Межгалактическое пространство

Эйнштейн проснулся в постели Малхиора один. Вокруг темнота, а времени на Фобосе без часов никогда нельзя было узнать точно. Без подсветки тьма космоса из-за окон страшила, но только не тех, кто привык к жизни на Фобосе. Не Эйнштейна прожившего под куполом марсианского спутника двенадцать лет. Потирая рукой сонные глаза, он потянулся к кольцу-связи и взглянул на время. Начало нового дня. Позднее утро. Парень потянулся, сладко зевнул и внимательно осмотрел спальню. Взглядом он начал искать Мэйсона, но телохранителя не присутствовало в радиусе обозрения. Мужчина, который был рядом с ним все время, пока Эйнштейн ждал пробуждения Адельманна, не оказалось в спальне. Да и самого Малхиора не было. «Он очнулся», — сделал вывод парень и задался логичным вопросом: — «Почему Мэйсон меня не разбудил?» Эйнштейн вскочил на ноги. Спальное место Малхиора было аккуратно заправлено и лишь на его половине, на которой он спал девятнадцать лет назад, виднелись скомканная простынь. Их с Мэйсоном уютного гнезда из пледов возле кровати также не обнаружилось. Ни следа присутствия Мэйсона или Малхиора. Эйнштейн направился в ванную, чтобы умыться и привести мысли в порядок. Ванная, как и покои Малхиора не изменились с годами. Эйнштейн попытался вспомнить, где у Малхиора запасная щетка для зубов. Начал рыться в нижней полочке, да так и замер. Присмотрелся раз, второй. Протер сонные глаза, но ему не показалось. Мужчина хранил его старую щетку со съемным верхом. — Хах, да ты шутишь! Эйнштейн потянулся руками к верхней полке и обнаружил свой шампунь, гель для душа и даже чертовую пенку для бритья! Полка за полкой он начал перебирать старые, давно снятые с производства гигиенические средства, которые мужчина продолжал хранить все года их разлуки. «Его одержимость вышла на новый уровень», — пришел к заключению парень и не смог смыть с лица улыбку все время, пока чистил зубы. Умывшись своим старым средством, срок годности которого, к удивлению, еще не закончился, Эйнштейн вгляделся в зеркало на себя. Причесал волосы руками, поправил сбившийся ото сна свитер, в котором так и уснул. Закончив утренние процедуры, он направился на выход, однако его взгляд зацепился за душевую. Перед глазами мгновенно промелькнули воспоминания из их счастливой мирной жизни. Как же Эйнштейн обожал утренний секс в ванной. Он был готов отдать все, чтобы повторить такое же с Мэйсоном, но… Нет, с Мэйсоном он не почувствует того, что с Малхиором. Герцог был сонным по утрам и, о древние Боги, как же парень обожал дразнить его такого, доводя до крайности и заставляя включить его жестокую звериную натуру. Мэйсон никогда бы не смог прижать его к холодной стене, сжать руку на горле и трахнуть так, что перед глазами темнело от удовольствия. Эйнштейн никогда бы не признался самому себе, что этому его не хватает. Но если выбирать между хорошим сексом и идеальными отношениями, Эйнштейн выберет второе. Жизнь научила его, что от выбора правильно партнера зависит душевное спокойное. Он не был готов потерять его во второй раз ради мимолетного удовольствия. Покинув комнату Малхиора, парень направился вниз. В такое время завтрак уже должен был закончиться, но Эйнштейн, не видевший еду со вчерашнего обеда, ужасно проголодался. Как и ожидал, за столом не было никого. Завтрак закончился. Эйнштейн начал бродить по первому этажу, ища хоть одну живую душу в этом заполненном людьми доме, однако в поместье Адельманн было тихо. Спокойное утро. «У нас никогда не было спокойных утр», — вспоминал парень жизнь с Малхиором. — «Дети постоянно шумели. Точнее Арс, а Серафина вечно молча бегала за ним хвостиком… Боги, как же они выросли…» Парень вышел в оранжерею при поместье и обнаружил Делана с чашкой кофе. Мужчина сидел за диваном у выключенного камина и просматривал отчеты, присланные отцом из Каэлора. — Доброе утро, — произнес Эйнштейн и глаза Делана за линзами очком обратили на него внимание. Парень упал на небольшое кресло напротив и закинул ноги на мягкий подлокотник. — Я уже думал, ты не вылезешь из постели. — Мэйсон не разбудил меня, — наигранно обиженно надулся парень и усмехнулся. В животе заурчало и он решил, что как только найдет Мэйсона или Малхиора сразу пойдет подкрепиться. — Кстати, где