторию на всех. Малхиор, который предугадал, что так и будет, оказался довольным тем, что и любовью молодого человека заручился, и места для остальных домочадцев освободил. Пускай, дом Адельманн стал менее захламленным, жизнь в нем по-прежнему била ключом. До прихода Норда эта жизнь была подобна слабому ручейку, незримо протекающему в долине, а после стала похожа на буйную горную реку… Малхиор стоял у окна, наблюдая за тем, как Норд проводит экскурсию по Фобосу своему телохранителю. Ему уже доложили, что ни Норд, ни его любовник не появились за завтраком, предпочтя трапезу в спальне, а по озорному огоньку в глазах парня, Адельманн понимал, что одной едой не обошлось. И это задевало его. Сильно задевало. А еще порождало в сердце Герцога эгоистичные позывы сделать все так, как раньше: избавиться от назойливого телохранителя и заставить Норда приползти к нему самому. Так Малхиор Адельманн сделал в прошлом: избавился от семьи Лейтнер и ждал, пока его любимый придет к нему сам. Практика показала, что план провальный, поэтому мужчина пытался держать себя в руках и не совершать те же ошибки. Он обещал себе, что в этот раз будет по-другому. Обещал… И все же этот телохранитель, новый любовник Норда, подстрекал на неправильные решения. Герцог сжал подоконник сильнее, заметив, как Норд потянулся за поцелуем и искренне рассмеялся, когда телохранитель засмущался. Звук трескающегося подоконника отрезвил мужчину, и он отшатнулся от окна, приказывая автоматическим окнам закрыться. Сев за рабочий стол, Герцог собирался приступить к работе, как в дверь кабинета раздался стук. — Не занят? — осторожно спросила Игнис, выясняя в каком расположении духа находиться ее муж. — Занят, — рявкнул тот в ответ, и она поняла, что пришла вовремя. Прикрыв за собой двери, рыжая женщина в потрясающем темно-бордовом костюме прошлась к Герцогу и оперлась о его стол. Закинув ногу на ногу, она ухмыльнулась, поймав на себе взгляд золотых глаз. — Ты хотя бы спал? Отвратительно выглядишь. — А ты, как всегда, бесподобна, — пробурчал Герцог, не отрываясь от работы. Спал? Смешно. Он сна в глаза не видел. Каждый раз, когда голова касалась подушки, перед глазами вставали засосы на шее Норда, поставленные другим мужчиной. Это сводило с ума больше, чем Герцог представлял, хотя давно смирился с тем, что за девятнадцать лет у Норда должны были быть не одни отношения и не один мужчина. — Тебе что-то нужно? Мы ведь отложили встречу с твоей семьей до следующего месяца, а в насущных делах ничего не должно вызывать беспокойство. Конечно, не должно, ведь Игнис Шатоден прекрасная хозяйка поместья Адельманн. Пока Серафина, как наследница, только учится, за Фобосом присматривает старшая супруга, но как только дочь Герцога освоится со всеми новыми заботами, Игнис должна будет отдать Фобос ей. А до тех пор всеми делами занимается Шатоден и преуспевает в этом, ведь чтобы научиться управлению у нее было более шестидесяти лет брака с Герцогом. — Мне нельзя просто поинтересоваться твоим самочувствием? — А ты интересуешься? Мне показалось, ты просто констатируешь, как непрезентабельно я выгляжу. Игнис фыркнула, закатив глаза. Когда Малхиор вымотан, раздражен и зол одновременно, он начинал дерзить и воспринимать всё сказанное в штыки, хотя зачастую мужчина и словом лишним не обмолвится. Удивительно, что каждый раз эту смесь из чувств вызывал один единственный человек. Норд Лейтнер — та самая неизвестная переменная в уравнении Малхиора Адельманна, которая могла изменить исходное решение до неузнаваемости. — Я волнуюсь за тебя. — Лучше волнуйся за Арса. Он увиливает от работы, хотя я еще несколько дней назад велел ему возвращаться на Землю. К тому же скинул все заботы на сестру, когда Серафина должна быть здесь, учиться на Фобосе, а не болтаться рядом с людьми из Совета и Академии. Попытайся донести это до сына, Игнис, а не причитать мне. — Арс здесь по той же причине, почему Серафина на Земле. И ты это прекрасно знаешь, Малхиор. Тебе пора принять тот факт, что прошло девятнадцать лет, и за это время дети выросли. Каждый сделал выводы