Бесценный дар

Визиты Чжучжи-лана как-то незаметно участились, но Шэнь Цинцю совершенно не обратил на это внимание. Он всё никак не мог собраться с силами, чтобы нормально поговорить хоть с кем-нибудь на пике, при этом при любой встрече неизбежно вспоминался неприятный эпизод, и хоть никто об этом не говорил, призрак того дня незримо омрачал сердца тех, кто пытался вновь приблизиться к Цинцю. Сам Цинцю старательно делал вид, что уже пережил это, но на самом деле лишь хоронил всё в себе, не сознавая, что для всех это очевидно. С Чжучжи-ланом было проще. Возможно потому, что Чжучжи-лан просто “радовался жизни”. Цзюньшан и мастер Шэнь живы-здоровы, а чего ещё он мог желать? Что до морального состояния, кажется, он был твёрдо уверен, что Шэнь Цинцю справится с этим. Чжучжи-лан не испытывал той жалости, которая заставляла других адептов стараться подбирать слова, чтобы не напоминать о том самом, но именно от этих попыток память Цинцю вновь и вновь возвращала его в прошлое. Пока все носились с Цинцю как с писаной торбой, он не относился к нему, как к жертве, тем самым постоянно напоминая самому пострадавшему о том, что он пострадал. Пожалуй, разве что ещё Лю Цингэ не был этим грешен; но с ним была другая проблема - он слишком давил на Цинцю. Для Лю Цингэ было два варианта - либо мы говорим об этом сейчас же, либо двигаемся дальше. Но Цинцю не был готов ни к одному из них. Цинцю нравилось и то, что они могли вести непринуждённые разговоры о сторонних вещах. Другие адепты не решались - им казалось, что Цинцю сейчас не до этого, но именно этого и хотелось Цинцю. Он с нескрываемым удовольствием слушал какие-то стихи, которые Чжучжи-лан вычитал, доставая книги для Тяньлан-цзюня(оказывается, Цзюньшан снова вернулся к своему хобби), жалобы на то, что какой-то юный адепт в очередной раз ночью испугался его горящих глаз и принял за врага, рассуждения о жизни и вообще. Чжучжи-лан был тем, кто не говорил о том, что надо двигаться дальше, но действительно делал это. Вообще-то в жизни Чжучжи-лана было не настолько много интересностей, чтобы помногу о них болтать, но Шэнь Цинцю всегда столь охотно поддерживал беседу, что ему удавалось разговорить демона. То, что Цинцю столько отмалчивался, вовсе не означало, что он не хотел ни с кем говорить. Время их разговоров тоже становилось всё дольше. Иногда Чжучжи-лан приносил “подарки”. Обычно это были новые книги; один раз же Чжучжи-лан принёс кое-что особенное. Веер с необычной росписью, который в какой-то момент заменил старый веер Цинцю. На самом деле это была довольно забавная история. -Я увидел его, когда покупал книги, и подумал о вас. Цвет…подходит глазам мастера Шэня. Демон смущенно опустил глаза и протянул подарок Цинцю, который тот с благодарностью принял. Перенимая веер, он случайно коснулся пальцами руки демона, и тот вздрогнул, но Цинцю подумал, что это лишь от неожиданности. Раскрыв веер, он не сдержал улыбки. -Сичжи-лан, да ведь и мне он будет напоминать о тебе. На веере красовалось изображение дракона, вот только уж очень напоминающего змею. -О! Этот ничтожный демон совсем не думал…Простите, мастер Шэнь…-засуетился раскрасневшийся Чжучжи-лан. Цинцю тихонько рассмеялся, и он тут же притих. Цинцю прикрыл лицо веером, но по глазам его было видно, что он улыбался, и от этого лицо демона стало ещё краснее. -Мастеру Шэню очень нравится. Спасибо, Сичжи-лан. В этот раз по возвращении Чжучжи-лана в храм Чжаохуа Тяньлан-цзюнь не мог не заметить его нервного возбуждения и необычайно приподнятого настроения, и весь вечер лишь загадочно улыбался.