Мэйсон? — На тренировке, — ответил мужчина и отложил планшет на диван, взяв теплую чашку эспрессо в ладони. — А Малхиор? — С утра был с ним, а после улетел по делам, прихватив с собой Ала. У них встреча на Земле с предводителями среднего класса. Теми, что с митингов. Ал хочет успокоить их лично. Прошло несколько дней с того случая на публичном выступлении Алвина. Народ требовал объяснений и Герцог решил предоставить им их, записав небольшое обращение с Алом, а после этого еще и поговорив с предводителями лично. Теперь юноше не нужно было носить маску. Народ принял его аристократическое прошлое и осталось лишь убедить недоверчивых предводителей, что он правда на их стороне. Всегда был и будет. Делан ни разу не сомневался, что Алвину удастся. Ведь это был его Ал. Однажды победив смертельную болезнь и Совет, он сможет справиться с кучкой бывших митингеров, которых знал столько лет. Мужчина довольно ухмыльнулся себе под нос, а Эйнштейн откинул голову назад, озадаченный услышанным. — Понятно… — протянул тот и резко поднял голову вверх. — Погоди-погоди, с кем-то это был Малхиор с утра?! — С Мэйсоном, — пожалел плечами мужчина и сделал глоток эспрессо. — Вместе?! — Они пришли на завтрак вдвоем, а после разошлись. Может, встретились по дороге? Мне-то откуда знать. Я не слежу за твоими парнями, — усмехнулся Делан, но Эйнштейн пропустил его издевку мимо ушей. «Наверняка встретились по дороге», — нервно усмехнулся парень, которому даже в мысль не могло прийти, что эти двое могут находится в одной комнате вместе. Слишком неловко, зная подоплеку. Малхиор, пытающийся вернуть расположение, и Мэйсон. Просто Мэйсон. Эйнштейну было сложно представить их вдвоем, зная отношения Адельманна к телохранителю. Исключительно негативное из-за хорошей порции ревности. — Тогда пойду к Мэйсону. Эйнштейн кивнул Делану и поднялся, как бы ему не хотелось еще немного полежать в полном спокойствии, разговаривая с другом. Давно они так не сидели с Деланом, позабыв в разговорах о работе. Эйнштейн уже и успел заскучать по другу. Как никак, а они провели рука об руку шестнадцать лет. Куда больше, чем парень был с Герцогом и кем-либо. Конечно, если не брать Мэйсона в расчет. — Погоди, — остановил того мужчина, отставляя на низкий стеклянный стол пустую чашку. — Из-за ранения Герцога мы отложили полет домой, но пора возвращаться. Нас ждут дела. — И когда мы отлетаем? — Предварительно через день. Как бы Делану не хотелось остаться с Алвином подольше перед долгой разлукой, он не мог оставлять надолго уязвленную после карантина корпорацию. К тому же сам обратный путь займет две недели. Мужчине не хотелось терять время. Чем быстрее он вернется на Каэлор, тем быстрее начнется производство кораблей. Тем быстрее он осуществит свою мечту. Тем быстрее вернется из другой галактики. Тем быстрее вновь окажется вместе с Алвином. — Послезавтра так послезавтра. Эйнштейн еще раз кивнул и направился на выход из оранжереи на задний двор, подсчитывая в уме время, что осталось на Фобосе. Больше двух месяцев он пробыл в Земной Знати, каждый день ненавидя эту корпорацию всей душей. Однако после прилета Мэйсона все изменилось. Ему стало спокойнее на душе. Парень немного приспустил уровень ненависти и даже как-то свыкся с местной обстановкой. Он был бы совсем слепым, если бы не заметил, что Земная Знать медленно, но постепенно меняется. Митинги произвели эффект вместе с приходом к власти Герцога. Привели эту старую застоявшуюся корпорацию в движение. Может когда-то лет через сто, если Эйнштейн все еще будет жив, он вернется на родину, чтобы посмотреть на то, во что она превратилась. Будет ли она похожа на корпорацию Эндвейт? Или сохранит историческую традиционную составляющую? Парню хотелось заглянуть на миг в будущее, но… Земная Знать была Земной Знатью. Какой бы эффект не произвели на нее митингеры и Адельманн, Эйнштейн хорошо знал аристократов. Слишком хорошо, чтобы предвидеть: рано или поздно прежний устрой дел вернется. Сколько не искореняй систему, нажива, жадность к деньгам и власти возьмет верх над аристократами и они вновь повергнут корпорацию во мрак и отсталость. Он правда хотел верить, что Малхиор и Алвин смогут что-то изменить, однако… Мир жесток и еще более жестокие люди. Их пороки приводят лишь