Дом Дракона. Оковы

Война подобна женщине, капризной, своенравной и переменчивой. Удачное начало войны не гарантирует благоприятного её исхода, а выигранная битва не равносильна победе в войне. Об этом стоит помнить любому правителю, что обещает своему народу победу и славу. После захвата столицы, пленения двух королев, казни Отто Хайтауэра, но самое главное, страшной гибели двухлетнего Мейлора, ярость зелёных приобрела оттенки кровожадности. Больше ни Дейрон, ни, тем более, Эймонд не сдерживали своих драконов, а Ормунд Хайтауэр учинил жестокую расправу над жителями Горького моста. Но одной ярости для победы, как это часто бывает, оказалось недостаточно. Войско лорда Старка и Леди Аррен, возросшее и укрепившееся, разгромило поредевшие ряды армии леди Клариссы Талли. В последнем бою леди Кларисса надела свои доспехи и вышла на поле брани плечом к плечу с мужем и сыновьями. Она знала, что это день их смерти. После сражения их тела обнаружились недалеко друг от друга. Семейство Талли действительно сражалось плечом к плечу. В то же время войско Ланнистеров во главе с лордом Леффордом встретилось с отрядом Эймонда, но оказалось зажатым тремя объединившимися армиями северян, под командованием Родди Разорителя. Северяне привезли с собой не только людей и их грозную силу, но и два огромных арбалета, одно копье которых способно было пробить тонкую стену. Не подозревавший ни о чем Эймонд летал на Вхагар, руша на вражеских солдат драконье пламя, когда длинное копье вонзилось ей в бок, а другое пробило крыло. Вхагар, заревев, начала вначале терять высоту, но после огромными усилиями ей удалось выровняться и улететь. Эймонд же, поняв, что оставаться тут грозило потерей дракона, вынужден был бросить западников. Эта битва, окончившаяся сокрушительным поражением зелёных и ставшая самым кровопролитным наземным сражением войны, вошла в книги истории, как Рыбья Кормежка. Верхом на раненом драконе, Эймонду чудом удалось долететь до надежных стен Харренхолла. Туда же через несколько дней вернулся и расчистивший большую часть Речных земель от чёрных Кристон Коль, дабы дать своим людям передохнуть. Но передышка эта обернулась для них длительной и изнурительной осадой. Победившие их северяне, не стали давать врагам время на зализывание ран и взяли крепость в осадное положение. Зная, что в крепости находится пусть и раненый, но живой и огнедышащий дракон, нападать они не спешили, предпочитая брать врагов измором. Вскоре болезни, голод и дезертирство начали сокращать численность защитников Харренхолла. Провизии и продуктов в замке оставалось самое большее на месяц, и единственным, кто мог прислать им войско и находился достаточно близко, чтобы успеть, был лорд Руперт Бриклэйер, в замке Перплхилл которого находилось около полуторы тысячи рыцарей. Ему было отправлено несколько воронов, но то ли они были сбиты врагами и не долетели до него, то ли лорд Руперт, присоединившийся к зеленым довольно поздно, решил сменить лагерь. Ответа на этот вопрос у Эймонда и Кристона Коля не было. Одно было ясно, как день: судьба Речных земель в одночасье сосредоточилась в руках лорда, чья фамилия никогда не играла большой роли в ходе истории. Эта тревожная весть достигла Штормового Предела примерно через две недели после того, как Анна произвела на свет ещё одного Таргариена. — Ты все еще не придумала ему имя. — По тону Кассандры невозможно было понять, было ли это вопросом или утверждением. Анна и три сестры Баратеон сидели в ее покоях и предавались праздному безделью. Марисы среди них ожидаемо не было: после случившегося Анна, отбросив маски, объявила леди Эленде, что не желает видеть ее старшую дочь поблизости. Леди Баратеон, оскорбленная до глубины души заявлением принцессы, тем не менее не посмела ей открыто перечить. Кассандра листала книгу с историей дома Таргариенов, выискивая оттуда разнообразные имена, а Анна баюкала на руках малыша, который умильно посапывал и причмокивал губами. Ребенок родился здоровым, хотя мейстер еще несколько дней причитал о том, как сложно выхаживать младенцев, рожденных раньше срока. Анна ужасно переживала из-за этого, однако чуть позже, видя ее тревогу, мейстер сжалился над ней и поведал, что у Таргариенов нередко рождаются недоношенные дети. Множество мейстеров делились своими наблюдениями об этом в своих трудах и пришли к выводу, что дети Таргариенов, особенно те, что родились намного раньше срока, нередко умирают в первые же сутки после рождения. Обычно, такие дети появляются на свет с какими-либо уродствами, будь то чешуя, как у рептилий, или сросшиеся веки, но по этим признакам мейстеры почти всегда знают, что дитя не задержится на свете. Однако если младенец рождался внешне здоровым и переживал первые несколько дней, можно было с уверенностью утверждать, что ничего дурного ждать не стоит. Мейстер объяснял это тем, что слабые дети не способны вынести бремени драконьей крови. Это немного успокоило ее. Анна с первого мгновения прониклась к своему сыну особой, безотчетной, и несколько фанатичной любовью, которая понятна каждой матери. Малыш был маленьким и хрупким, белый пушок на его голове наглядно показывал его принадлежность дому Таргариен, только глаза отливали ярко-синим, но мейстер уверял, что многое дети рождаются с таким цветом глаз, который позднее меняется. Джейхейра, которая с его рождением стала в разы жизнерадостней, сидела рядом с Анной, наблюдая за кузеном, и каждый раз, как Анна отворачивалась, норовилась ткнуть его пальчиком в щеку, чтобы тот