о произошедшем, и нашел способ, как справиться с утратой одного из родителей. Один лишь ты остался на месте, словно все в том же дне, когда Норд ушел. Арс хочет быть ближе к Норду, а Серафина как можно дальше, — вот их выбор. Один простил и живет дальше, а вторая таит обиду по сей день. Малхиор же словно застыл. Никаких изменений за столь длинный отрезок времени. И лишь новое хобби, связь с политикой, вселяли в Игнис надежду, что ее супруг, наконец, позабыл об утраченной любви. Но нет, эта же политика воссоединила их, и, казалось бы, Герцог должен воспрянуть духом, но эта встреча лишь усугубила состояние. И все из-за спектакля с телохранителем! Кто был бы рад возвращению любимого человека с любовником под руку? — Наш сын не видел Норда девятнадцать лет. Дай Арсу еще немного времени побыть рядом перед тем, как он улетит. Малхиор глубоко вздохнул и отложил планшет в сторону. Игнис никогда не давала ему нормально поработать. Хуже всего, если женщина чего-то хотела, она брала это измором. И в данный момент Герцог был слишком уставшим, чтобы пытаться понять, что она желает донести всеми этими разговорами. — Ты пропустил завтрак, — продолжила она, недовольно цокая ногтями по металлическому столу. — И явно собираешься пропустить еще и обед. Так не пойдет, Малхиор. Нельзя все время прятаться в кабинете. Наше время истекает. Прятаться? Он никогда и ни от кого не прятался. Просто сейчас Малхиор слишком занят тем, что пытается разобраться с поточными делами и параллельно думает, что делать с Нордом. Его план с возвращением парня на Фобос удачно сработал, но что делать дальше Герцог не представлял. Мало того, что Норд ненавидит его, он еще и всеми возможными методами игнорирует, а если они сталкиваются, то парень просто прижимается к любовнику, словно отгораживаясь от Адельманна. — Он все время проводит с тем охранником. Прошло два дня, как Норд дома, но я не смог перекинуться с ним даже словом! Не говоря уже о том, что парень словно заколдованный ходил по одному и тому же маршруту. Комната — сады, сады — комната. Норд ни разу не заглянул в лабораторию — особый подарок от Герцога. Ни разу больше не трапезничал с остальным. И даже ни разу не показывался в стороне комнаты, приготовленной для него. Той самой, где он раньше жил. Адельманн тщательно пытался поддерживать ее в первозданном виде. Такой, какой парень ее покинул, но тот даже не взглянул на нее. Малхиор был гордым человеком, и это безразличие его уязвляло. Заставляло задумываться: а правда ли возможно вернуть Норда? — Ну, ты хотя бы понимаешь, что вам стоит начать с разговора. Если не захочет говорить, хоть прикуй к кровати, но заставь выслушать. А насчет его телохранителя… — женщина коварно ухмыльнулась. — Что, если я скажу, что скоро его здесь не будет? Наконец, Малхиор поднял взгляд. Заинтересованный, внимательный и менее раздраженный, чем ранее. — Что вы сделали? — насупил брови мужчина. — Мы? Совершенно ничего. Просто… — Игнис кивнула в сторону единственного открытого окна со второй стороны комнаты, где виднелась часть звездного неба. — Звезды снова на нашей стороне. Женщина подняла руку вверх и посмотрела сквозь пальцы на тысячи сверкающих звездочек из Большого Магелланового Облака.

***

Однажды Оскар и Оливер поведали Норду о том, как растения могут расти здесь, на беспочвенном каменном космическом теле. Секрет в том, что для создания садов был завезен универсальный грунт, выведенный учеными еще давным-давно для выращивания растений в космической среде. В то время человечество, только начинающее осваивать космос за пределами материнской системы, нуждалось в растениях, которые смогут вырасти на звездолете. Первые космонавты, летающие на досветовых скоростях, возвращались домой через десять, двадцать, а иногда и тридцать лет, поэтому еду приходилось выращивать прямо на кораблях в условиях повышенной радиации, нехватки Солнца и нулевой гравитации. Универсальный грунт, та же «штучная земля», решил все эти проблемы. Прошли столетия, а человечество по-прежнему пользовалась им. Терраформирование планет и агрегация