***
После завтрака Герцог вернулся к себе в кабинет. Его заместитель подготовил для него короткую речь и мужчина вычитывал ее, запивая водой. Показаться выпившим перед народом он не имел права, поэтому Игнис заблаговременно принесла ему таблетку, уничтожающую весь алкоголь в крови. Головная боль от нее была ужасной, словно после очень сильного похмелья, но мужчина справлялся и не с такой. Что телесная боль против душевной? В ряду одном не стоит. К удивлению, Кондор и Греммер волновали его в последнюю очередь. Его заботил Норд со своим телохранителем. Отношения Эндвейта и Ала, свалившиеся, как снег на голову в середине июля. Разбитое сердце Арса, топящего боль в работе на Земле. Будущий разговор Серафины с Нордом… Почему-то он был уверен, что проблема с Кондором решиться быстро. Камал значительно ослаб после ухода с поста Знати. Кондоры привыкли красть из казны Знати и без нее что от них осталось? Вряд ли Камал придумает что-то умнее подставы с Алом. Малхиор не отрицал тот факт, что Кондор весьма хитрый человек в виду возраста и опыта, но Герцог был в разы проворнее по своей натуре. Как бы Серафина не волновалась свалившейся на них буре, Малхиору проблема казалась не больше, чем небольшой ветерок. Адельманны выстоят. Как и всегда. У Герцога есть более важные дела, на которые тратить свои нервы. Например, Норд. Сегодня третий день из семи, а они так и не поговорили. Да и Малхиор не знал, о чем. Он вообще говорить не хотел. Все, чего он желал, это обнять парня и молча лежать на их кровати в обнимку, закрывшись от всех невзгод мира за балдахином. Да и что бы он ему скажет? Сотни раз Малхиор произносил слова извинения. Никто и никогда не слышал от Малхиора Адельманна «извини» или «прости», а Норду, которому он произносил эти слова постоянно, было плевать. А может и не плевать. Малхиор запутался в том, что чувствует парень. Какое-то время он был твердо уверен, что Норд все еще любит его, но, как оказалось, ошибся. А может и не ошибся?.. Их отношения подобны запутанному мотку из нитей. Малхиор боялся, что потянет не за нужную нить и все запутается еще сильнее. И вот он решил просидеть весь третий день пребывания Норда на Фобосе за стенами своего кабинета. Не видя Норда. Не разговаривая с ним. Но не выкидывая из головы ни на миг. Малхиор записал небольшую речь и отправил ее Арсу, чтобы тот прослушал. Его сын хорошо справлялся с ролью заместителя Главы Знати. Арса прекрасно натаскали в Галактической Академии и его навыки по коммуникации с общественностью были на высоте. Не удивительно, что его любили. Если бы Игнис была публичной личностью, от нее тоже все были без ума. Малхиор был безумно рад, что сын пошел в мать. Когда Арс займет место Главы Знати, он многое изменит в лучшую сторону. Адельманн часто пытался представить свое будущее без Норда. Он ненавидел это делать, но даже без любимого рядом, нужно было смотреть далеко вперед. Еще десять-пятнадцать лет и он отдаст семью Адемальнн и Земную Знать своим детям. Может, он останется в Знати на некоторое время, чтобы помогать им, давать напутствия, но точно долго не задержится. Он размышлял о месте, где проведет последние годы. Раньше он мечтал доживать старость вместе с Нордом в квартире в Этериуме, но без парня эта квартира казалась такой пустой и холодной, что он ни за чтобы не вернулся туда один. Сошел бы с ума от одиночества, если бы жил там. Естественно, одиноким в старости он бы ни был. После того, как перестанет быть Главой Адельманн, он планировал распустить свой гарем. Братья Эглинтоны и Сильвия, наконец, жили бы вместе. Лилиана бы наверное осталась с Серафиной, которая бы присматривала за психологически нестабильной матерью. Наоми бы улетела путешествовать по миру, ища приключения для написания мемуаров. А Игнис бы осталась с ним. Его верная подруга, с которой они были знакомы столько, что уже и не сосчитать. Она бы никуда