проснулся. — Пока нет, — подтвердила Анна. — Может Эйгон? — спросила Флорис, любуясь собой в зеркале. — Еще один Эйгон? Пожалей подданных, они же окончательно запутаются! — ужаснулась Эллен, и все четверо засмеялись, а малыш на руках Анна чуть приоткрыл глазки к радости Джейхейры, правда сразу же снова заснул. — Я думала про имя Геймон, в честь Геймона Великолепного, правившего Драконьим Камнем до Завоеваний, — проговорила Анна. — Но? — проницательно спросила Кэс. — Но, имя ребенку должен выбрать отец, — закончила Анна. Кассандра неоднозначно хмыкнула, но по своему обыкновению решила оставить свои мысли при себе. Было решено не сообщать в Харренхолл о рождении принца, как и многом другом, из-за риска, что письмо может быть перехвачено. От Эймонда за все последние месяцы также не прилетел ни один ворон. Баратеоны списывали это на благоразумие принца и нежелание ставить семью в опасное положение, ведь врагам до сих пор не было известно, где скрывались Анна и Джейхейра. Только Анна знала, что причина была в ином. — А если война продлится несколько лет, твой сын так и будет ходить безымянным? — Флорис была далеко не так деликатна, как две ее старшие сестры. — Ну, тогда, так и быть, мне придется нарушить кодекс королевской семьи, а пока он не научится читать и писать, можно не торопиться, — отшутилась Анна. Ее сын все же пробудился и заворочался у нее на руках, давая понять, что не отказался бы поесть. Примерно через несколько дней после его рождения обнаружилось, что молока у Анны недостаточно, чтобы удовлетворить потребности новорожденного. Тогда Эленда Баратеон подыскала подходящую кормилицу для юного принца. Послав за кормилицей, Анна начала до тех пор баюкать сына, напевая ему колыбельную. Наблюдать за ней было довольно любопытно. Анна была наглядным примером того, как сильно материнство меняет женщину. Анна светилась изнутри, и замечали это все. Ее глаза горели ярче, когда она говорила о сыне, а когда она смотрела на его маленькое личико, неописуемая нежность озаряла ее лицо. Любой художник отдал бы душу за умение передать на холсте подобную любовь и нежность матери, держащей на руках своего ребенка. Теперь Анне начинало казаться, что она никогда и никого не любила так сильно. За этот маленький свернувшийся у нее на руках комочек она могла свернуть горы. Она разговаривала с ним, напевала ему, замечая с каким вниманием малыш прислушивался к ее голосу и временами улыбался ему, заставляя ее сердце биться чаще. Единственное, что ее расстраивало, это то, что Эймонда рядом не было. Ей хотелось, чтобы он был рядом каждый счастливый миг, чтобы видел рождение сына, как он сопел во сне, как улыбался. Не тот Эймонд, который убил ее дядю у нее на глазах, посадил ее под замок и смотрел на нее с ненавистью. Она скучала по-прежнему Эймонду, которого любила. Очевидно, грустные мысли отразились на ее лице, потому что Кэс тут же предложила всем вместе прогуляться на саду. Подумав, Анна не стала отказываться. Отдав сына (мысленно она называла его Геймоном) на попечение подоспевшей кормилицы, она отправилась переодеваться за ширмой. Через два часа девушки, весело смеясь, вместе с бегавшей вокруг них Джейхейрой, вернулись в замок, раскрасневшиеся после прогулки. Спустя долгие месяцы подавленности Анна ощущала невероятный покой и умиротворение. Ей казалось, что все обязательно наладится, что победа их не за горами. Общество жизнерадостных сестер Баратеон шло ей на пользу. К примеру, Флорис напоминала ей чем-то Хелейну, хотя та никогда не была столь легкомысленна, но, как и Флорис, относилась к жизни легко. Впервые за долгое время Анна вспоминала о Хелейне без грусти и тоски, внутри нее с каждым днем крепла надежда, что Эймонд непременно победит и защитит их всех. Ведь он не мог иначе, особенно теперь, когда у них есть сын. Девушки шумной толпой ввалились в холл. Эллен и Флорис загорелись идеей устроить в замке танцы и пригласить как можно больше молодежи. Война войной, а веселье необходимо молодым душам, без него они чахнут. Анна и Кэс, снисходительно улыбаясь двум непоседливым сестрам, переглядывались с притворной обреченностью. Хотя, говоря прямо, Анна была совсем не против танцев, она не помнила, когда последний раз танцевала. Легкая эйфория овладела ею после родов, и сопротивляться ей не было ни сил, ни желания. Когда они проходили мимо кабинета лорда Борроса, через приоткрытую дверь до них донесся его возмущенный голос. Девушки были привычны к вспышкам гнева Борроса, но слова, сказанные им, заставили Анну, а следом и остальных замереть. — Чертов Бриклэйер! Да ему повезло, что он не мой вассал! Я бы мигом ему мозги вправил! — бушевал Баратеон. Из кабинета донесся приглушенный мужской голос, чьих слов невозможно было разобрать. — Черта с два! Я уверен, что этот мерзавец просто струсил! Дочери Борроса неуверенно и пристыженно переглядывались, поглядывая на Анну, ведь было совершенно ясно, что их отец ругался на кого-то из членов ее семьи. А Анна, в первое мгновение впавшая в ступор, отмерла и, гордо вскинув подбородок, решительно толкнула дверь. Помимо Борроса в кабинете обнаружились так же Родрик, сир Остин Горвуд и еще пара лордов. Мужчины синхронно повернулись к ней. — Лорд Боррос, мне показалось, что вы говорили о ком-то из членов моей семьи, — ледяным тоном произнесла Анна. — Мне бы тоже хотелось послушать, что же вызвало ваш гнев? Несмотря на уверенный тон, ее сердце гулко стучало в груди, а ладони вспотели. Если Боррос прознал про предательство Сэмвела, ее самоуверенность ей не