песка требовали слишком много времени, поэтому первые жители экзопланет засыпали их поверхность «штучной землей», где создавали родную Земную флору. Фобос не стал исключением. Несмотря на то, что гравитация была увеличена искусственным путем, а купол вокруг спутника поддерживал циркуляцию чистого кислорода, растения не имели ни единого шанса выжить, привези ты даже самый плодородный грунт с Земли. Поэтому Герцог позаботился о том, чтобы для экспериментов его лучших экологов использовали лучшую из лучших «штучную землю». На этом же грунте сейчас росла большая половина флоры Марса, пока ученые агрегировали его безжизненные пески в плодородную почву, поэтому вывод новых сортов на Фобосе был столь идеален. Братья Эглинтоны еще много чего рассказали любопытному Норду, но только историю про универсальный грунт Эйнштейн носит в памяти до сих пор. Ее же он и рассказал Мэйсону, когда тот попросил провести экскурсию по садам. — Универсальный грунт понадобится нам на экзопланетах БМО. Я планировал забить им весь грузовой отсек, но Делан остудил мои мечты, сказав, что первый полет будет ознакомительным! — жаловался парень, активно жестикулируя свободной рукой, второй крепко держась за ладонь Карлайла. — Ты планировал остаться в БМО после первого полета? Полет в один конец?.. — удивленно протянул Мэйсон, несильно сжав руку Эйнштейна. — Я впервые слышу об этом. — Да тут и говорить не о чем! Твой босс сказал, что никого из первой полетевшей команды не оставит там. Все, кто полетит первым рейсом, вернутся домой, а последующие полеты уже будут ориентированы на заселение БМО. — Я говорю о том, планируешь ли ты навсегда остаться там… в новой галактике? Мэйсон застыл на месте среди сотен разнообразных сортов деревьев и растений, так сильно отличающихся от тех, которые росли на планетах корпорации Эндвейт. Мужчина совсем не выглядел пораженным красотой, которую видел впервые в жизни, вопреки тому, что это была его первая поездка в Солнечную систему. Больше всего ему были интересны намерения Эйнштейна, ведь всего на секунду ему показалось, что их планы на будущее разнятся, а если это так… Будущего для них не существует. За два дня, проведенных вместе, Карлайл сумел поверить в то, что с их отношениями может что-то получиться. Эйнштейн был мил, весел и инициировал каждую их близость. Со временем Мэйсон приспособился и привык, что активную роль в этой связи занимает не он. Эйнштейн руководил им, и Мэйсон боялся признаться себе, что ему нравится вот так просто, не задумываясь ни о чем, болтать и прогуливаться. Боялся признаться, что он был бы не прочь время от времени скинуть с себя ношу обязанностей и отдавать контроль в руки другому человеку. «Может, чувствуя инертность с моей стороны, мои предыдущие отношения и не залаживались…» — размышлял Карлайл, когда Эйнштейн в очередной раз озарял его любопытным взглядом. Несмотря на их приятное времяпрепровождение, Мэйсон каждый раз возвращался к мысли, что что-то не так. Не могло быть все так идеально, когда дело касалось Эйнштейна. С ним всегда было сложно, а сейчас… сейчас все так сказочно прекрасно, что Карлайлу с трудом верилось, что происходящее не сон. И вот этот разговор о грунте, БМО и будущем поставил под вопрос существование всех их отношений. Реальность постучала в двери Карлайла, напоминая, что идеально не бывает никогда. — Планировал, — не собираясь врать, ответил парень и сдул с глаз темную челку. Мэйсон заметил, что тот начал принимать таблетки, способствующие быстрому росту волос, и результаты уже были на лицо. — Но сейчас я уже не так уверен в этом решении. Парень приблизился к Мэйсону и, прильнув к крепкому телу, обнял того за талию, из-за чего мужчина затаил дыхание. — У меня есть обязанности перед Эндвейтами, и я никогда не планировал покидать то место, которое занимаю рядом с ними… Эйнштейн, нам нужно обсудить этот вопрос сейчас, пока наши отношения не зашли дальше, ведь мой дом в корпорации Эндвейт, и я предпочту жить в ней до конца своих дней, — серьезно пробормотал мужчина. — А ты? Где ты видишь себя лет через