не ушла, как бы Малхиор ее не прогонял, ведь Игнис не хотела видеть, как ее друг проводит старость в одиночестве. Да и присутствие сына на Земле, не дало бы ей далеко от него улететь. Если все же решит остаться в Земной Знати, то Малхиор поселится где-то на Марсе. Он любил эту планету. Где-то далеко от людей, где бы никто его не нашел. У него был бы небольшой дом, где он бы днями и ночами читал книги, пока в итоге не умер. Игнис и дети похоронили бы его в семейном склепе Адельманнов на Марсе, написав на его надгробии строчку из сонетов Шекспира. Таким представлял свое будущее Малхиор. Полное одиночества, мрачное и короткое. И он сам в этом виноват. Арс прислал сообщение, что ему понравилась речь и он уже загрузил ее в Сеть. Малхиор облегченно вздохнул и решил прилечь на диване на несколько минут перед тем, как вернуться за работу. Ему предстояло продумать, как организовать производство кораблей по присланном Эндвейтом чертежу звездолета для преодоления межгалактического пространства. Придется временно уменьшить производство собственных кораблей, чтобы выделить несколько заводов, где будут строиться новые. Нанять больше рабов для доставки медиума из пояса на заводы. И многое другое, о чем Герцог не хотел думать в свой небольшой перерыв. В двери неуверенно постучали, стоило Малхиору только расслабиться. Мужчина встал и попытался быстро привести себя в порядок перед тем, как незваный гость войдет. Это был Эйнштейн. Один. Без телохранителя, Эндвейта или Алвина. Сам. — Занят? — спросил он, проходя внутрь. — Нет. — Как речь? — Скоро появится в Сети, — по инерции ответил мужчина, все еще не понимая, сниться ли ему сон или это явь. Чтобы Эйнштейн пришел у нему самостоятельно? Нет. Это точно сон. Дивный желанный сон, о котором он и помыслить боялся. Парень прошел вглубь кабинета, убеждаясь взглядом, что ничего не изменилось за время отсутствия, и упал на диван напротив Малхиора. — Как Арс? — спросил тот, как ни в чем не бывало. «Ты действительно хочешь поговорить об этом?» — мысленно поразился Адельманн, но промолчал. Он был готов говорить о чем-угодно, лишь бы Норд остался. — Отходит от разбитого сердца. Серафина успокоила его. Он уже не так остро реагирует и вполне адекватно воспринимает союз с Эндвейтом. — Это хорошо, — протянул парень, продолжая водить фиалковыми глазами по кабинету. По стопке с бумагами на столе. По книгам, которые читает Малхиор. По полупустым бутылкам, расставленным по всему кабинету. По непривычно неряшливому виду мужчины. — И не поспоришь. Малхиор уставился на Норда. Вот так просто прийти и поговорить о детях? Так бы сделал его прошлый Норд, но не этот, вечно прячущийся за спиной телохранителя. Значит, ему нужно было что-то. И Малхиор был готов дать все, что бы тот не попросил. — Итак, ты здесь, — констатировал мужчина, внимательно рассматривая парня. — Почему? — Я улетаю через четыре дня. «Мог и не напоминать», — подумал мужчина. Четыре дня и они больше никогда не увидятся, если Малхиор сам не прилетит на Каэлор. — Но я вернусь. Секунда, вторая, третья — а осознание слов так и не могло достаться разума мужчины. Норд возвращается? Куда? К нему? Нет, точно не к нему. Значит в Знать. Корпорацию, которую он там ненавидит. Вернется сюда, как ни в чем не было. Словно не было тех девятнадцать лет пряток, обид и расставания. — Зачем? — выдавил из себя мужчина, как никогда желая потянуться к алкоголю. — Мне нужно провести исследования, — деловито ответил Норд, сложив руки перед собой. — На поясе. Я думал об этом. Медиум должен быть не только на троянцах. Я хочу исследовать и другие участки пояса и, быть может, нам удастся найти еще больше металла. Парень озвучил свои мысли и прекратил избегать взгляда мужчины. Их глаза встретились и Эйнштейн заколебался. — Сначала я хотел остаться подольше и провести исследование сейчас, но я нужен Делану на Каэлоре. Меня