Дом Дракона. Оковы

Остин Горвуд, третий сын младшего брата лорда Горвуда, никогда не питал иллюзий по поводу своего будущего. Таким как он редко перепадал кусок с семейного стола. В двенадцать лет ему открылась печальная истина: земель ему не видать. Едва ему исполнилось четырнадцать, отец отдал его в оруженосцы. В семнадцать он получил рыцарский титул, и это было единственное достижение, которым он по праву всегда гордился. В девятнадцать он был одним из гвардейцев, служивших под началом лорда Командующего Гаррольда Вестерлинга, одного из самых уважаемых мужей, когда-либо носивших белый плащ. Однако очень скоро стало ясно, что скучная, степенная и полная ограничений жизнь рыцаря Королевской Гвардии не подходила для его бурлящей, весёлой и авантюрной натуры. Тогда юный рыцарь, испросив разрешения у Лорда Командующего и соврав ему с три короба про причины своего ухода, покинул столицу с конём, мечом, небольшим кошелем и флягой вина. Почти семь лет сир Остин провел в путешествиях по Вестеросу, один раз даже пересёк Узкое море и достиг берегов туманного Эссоса, где в итоге задержался еще на несколько лет. Подрабатывая то наемным убийцей, то наемным телохранителем, чего он только не повидал, начиная от людей, вселявшихся в животных, и кончая людьми, менявшими лица, как хамелеон меняет цвет кожи. Если бы у него спросили, чего ради он живёт и что ищет, сир Остин с усмешкой ответил бы, что у него нет цели, есть лишь путь. Спустя десять лет нагулявшийся тридцатилетний Горвуд решил вернуться туда, откуда брал свои истоки — в Королевскую гвардию. К его немалому изумлению, Гаррольд Вестерлинг принял блудного рыцаря обратно. Так для Остина начался новый виток жизни. Слегка остепенившийся рыцарь спокойно переносил сложности гвардейской судьбы, изредка с ностальгией вспоминая времена, когда он был свободен, как ветер в поле. В остальном жизнь его устраивала, а он вполне устраивал товарищей по службе. Спокойный, уравновешенный, всегда готовый помочь, где советом, где пинком, он был надёжным другом. А ещё обладал неисчерпаемым запасом забавных, порой неправдоподобных историй из своей жизни. Остин редко задумывался о том, что его ждёт, он просто плыл по течению, в которое его подкидывала жизнь. Впервые он решил пойти против этого течения, когда столица была захвачена принцессой Рейнирой. Сир Остин мог оставаться безучастным ко многому, происходящему в мире, но если кто-то завоёвывал его уважение, то этот человек мог смело надеяться на Горвуда — тот пошёл бы за него в огонь и воду. И одним из людей, заслуживших его уважение был Кристон Коль, человек, поднявшийся из низов и обладавший редким понятием чести. Потому сорокадвухлетний Остин, не задумываясь, покинул ряды предателей и направился вместе с несколькими единомышленниками к войску своего Командующего. А дальше судьба свела его с принцессой Анной. Принцесса Анна оказалась невероятно сильной духом девушкой, немало удивив Остина, привыкшего считать королевских дам изнеженными и избалованными особами. Однако Анна стойко переносила сложности путешествия, будучи беременной. Но особенное восхищение она вызвала у него даже не когда решилась отправиться к своему дяде, рискуя жизнью ради мужа, а когда дерзко и не краснея врала родственнику и даже самовольно обещала выдать принцессу Джейхейру за его сына. В этой бесстрашной девушке, готовой идти на самые отчаянные и безрассудные поступки, Остин видел свое отражение в юности. Когда её муж, принц Эймонд, обратился к нему с просьбой вывезти Анну и их сына из Вестероса в случае его смерти, Остин согласился, как соглашался на все сумасбродные затеи в молодости — по наитию. В конце концов, для чего ещё нужна жизнь, как не ради бесшабашных и безумных поступков? Сидя на стене одной из Башен замка, он как раз обдумывал детали путешествия, если принцу Эймонду не доведется пережить завтрашний день, когда голос Анны отвлек его. При виде принцессы он собирался было подняться, но та жестом велела ему сидеть, а после и вовсе расположилась рядом с ним прямо на голом камне. Остин чуть поёрзал от неловкости: одно дело сидеть с ней у костра в лесу и совсем другое в замке, где сотни глаз и ушей. Но Анна похоже не ощущала никакой неловкости, мысли её были далеко. Она неуверенно теребила кружева платья — Остин замечал за ней эту привычку в моменты сильного волнения — и покусывала губу. — Я не смогла его отговорить. Покосившись на неё, Остин красноречиво промолчал. Анна не относилась к глупым представительницам своего