поможет. Тогда ей останется только все отрицать и делать это максимально правдоподобно. Родрик и Остин переглянулись. Тирелл хотел было что-то сказать, но Боррос, сидевший в своем кресле досадливо махнул рукой. — Да, пожалуйста! Садитесь! Слушать придется долго! Анна чуть презрительно и подчеркнуто неторопливо уселась в кресло. Остальные девушки прошмыгнули в комнату, воспользовавшись тем, что на них никто не обратил внимания. — Ваш муж потерпел поражение в битве у Озерного Берега, — без предисловий огорошил Боррос. — Северяне разгромили его и западное войско под командованием Ланнистеров. Дракон вашего мужа был тяжело ранен в том бою, возможно, сейчас он даже мертв. — Эймонд?.. — быстро спросила Анна, подавшись вперед. — Он жив, — ответил Боррос, и Анна облегченно выдохнула, прикрыв глаза. — Но не спешите радоваться, это ненадолго, судя по всему. — Что вы хотите сказать? Он ранен? — ее голос поднялся на несколько октав. — Нет, насколько мне известно. Однако он и Кристон Коль находятся в осаде в Харренхолле. Если осада затянется, им не останется другого выхода, кроме как сдаться или умереть с голоду. Анна испуганно выдохнула. — Ну так пошлите им войско! Она действительно не понимала, почему Баратеон до сих пор этого не сделал, как и не понимала, при чем тут Бриклэйеры. — Все не так просто, Ваше Высочество, — подал голос один из лордов. — Мы слишком далеко, и почти все рыцарское воинство Штормовых земель сражается там или тут. Ормунд Хайтауэр также далеко и занят завоеванием Простора, — добавил он, предвосхищая ее вопрос. — Что же теперь будет? Хотите сказать, во всем Вестеросе нет никого, кто может им помочь?! — вскочила Анна, гневно глядя на этих умных, ни на что не годных мужчин. — Кое-кто есть, — скривил губы Боррос, явно сдерживая себя. — Однако этот кое-кто — трусливый пес, до сих пор не откликнувшийся на их призыв. Понимание отразилось на лице Анны. — Мой дядя? — неверяще прошептала она. — Именно. Замок вашего дяди достаточно близко к Харренхоллу, и его небольшое войско до сих пор не было задействовано в битвах именно для подобного случая. Однако лорд Руперт все еще не ударил пальцем о палец, чтобы доказать, что он верен своей присяге! Анна упала обратно в кресло. Заходя сюда, она и подумать не могла, что другой ее родственник может быть причиной баратеоновского гнева. А еще ей захотелось влепить себе оплеуху за то, что пока Эймонд играл со смертью, она могла думать о глупых танцах. — Что вы можете сказать о Руперте Бриклэйере? — спросил у нее кто-то из лордов, чьего имени она не помнила. — Мог бы он совершить предательство? Вопрос застал её врасплох. Анна не видела дядю лет эдак с пятнадцати, пару раз в детстве ей довелось посещать Перплхилл с родителями, и только. Но последний раз они с дядей встречались в день похорон её родителей. Дядя Сэмвел же по одному ему известным причинам не любил бывать в родовом замке, где вырос, и за пять лет жизни с дядей они ни разу не навестили Руперта. Впрочем, тот и не приглашал. Анна напрягла память, вспоминая полноватого мужчину с густым усами и бакенбардами, много и добродушно улыбавшегося. Что там говорил о нем дядя Сэмвел? Как-то он сказал жене, что нерешительность Руперта граничит с трусливостью, и что стены Перплхилла ещё не видели столь слабохарактерного хозяина. Сэмвел мало уважал старшего брата. С другой стороны, он вообще мало кого уважал. — Дядя скорее медлителен на принятие решений, — осторожно ответила она, — но он не предатель. Боррос непочтительно фыркнул. — Отлично! Значит Коль и Эймонд будут ждать, пока этот болван примет решение. К тому моменту, когда это случится, они, а вместе с ними и наши надежды на победу, будут уже мертвы! — Милорд, я считаю… — Не будут! Мужчины повернулись к ней с вежливым недоумением. От неё, как от женщины, ожидали послушного молчания, пока мужчины говорят. А ещё лучше, что, теперь, когда ее любопытство было ими великодушно удовлетворено, она смиренно встанет и поднимется к себе в комнату. — Ваша вера в родственника восхищает, но, увы, мы не разделяем вашего оптимизма, — хмыкнул Боррос. Анна выпрямилась в кресле, окинув взглядом присутствующих. Родрик не сводил с неё настороженного взгляда, Остин смотрел с легкой, едва уловимой улыбкой, словно ожидал от нее чего-то крайне прелюбопытного. Анна не стала ходить вокруг да около, а прямо выпалила: — Я лично поговорю с дядей. Прямо сейчас я отправляюсь в Перплхилл. Лорд Боррос, велите подготовить лошадей. Повисла тишина. Боррос вытаращился на неё так, словно она объявила себя законной хозяйкой Штормового Предела. Остин приподнял брови, остальные выглядели не менее изумленными. Кроме Родрика. Тот похоже ждал от неё чего-то подобного. — В-ваше Высочество, — залепетал один из лордов, — вы не понимаете, о чем говорите… — Ошибаетесь, милорд. Я-то очень хорошо понимаю. А вот осознаете ли вы, что речь идёт не только о вашей победе, но и о выживание всех нас? Поражение для нас немыслимая роскошь, потому что она сулит нам и нашим семьям смерть. Боррос переглянулись с лордами. Вся его бравада, как это бывает при встрече с человеком способном дать отпор своим более сильным характером, куда-то испарилась. — Вы уверены? Путь до замка вашего дяди опасен, а я поклялся защищать вас. Принц Эймонд будет недоволен… — Принц Эймонд мало чем будет доволен, если умрёт, — отрезала Анна, вставая. — Я уже все решила, так что не сотрясайте воздух в бессмысленных отговорах. Сталь, прозвучавшая в её голосе, заставила их невольно склонить головы, будто перед