к одному — истреблению человеческой расы. Так было в Последнюю войну, когда Землю едва ли не уничтожили тысячи ядерных бомб. Так было во время Войн за систему, в которой умерло рекордное количество людей за всю историю войн человечества. Так будет и в будущем. И Эйнштейн знал лишь один способ отстрочить неизбежное вымирание — прогресс. Стремление к новым землям. Заселения новых галактик. Если благодаря их с Деланом труду, человечество сможет прожить на несколько тысячелетий больше, Эйнштейн с радостью внесет свою лепту. Выйдя из оранжереи на задний двор, парень мгновенно заметил Мэйсона. Его футболка была аккуратно сложена на пороге дома, где стояла еще и небольшая бутылочка с водой, а также спортивная сумка с инвентарем для упражнений. Эйнштейн присел возле нее, наблюдая за тем, как мощное тело мужчины выгибается. Как напрягаются мышцы пресса и таза каждый раз, когда Мэйсон поднимается и вновь опускается на пол в упор лежа. Ох, как же Мэйсон Карлайл был прекрасен. Идеальный мужчина. Все то, что нужно было для искалеченного жизнью Эйнштейна. Гора мышц и мягкий характер. Нежный секс и искренность в отношениях. Не то, что с Малхиором. Совсем не так… Мэйсон закончил тренировку и поднялся. Рукой он вытер пот с лба и посмотрел в сторону полотенца, спрятанного в его сумке. Там же вдали он обнаружил Эйнштейна. Их глаза встретились и мужчина подарил Эйнштейну ласковую улыбку. Как же парень любил эту улыбку. Теплую и искреннюю, от которой у мужчины появлялись едва ли заметные ямочки на щеках. — Искал меня? — догадался Мэйсон, присев рядом с парнем на холодный металлический выступ порога. — И рад, что нашел. Такой вид с утра… Ты балуешь меня, Мэйсон. Мужчина неловко улыбнулся и отвел взгляд. Смутился. — Почему ты не разбудил меня утром? И когда Малхиор очнулся? Карлайл ответил не сразу. Он потянулся к сумке и вытянул оттуда полотенце, а также небольшую коробочку. Протянул ту Эйнштейн, который с неподдельным любопытством ее взял. — Десерт с завтрака. Не знаю, любишь ли ты такое, но мне кажется, тебе понравится. Подумал прихватить с собой, если ты опять пропустишь завтрак. Мужчина начал вытирать вспотевшее тело, украдкой поглядывая на то, как Эйнштейн медленно открывает коробочку и с неподдельным восторгом смотрит на еду. Как Мэйсон и думал, Эйнштейн не поел с утра, но к ближе к обеду проголодался. Наблюдая за довольной улыбкой, Мэйсон не мог нарадоваться. После того, как узнал об истинной личности парня, Карлайл боялся, что все его подарки и жесты внимания будут восприняты жалкими. Эйнштейн, выросший в высшем обществе, наверняка привык к дорогим подаркам и драгоценностям. Вдали от Каэлора, Мэйсон мог предложить ему лишь дешевый чокер из системы принтинга и вот такие десерты. Иногда он ловил себя на мысли, что Эйнштейну этого будет мало, но лицезрея искреннюю радость на лице парня, напрочь выбрасывал эти мысли из головы. Эйнштейну никогда не нужны были драгоценности. Достаточно было вот такого простого и банального внимания, которого Мэйсон давал ему сполна. — Обожаю тебя! — вскрикнул парень и быстро поцеловал мужчину в щеку перед тем, как налететь на еду. Мэйсон спрятал влажное полотенце в сумку и развернулся к Эйнштейну. — Адельманн проснулся вчера поздно ночью. Он решил, что тебе не помешает выспаться и я был полностью согласен. Ты слишком устал, приглядывая за ним эти дни. — Прости… — Эйнштейн отвел взгляд вдаль на небольшую аллею впереди. — Как только он вернется домой и я смогу убедиться, что с ним все хорошо, больше я с ним даже не заговорю. Честно. Это последний раз. — Эйнштейн, я не останавливаю тебя от общения с ним. Если тебе нужно, я вовсе не против. — Ты не ревнуешь? — Я приму любой твой выбор и дело тут не в моих чувствах. Парень резко развернулся, вскочил на ноги и умостился Мэйсону на колени. Их лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга. — Я потный… Карлайл немного отодвинулся, но Эйнштейн ухватился ладонями за его щеки, не позволяя уйти. — Эй, Мэйсон, ты знаешь, что такое отношения? Это первоочередное удовлетворение потребностей друг друга. Ты справляешься с этим отлично, а я даже не могу для тебя ничего сделать! Почему ты считаешь, что дело не в твоих чувствах? Я общаюсь со своим бывшим и не хочу причинять тебе этим