слишком долго не было. Нужно привести дела в порядок после карантина. И когда я это сделаю, вернусь в Знать. Ненадолго перед полетом в новую галактику. Исследования — вот, что вело Норда обратно в Земную Знать. Чрезмерное любопытство не оставило Норда даже спустя столько лет. Его пытливый ум ученого стремился к познанию, несмотря на возраст. А Малхиор успел помечтать, что парень решил вернуться к нему… Мечты, которые навсегда останутся лишь грезами. — И зачем ты говоришь это мне, Норд? Ты ведь явно не останешься на Фобосе. Пришел, чтобы ужалить меня побольнее? — резко спросил мужчина, поражаясь, как может быть таким грубым со своим Цветочком. — Я просто… — Эйнштейн запнулся. Он и сам не знал, чем был ведом, когда пришел сюда. Просто захотелось ввести Малхиора в курс дела, пока Мэйсон был занят организацией охраны для завтрашнего полета на Землю. Парень ведь пытался быть с Адельманном дружелюбным, выстроить партнерские отношения, раз уж их корпорации теперь союзники. Он не хотел расставаться вот так. Не хотел ставить точку, раз уж в его будущем теперь будет часто мелькать Малхиор благодаря союзу. Дружба — вот, к чему стремился Эйнштейн. Хорошее общение с человеком, к которому он раньше испытывал чувства. Отбросить воспоминания о плохом и оставить лишь хорошие. Чтобы через десяток лет он смог встретиться с Малхиор за бокалом терпкого вина и посмеяться над всей этой ситуацией. Эйнштейн недооценил привязанность Малхиора. Недооценил чувства, что ни на миг не переставали гореть все эти года. — А знаешь, забудь. Зря я сюда пришел, — смирился парень, понимая, что дружеских отношений с этим человеком он никогда не построит. Парень резко поднялся и хотел было уйти, как Малхиор остановил его, потянув за длинный рукав. — Подожди! — выпалил мужчина и откинул волосы назад. Никакой идеальной укладки. Немытые уже несколько дней волосы легко уложились за ухо. Их опущенный вид заставил парня вспомнить, что Малхиор все еще молод. Молод, но такой усталый, что кажется стариком в юном обличии. — Не уходи. Я вспылил. Прошу, останься. Давай поговорим. Эйнштейн смерил мужчину взглядом, но сел обратно. — Я хочу с тобой дружить, Мал, — в который раз предпринял попытку парень. — Ты хорошо знаешь меня, а я — тебя. Мы так долго были друг у друга, что знаем друг о друге все. Эту связь уже не разорвать. Так давай будет хорошими старыми приятелями, отпустив всю эту боль. Будем двигаться дальше. Я нашел человека, который помогает мне с этим. И, если нужно, я готов стать таким человеком для тебя. Малхиор откинул руки на спинку дивана. Опрокинув голову, он устало прикрыл глаза. Из уст начал медленно срываться слово за словом, давно позабытой, но изученной на память поэзии. — «Как тот актер, который, оробев, Теряет нить давно знакомой роли, Как тот безумец, что, впадая в гнев, В избытке сил теряет силу воли, — Так я молчу, не зная, что сказать, Не оттого, что сердце охладело. Нет, на мои уста кладет печать Моя любовь, которой нет предела. Так пусть же книга говорит с тобой. Пускай она, безмолвный мой ходатай, Идет к тебе с признаньем и мольбой И справедливой требует расплаты. Прочтешь ли ты слова любви немой? Услышишь ли глазами голос мой?» Любимый сонет Шекспира слетал с обветренным губ мужчины. Раньше он никогда не понимал, как можно стать безумцем, потерявшись в любви. Как и не понимал, что существует такое чувство, что изменяет записанный в ДНК-код человека холодность и равнодушие. Но вот он сидит перед человеком, который завладел его телом, разумом и сердцем, сделав из него безумца, готового отречься от всего, лишь бы получить всего один искренний взгляд в свою сторону. И этот человек желал с ним дружбы. Такого приземленного чувства, не стоящего рядом с силой его любви. Норд просил о единственном, чего Малхиор не мог ему дать. Никогда. — Мои слова о любви для тебя всего лишь пустышка? — спросил мужчина, подняв