пола, но, видимо, в моменты отчаяния у женщин разум отступает в тень. У Остина на этот счёт была своя теория. Он был убеждён, что, когда речь заходит о дорогих им людях, девять женщин из десяти с лёгкостью положат на жертвенный алтарь свою и чужую честь. — У меня дурное предчувствие, — произнесла Анна, глядя вдаль, туда, где вдалеке было видно озеро. — Когда он отправлялся в Штормовой Предел заключать союз с Борросом Баратеоном, было такое же чувство. Словно должно произойти нечто непоправимое. — Ваше Высочество, один мудрец сказал, что мы не в силах изменить то, что предначертано, но богами нам даровано предчувствие, чтобы мы могли с достоинством принять удары судьбы. — Идиотская мысль, — пробормотала Анна, — кто бы её не сказал. — Вообще-то, это я, — оскорбленно ответил он. Анна не улыбнулась, как он ожидал. Что ж, Остин никогда не был хорош в утешении молодых женщин, но попытаться стоило. — Вы знаете вашего супруга, как никто другой, — со вздохом проговорил он. — Он бы никогда не отступил. И, боюсь, вы не в силах на это повлиять. — Кое-что я сделать могу, — Анна повернула к нему свое залитое лунным светом лицо, на котором лежал отпечаток отчаяния. — Сир Остин, я попрошу вас сделать кое-что для меня. Вы можете отказаться, если пожелаете. — Начало многообещающее, — нахмурился рыцарь. — Я не знаю, чем кончится бой, но что, если Эймонд будет ранен, тяжело ранен, и не сумеет самостоятельно добраться до замка. Но если, вы будете там и сможете вовремя доставить его в замок, здесь ему окажут своевременную помощь. — Ваше Высочество, — как можно мягче произнёс Остин, — в подобных сражениях возможно лишь два исхода: жизнь или смерть — третьего не дано. — Во время сражения с принцессой Рейнис король Эйгон был тяжело ранен и погиб бы, если Эймонд вовремя не привёз его в Красный Замок, — упрямо покачала головой Анна. Остин поджал губы. Просьба Анны шла вразрез с приказом её мужа. Нельзя быстро вывести из замка женщин, если в нужный момент ты находишься в нескольких сотнях метров от этого замка. — Ваше Высочество… — вздохнул он, намереваясь отказать. — Сир Остин, это все, что я могу сделать! Прошу вас! Остин посмотрел в её полные мольбы глаза и дрожащие губы. Седьмое пекло! Всё проблемы мужчин возникают из-за женщин, и неумения вовремя им отказывать! — Проклятье, — процедил он. — Я сделаю это. Но вы должны будете мне обещать. — Всё, что угодно! — Если спасать будет некого, я вернусь, и мы вместе с вашей тетушкой и её сыном сбежим из замка, а после я должен отвести вас к Баратеонам и дальше в Пентос. — Если Анну и удивили его слова, вида она не подала. — Вы будете беспрекословно меня слушаться и делать все, что я скажу. Без вопросов. — Обещаю, — торопливо закивала она головой для верности. Остину отчего-то казалось, что попроси он её спрыгнуть с башни, она бы согласилась с тем же энтузиазмом. Он покачал головой. — Спасибо, сир Остин! — Анна нагнулась и трогательно сжала его грубую ладонь в своей маленькой ладошке. — Идите уже, — раздражённо передернул он плечами. Анна встала, а Остин, продолжая злиться, остался один. Злился он, конечно, не на неё, а на себя. Надо было ехать в поход с Колем, а не нести сентиментальную чепуху про то, что привязался к этой взбалмошной девице. Чует его сердце, что из-за неё он и помрёт однажды. Поворчав ещё немного для приличия, Остин решил, что, если хочет исполнить задуманное, лучше выдвигаться до рассвета. Через час он выезжал из главных ворот Харренхолла в повозке, соврав стражникам, что у него поручение от принца. Те, зная, что Эймонд о чем-то говорил с ним наедине, быстро уверилась в его словах. Лениво стегая лошадь, он поехал в Божьему Оку, там в тени высоких деревьев, окружавших озеро он нашёл удобное укрытие. До рассвета было ещё несколько часов, и Остин решил вздремнуть ненадолго. В итоге он уснул крепким сном людей, не привыкших беспокоиться ни о чем, особенно о своей судьбе. Когда Остин открыл глаза, был уже полдень. Принц Эймонд со своим драконом стояли на берегу и ждали не отличавшегося пунктуальностью Деймона. Вот Порочный принц появился в небе, вот он приземлился и подошёл к племяннику. Из тени Остин наблюдал, как двое злейших врагов завели беседу (да о чем они там битый час болтают? Вспоминают славные деньки?!), а после каждый из них оседлал своего дракона. И тогда началось зрелище, которое Остин запомнил до конца своих дней. Ему уже доводилось однажды быть свидетелем битвы драконов, а именно, через решётку темницы Перплхилла он видел бой Вхагар и