ними на миг предстала сама королева. — Ваше Высочество, позвольте только дать небольшой совет, — впервые за весь разговор подал голос сир Остин. Анна уважала этого малосимпатичного мужчину со следами перенесенной оспы, не в последнюю очередь, потому что он спас их на пути в замок. Потому она благосклонно кивнула, показывая, что готова слушать. — Лучше отправиться в путь на рассвете. Тогда мы успеем подготовить все к дороге и продумать маршрут, — на её удивлённый взгляд он лукаво улыбнулся. — Вы же не думали, что мы с сиром Родриком позволим вам ехать в одиночку. Анна взглянула на Родрика, тот хмурился, желваки на его скулах играли, однако глаза горели решимостью. — Хорошо, сир Остин, — склонила она голову. — Но я поеду верхом, так быстрее. — Как прикажете, — поклонился сир Остин. Решив, что разговор окончен, Анна быстрым шагом покинула комнату, не дожидаясь остальных девушек. В её крови бурлил адреналин, а сердце учащенно билось. Она не позволит ещё одному своему родственнику запятнать честь их имени. Если потребуется, убьёт его, после возьмёт командование на себя, как единственная наследница, ибо насколько ей было известно сын дяди слишком юн, а супруга больна. При этом Анна старательно отгоняла от себя мысль, что она бы не решилась на подобное сумасбродство, будь в Харренхолле кто-то другой, вместо Эймонда. Кормилица, успевшая покормить ребёнка, уже ушла, и в спальне оставалась только нянька. Не обращая на неё внимания, Анна подошла к шкафу, ища там одежду, наиболее подходящую для верховой езды. Достав оттуда темно-синюю амазонку, она бросила ее на кровать. Она уже взялась за шнуровку своего платья, когда дверь в её комнату без стука распахнулась. Обернувшись, она увидела Родрика. С рождением Геймона их отношения неуловимо изменились, Родрик держался отстранённее. Он по-прежнему сопровождал ее на прогулках, но стал молчалив, на ее вопросы отвечал коротко и сухо. Анна понимала, что это правильно, точнее, что именно такими и должны были быть их отношения. Однако в глубине души чувствовала непонятную ей самой обиду. Это были первые отчаянные попытки Тирелла вырваться из пут безнадежного чувства, о которых Анна интуитивно догадывалась. Но не самая благородная женская черта, та самая, что требует жалкими подачками удерживать подле себя не имеющих ни одного шанса поклонников, упрямо бунтовала. А Анна бунтовала против этой черты, понимая, сколь эгоистичны ее порывы. — Миледи, мне нужно поговорить с вами, — тихо произнёс он, кинув взгляд на служанку. Поколебавшись, Анна повернула голову к девушке, после чего та, поклонившись, поспешно покинула покои, про себя уже предвкушая горячую сплетню о принцессе, оставшейся наедине со своим рыцарем в спальне. Да еще и средь бела дня! Со вздохом проводив ее взглядом, Анна выжидающе глянула на Родрика. — Миледи, не делайте этого, — все также тихо произнёс он, и только тогда она заметила, каким потерянным и печальным был его взгляд. — Сир Родрик, я уже все сказала, не пытайтесь меня… — Вы правда не понимаете? — не выдержал он. — Я люблю вас! Анна молчала. Конечно, она это знала. И, к своему стыду, должна была признать, что ей льстила его любовь. Месяцы одиночества, боли, обиды, чувства вины и ненависти не прошли даром. Каждый раз закрывая глаза, она видела перед собой лицо Эймонда, переполнение ледяным холодом. Отчаяние ослабляет дух, а жажда тепла, присущая всему живому, подобно змею-искусителю, совращает ослабшие и растерянные души. Наступил момент, когда она начала чувствовать лёгкий трепет от взглядов и заботы Родрика. Трепет, не шедший ни в какое сравнение с её чувством к Эймонду, и быстро сошедший на нет после рождения сына. То было обычное тщеславие брошенной женщины. Теперь Анна не могла вспоминать об этом помутнении без стыда. — Вы же прекрасно видите, как я страдаю! — лицо Тирелла действительно было мученическим. — Я люблю вас! А вы хотите отправиться на верную смерть! Если ваш дядя переметнулся на сторону чёрных, вас там ждёт ловушка! Он был прав, её вполне могла ожидать смерть в родовом замке собственной семьи. Забавно, но Анне, с твёрдостью доказавшей свою правоту нескольким мужчинам минутами ранее, было нечего сказать сейчас Родрику. Возможно, причина заключалась в том, что для него она была действительно важна. — Родрик, я не могу поступить иначе, — она опустила голову. — Можете! Вы говорили там, в кабинете, что на кону наши жизни, но вы действительно можете поступить иначе, — горячо зашептал Родрик. — О чем ты? — непонимающе спросила Анна. Родрик набрал в грудь воздух и выпалил: — Давайте сбежим. Это не ваша и не моя война! Её развязали драконы, а умирают в ней те, кому до неё и дела-то нет. — Ты слышишь, что говоришь, Родрик? — отшатнулась Анна, глядя на него во все глаза. — Зелёные проигрывают войну, нет, они её уже проиграли, просто не хотят признавать. Какова вероятность, что вы убедите своего дядю? Или какова вероятность, что вы погибнете, пытаясь его убедить? — Родрик взял её ладони в руки, заглядывая в глаза. — Что будет тогда с вашим сыном, который даже не увидел ещё свет? Я смогу защитить его и вас. Прошу, дайте мне шанс! Анна слушала и не верила, что слышит эти слова от Родрика, благородного и честного. Сама идея сбежать, бросив всех, казалась ей кощунственной. А ещё промелькнула мысль, что Родрик её совсем не знает. Эймонд бы никогда ей подобного не предложил. Ведь не предложил бы? — Я сделаю вид, — Анна высвободила руки и отвернулась, — что не слышала этих слов, сир Родрик. Завтра я выезжаю в Перплхилл. Вы