боль! Сейчас я пытаясь говорить открыто и не повторять ошибки прошлого, как было с Малом. Я хочу разговаривать обо всем с тобой, строить нормальные здоровые отношения без лжи и утаек. Поэтому, прошу, не считай, что твои чувства не важны. Они важны для меня! Мэйсон долго смотрел в фиолетовые глаза, каждый раз поражаясь, как они могут быть такого невероятно потрясающего цвета. Эйнштейн всегда выражал все, что думает словами, но Мэйсон подмечал искренность его слов в глазах. Каждый раз, когда Эйнштейн прищуривался или широко открывал их, он выдавал себя с головой для Карлайла, который замечал каждую смену черт на его лице. И сейчас Эйнштейн был искренен. Чувства мужчины для него крайне важны, а вот для самого Мэйсона… Что ж, в военной академии их годами учили подавлять в себе их. Он привык показывать минимум из того, что чувствует на самом деле, хотя ощущал он многое. Даже сейчас, просто находясь рядом с Эйнштейном, его разрывала симпатия, нежность, ласка, доброта — словно мягкое прикосновение, напоминающей об уникальной, только создавшейся связи между ними. Однако ревность? Нет, к удивлению, он ее не чувствовал. Может раньше, на закорках сознания, но не после вчерашней услышанной от Герцога истории. Адельманн также настрадался и его нездоровая привязанность к Эйнштейну оказалась вполне оправданной. Теперь Мэйсон это знал и понимал, что и сам парень таким же невероятным образом привязан к Герцогу. Их соединяет больше чем бывшая любовь, прошлое и семейные узы, созданные здесь на Фобосе. Их соединяет одержимость только разных сортов. Когда Герцог хочет возвратить былые чувства, Эйнштейн отчаянно нуждается в том, чтобы Герцог просто был. Существовал где-то во Вселенной и он знал об этом. Это дарило ему долю того покоя, который он так полюбил в Мэйсоне. — Сейчас я правда не ревную, — признался Мэйсон и сжал руку парня у себя на щеке. — Вчера мы немного поговорили с Адельманном… — Вы говорили? — русые брови парня взлетели кверху. — Он поведал мне кое-что… И знаешь, наверное, я проникся. Точнее, я понял его. Это ни разу не оправдывает ту боль, которую он причинил тебе, и все же… Мэйсон улыбнулся и оставил короткий поцелуй на губах парня. — Я доверяю тебе. Если тебе нужно убедиться лично, что с ним все хорошо, убедись. Если что-то пойдет не так, я всегда буду рядом. Сердце Эйнштейна на мгновение болезненно сжалось, а после быстро застучало. Слишком быстро, чтобы связать хотя бы пару слов. Его ладони медленно соскользнули на шею мужчине, а тело стремительно приблизился к нему. Он умел выражать любовь так, как его научил Малхиор — страстно, отчаянно и жарко. Губы Эйнштейна впились в пухлые Мэйсона и начали истерзать те в диком поцелуе. Под сильным напором парня, Мэйсон завалился спиной на металлическую поверхность и они оба рассмеялись. Да, в этом было их счастье. Такое простое и такое обычное. — В душ, — задыхаясь, скомандовал Эйнштейн. Он с неохотой слез с Мэйсона и прикрыл длинным свитером свое возбуждение. По-джентельменски протянул мужчине руку и потянул наверх. — В душ, — улыбнулся Мэйсон и поцеловал парня в макушку, прекрасно понимая, что одним лишь душем они не обойдутся. Они быстро направились в дом, позабыв о сумке с инвентарем и небольшой коробочке с десертом, оставшихся на пороге дома. Эйнштейн стремился осуществить свою утреннюю фантазию с сексом в душе. Она не будет похожа на ту, которую он представлял вместе с Малхиором и все же будет не менее приятной. Ведь пускай с Мэйсоном его обуздает страсть иного вида, Эйнштейну будет во много раз спокойнее с человеком, который ставил его комфорт и удовольствие на первое место. Ведь только Мэйсону он мог доверять, тогда как доверие к Малхиору было навечно утрачено.