десять? Двадцать? «Я не знаю, где я буду завтра, а ты спрашиваешь о годах?» — Эйнштейн тихо рассмеялся, упираясь в мягкую грудь Карлайла. Эйнштейн, три года скитавшийся по всей галактике в попытках найти свое место, научился не думать о том, что будет завтра. Как человеку, который долгое время день ото дня пытался найти еду, чтобы выжить, и ночлег, чтобы не замерзнуть насмерть, дни тянулись очень долго, а будущее казалось таким страшным и неизвестным — было странно задумываться больше, чем на сегодняшний день, или, даже — момент. Что поесть и где поспать — продолжительное время были единственными вопросами, которые ставил перед собой парень. Мэйсон, с рождения пребывавший под уютным крылом родителей, а после и Эндвейтов, мог ставить вопросы о будущем и вечном, ведь его первостепенные потребности были удовлетворены. Он никогда не задумывался о том, сколько можно прожить без крошки во рту, и как долго тело выдержит сон в минусовой температуре. Карлайлу никогда не понять Эйнштейна, ведь он никогда ни в чем не нуждался, прожив счастливую и однообразную жизнь. Ему легче принять Эйнштейна за легкомысленного и беззаботного. — Не кажется, что это слишком личные вопросы для второго дня отношений? И вот Мэйсон Карлайл наткнулся на стену. Он долго рыскал в ее поисках, ожидая, что темой-табу станет любой вопрос, связанный с Адельманном, но нет. Эйнштейн не желал давать ответы даже на те вопросы, которые никак не касались Герцога. И Мэйсон не понимал, как строить отношения, когда партнер буквально закрыт от тебя. Это убивало всякую мотивацию. — Я уверен, что отношения на расстоянии не для тебя, а так как я не собираюсь никуда улетать… — Мэйсон запнулся, чувствуя, как Эйнштейн медленно отпускает его. Продолжение фразы обоим было понятно — «давай расстанемся», но Мэйсон не решился озвучить. К тому же он сам еще не понимал, хочет ли, чтобы их отношения вернулись к дружеским. Да и вернутся ли? Их ожидает лишь вечная неловкость и нежелание находиться друг с другом, вопреки совместной работе. То, чего так опасался Карлайл, соглашаясь на эту авантюру с отношениями без взаимных чувств и привязанностей. Улыбка с лица Эйнштейна исчезла. — Я ведь сказал, что не знаю! Обстоятельства изменились, ведь я… — Встретил Адельманна? Эйнштейн отшатнулся, и Карлайл сразу осознал, что ляпнул, не подумав. Задел рану, которая открылась после приезда на Фобос. Как партнер, который должен был поддерживать, он провалился. — Прости, я не… — Нет-нет! Ты, в каком-то смысле прав, — мотнул головой парень, выставляя перед собой руки и не давая Карлайлу приблизиться. — Ты ведь хочешь узнать причину, почему я передумал остаться в БМО навсегда? Все из-за Малхиора, ты прав в той или иной степени. Я слишком боялся попасться после побега, а возможность улететь в другую галактику, где он бы никогда не достал меня, наконец, почувствовать полную свободу от него… это было причиной, почему я хотел убраться из Млечного Пути, как можно дальше, но… Парень вскинул руки вверх и махнул ими над собой. — Осмотрись вокруг! Вот мы здесь. На Фобосе. На его территории. Теперь БМО — не выход! Он знает о моей новой личности. Знает, как я выгляжу. Знает, кто за мной стоит, и к чему я стремлюсь. Теперь он знает все и, уверен, строит новые планы исходя из этого, а ты спрашиваешь у меня о том, что будет через пять лет?! Мэйсон, очнись, может быть так, что я останусь тут навсегда! Адельманн чокнутый собственник! Если не сможет заставить меня остаться, то запрет в одной из комнат и будет держать до конца жизни! Мэйсон стремительно преодолел расстояние и сжал Эйнштейн в объятьях. Возможно не так партнерских, как дружеских, но это единственное, что он пока умел. — Я и Глава не допустим этого, — обеспокоенно прошептал Карлайл, намертво вцепившись в парня. — Ты не останешься здесь. С ним. Как только соглашение придет к концу, мы улетим домой. А насчет БМО… прости, что навалился с вопросами. Ты прав: не стоит лезть так далеко наперед. Несколько долгих мгновений Эйнштейн провел в тяжелых сомнениях и, лишь отпустив свой гнев, сомкнул руки на спине