же останетесь здесь и будете защищать моего сына. Отныне это ваш новый приказ и новая обязанность. Родрик выглядел так, словно она залепила ему пощёчину. — Из-за супруга, которому до вас нет дела? — с горечью спросил он. — Вы, может быть, забыли, но я все ещё помню, как он с вами обращался. Как увёз вас куда-то на своём драконе, а когда вы вернулись, вас будто подменили. Я даже представить не могу, что он с вами тогда сделал! Вы забыли, как он запер вас в башне, запретил с вами разговаривать и приказывал нам докладывать о каждом вашем шаге. Я помню, какой вы были тогда, словно живой труп! Вы только начали приходить в себя! Анна поежилась. Его слова больно резанули по ней. Пережитое воскресло в памяти, обдав холодом. Но самое странное, что, слыша обвинения из уст Родрика, она явственно понимала, что видение Тирелла ошибочно. Эймонд совершил все то, о чем он говорил, но им двигала боль предательства. Она была перед ним не меньше, а может быть и больше виновата. — Всё не так, как выглядит, Родрик. Я совершила ужасный поступок. Поступок, за который меня могла ожидать казнь, всплыви правда наружу. Признание сорвалось с уст легко, как внезапно дунувший с моря бриз. Родрик замер, не до конца понимая, о чем речь. — Не спрашивай меня ни о чем, — попросила она, обняв себя за плечи и глядя в окно. — Все, что я могу сказать, это то, что я совершила ужасный, непростительный поступок. Эймонд, узнав об этом, наказал меня. Но… его наказание могло быть куда более жестоким. И все же он не тронул на мне и волоса. По мере того, как она говорила, правда накатывала на неё снежной лавиной. То, чего она пыталась не замечать, то, от чего отмахивалась, прикрываясь своей собственной болью, предстало перед ней беспощадной истиной: Эймонд ни разу по-настоящему не причинил ей вреда. Он убил Сэмвела, но сохранил жизнь и доброе имя его семье и не позволил даже тени позора прикоснуться к Анне. Осознание этого внезапно оглушило её. Произошедшее предстало перед ней в совершенно ином свете. Она с поразительной чёткостью осознала, что Эймонд защитил её. Ведь ни одна живая душа так и не узнала о случившемся. А посадив её под замок, угрожая расправой над родными, он преследовал не одну лишь цель её унизить или покарать, была ещё одна более глубинная и менее очевидная цель: уберечь её от самой себя. «… тогда твоя тайна умрёт вместе со мной.» Пока Анна переваривала собственное открытие, Родрик приходил в себя от свалившейся на его голову информации. — Вы совершили что-то ужасное, и он вас простил?.. — Тирелл сделал ударение на последних словах, словно пробуя их на вкус. — Не простил, нет. Но защитил. Тирелл похоже не мог поверить в услышанное. Сложно было сказать точно, что его шокировало больше: то, что Анна могла совершить нечто, наказуемое казнью, или факт, того, что ее муж, не отличавшийся терпимостью и всепрощением, ее не выдал. Некоторое время они оба молчали, погруженные в свои запутанные мысли. Анна первая прервала молчание. — Тебе пора идти, мой друг. А нам пора прощаться. — она тепло и с грустью улыбнулась ему, — Но позволь тебе кое-что сказать, возможно, мои слова тебя утешат однажды, когда ты поймешь. То, что ты чувствуешь по отношению ко мне не любовь. Это влюбленность, которая рождается, когда мужчина и женщина проводят много времени вместе. — Анна сделала паузу. — Мы через много прошли вместе, и ты стал мне истинно дорог, но я не смогла бы сделать тебя счастливым. Однажды ты встретишь ту, что сможет. Родрик слушал молча, не перебивая. Поникшие плечи и опущенная голова говорили о том, что он признал поражение. Анне стало невыразимо жаль его, захотелось обнять и погладить по кудрявой голове, но она сдержалась. Не стоит подслащать пилюлю, когда собираешься ею убить. *** В ту ночь Анна не ложилась, проведя её у колыбели сына. Геймон несколько раз просыпался и начинал плакать, однако Анна отослала няньку. Она хотела, чтобы в эту ночь с ними не было посторонних. В жизни её сына будет ещё много чужих рук, много разных голосов будут петь ему колыбельные, но ей было отчего-то очень важно, чтобы в эту, возможно, последнюю ночь её сын чувствовал лишь материнские руки и слышал её колыбельную. Когда он засыпал, она садилась рядом и подолгу смотрела на него, тихо шепча слова, которые он не понимал. В её душе в одночасье разверзлась кровоточащая рана, от мысли, что её сын может остаться сиротой, так и не узнав своих родителей. Она целовала его маленькие ручонки, а её слезы падали на одеяльце. Потом, поддавшись спонтанному порыву, она села за письменный стол и, обмакнув перо в чернильницу, начала писать ему письмо. Она писала ему о себе, об Эймонде, о том, как они познакомились. Рассказывала об их путешествии в Браавос и Пентос, говорила, что он обязательно должен посетить эти города, когда подрастёт. Она писала ему, каким он должен быть — смелым, благородным, не обижать слабых, много учиться и верить в себя, что он должен быть похожим на своего отца. Она писала, как безгранично сильно его любит и всегда будет с ним. Исписав так несколько листов, она долго смотрела на ровные строчки, а после, скомкав, бросила их в огонь. В этом замке не было человека, которому она могла бы доверить эти заветные слова. Её не покидала ещё одна назойливая мысль, о том, что она могла бы остаться здесь, и когда все окончательно скатится в пекло, защитила бы своего ребёнка. Но это означало бы верную смерть для Эймонда. Терзания мучили её, но сомнений не было. Анна, как и Эймонд, была человеком чувств. Такие люди нередко