Морского дыма. Но тот бой не шёл ни в какое сравнение с этим сражением. С затаенным трепетом он наблюдал, как два исполина кружили над озером, разлетаясь и вновь слетаясь. Это напоминало танец влюблённых, но после их движения изменились. Нарушилась изящная грациозность их танца, сменившись резкими и молниеносные выпадами. Теперь это напоминало пляску с саблями, танец, который он видел в Дорне. Резкие, отрывистые выпады, стремительные маневры сменяли друг друга с такой быстротой, что он не успевал за ними уследить. Потом они скрылись за облаками, а когда показались вновь, два монстра вцепилась друг в друга мёртвой хваткой. Не выдержав, Остин вышел из тени леса, чтобы лучше видеть происходящее. Драконы остервенело вгрызались друг в друга, это была борьба на прочность, на то, кто сумеет продержаться дольше. Всадников же было не разглядеть на такой высоте. Но вот драконы начали снижаться. Но не так, будто они хотят приземлиться. Они падали! Остин обрадовался тому, что остался вдали от берега, потому что огромная волна, возникшая при падении драконов, смыла бы его за мгновение. Но едва она более-менее улеглась, он со всех ног припустил к озеру. Драконы медленно погружались под воду. Темные воды Божьего Ока вспенились, в воздухе витали миллионы мельчайших капель, создавая белую пыль над озером. Остин до рези в глазах вглядывался в воду, но ничего не мог разглядеть. И вдруг радостный крик вырвался у него из горла: он увидел голову и грудь принца Эймонда на поверхности. Видимо, поток воды ненадолго поднял принца над поверхностью, что было по шкале везения равносильно проливному дождю, начавшемуся в миг, когда твоя крыша вовсю охвачена огнем. Когда принц вновь ушел под воду, Остин торопливо стащил ботинки и бросился за ним. За время своего обитания в Браавосе он приобрел весьма полезный навык в виде умения быстро плавать. Проплыв поближе к тому месту, где видел принца, он нырнул в воду. Доплыть до принца было проще простого, а вот поднять его на поверхность куда сложнее: тяжелые доспехи тянули его на дно. Остин прямо под водой стянул с него верхнюю часть доспехов и из последних сил потянул его наверх, чувствуя, как заканчивался воздух в легких. Всплыв на поверхность, он сделал жадный вдох и поплыл к берегу. С каждой секундой силы покидали его, и к тому моменту, когда его ноги коснулись дна, Остин готов был молиться всем известным ему богам, чтобы те удержали его на поверхности. Тяжело волоча бессознательное тело принца, он повалился на песок. Сердце громыхало в груди, как ненормальное, легкие горели огнем, а руки и ноги свело судорогой. С минуту Остин не шевелился, не будучи уверен, что следующее же движение не станет для него последним. Однако принц Эймонд все еще не подавал признаков жизни, и Остин, приподнявшись на трясущихся от перенапряжения руках, заглянул в лицо принца, с которого каким-то чудом не слетела черная повязка. Он не дышал. Положив руку ему на грудь, Остин с содроганием уверился, что сердце его так же не билось. На груди у принца слева была колотая рана, нанесенная наискось, и одного взгляда опытному Остину хватило, чтобы убедиться, что принц не утонул, а умер от смертельной раны. Со вздохом он уселся на песок и, скрестив колени и положив на них руки, посмотрел на гладь озера. Оно почти успокоилось и выглядело невинно и умиротворенно, словно не оно только что поглотило в своем чреве двух гигантских монстров, одним своим видом наводивших ужас на людей. Ощущение горького разочарования охватило его. Есть люди, обладающие необъяснимой силой притяжения, особым духом, непостижимой для других волей, выделяющими их из толпы и заставляющими эту толпу следовать за собой. Принц Эймонд Таргариен был одним из таких загадочных людей, что рождаются и умирают, но никогда не забываются. Люди, которым доводилось знать его лично, либо восхищались им и становились его преданными соратниками, либо начинали ненавидеть его, но никогда не оставались равнодушными. Остин же был человеком, созданным для служения, только в отличии от рабов, он сам выбирал, кому служить. К двадцатичетырехлетнему принцу Эймонду он проникся уважением и благодаря этой мистической силе его духа готов был следовать за ним хоть в самое пекло. И вот теперь этот самый принц лежал рядом с ним, мертвее мертвых. Остин просидел так около получаса, без слез оплакивая в одиночестве павшего дракона, так доблестно сражавшегося. А еще он оттягивал миг, когда надо будет предстать перед взором его жены. Солнце окончательно скрылось за