Мэйсона. Даже если бы и хотел, он не мог злиться на человека, который так отчаянно переступает через себя, чтобы сберечь эти отношения. Связь, которой нет и недели. Такая хрупкая и тонкая, что кажется, в любой момент может развеяться по ветру. — И ты меня прости, — пробубнил себе под нос Эйнштейн, упершись лбом в грудь Мэйсона. — Вот уж не думал, что сам Эйнштейн когда-нибудь извинится передо мной. Должно быть, это великий день, — улыбнулся Мэйсон, и его улыбка стала еще шире, когда парень поднял недовольный взгляд. Эйнштейну хотелось сказать что-то резкое, но видя эту искреннюю улыбку Карлайла, которую, пожалуй, он лицезрел впервые за годы их знакомства, парень не смог ответить ничего, кроме глухого: — Заткнись. В этот момент Эйнштейн, наконец, почувствовал, чем отличаются отношения с Мэйсоном от всех тех одноразовых связей в прошлом. Что это не просто секс и удовлетворение физических желаний. На первом месте эмоциональная поддержка и понимание. Намного больше той, которую предлагал Делан или другие. Они долго стояли среди садов, не говоря друг другу ни слова. Мэйсон не хотел портить момент, ведь несмотря на их небольшую ссору, ему показалось, что они преодолели большое расстояние друг к другу. Больше, чем когда-либо могли дать поцелуи и секс. Эйнштейн, наконец, начал открываться, и Карлайл был безгранично счастлив. Вот только эта радость, щекочущие сердце чувства мало чем отличались от обычной дружбы. Мэйсон не переставал задаваться вопросом, симпатия ли это? Смогла ли в их сердцах зародиться влюбленность за эти несколько дней не прекращаемой близости? Или его по-прежнему одолевает жалость и сочувствие к Эйнштейну и ситуации, в которой друг оказался? Возможно согласие на эти отношения являлось всего лишь способом помочь?.. Пытаясь разобраться в Эйнштейне, Мэйсон неизменно копался в себе, никак не в силах понять собственные чувства. Когда растения начали закрываться с уходом Фобоса на иную сторону от Солнца, Эйнштейн с Мэйсоном отправились в поместье, завершив ознакомительную экскурсию. Все время парень никак не мог избавиться от чувства, что за ним следят. Жители Фобоса не могли оставить без внимания тот факт, что Норд снова здесь, но все время отдает одному единственному человеку — чужаку. Не узнав Карлайла поближе, они записали его во враги. Еще одна причина, почему Эйнштейн старался не отходить от телохранителя. Так он защищал его от этих людей. От тех, кому раньше он бы доверил собственную жизнь. По дороге к дому, им встретился Арс. Парень лежал на скамейке под огромным деревом с неестественно круглыми листьями. Используя одну руку в качестве подушки, второй он держал книгу в темно-бордовом кожаном переплете. Эйнштейн был бы рад пройти мимо незамеченным, но Арс никогда не спускал внимания с окружающего мира, когда погружался в чтение. Благодаря работе на Земле, он научился всегда оставаться бдительным, чтобы не угодить в очередную ловушку, расставленную врагами отца. Пропустить такую крупную рыбку, как Норд Лейтнер, он ни за что бы не смог. — Ты можешь игнорировать отца сколько угодно, но лично я тебе ничего не сделал, — произнес Арс, не отрывая взгляда от книги. — Мне обидно от того, что ты так поступаешь, но тебе ведь плевать? Должно быть плевать, раз ты просто проходишь мимо. Эйнштейн замер. Услышанный тонкий голосок парня заставил его развернуться к Арсу и уставиться на копну непослушных волос, выглядывающих из-за книги. Мэйсон сжал руку Эйнштейна, намекая что нет нужды отвечать, когда они просто могут вернуться в комнату и продолжить работать. Чем быстрее им удастся организовать добычу медиума, тем быстрее они улетят. Работа не ждет. Однако Эйнштейн не мог проигнорировать Арса, когда тот уже начал разговор. — Мне не плевать, — выдавил из себя он, скосив взгляд в сторону книги Арса. Эйнштейн мгновенно узнал ее. Экземпляр из коллекции Малхиора. То, что она у Арса, значило, что сын заслужил признание и доверие отца войти в библиотеку семьи Адельманн. В место, куда когда-то мог входить лишь Малхиор и Норд до недавнего времени. — Прошло слишком много времени. Ты