принимают решение по наитию, повинуясь сердцу и игнорируя голос разума. А сердце шептало ей, что жизнь её мужа в её руках. Так прошла бессонная ночь. К рассвету Анна, в походном плаще и с неизменным луком и стрелами, перекинутыми через плечо, в последний раз поцеловав сына, поклялась сделать все, чтобы вернуться к нему и вернуть его отца. После чего тихо покинула комнату. Уходя, она не забыла заглянуть к Джейхейре. Девочка ещё крепко спала, но Анна решила её разбудить. Пусть лучше услышит это от неё, чем, проснувшись, обнаружит, что её бросили. Анна объяснила заспанной девочке, что ей нужно уехать на время, но она обязательно вернётся, а до тех пор Джейхейра должна быть умницей и слушать леди Эленду и леди Кассандру. Поняла ли ее четырехлетняя девочка, оставалось неясным, но Анна надеялась, что хоть слово из ее слов запомнилось ребенком, который в свои четыре года пережил слишком много ужасного. Внизу её ждало почти все семейство Баратеон, кроме Марисы, вышедшее проводить её. Лорд Боррос, взиравший на неё с явно возросшим уважением, неуклюже посоветовал быть осторожнее и избегать больших дорог. Женщины попрощались с ней тепло, леди Эленда и вовсе приготовила для неё небольшой свёрток с самым необходимым в пути. Женщина уверяла Анну, что позаботится о её сыне и Джейхейре, как о своих. Прежде чем попрощаться, Эленда прошептала Анне, что в свертке она найдет то, о чем просила ее давеча. В ответ Анна только крепко сжала руку женщины. Леди Эленда, знай она для чего Анна просила ее достать слезы Лиса, непременно пришла бы в ужас. У ворот, в предрассветном тумане Анна разглядела две мужские фигуры — сира Остина и Родрика, которые держали за узды коней. Родрик проигнорировал её приказ оставаться в замке, объяснив это тем, что приказ принца имеет больший вес, чем её. А принц Эймонд велел ему защищать жену. Разумнее всего было бы разозлиться и запретить ему следовать за ними, но Анна не смогла. Уж слишком много грусти было в глазах Тирелла. Оседлав коней, они помчались прочь из замка, ставшего им домом на долгие месяцы. *** К своим пятидесяти семи годам Руперт Бриклэйер успел дважды жениться. Первая жена умерла при родах, а вторая долго не могла родить ему заветного наследника. Погоревав немного по этому поводу, Руперт заключил, что против воли богов они бессильны, и свой замок, как и титул лорда он передаст своему брату и его сыну. И когда он совершенно отчаялся, те самые боги подарили ему сына. Правда, здоровье жены после его рождения окончательно подорвалось, и теперь леди Бриклэйер почти не вставала с постели. По характеру Руперт был миролюбивый, слабовольный, не любящий принимать решения, но в целом добрый человек, не лишённый однако определённой доли хитрости. В случае необходимости он мог становиться твёрдым и решительным, правда, случалось это с ним крайне редко. Руперт Бриклэйер в жизни ценил две вещи: хорошее вино и возможность просыпаться по утрам, зная, что новый день будет похож на предыдущий. Потому, когда ему сообщили, что дом Таргариен разделился на два лагеря, каждый из которых имеет свои претензии на железный трон, он лишь раздражённо вздохнул, предчувствуя начало неспокойных времен. А когда ему доложили, что началась война, он, философски качая головой, откупорил полувековую бутылку дорнийского, которую хранил для особых случаев. Ну а когда ему с разницей в один день пришло два письма от Эльмо и Клариссы Талли, каждое из которых гласило о необходимости с его стороны присягнуть своему королю/королеве и подготовить своих рыцарей к войне, он разлил содержимое своего кубка на грудь. Из-за своей вялой, долго раскачивавшейся натуры он некоторое время не мог определиться, кого же поддержать в грядущей войне. После долгих обсуждений со своими советниками он, наконец, выбрал зеленую сторону, весьма своевременно вспомнив, что его племянница замужем за братом короля. Но и тут он оказался достаточно удачлив, ибо его замок, расположенный достаточно близко к Харренхоллу, было решено использовать, как тыл, а войско рыцарей — как запас, в случае осады одной из важнейших крепостей Речных Земель. После неожиданного захвата Харренхолла Деймоном, о Руперте благополучно забыли на время, что его вполне устраивало. Но всему хорошему свойственно заканчиваться. И вот Харренхолл, отвоеванный и заново осажденный, воззвал к нему о помощи. Только вот обстоятельства разительно отличались от тех, что были в начале войны. Ибо отныне на железном троне восседала черная королева, именно ее всадники парили под небом Королевской Гавани. А зеленые драконы, которых было в разы меньше, разрозненной стаей были разбросаны по всему Вестеросу, оставшись без трона, без короля, без защитников северной границы. По сути, вся надежда зеленых была теперь сосредоточена в руках Ормунда Хайтауэра на Просторе и в осажденном Харренхолле. Не удивительно, что при таких условиях нашлись те, кто нашептал Руперту на ухо о выгодах выжидания. То был переломный момент войны: помоги Бриклэйер Харренхоллу, и Лорд Командующий, регент и все речное войско зеленых будет спасено. Война продолжится, но гарантирует ли это в конечном счете победу зеленых? Тогда в случае поражения, черные припомнят Бриклэйерам их опрометчивое решение, не давшее завершить войну. Обратное сделает Руперта клятвопреступником и запятнает его имя на века. Впервые дом Бриклэйер и лорд Руперт, в частности, оказались в ситуации, когда так или иначе им предстояло вписать свое имя в историю. Вот только как? В таком щекотливом положении пребывал лорд