тяжелыми тучами, что с каждой минутой обретали все более грозный и пугающий облик. Наконец, Остин вздохнул и с тяжелым сердцем поднялся на ноги. Прикатив поближе повозку, он осторожно положил на нее тело принца, укрыв его с головой своим плащом. Усевшись на козлы, он стегнул лошадь и поехал к замку, из которого наверняка видно было сражение. Зарядил дождь. Тяжёлые, крупные капли дождя падали на гравий, делая мелкие камушки на тон темнее. Когда он подъехал к стене, редкие капли успели превратиться в настоящий ливень. Стража без слов отворила ему врата, будто понимая, что за страшную ношу он вез. На внутреннем дворе уже столпились рыцари, на всех лицах было одно и то же выражение: безмолвный вопрос и растерянность. Одного взгляда на его скорбное лицо хватило им, чтобы догадаться. Под всеобщим молчанием он спрыгнул с повозки и уже повернулся было назад, как послышались шаги, и рыцари расступились, пропуская вперед ту, с кем Остин боялся встречи. Анна с серым лицом подошла ближе, её волосы и одежда намокли под дождём, но она того даже не замечала. Она шла медленно, как будто неуверенная в том, что имеет право здесь находиться. И в этот миг она так была похожа на потерявшегося, напуганного ребенка, что рыцарю захотелось обнять ее и утешить. Но делать этого было нельзя, и потому он молча отступил, открывая ей вид на повозку. Когда Анна разглядела на дне повозки укутанную в плащ фигуру, она покачнулась, и только вовремя подставленная рука кого-то из рыцарей не дала ей упасть. Не сводя глаз с тела, она, с трудом оттолкнув рыцаря, подошла ближе и с дрожащей рукой приподняла плащ. Едва увидев бледный, безжизненный лик мужа, она всхлипнула, отворачиваясь. Остин не видел ее лица, укрытого волосами, не видел муки, исказившей это лицо. А потом она осела на землю. Все засуетились, но первым опомнился Остин, подхватив лишившуюся чувств Анну на руки и отнеся ее в замок. *** — Таков был его последний приказ. — Но Деймон мёртв. — Его Высочество тоже. — Я не понимаю… — Вам и не нужно. Принц Эймонд приказал мне и Дункану вывести вас всех из замка и увести в Эссос в случае его смерти. То, что Деймон Таргариен тоже мёртв, не значит, что вы отныне в безопасности. А принцесса Анна обещала беспрекословно подчиняться мне, потому с наступлением ночи мы покинем Харренхолл. — Она никогда не согласится уехать до похорон. После этих слов голоса смолкли. Анна очнулась минут пять назад и лежала с закрытыми глазами, слушая Маргарет и Остина. Ей хотелось вновь провалиться в беспамятство, туда где нет боли, нет памяти. Ничего нет. Вместо этого она открыла глаза и медленно села. Тётя сразу же подскочила к ней. — Анна! Как ты? Анна кивнула, губы словно срослись, и не было желания их размыкать. Медленно оглядев спальню пустым взглядом, она убедилась, что больше в покоях никого не было. — Как долго… я была без сознания? — собственный голос звучал надтреснуто и чуждо. — Около получаса, — ответила Маргарет. — Мы не хотели приводить тебя в чувство слишком рано… Анна снова кивнула. Что ж, это было милосердно — подарить ей немного забытья. — Где он? — Мы перенесли принца в его кабинет, — промолвил Остин. — Я соболезную вашему горю, Ваше Высочество. Ей не нужны были его соболезнования. Ей нужно было к Эймонду, чтобы он не был один. Не ответив, она начала подниматься и, надев туфли, встала. — Дорогая... — начала было Маргарет, но Анна, предугадав её слова, мотнула головой. — Ваше Высочество, — теперь слово взял Остин, — вы ведь помните наш разговор давеча. Мы должны… — Не сейчас, сир Остин. Как они не понимают, что все их разговоры больше не имеют значения? Ничего больше не имело значения. Но похоже Остин и Маргарет поняли, что все обсуждения могут подождать, и Анна беспрепятственно покинула комнату. Попадавшиеся ей по дороге редкие служанки не заговаривали с госпожой, больше напоминавшей сомнамбулу, только кланялись, сочувственно глядя вслед. Окружающая действительность как-то видоизменилось, Анна видела коридор будто через вспотевшее стекло. Анна проходила мимо людей, и они казались ей тенями или призраками из другого мира. Мира, где ещё была жизнь. Два гвардейца, охранявший вход в кабинет, почтительно поклонились и открыли перед ней двери. Тяжёлые портьеры были припущены, чтобы не подпустить ни лучика света внутрь комнаты, где царила смерть. Вместо этого здесь было зажжено множество свеч, их было так много, что у Анны на мгновение зарябило в глазах. В глубине комнаты на широком столе, том самом столе, лежал Эймонд. Едва