голову. В золотых глазах отобразилась такая боль, которую парень никогда не видел. Которую мужчина раньше тщательно скрывал за десятью замками. — Я люблю тебя, Норд Лейтнер. Любил, стоило впервые повстречать, и буду любить, пока последний вздох не сорвется с моих губ… Но для тебя это лишь слова, не так ли? — Нет, я… — Ты просишь у меня дружбы, мой Цветочек. Я лучше умру, чем стану просто другом. Взгляд Малхиора сфокусировался на удивленно расширенных зрачках парня. — Говоришь, что знаешь меня, но ты ошибаешься. Если бы знал, никогда бы не предложил дружбы. Малхиор знал, что такое дружба. Он дружил с маркизами и Игнис. Они заботились друг о друге, искренне и безвозмездно. Вот, чем была дружба. Не отягощенная какими-либо сильными чувствами. И Герцог хорошо знал, что со своим Цветочком он никогда бы не смог подружиться. Причина крайне проста и приземленная — он просто не сможет заглушить в себе любовь. А если один человек любит, а второй стремиться дружить, то что это за дружба такая односторонняя? Да и на самом ли деле Норд хотел дружить? Малхиор был не уверен. Раньше ему казалось, что у Норда все еще чувства к нему. Нет, он был уверен в этом, но с приездом телохранителя он перестал быть уверенным во всем. Потерял уверенность. Может, Норд все еще любит его. Где-то там глубоко, прятал чувства, как собственную слабость. Малхиору хотелось в это верить. Хотелось не терять надежду, но… Перед глазами Малхиора стоял образ телохранителя. Статный, красивый мужчина, зовущийся Мэйсоном Карлайлом. Норд выбрал его. Теперь все его поцелуи и касания принадлежали другому. Малхиор не мог подавить в себе эту ревность, скатывающуюся к ненависти. Он боялся, что может сделать что-то страшное, что навсегда отпугнет Норда. Боялся самого себя и того, на что способен во имя любви. — Поговори с Серафиной, — произнес Малхиор, уходя от темы о чувствах. — Завтра она летит с нами на Землю, а после останется на некоторое время там помогать Арсу. Это твой последний шанс поговорить с ней, если, конечно, хочешь. Малхиор махнул рукой и поднялся, направившись к столу. Его ожидала работа. Уж лучше она, чем и дальше мусолить тему с дружбой. Норд поднялся и несмело побрел к выходу. Не этого он ожидал от этой беседы. Не этой отрешенности и апатии, исходящей от Малхиора. Он остановился у выхода, не в силах нажать на кнопку открытия двери. Повернувшись к Малхиору, он заметил, что тот даже не смотрит в его сторону. Разглагольствовал о чувствах всего минуту назад, а сейчас даже не обращает на него внимание. — Я люблю Мэйсона, — робко произнес парень. — Знаю, — послышалось из-за стола. — Ты лишил меня свободы. Кормил ложью. — Знаю. — Убил мою семью. Наконец, мужчина поднял взгляд. Их глаза встретились. Такие апатичные золотые и полные неуверенности фиалковые. — Знаю, — в который раз произнес мужчина, не видя смысла просить прощение в сотый раз. — Я не хочу быть с тобой. «Знаю», — открыл рот, чтоб произнести Малхиор, но слова так и не сорвались с его губ. Каждым словом Норд вонзал нож все глубже и глубже в его сердце. — Но меня влечет к тебе. Мэйсон говорит, что это нормально, ведь мы были так долго вместе. — И что нам тогда делать, Цветочек? Ты любишь другого мужчину, но тебя влечет ко мне. — Не знаю… Парень вздрогнул, когда дверь перед ним открылась. Игнис зашла проведать мужа. Эйнштейн потупил взгляд и быстро ретировался с поля боя. Этот бой они с Малхиором оба проиграли. Парень стремглав побежал к Мэйсону. В объятья к человеку, с которым все просто и понятно. С которым нет неопределенности и неясного чувства, расходящегося мурашками по всему телу от одного лишь взгляда.***