слишком… Вырос? Изменился? Более не тот прежний рыжий мальчишка, непрестанно гоняющий по Фобосу и сносящий все на своем пути? Не то маленькое солнышко, мгновенно запавшее в сердце Норда?.. Эйнштейн не смог подобрать слов. Девятнадцать лет проложили между ними не пересекаемую пропасть. — Ты пропустил мое взросление, — ударил Арс по больному месту Норда, выглянув из-за книги. — Обещал, что когда я поступлю в Галактическую Академию, будешь первым, кто поздравит. Но первой стала Серафина. Обещал, что придешь на торжественное вручение дипломов. Но пришла лишь Серафина. Обещал, что после выпуска позволишь вместе с тобой спроектировать звездолет. Но вместо этого я смотрел на звезды с мамой, размышляя, осуществил ли ты мою детскую мечту за нас двоих. Обещал быть всегда рядом, когда бы я в тебе не нуждался, но… Но тебя не было. Ты все пропустил. Нарушил все обещания, но я простил. Вошел в твою ситуацию, ведь папа и остальные действительно поступили несправедливо. И что я получал взамен при встрече? Твое равнодушие? Арс наслаждался тем, как на лице Норда проносятся десятки эмоций. Парню давно хотелось высказаться. Посмотреть, сожалеет ли еще Норд, что бросил его и сестру. Возможно, Арс и простил, но забыть уход не смог. Как и все в поместье Адельманн. Это разбило их семью, превратив в жалкое подобие старой крепкой и сильной семьи Адельманн. — Ты жил без меня и продолжишь жить, когда я уеду, — Эйнштейн с трудом нашел подходящие слово. — Нам лучше не сближаться. Так будет проще. — Проще кому? Тебе? — вопросительно поднял бровь парень, и в его золотых глазах заиграла издевательская усмешка. — Обоим. Арс отложил книгу в сторону и сел. Заведя прядь за ухо, молодой человек посмотрел тем самым выжидательным взглядом, что и его отец. Будто чего-то ожидая от Норда, но быстро поменялся в лице, когда понял, что ответной реакции не будет. — Я всего лишь хотел узнать, как поживал мой любимый родитель все это время. Неужели я не заслуживаю хотя бы одного небольшого разговора? — Если ты начал работать со своим отцом, тогда уже должен был ознакомиться с жизнью Илана Бренберга. — Но ведь ты не Илан Бренберг, — склонил голову Арс. — Ты — Норд Лейтнер. — Труп Норда Лейтнера уже, должно быть, ссохся и покрылся лунной пылью. Довольная ухмылка заиграла на лице Арса. Вот его Норд — снаружи милый и веселый, но внутри колючий и опасный. Идеальный партнер для отца. Идеальный родитель. Идеальный ученый. Арс до сих пор не понимал, как отец смог открыть и огранить этот бриллиант, но не сумел удержать. Казалось, Малхиор Адельманн еще никогда не допускал такой ошибки, как тогда. Осознав, что попытка уговорить бывшего родителя на откровенный разговор провалилась, Арс решил зайти с иной стороны. — «Об Общественном договоре, или Принципы политического Права» Жан-Жака Руссо, — кивнул Арс и помахал книгой. — В ней написано, что дети живут с родителями, пока нуждаются в защите, а после их совместное проживание поддерживается путем соглашения двух сторон. По мнению Руссо семья — первый образец политических обществ. Соглашение между всеми членами семьи образует союз, подобно политическому. Забавно читать это, когда в нашем времени дети не более, чем товар для продажи. Проведя рукой по старой твердой обложке, Арс собрал остатки пыли с библиотеки и сдул их в сад. Арса поражало, как перечитывая этот единственный экземпляр пера Руссо в папиной коллекции, он каждый раз находил что-то новое, хотя зачитал книгу до дыр. — Если семья — то же политическое общество, то логично предположить, что внутри нее могут произойти конфликты. Я изучал множество столкновений стран до начала Великих Открытий, и почти все войны заканчивались подписанием соглашения о мире. Так почему бы вам с отцом не прийти к тому же? Сядьте за стол переговоров, поговорите и подпишите перемирие! Перемирие? Переговоры? Рана Эйнштейна слишком глубока, чтобы какие-то извинения от Герцога, могли залечить ее. — Ты упустил тот факт, Арс, что воля к борьбе некоторых древних стран была настолько сильна, что они были готовы сжечь врага и даже самих себя, лишь