Руперт, когда его племянница после четырех дней почти безостановочной скачки прибыла в его замок. Родовое гнездо Бриклэйеров, Перплхилл находилось на вершине небольшого холма, на котором каждое лето расцветали люпины. Эти неприхотливые, скромные цветы окрашивали холм в фиолетовый цвет, откуда и пошло название замка. Анна уже и не помнила, каким красивым становилось это место, когда солнце приближалось к горизонту, окрашивая ближайшие поля и холм в нежно-розовые, местами фиолетовые оттенки. Однако сейчас у нее не было времени любоваться красотой этого места, да и начинавший накрапывать дождь подгонял путников поскорее спрятаться в замке. Они скакали четыре дня, пару раз им удалось переночевать в крестьянских домах, назвавшись выдуманными именами, но в целом, путешествие было утомительным. Стоявшие на страже охранники не признали в ней Бриклэйер, приказав оставаться у ворот, пока хозяину доложат о незваных гостях. Усталые и злые, путники вынуждены были прождать довольно долго, прежде чем их соизволили впустить внутрь. Следуя за грузным охранником, они прошли через широкий вестибюль, поднялись по винтовой лестнице, ведшей в главную башню замка, где находились покои хозяев, и оказались перед высокими резными дверями. Анна очень смутно узнавала замок, а потому не ощущала себя пришедшей домой. Сир Остин по дороге тихо шепнул им быть настороже, ведь неизвестно, что на уме у нынешнего владельца Перплхилла. Двери перед ними распахнулись и, следуя приглашающему жесту охранника, они ступили в уютную гостиную. Высокие аркообразные окна с одной стороны были занавешены тяжелыми бордовыми портьерами, под невысоким сводчатым потолком в настенных подсвечниках горели свечи. Два широких дивана с мягкой обивкой располагались так, что сидевшие на них смотрели друг на друга. Между ними, перед камином, лицом к дверям располагалось кресло хозяина. Когда Анна, Родрик и Остин вошли внутрь, крупный мужчина поднялся с этого кресла и, широко разведя руки, шагнул к ним навстречу. Прежде, чем он заключил Анну в медвежьи объятия, она успела заметить девушку со светлыми волосами, сидевшую на одном из диванов, но не повернувшуюся к ним лицом. — Племянница! — зычный голос Руперта, прозвучавший над самым ухом, ненадолго оглушил ее. — Сколько же лет минуло с нашей последней встречи! Дай-ка я на тебя погляжу! Он отстранился, продолжая сжимать ее плечи и придирчиво ее рассматривая. Анна, в свою очередь, изучала дядю, которого толком и не знала. С их последней встречи он еще увеличился в ширину, а бакенбарды стали гуще и белее. Небольшие глазки-бусинки пристально всматривались в нее, ища на ее лице ответы на одному ему известные вопросы. — Семь лет, дядя, — улыбнулась Анна. — Неужто, правда? — воскликнул он. — Ты так подросла, так изменилась! Я помню тебя совсем девчонкой, тоненькой, угловатой, а теперь гляди, какая красавица стала! — А ты совсем не изменился, дядя, все такой же статный красавец. Время к тебе благосклонно, — соврала Анна. Руперт расхохотался. — Такая же хитрющая, как и твой отец в молодости! Ну, проходи, давай. Когда обмен любезностями был окончен, он повернулся к диванам, подталкивая туда и Анну. И тогда Анна смогла разглядеть девушку, сидевшую на одном из них, и понять, почему Родрик и Остин были так напряжены. Почти белые, вьющиеся волосы, чуть смуглая кожа, точеный профиль — перед ними сидела одна из дочерей Деймона Таргариена. Рейна Таргариен. Анна замерла, глядя на девушку. Руперт, будто и не замечая повисшего напряжения, чуть ли не силой усадил ее на диван напротив, того, где расположилась Рейна. Только после этого Таргариен повернула голову и окинула Анну надменным взглядом. Первое потрясение прошло, и вместо него Анну охватил гнев. Лорд Руперт, уже усевшийся в свое кресло, наблюдал за игрой в гляделки двух девушек. — Я не знала, дядя, что, идя в твой дом, найду здесь врага, — сдерживая себя, произнесла Анна, Рейна чуть ухмыльнулась на ее слова. — Принцесса Рейна прибыла в мой дом в качестве посланницы, — проговорил Руперт строгим голосом, словно поучая ребенка, проявившего непочтение к гостю. — Вы можете быть врагами, но в моем доме я не желаю слышать или видеть неуважение к гостям. Анна перевела на него изумленный взгляд. «Вы можете быть врагами» — сказал он, словно уже и не причислял себя к врагам Рейниры. Все складывалось из рук вон плохо. По дороге сюда, Анна, Родрик и Остин успели обсудить несколько возможных вариантов развития событий, и такой вариант, где Руперт окончательно или нет принял черную сторону, был ими признан как наихудший. — Вот как, — промолвила Анна, пока Родрик и Остин ненавязчиво занимали выгодные позиции, первый — позади Анны, второй — ближе к двери. — И что же тебе предлагает посланница принцессы Рейниры? — Похоже зеленые очень туго соображают, — тонкий голосок Рейны перебил открывшего было рот Руперта. — Вы так и не поняли, что Рейнира — ваша королева. — Королева чего? — подняла бровь Анна. — Много лет назад ей преклонили колени лорды, половина которых успела скончаться, а их дети, что не присягали ей, отказались делать это сейчас. Еще одна половина ныне предпочитает видеть на троне мужчину. И лишь горстка все еще готова следовать за ней. Так скажите, мне, леди Рейна, что это за королева, что развязывает целую войну, дабы доказать свои права на трон? Хотя "горстка" было явным преуменьшением, но Рейна, не привыкшая вести словесные дебаты, чуть покраснела. — Она — законная королева, выбранная своим отцом и народом! А предатели, о которых вы