На ужин Эйнштейн не спустился и Мэйсона не пустил. Он завалил мужчину на кровать, стоило им двоим оказаться за дверями спальни. Страсть овладела телом парня. Не первый раз он пытался выбить мысли о Малхиоре с помощью секса. Вот только в этот раз Мэйсон все понимал. Он окутывал его заботой, думая, что именно она и нужна парню, чтобы позабыть. Но он ошибался. Эйнштейну не нужна была нежность. Ему нужна была тяжела рука, которая бы сжала его горло, доведя до состояния, когда разум плавился вместе с телом. Эйнштейну было мало Мэйсона. В этот раз парень был жестче, чем обычно. Он истязал свое тело страстью, пытаясь самостоятельно достигнуть того обетованного чувства. У него не получалось. Он злился на самого себя за желание боли, но не мог попросить сделать ему больно. Мэйсон бы не смог. Эйнштейну хорошо помнил, как мужчина в прошлый раз отреагировал, когда парень заставил его душить. Нет, Мэйсон не мог ему этого дать и никогда не сможет. Поэтому парню осталось разобраться самому, как решить проблему. Проведя несколько часов в постели, он, наконец, утомился, пускай и не остался удовлетворенным. Он молча лежал в объятьях мужчины, не говоря ни слова. Карлайл знал, что Эйнштейн ходил к Адельманну, но не стремился расспрашивать, ведь он доверял парню. Да и сам Эйнштейн не горел желанием рассказывать что-либо. Он просто наслаждался покоем, в то же время ни на миг не переставая думать о Малхиоре. Было ли предательство, думать о другом мужчине в их постели? Эйнштейн не хотел, даже думать в таком ключе. — Мне нужно сходить к Серафине, — сказал тот, нехотя поднимаясь из кровати, когда тело высохло от пота. — Можешь ложиться без меня. — Я еще не хочу спать, — возразил Мэйсон и поцеловал голую спину парня. — Схожу с тобой в душ, а после пойду немного потренируюсь. — Секс не считается за физическую активность? — ухмыльнулся Эйнштейн и потянул за руку Мэйсона с собой в ванную. — Этого мало. — Тогда нам стоит продолжит наш марафон после моего возвращения. Быстро ополоснувшись, оба оделись и направились к выходу. Мэйсон побрел к лестнице вниз, а Эйнштейн остановился у спальни Серафины, находившейся за несколько дверей от его собственной. «Давай, ты сможешь», — пытался подбодрить он себя. В одном Малхиор был прав: ему нужно поговорить с девушкой. Сегодня утром за столом он не смог выдавить из себя даже приветствие девочке, которую однажды так любил. Да и Серафина на него даже не посмотрела. Ни разу. Словно они не больше, чем незнакомцы. Ее холодность обжигала, но одновременно так напоминала в ней Малхиора. Как Эйнштейн и предполагал, девушка выросла точной копией своего отца. Он постучал в двери и после мгновенного разрешения войти, нажал на кнопку входа и шагнул внутрь. Спальня Серафины изменилась. Больше не было той детской кроватки с золотистыми простынями и нежно-розовым балдахином. Небольшую полочку с детскими сказками заменил гигантский шкаф с книгами. В центре комнаты появился массивный деревянный стол с широкой вертикальной панелью и десятками бумагами на нем. Серафина сидела за ним. Ее белое приталенное платье сменилось на домашнее убранство. Теплая бордовая кофта делала акцент на груди девушки. Она собрала высокий хвост, открывая доступ к утонченной шее. На ее лице не было ни грамма макияжа, словно она готовилась ко сну в скором времени. Подобно отцу, она засиживалась над работой до глубоко вечера, отдавая всю себя делам семьи Адельманн. — Поздравляю с помолвкой, — произнес Норд, топчась на месте у входа. Девушка оторвалась от экрана и бумаг, бросив взгляд на ночного гостя. Легким движением руки она сняла рабочие очки и отложила те на стол. — Благодарю, — коротко ответила та и уставилась на парня. — Не думала, что ты наберешься смелости прийти ко мне. Эйнштейн сжал руки в замок за спиной. — Мал сказал, что это последняя возможность поговорить перед тем, как ты улетишь на Землю. — Мал? — фыркнула девушка. — У тебя больше нет права обращаться так к моему отцу. Эйнштейн поразился ее резкости. В его воспоминаниях сохранилась милая маленькая девчушка, от силы способная выдавить несколько слов. От той девочки мало что