передвигая негнущимися ногами, она приблизилась к нему, словно завороженная, идя туда, как мотылёк идёт на тепло пламени. Эймонд был в своём рыцарском одеянии — молчаливые сестры ещё не успели его раздеть — только доспехи были частично сняты. Не дыша, Анна подняла глаза и взглянула на его лицо. Оно было спокойным, как будто он узнал все ответы на мучавшие его вопросы. И только уголки губ были опущены, как если бы художник, рисовавший его, добавил красок грусти на холсте умиротворения. Его можно было принять за спящего, если бы не синеватая бледность лица. Анна задушенно всхлипнула, глаза наполнились слезами. Зажмурившись на мгновение, она рвано задышала, а потом протянув руку, с трепетом коснулась его щеки. С его смерти прошло не больше двух-трех часов, и тело его не успело окоченеть. Вот только он был очень холодным… Вздрогнув, Анна с суеверным страхом вспомнила свой давний сон, где он был таким вот бледным и мокрым, и говорил, что замёрз. — Прости меня, — прошептала она, и голос её дрогнул, — тебе было очень холодно, а я не смогла тебя согреть. Анна нагнулась у его лицу и обхватила его двумя руками. Глаза защемило, она почти ничего не видела за пеленой слёз. — Ты до самого конца пытался меня защитить, а я… я так и не смогла… — судорожный всхлип вырвался у неё, сглотнув, она закрыла глаза. — Я не смогу без тебя. Ты думал, я справлюсь, иначе не отправлял бы меня прочь, но я не смогу. Я не смогу без тебя… Она больше не могла себя сдерживать. Тихие рыдания заглушили её последние слова, она положила голову ему на грудь и заплакала. Беспредельное, всепоглощающее горе окутало её, она погружалась в его чёрные пучины добровольно, потому что ей незачем было бороться, незачем было всплывать. Анна осторожно легла рядом с ним и обняла его за торс. Все, чего она желала — это умереть рядом с ним. Может хоть там, за чертой, смерть проявит немного милосердия и позволит им быть вместе? Сотни картинок проносились перед её взором: как они впервые танцевали на балу в честь турнира, как он впервые её поцеловал, как они часами сидели под деревом и шептались, как он прижимал её к себе по ночам и как давал клятвы в день их свадьбы. Много, очень много счастливых воспоминаний сменяли друг друга. Но были и другие - воспоминания последних месяцев и недель. Как они, словно чужие, сидели в безмолвии за столом, как, пересекаясь к коридоре или во внутреннем дворе, делали вид, что не знают друг друга. Каким же глупым все это виделись ей теперь! Что такое измена с Алис в сравнении с его смертью! Теперь она готова была согласиться на тысячу таких измен, лишь бы боги вернули его ей... Она не знала сколько так пролежала, слезы успели высохнуть. Перебирая его спутанные волосы, она тихо напевала колыбельную, что запомнила от матери. Внутри была пустота, выгоревшее поле, где не осталось ни одного ростка, способного прорасти вновь. Даже мысли о сыне не пробуждали её от оцепенения, в которое она впала. Точнее, она бессознательно отгоняла от себя эти мысли, потому что они имели горький вкус ответственности. Они тянули её к миру живых, в котором у неё был долг. А Анна не хотела в этот мир, она мечтала оказаться в мире мёртвых, пусть и будучи живой. В дверь постучались. Анна не ответила. Прочь! Все прочь! Оставьте её наедине с её горем, с её Эймондом. Кто-то неуверенно поскребся вновь, и после минутной тишины дверь тихо отворилась. Один из дежуривших гвардейцев, видя, что принцесса почти час не выходит из комнаты, решил проверить, все ли в порядке. — Ваше Высочество, — произнёс он, не смея из приличия посмотреть в сторону, где лежало тело принца и, вероятнее всего, находилась принцесса, — вас не было довольно долго, и я хотел спросить, не желаете ли вы отдохнуть или чего-то ещё… Гвардеец не договорил, чувствуя себя придурком, предлагавшим парализованному человеку побегать. — Вон, — раздалось из глубины комнаты, и гвардеец, возможно, подчинился бы, если не этот голос, что никак не мог принадлежать молодой леди. Так могла звучать старуха. — Ваше Высочество, простите мою дерзость, — вновь заговорил он, — но быть может, вам понадобятся какие-то успокоительное травы или лекарство… Я мог бы позвать мейстера. Ответа не было. Гвардеец, осознавая, что нарывается на гильотину, пробормотал извинения и отступил к двери, как вдруг услышал голос Анны: — Приведи мне Алис Риверс. *** Алис не заставила себя долго ждать, не прошло и десяти минут, как она стояла посреди просторного кабинета, с любопытством и лёгким недоумением поглядывая в