***

За переговорным столом было напряженно. Ал пришел на экстренное собрание без маски. Предводители восстаний со всех уголков Солнечной системы собрались за одним столом и, вылупив глаза, глазели на юношу, все еще не в силах сопоставить его образ с тем Алом, с кем они имели дело больше трех лет. Двадцатиоднолетний ребенок, всего лишь мальчишка, сидел рядом с Малхиором Адельманном во главе стола. Это первое собрание на памяти каждого, на котором присутствовали все предводители, включая самого Ала, всегда связывавшегося с ними по отдаленной связи. Присутствие новоиспеченного Главы Земной Знати лишь прибавляло неловкости. Аристократ среди простолюдин. Если вернее, два аристократа, ведь теперь Ал открыл свою личность, которую предводители не могли принять также просто, как и их народ. Герцог начал разговор с вопроса первостепенной важности — сорванного выступления Ала. Не вдаваясь в подробности о собственной травме, мужчина поведал, кто организовал хаос и что именно он был целью. Свергнутая власть пыталась вернуться. Предводители были очень недовольны, но успокоились, как только Герцог заверил, что большего такого не повториться. — Камал Кондор больше не сможет предпринять подобного. С помощью маркизов Давентри и фон Фабер мы нейтрализовали его главных союзников. — И кто же были его союзники?! — с напором спросил один из предводителей. Рыжеволосый мужчина с выразительным носом, говорящий за восставших среднекласовцов из Венеры. — Не те же аристократы, которые, как вы уверяли три года назад, не посмеют пойти против вас?! Адельманн собирался ответить, но Алвин опередил его. — Это был мой отец, — уверенно произнес тот и за столом пронесся шепот. — Седрик Греммер всегда был приверженцем старой власти. Я понимаю, что сейчас вы смотрите на меня и видите его олицетворение, но, клянусь, отец был таким же врагом мне, как и вам. Юноша рассказал, почему связывался с предводителями только по засекреченной связи после митингов. Рассказал о том, как его посадили под домашний арест и, как Герцог помогал ему в это время выходить на связь с остальными предводителями, чтобы поднятая ими волна недовольства не утихла. Рассказал и о том, как Греммер был приверженцем старой власти даже после возведения Малхиора Адельманна во Главу Знати. Рассказал, что никто и предположить не мог, что обанкротившийся Седрик представляет какую-либо опасность. Без утайки юноша поведал давним приятелям как, обстоят дела. Он не затронул лишь личную составляющую и его отношения с отцом, ведь не хотел вызывать к себе жалость. Они должны видеть в нем того сильного и решительного Ала, а не мальчишку с детской травмой и сложными взаимоотношениями с родителями. — Как и сказал мой Герцог, угроза истреблена. Больше такого не повторится. — Как ты можешь быть в этом уверен? — задала вопрос женщина — одна из предводительниц на земного города. — Герцог лишил моего отца титула и выслал из Земной Знати. Больше он не аристократ. У него нет прежней власти и денег. Он никогда не ступит на земли нашей корпорации. — А ты сам, Ал? Кем теперь будешь ты, раз твоего отца и, как мы понимаем, всех его детей лишили титула? — спросил еще один предводитель из Земли. Юноша был знаком с ним достаточно близко еще со времен митингов. Они вместе организовывали их в Зентарии. — Я стану бароном, но никогда не заведу детей. На мне род Греммеров окончиться и после моей смерти титул не перейдет никому, — серьезно ответил юноша и его ответ удовлетворил любопытство большинства. — К тому же… Юноша запнулся и улыбнулся. Обвел толпу взглядом и остановил его на Герцоге. Мужчина кивнул, давая разрешения на то, что Алвин собирался сказать. — Я улечу в корпорацию Эндвейт, когда помогу вам и как только буду уверен, что больше не понадоблюсь. — Зачем? — рыжеволосый озвучил вопрос, который хотел задать каждый за столом. — Я помолвлен с Деланом Эндвейтом. За столом запала тишина и глаза каждого полезли на лоб еще больше, чем прежде. Никто не ожидал такого поворота событий, ведь это был их Ал. Ал, который всегда был с ним. Пускай сейчас они и видели в нем аристократа, юноша был одним из них. — Мы с Деланом не объявляли наш союз официально пока что. Заверяю вас, это ни в коем случае не политический брак, хотя он и дает нашей корпорации много возможностей. — Но ведь эндвейтцы ненавидят нас! — выкрикнул кто-то из толпы и многие шепотом согласились. — Именно поэтому я хочу, чтобы то, что я сейчас вам рассказал, осталось в секрете. По крайней мере на некоторое время. Отец Делана вместе с Советом Эндвейт медленно подготавливают людей их корпорации к принятию меня… Но это не так важно для вас, как-то, что предлагает Делан для нашей корпорации. Прекрасная возможность, которую, как я считаю, мы не имеем права упустить. Дальнейший разговор вел Герцог. Мужчина поведал о предложении