бы уничтожить противника. Последняя война тому подтверждение. Последняя война старого мира — вот как вошло то событие в книги об истории. Напряжение между странами накалилось до того предела, что единственным способом решить конфликт стала война. Только так человечество, десятилетиями голодающее и страдающие от нехватки места на одной планете, смогло уладить противоречия. Только ценой миллиардов людей и почти критического вымирания всей флоры и фауны. Выжившее человечество стало прародителем тому, которое сейчас бороздило галактику. Иронично, что только после угрозы полного вымирания, люди смогли подняться и преодолеть барьер, не дававший им выйти за пределы Земли. Когда все страны пали, правительства оставшихся стран объединились в одно ради выживания расы. Радиация стала их общим врагом, а о нехватке и дележке территории, еды и воды позабыли еще на тысячу лет. Однако Эйнштейн видел в истории иную мораль: только уничтожив врага, ценой собственной жизни, можно прийти к чему-то новому, незапятнанному былым. Только уничтожив друг друга, мир становился лучше. Возможно, не в моральном плане, где люди явно деградировали в классовой дележке, но в научном плане так точно. — Та война не оставила нам почти никакого наследия. Сколько всего было уничтожено, о чем мы только не догадываемся! Разве мир не лучше без войн?! Та Земля, которую знали люди тысячу лет назад, изменилась до неузнаваемости. Сам рельеф планеты изменился под воздействием людей. Единственное, что напоминало о том, где раньше возвышались великие города, — котлованы от ядерных бомб. Лондон, Париж, Нью-Йорк и Пекин — стали отголосками прошлого, на месте которых ничего нет. Целые эпохи превратились в пыль и лишь немногие произведения искусства были спасены небезразличными людьми. Такими, как предки Арса, спрятавшие в бункерах сотни книг. Как та, что парень сейчас держал в руках. Последняя книга Руссо. Большинство из возникших впоследствии корпораций решили отказаться от утраченного прошлого и смотреть в будущее. Как Эндвейты, не понимавшие зацикленности на том, что никогда не вернуть. Но вот Земная Знать, обосновавшаяся вокруг планеты-матери, как и еще с десяток корпораций в этом галактическом квадранте, никак не смогли отказаться от прошлого. Оно стало их путеводной звездой, ведя корпорации не путем прогресса, а изнуряющих попыток вернуть обществу прежние черты. Создание Земной Знати и ее Кодекса были одними из этих попыток, но, как показала практика, хорошего ничего не вышло из-за гнилой человеческой натуры. Тогда как корпорация Эдвейт развилась до недосягаемых технологических высот, построив собственный строй общества. — Иногда война неизбежна, — подняв подбородок, без сомнений ответил Эйнштейн. — Будущее строится посредством мира, а не войн. Мы не уничтожаем, а строим, узнаем и исследуем. Знания — пища для разума и способ человечества не деградировать, не ты ли мне об этом когда-то говорил? А что тогда мы сможем узнавать, если после войны ничего не останется? Так ли она нужна, Норд? Эйнштейн удивленно приоткрыл рот, никак не ожидая от Арса подобного умозаключения. Никто на Фобосе не знал о планах Эйнштейна и Делана покорить другие галактики. Никто не догадывался, сколь важна тема будущего для парня. Тем более Арс, с которым они встретились всего два дня назад. Однако сын Герцога так точно попал в цель, завуалированно намекнув, что война с его отцом может уничтожить то будущее, которое пытается построить Эйнштейн. И ведь правда: если Эйнштейн потеряет себя в этой войне, то кто тогда поможет Делану полететь в БМО?.. Совершенно потеряно Эйнштейн потянул Мэйсона, ничего не понявшего из разговора этих двоих, по направлению к дому, не собираясь больше разговаривать с Арсом. Теперь его разум был занят иным. Арс не прекращал смотреть вслед Норду, пока тот не скрылся в доме. Тихо хмыкнув себе под нос, парень продолжил чтение. Он сделал то, что хотел от этой встречи — поселил в голове Норда сомнения. Сопротивление парня дало сбой. «А дальше дело за отцом», — подумал парень перед тем, как вернуться к чтению книги.