сторону стола. Она же видела одноглазого дракона в своих видениях и была уверена, что ему уготована иная судьба. Неужели она ошиблась? Жена принца стояла возле стеллажей и мрачно взирала оттуда на Алис. На бледном лице выделялись только лихорадочно блестевшие темные глаза. Если бы ведьму попросили охарактеризовать девушку парой слов, она сказала бы: мертвая и нестабильная. И то, и другое вызывало у неё отторжение, потому Алис постаралась незаметно отойти от неё на безопасное расстояние. — Сочувствую тебе, моя принцесса, — без капли сочувствия в голосе произнесла она. — Принц Эймонд был благородным мужем и великим драконом. Возможно, ты желаешь похоронить его, как подобает дракону? — предположила она. — Я могла бы помочь с погребальным костром. Она была уверена, что её вызвали для этого. Для чего же ещё может понадобиться в покоях мертвеца непосвященная красная жрица. — Ты нужна мне для другого, — ответила Анна. — Для чего же? — Алис пронзительно вглядывалась в лицо девушки, ощущая исходившую от неё неясную ей угрозу. Анна сжала пальцы. — Ты рассказывала мне, что красная жрица, обучавшая тебя, умела воскрешать людей. Алис выдохнула, наконец, осознав, что именно её так напрягало в облике принцессы. В её глазах горело пламя, не то отблеск десятков свечей, не то нечто другое. Такой огонь горит в глазах людей, близких к отчаянию или безумию. Кто бы мог подумать, что девчонка запомнит мимолетно брошенную фразу и захочет проверить на деле могущество Владыки света. Анна сделала шаг навстречу Алис, отчего ведьма невольно попятилась. Заметив это движение, Анна остановилась, больше не предпринимая попыток приблизиться. Однако она ждала ответ. — Ты не знаешь, о чем просишь, — отрезала Алис и повернулась ко входу. — Я прошу вернуть мне мужа! — слишком громко для этой комнаты выкрикнула Анна. — Если та жрица могла, почему не можешь ты? Алис остановилась и медленно повернулась. Маленькая принцесса желает играть во взрослые игры? Раз так, сначала пусть ознакомится с правилами. Губы ведьмы сами по себе растянулись в улыбке, спугнувшей не одну юную девицу, пришедшую к ней за приворотом или порчей. Ибо чем тяжелее магия, тем сильнее духом должен быть тот, кто призвал её. Слабым душам не место у порога ведьмы. — Ты желаешь вернуть мужа, но сначала скажи мне, принцесса, знаешь ли ты, что такое смерть? — Алис начала обходить Анну по кругу, как змей, окольцовывающий жертву. — Смерть — это испытание. Смерть — это место, где нет света, нет теней, только тьма. Последний рубеж для окаянных душ, где они сбрасывают шкуру, обретая новую ипостась, прежде чем ступить на один из тысяч путей которые им ещё предстоит пройти. Она замолчала, давая Анне возможность переварить услышанное. — Владыка Света может вмешаться в это место по просьбе своих жрецов только в двух случаях, — продолжила она вкрадчиво. — Если путь этой души не окончен и прерван по ошибке, а его миссия ещё не завершена. Или если просящий готов заплатить цену. — Цену? — завороженно переспросила Анна, и Алис с удовольствием отметила, что голос её дрогнул. — Какую цену? — Жизнь за жизнь. Что ты готова отдать за жизнь своего принца? — прошептала Алис ей на ухо, стоя сзади. Неосторожное «все» едва не сорвалось с губ Анны, но она прикусила язык. В голове вспыхнул образ сына. Им она не готова пожертвовать. — Почти все, — выдохнула она, услышав тихий смешок позади. — Что ж, тогда ты должна знать, Владыка отберёт свою плату, кроме твоего «почти», но ты не будешь знать эту цену, пока не заплатишь. Однако даже так, я не могу обещать, что все получится. Готова ли ты пойти на это? Анна молчала, тяжело дыша. Всё, чему её учили суеверные септы, все религиозные догмы, что ей вдалбливались с детства, вопили о неестественности и греховности подобного решения. Алис хмыкнула под нос, как бы говоря, что ничего иного и не ожидала, после обошла её, собираясь уйти. — Я готова, — раздалось ей в спину. — Повтори громче. — Я готова заплатить цену. Алис прищурилась. Девушка выглядела напуганной, но взгляд горел решимостью. Теперь уже размышляла Алис, стоит ли ей за это браться. Но брошенный на стол быстрый взгляд отбросил сомнения. Нечто неподвластное обычным людям, то, что красные жрецы именуют Оком, однажды показало ей, что Эймонду Таргариену, в котором пылало пламя, суждено пройти удивительный путь и оставить след после себя. К тому же Владыка Света не просто так показал ей то видение в огне. Возможно, именно для этого дня все и было. Если она не ошиблась, стоило попробовать