Главы Эндвейт с новыми галактиками и расширением Знати, которая станет центром южных корпораций. Было много вопросов и много споров. Предводители разделились на два табора. Одни были согласны с предложением Эндвейта, а вторые неустанно напоминали, что Эндвейты — предатели Знати. Алвин рассказал, что предательство Эндвейтов это пропаганда предыдущей власти, что Эндвейты всегда стояли за свержение системы и построили корпорацию по подобию той, которой могла стать Земная Знать, если бы система не победила в своей время. Недовольные остались, но они были в меньшинстве. После трех столетий внушения о предательстве Эндвейтов сложно поверить в правду. Однако решение было давным-давно принято, ведь Герцог уже подписал договор с Эндвейтом сегодня утром. Курс на будущее определен. За обсуждением деталей время пролетело незаметно. На Земле близилось вечернее время и было решено встретиться через месяц, когда ситуация станет более ясной. Адельманн с юношей направились на «Орлан-8». Полет на Фобос не должен был занять долго времени, поэтому Малхиор предложил отдохнуть в большой зале за чашкой чая. Конечно же, Алвин попросил какао. Даже он не мог выдерживать всех предводителей несколько часов без перерывов. Юноша чертовски устал и не понимал, как Герцог может до сих пор показывать вид бодряка. В особенности если знать, что нога после ранения у него все еще болела при ходьбе. — Ты хорошо справился, — похвалил мужчина парня, сжав пальцы на пульсирующем бедре. Доктора обещали, что боль пройдет через два дня, но Малхиор никогда не доверял этим докторишкам. — Большинство приняло твой брак с Эндвейтом и наше предложение. Хорошее начало. — Но есть и те, кто против. — Они всегда будет, Ал. Это твоя жизнь и лишь тебе решать с кем, быть и где жить. Алвин несмело улыбнулся краем губ. Когда летел на Землю, он знал, что не все примут их с Деланом союз, но ожидание все же было. После встречи остался неприятный осадок, который хотелось смыть душем и присутствием Эндвейта. — Делан успел вам сообщить дату вылета? — Не успел. Ты так разговорился с Наоми, что было слышно только вас. Я с Эндвейтом и слова сказать не могли. Юноша смутился. Наоми начала расспрашивать о рабской системе в корпорации Эндвейт и Алвин поведал ей о встрече с рабом в Эноре. Супруга Адельманна была так настойчива, а Алвин так давно не приседал никому на уши, что они проговорили весь завтрак. Если бы не Эндвейт постоянно запихивающий в тарелку Алвина еду, юноша совершенно позабыл бы о завтраке. — Они улетают послезавтра. Жаль, что не могут остаться хотя бы на несколько дней дольше… Алвин потупил взгляд в высокую пенку из сливок, присыпанную шоколадной стружкой. Ему не хотелось, чтобы Делан улетал, но так было нужно. Они десятки раз обговаривали их разлуку, но теперь, когда она так близка, Алвин страшился, что все изменится за время расставания. Что Эндвейт передумает насчет брака, вновь поменяется, или, что еще хуже, найдет кого-то более подходящего на роль старшего супруга. Алвин очень страшился этого, ведь тогда он потеряет свой единственный во всей Вселенной дом. Поэтому он решил наслаждаться отведенным им временем. Не считая сегодняшней ночи, у них есть еще целый завтрашний день и юноша не упустит ни момента. — Значит, есть всего день… — вторил Герцог мыслям юноши. Всего день для Алвина, чтобы насладиться присутствием любимого человека. Всего день для Малхиора, чтобы сделать то, чего он так и не сумел за два месяца — вернуть Норда. «Я думал, что у меня больше времени, но, как всегда, когда дело касается Норда, облажался», — усмехался над собой мужчина. Судьба подарила ему прекрасный шанс, который он ждал целых девятнадцать лет, и вот как все закончилось. Норд вернется в свой новый дом. К новому любимому. В свою лучшую жизнь. А Малхиор… Как исполнит данное Эндвейту обещание, он уйдет на долгожданный покой. Одинокий и мрачный. Однако у него есть еще день. Целый день, за которой он сделает все, на что не решался два месяца. Алвин заметил унылое состояние мужчины и больше не пытался его разговорить. В тишине они долетели до погруженного в сон Фобоса. Алвин побежал в свою спальню к Делану, а Малхиор медленно сошел с «Орлана-8» и решил прогуляться до того, как возвращаться домой. Раньше он любил гулять по