говорите, всего лишь трусы, заслуживающие смерть! Анна на эти слова презрительно рассмеялась, с наслаждением видя, как ее реакция только выводит из себя мулатку. — Ты слышишь, дядя? Леди Рейна только что назвала тебя предателем, — она цокнула языком. — Как невежливо оскорблять хозяина, у которого гостишь. Рейна стала пунцовой от злости, поняв, что попала в хитрую ловушку. Руперт же переводил взгляд с одной на другую, будто наблюдая за любопытным спектаклем или игрой в карты. Ему, казалось, было интересно, как дочь Деймона обыграет эту карту. Как и Анне. — Лорд Руперт совершил ошибку, — попыталась исправить положение Рейна, — однако у него есть еще возможность все изменить. Слабовато. Особенно для дочери Порочного Принца. — И правда, — весело подхватила Анна, поворачиваясь к дяде. — И как же ты должен исправить эту досадную ошибку? — Ничего сложного, — ответил Руперт, встречая ее взгляд. — Всего лишь должен сидеть в своем замке и не вмешиваться. Анна стиснула кулаки. — И? Что Рейнира обещала тебе взамен этого? Ее взгляд резал похлеще ножа, Руперт, не выдержав, отвел взгляд. Тогда ответила Рейна, довольно улыбнувшись. — Харренхолл. Вот, что мы обещаем лорду Руперту за поддержку. Стало душно. Капли дождя увереннее застукали по стекла и крыше. Анне очень хотелось, чтобы это оказалось неудачным розыгрышем. Но Рейна смотрела самоуверенно, а Руперт задумчиво. Нужно было что-то придумать. И срочно. И тут её осенило. — Харренхолл? Ты правда в это веришь, дядя? Что после того, как Старки и Аррены захватят для Рейниры замок, она отдаст его тебе? За просиживание штанов? — на лице дяди отразилось сомнение, похоже он и сам думал об этом. — Лично мы слышали, что Харренхолл обещали кому-то из Арренов. Это был удар ниже пояса. Дело в том, что в молодости Руперт был влюблен в девушку из дома Аррен и даже просил её руки, однако был довольно жёстко отвергнут. Говорили, что девушка не просто отказала ему, она ещё и высмеяла его на глазах у своей семьи. После этого уязвленная гордость Руперта ещё долго страдала от насмешливого шепотка за спиной. Добряк Руперт ненавидел Арренов. Рейна не знала этой истории и не могла оценить силу удара, нанесенного по самолюбию Руперта, потому оторопела, когда его лицо побелело от злости. Подавшись вперёд, он вперил в неё негодующий взгляд. — Это правда? — он ударил кулаком по подлокотнику. — Нет! Это ложь! — пискнула Рейна. — Харренхолл будет вашим, как и сказала Её Величество. А королева Рейнира всегда верна своему слову. Откуда у леди Анны такие сведения? Она нагло лжет, чтобы вы передумали! — Вы удивитесь, если узнаете сколько наших шпионов есть в ваших рядах, — усмехнулась Анна, думая про себя, что лжи наполовину не бывает, а умение блефовать — лучшее, чему её научил отец. Руперт гневно сверкал глазами, не зная, кому верить. Тогда Анна решила использовать последний козырь. Точнее, она собиралась совершить величайшую дерзость, за которую её непременно распнут, если дело выгорит. Но жизнь Эймонда того стоила. — Почему бы тебе не спросить, что можем предложить тебе мы, дядя? Ноздри Руперта сердито раздувались, но слушал он внимательно. А Рейна занервничала. Выдержав паузу, Анна уверенно произнесла: — Династический брак. Когда твой сын достаточно подрастёт, мы поженим его с принцессой Джейхейрой. У Рейны отпала челюсть. Даже дядя Руперт забыл о своём гневе, широко раскрыв глаза. Анна искренне надеялась, что стоявшие позади Родрик и Остин выглядят не столь явно шокированными. — Брак с Таргариенами? — переспросил Руперт, у которого аж голос сел. Анна кивнула. — Этого не может быть! — Рейна вскочила на ноги. — Они бы никогда такого не предложили! Вы выдумываете все это! Анна даже не удостоила её взглядом. — Я говорю сейчас от имени короля Эйгона, дядя. — Так король жив? — быстро спросил Руперт. — Жив и полон сил, — Анна перевела мстительный взгляд на обескураженную и растерянную Рейну. — А еще ждёт своего часа, чтобы покарать всех негодяев, причастных к смерти его сыновей. Рейна побледнела, но гнев придал ей храбрости. — Милорд, не верьте всему этому бреду. Ваша племянница лжет, чтобы спасти своего мужа. Я уверена, что каждое её слово ложь. Руперт постучал по подлокотнику своего кресла, разглядывая племянницу. Он не видел её лет с пятнадцати, и для него она была такой же незнакомкой, как и Рейна. Анна не пыталась опровергнуть слова Рейны, не оправдывалась — все это упрочило бы его уверенность в её лжи — вместо этого она твердо встретила его взгляд. — Ты похожа на него, — усмехнулся Руперт, не уточняя, про кого именно он говорил. Но Анна вспыхнула, инстинктивно поняв. Нет, она совершенно не похожа на него! И никогда не будет. — Я подумаю над вашими предложениями и завтра скажу вам свое решение, — заключил Руперт, делая знак слугам, стоявшим поодаль. — А пока вы обе будете моими гостьями. Мои слуги проводит вас в ваши спальни. Поняв, что дальнейшее давление на него не имеет смысла, Анна кивнула и вместе с Родриком и Остином последовала за слугой, что провел их в западное крыло, где находились гостевые спальни. Рейну и сопровождавших её рыцарей, разместили в другой башне. Завтра одна из них вполне могла превратиться в пленницу. Пока они шли, Остин, нагнувшись, с усмешкой шепнул ей на ухо, так, чтобы услышала только Анна: — Вы были бесподобны. Не знал, что вы так виртуозно умеете лгать. — У меня был хороший учитель, — прохладно ответила Анна. Может, она все же больше на него похожа, чем думала? Или за долгие годы Сэмвел Бриклэйер все же сумел уподобить ее себе.