побороться за одноглазого принца. Алис повернулась к выходу, бросив через плечо: — Я принесу необходимое. Анна вновь осталась одна. Сердце гулко билось в груди, словно она пробежала несколько миль. На что она только что решилась? Будь Анна чуть набожнее и слушай она в детстве проповеди септ чуть старательнее, она бы не решилась на подобный ритуал. Однако набожность и богобоязненность, как и многое другое, были для нее лишь неизбежной обязанностью, столь же необходимой, как и умение скромно опускать глаза при разговоре мужчин. И все же некоторые догмы отпечатались в ее памяти, подобно неоспоримой истине, как, например, вера в то, что жизнь и смерть подвластны лишь богам, и смертный не имеет право в это вмешиваться. Но если так, то почему люди вмешиваются в жизнь, убивая друг друга, не вспоминая о богах и религии, а вмешательство в смерть столь непростительно? Так она рассуждала, ожидая возвращения Риверс. *** Ведьма вернулась очень скоро, неся в руках внушительного вида корзину. Сосредоточенно раскладывая на столе свечи и склянки, она бормотала себе под нос перечень необходимого. Анна строго запретила хоть кому-то входить в комнату, но и сама не покидала ее, боясь оставить Алис наедине с Эймондом, словно ведьма могла причинить ему вред в ее отсутствии. Вместе они раздели Эймонда догола. Анна с осторожностью, с которой прикасаются к фарфору, снимала с него доспехи, а потом вдвоем они стянули кольчугу. Когда Эймонд остался в одних штанинах и окровавленной рубахе, Алис ножницами разрезала ткань, оставив его полностью обнаженным. Тем временем служанки по её приказу принесли чан с кипяченой водой, с поверхности которого поднимался густой пар, и быстро удалились. Алис добавила в чан несколько капель приятно пахнущего масла и насыпала трав, объяснив Анне, что сосуд должен быть чист, чтобы душа могла в него вернуться. Когда вода окрасилась в светло-голубой цвет, Алис смочила в ней тряпку и начала растирать тело Эймонда. Анна, следя за ее движениями, в точности их повторяла. Ее сердце разрывалось от вида его ран. Сколько же шрамов появилось на его теле с тех пор, как он покинул Королевскую Гавань. В замке же тем временем начал распространяться шепоток: принцесса Анна заперлась в комнате покойника с ведьмой Алис Риверс. Алис как раз зажигала свои свечи, когда снаружи раздался возмущенный голос Маргарет, которую охрана не желала пропускать внутрь. Правда они недооценили готовность леди Бриклэйер к упрямой борьбе, когда речь шла о её близких. С боем пробилась она внутрь, да так и застыла, глядя на развернувшуюся перед ней картину. Алис Риверс создала некое подобие алтаря, в центре которого лежал Эймонд. В воздухе царил необычный сладковатый аромат масел и дыма. Маргарет переводила взгляд с ведьмы на Анну и обратно. — Что вы творите? — воскликнула она, подходя ближе. — Тётя, тебе лучше уйти. — Анна! — Маргарет в ужасе взирала на нее. — Я не знаю, к чему тебя склоняет эта ведьма, но это богохульство! Это противоестественно! Что вы собираетесь с ним делать?! Риверс даже не стала оборачиваться на ее возмущенный лепет, продолжая как ни в чем не бывало зажигать свои свечи. Анна подошла к Маргарет и до боли сжала ее плечо. — Тебя это не касается, тётя, — по слогам произнесла она. — Не вздумай мне мешать. Маргарет, куда более верующая, чем ее воспитанница, готова была расплакаться. На ее глазах Анна проклинала свою душу, а она была бессильна что-либо сделать. Не тратя сил на объяснения, Анна буквально вытолкнула несчастную женщину из комнаты, прорычав страже больше никого не впускать под страхом смерти. Вернувшись к столу, она встретилась с вопросительным взглядом Риверс. Та безмолвно спрашивала, готова ли она, ибо обратного пути не будет. И Анна мрачно и решительно кивнула. Алис встала у изголовья и вытянула руки над головой Эймонда. Несколько минут она стояла так с закрытыми глазами. А потом ее пальцы дрогнули, и женщина изумленно выдохнула, открывая глаза. — Поразительно, — пробормотала Алис, — я видела такое лишь пару раз. — О чем ты? — подозрительно спросила Анна. Алис ответила не сразу, задумчиво проводя руками над головой Эймонда. Потом она прикоснулись к его груди, и недолго молчала. — Его сердце действительно не бьётся. Фактически его тело мёртво. Но его душа не покинула тело, она ещё здесь. Нить, что связывает душу и тело, не оборвалась как надо. И душа, цепляющаяся за тело, не даёт ему умереть полностью. Анна окончательно запуталась в словах ведьмы. То она говорит, что его тело мёртво, то