оранжерее и саду за руку с Нордом. Парень все время болтал о всем, что могло прийти на ум, а Малхиор молча слушал, наслаждаясь его присутствием. Из-за загруженностью работой, такие прогулки происходили редко, но Малхиор ценил каждый момент проведенный вместе. После того, как Норд ушел, мужчина ни разу не прогуливался. Воспоминания слишком резали его по живому и несколько первых лет он не мог переступить порог оранжереи. Спустя года боль не изменилась. Приелась и стала привычной. Словно неотъемлемая часть его естества. Мужчина вошел в оранжерею. Сотни огоньков мгновенно засветились, освещая его путь. Ноги повели его к привычному месту, где они каждый раз останавливались вместе с Нордом. К клумбе с фиалками. Он присел у них и коснулся бархатистых лепестков цвета глаз парня. Воспоминания медленно возвратили его к первому разу, когда он привел Норда в это место. — «На свете нет такого волокна, Которым не гордилась бы она, Как не отыщешь и такой основы, Где не было бы ничего дурного. К примеру, этого цветка сосуды: Одно в них хорошо, другое худо. В его цветах — целебный аромат, А в листьях и корнях — сильнейший яд.» — Это равновесие, к которому стремиться вселенский закон, но люди постоянно его нарушают. Я не говорю, что поддерживаю это. Была бы моя власть, я бы, как и любой человек, желал достигнуть чего-то выходящего за рамки сил и возможностей. Однако чтобы чего-то достигнуть, нужно что-то потерять. Боюсь, я страшусь услышать цену за собственную жадность. — А ты жадный человек? — Пытаюсь им не быть, но зачастую моя жадность порождена тем, с чем я не могу совладать. — Неужели у великого Герцога Адельманна есть слабости? — Как и у всех, Норд. В конце концов, я обычный человек. И вот Малхиор поплатился за свою жадность. В который раз он ловил себя на мысли, что отец был прав: любовь делает слабее, если ее потерять. Великий Герцог ослаб. Он уже не мог справлять с прежними обязательствами так просто, как раньше. Ему требовалось много усилий, чтобы каждое утро даже подняться с кровати, не говоря уже о работе и новых обязательствах Главы корпорации. Потеря Норда превратила его в слабака. «Еще несколько лет, Малхиор. Дай детям время освоиться с новыми заботами», — каждый раз напоминал себе мужчина. Еще не время для ухода. Он должен продержаться, выдержать ради Арса и Серафины. Мужчина тяжело вздохнул и неспешно направился к выходу. Еще несколько лет. Еще один день. Как много Малхиор давал себе установок. Близилось время, когда он не выдержит. Он занял пост Главы Адельманн слишком рано. Пятьдесят пять лет постоянного стресса и забота, из которых лишь двенадцать с Нордом были сносными. Малхиор устал. Не только морально, но уже и физически тяжело. И боль от пулевого ранения, которая должна была пройти через день после операции, тому подтверждения. Покинув оранжерею, свет в ней автоматически погас, оставив лишь тусклый красный свет, дарящий растениям тепло и минимальное количество нужного освещения. Мужчина вышел на аллею по направлению к поместью. Странные деревья сменялись один за другим, а дом впереди лишь приближался. Место, где был его Норд. Он должен был бы побежать внутрь, найти его и умолять вернуться к нему, но… как же он устал. Хотелось просто сесть прямо под деревом и всю ночь пялиться на звезды, ни о чем не думая. Однако такую слабость он не мог себе позволить. Приближаясь к дому, мужчина услышал два женских голоса. Впереди показалась небольшая беседка в искусственном гроте — место, которое облюбовали Арс и Серафина для ночных посиделок. Однако Арса на Фобосе не было. Парень улетел на Землю вместе с отцом и не вернулся назад. Залечивает раны от неразделенной любви на расстоянии. Пытается прийти в себя, с головой погрузившись в работу. — Папа, — махнула рукой Серафина и приветственно улыбнулась отцу. Рядом с девушкой сидела Игнис. Они пили собственноручно заваренный фирменный чай старшей супруги. — Хорошо себя чувствуешь? — с волнением спросила Игнис у мужа, когда тот медленно подошел к ним. Мужчина коротко кивнул. Признаться, что ему больно? Нет, он никогда не озвучит этих слов перед теми, кто ему дорог. Но Игнис и не нужны были слова. Она все видела по плотно сжатым губам и осторожным шагам. Всегда видела. Его дражайшая подруга, которой Малхиор