осталось. Перед ним сидела самодостаточная женщина. Властная и гордая наследница семьи Адельманн, к которой Эйнштейн больше не принадлежал. — Ты права, — согласился парень. — И все же я… — Ты пришел, чтобы извиниться за то, что бросил нас с братом. Папа рассказал нам, что произошло и почему ты сбежал. Так что можешь не удосуживаться объяснениями. В отличие от Арса, я на стороне папы. Ты бросил его. Бросил нас. — Мне пришлось. Я бы не смог жить с убийцей матери и брата. — Да неужели? И этих два месяца ты будто не с ним жил? Вполне прекрасно так жил. Серафина в который раз заткнула парня и тот потупил взгляд. Ему было стыдно признаться, что так и было. — Послушай, у меня еще много работы, поэтому я не хочу затягивать этот разговор надолго, — Серафина махнула рукой прямо, как делал ее отец. — Поэтому услышь меня с первого раза: ты нам не нужен. Убегай обратно к себе на Каэлор. Ты уже нашел замену папе. Живи счастливо с новым мужчиной и забудь, что когда-либо был частью этой семьи. Я желаю тебе счастья в новом месте подальше от нас. Видел в каком состоянии папа? Убирайся, пока ему не стало хуже. Потому что я не ручаюсь за то, что сделаю, чтобы защитить его от тебя. — Пожалуй, ты права. Мне не место здесь… Прости еще раз за то, как все сложилось. Я правда любил вас, как собственных детей, и искренне рад за то, какими вы выросли с Арсом. — Хах, любил? — Серафина опасно сузила глаза, до побледневших костяшек сжав металлическую ручку перед собой. — Если бы любил, то не бросил!.. Никогда не понимала эти ваши с папой отношения. Постоянно на грани. Вечные побеги. Как тебя можно любить после всего? «Да как тебя можно любить?» Эйнштейн невольно шагнул назад, вспомнив давно позабытые слова матери. Серафина не это имела в виду. Она просто не понимала, как мог ее отец все еще любить Норда после всех нервотрепок. Однако ее слова были так похожи на те, какие Изабела Лейтнер произнесла перед тем, как застрелить Эйнштейна. Так похожи... Парень почувствовал, как воздуха в комнате стало не хватать. Эйнштейн не смог выдавить из себя даже слова прощания, устремившись к выходу. Он задыхался. Чокер Мэйсона вновь начал давить. Парень упал на колени прямо возле двери Серафины и схватился за шею. Не так он представлял себе разговор с девушкой. Не таким он хотел видеть их воссоединение спустя столько лет… Мэйсон только начал тренировку на заднем дворе поместья, а Эйнштейн задыхался. Он попытался подползти к своей комнате, но упал посреди коридора, скрутившись, словно рыба, выброшенная на берег. Он пытался вдохнуть поглубже, но все было тщетно. Зажимал себе рот, заставляя собственное тело дышать носом, но не получалось. Ему нужен был человек, который поможет. Который поймет… Собрав последние силы, он дополз к дверям кабинета Герцога и слабо постучал. Через несколько мгновений мужчина открыл дверь и опустил взгляд на пол, заметив Норда. Он мгновенно осознал, что у парня еще один приступ, и потянулся к нему. Подтянув его тело к себе, он закрыл ладонью его рот. — Все хорошо, мой Цветочек, — уверял тот, заставляя Норда смотреть ему в глаза. — Успокойся и дыши носом. Просто дыши. Давай же. Малхиор дышал вместе с ним, сильно зажимая ему рот. Мужчина считал входи вслух, а Норд так естественно повиновался его приказам. Малхиор не спрашивал, что произошло. Не задавал вопросы. Просто был рядом и помогал справиться с внезапным приступом, несмотря на всю боль, которую Норд причинил ему сегодня. Медленно, но парень начал дышать носом. Резко, судорожно, а после все медленнее и глубже, пока дыхания не восстановилось. Голова кружилась. Легкие перенасытились кислородом. Он хотел поблагодарить мужчину, но потерял сознание. Погрузился в глубокий сон прямо в объятьях Малхиора под его размеренный низкий баритон. На следующее утро он проснулся в своей комнате рядом с Мэйсоном. В этот раз Малхиор не принес его в свою спальню.