был много чем обязан. — Не спится? — задал вопрос мужчина и осторожно присел возле дочери, хватаясь за ногу. — Я вытянула ее из комнаты. Она слишком много работает и мало отдыхает. Интересно, в кого она такая? Игнис пропустила смешок и хитро прищурила карие глаза. — Надеюсь ее будущая супруга позаботиться о том, чтобы она не перерабатывала, — мотнул головой Малхиор и поцеловал дочку в щеку вместо приветствия. Серафина отвела взгляд, пытаясь не выдать смущения. Отец редко нежничал. Особенно с ней — наследницей. — Из-за всего этого переполоха нам так и не удалось поговорить. Что ты сказала Норду? Малхиор не мог забыть, как нашел парня у своей двери после того, как посоветовал поговорить с девушкой. Как Норд тянулся к нему. Как прижимался, пытаясь найти успокоение… — То, что думала, — резко ответила Серафина и скрестила руки перед собой. Упоминания о Норде раздражали ее. Раньше Норд был темой табу в их семьей, но с возвращением парня все изменилось. Все супруги только и говорили о нем. — Что ему лучше улететь побыстрее. Так будет лучше для всех нас и в первую очередь для тебя, пап. — Тебе не стоило ему это говорить. Он до сих пор видит в тебе его маленькую девочку. Думаешь, мне или Игнис, как твоим родителям, было бы приятно скажи ты нам проваливать? — Но вы-то меня не бросали, в отличие от него. И дело не только во мне. Он кинул нас всех. Или ты забыл, как нам было тяжело после его ухода? Наш привычный мир посыпался. Ох, кому же, как не Малхиору, помнить об этом? Для него он все еще сыпется. Медленно, постепенно разрушается стойкий фундамент под ногами, пока однажды ничего не останется. Слова Серафины имели вес в каком-то смысле. Привычный уют дома Адельманн разрушился, как только не стало того, кто объединял их всех. Остальные супруги стойко пережили потерю, а вот Арс и Серфина — нет. Они были детьми. Уязвимыми, слабыми, ищущими поддержку и любовь в человеке, который их покинул. Норд был их родителем, как бы Серафина не отрицала данный факт. Воспитывал их двенадцать лет. Поддерживал, растил и любил, хотя не был обязан. Благодаря ему эти дети получили больше родительской любви, чем Малхиор когда-либо. Больше, чем большинство детей аристократов. И один неверный поступок не мог перечеркнуть этого вложения. Так считал Малхиор. Мнение Серафины было совершенно иным. — Серафина, я устал объяснять тебе, что был сам виноват в его уходе. Мужчина потер переносицу и ссохшиеся от усталости глаза. — Твой отец прав, малышка, — согласилась со сказанным Игнис. — Мы все виноваты, на самом-то деле, потому что поддержали ложь. Нужно было найти иной способ, но мы поступили глупо. Теперь же каждый расплачивается за свои грехи, но ты и Арс не должны. Ко всем нам Норд относиться враждебно, но не к вам. Вы его дети, хочешь ты того или нет. Он растил вас, хотя никто не просил его нянчиться с вами, читать сказки на ночь и укладывать спать. Что бы ты не сказала ему, стоит извиниться. — Не буду. Я сказала то, что думаю на самом деле. — Серафина… — Малхиор вздохнул. Он даже не знал в кого его дочь была такой упертой. — Если я попрошу тебя, ты хотя бы поговоришь с ним? Он ведь правда нас покинет через день. И в этот раз я сомневаюсь, что когда-либо вернется. — Неужели ты хочешь оставить между вами такую пропасть? — поддержала мужа Игнис и сузила хитрые глаза. — Все, чего я желаю, это счастья нашей семьи, — уклонилась от ответа девушка и скосила золотые глаза на отца. Такого уставшего, не в силах держать маску хладнокровности и непоколебимости перед ними. — Но если твое счастья это он, то я поговорю с ним. Однако я не собираюсь извиняться за то, что думаю на самом деле. Хочешь, чтобы он вернулся? Хорошо, я внесу свою лепту, но наши с ним отношения никогда не станут прежними. Никогда. — Этого достаточно. Они еще недолго посидели в беседке, пока заваренный чай не закончился, и втроем направились в поместье. Все разошлись по комнатам и лишь Малхиор не был в силах войти в свою. Он стоял прямо перед порогом, но его взгляд прикован не к своим дверям, а Норда. Из комнаты доносился его приглушенный смех. Парень был с телохранителем. «Не сегодня. Завтра», — решил Малхиор, придушив в себе желание пойти к парню и поговорить прямо сейчас. Их время вместе стремительно подходило к концу.