утверждает, что душа его здесь. И как вообще можно умереть не полностью? Алис, будто прочитав её мысли, протянула руку и, взяв её ладонь, приложила к его плечу. — Чувствуешь? — спросила она. Анна ощущала только холод его кожи, но потом до неё дошло, что пыталась ей сказать ведьма: необычная мягкость для тела мертвеца. — Его душа на перепутье, она уже не в мире света, но ещё не успела ступить в мир тьмы. — Это значит?.. — Я думаю, что мы сможем его вернуть, — задумчиво произнесла ведьма. — но надо спешить, пока нить не оборвалась. Её слова бальзамом разлились по телу Анны. Она слабо улыбнулась ведьме. — Что бы не случилось, помни, ни звука. Если ты вскрикнешь или попытаешься выйти из комнаты, может случиться непоправимое. Стой у стены и не двигайся. Анна снова кивнула. Риверс же уже не обращала на неё внимания. Взяв неглубокую миску и обычный на вид ножик, она срезала немного волос с головы Эймонда. Туда же она высыпала какой-то порошок из склянки. Держа руку над миской, Алис заговорила на древневалирийском, только Анна не могла разобрать ни слова, словно ведьма говорила на неизвестном ей диалекте. От её слов миска вдруг вспыхнула ярким пламенем. Продолжая ходить вокруг стола, Алис беспрерывно напевала свою песнь. В кабинете стало холоднее, свет свеч стал приглушенным и тусклым, но Алис запела громче. Анне почудилась, что по комнате забегали сквозняки и одновременно тысячи мышей начали копошиться по полу, но ничего такого она не увидела. Алис продолжала свое песнопение, и чем дольше она напевала, тем темнее и холоднее становилась комната, ветер развевал её волосы, но не мог погасить не одной свечи, огонь в которых поддерживался голосом Алис. Он то опускался до едва различимого шепота, то звучал надрывно и взволнованно, с каждым вздохом пар вырывался из её рту. И только Анна решила, что холоднее уже быть не может, она услышала шёпот, от которого у неё волосы встали дыбом. Шёпот разносился по комнате со всех сторон, потусторонний, леденящий душу, он доносился издалека и совсем близко. Голоса эти вторили Алис, подпевали ей или перечили — было не понять. Но Анне чудилось, что эти голоса обращаются к ней, запугивают, завлекают, предупреждают. Ветер достиг своего апогея, свистя в ушах. Стало очень шумно, голоса, свист ветра, голос Алис, перешедший в крик, писк невидимых мышей у ног — все слилось, и Анна, зажмурившись, изо всех сил удерживала себя от того, чтобы не убежать. И когда ей начало казаться, что больше она не выдержит, все прекратилось. Разомкнув веки, Анна чуть не зажмурилась вновь, так ярко в комнате горели свечи. Алис стояла напротив, прерывисто дыша и держась за край стола, чтобы не упасть. Она была бледна, волосы растрепались, а из носа у нее текла кровь. Анна подошла к столу и заглянула в лицо Эймонда, он выглядел так же, как и до ритуала. Она прикоснулась к его щеке — холодная. — Не вышло, — обреченно прошептала она. — Вышло, — хрипло отозвалась Риверс, вытирая кровь платком. Анна обернулась к ней, боясь поверить в услышанное. — Ты… уверена? — Я чуть не умерла, пока делала это. Так что, да, я уверена, — грубо ответила Алис. — Но тогда почему он не приходит в себя? — взволнованно спросила девушка. — Наберись терпения, принцесса, - прогнусавила женщина, запрокидывая голову и затыкая нос платком. Анна прикоснулась к его груди и начала с тревогой ждать. И вдруг она почувствовала! Слабое, едва уловимое биение его сердца. — Он жив! Алис, он жив! — она повернула к ведьме полное недоверчивого счастья лицо. Ведьма улыбнулась в ответ. С каждой секундой биение его сердца становилось все отчетливее, а кожа теплее. Анна пригнулась к его лицу. Он дышал! Боги, он дышал! Ее собственное сердце готово было выпрыгнуть из груди от волнения и радости. После отчаяния последнего часа она была уверена, что от счастья тоже можно умереть, по крайней мере, она была близка к этому. Анна до боли в глазах вглядывалась в его лицо, с которого мало-помалу сходила мертвенная бледность, теперь он был просто очень бледен, как человек, выздоравливающий после тяжелой болезни. Его дыхание стало глубже, и с внезапным глубоким вдохом вытащенного из воды он открыл глаза. Анна коснулась его лица. — Эймонд, милый, — прошептала она, — ты меня слышишь? — Анна? — сипло спросил он, сфокусировавшись на ней, а потом огляделся и увидел ведьму. — Риверс? Где я? — Ты отправился в мир тьмы, мой принц, и вернулся обратно, — усмехнулась Алис и сразу же добавила: — Не без моей помощи, к слову. Надеюсь, ты учтешь это, когда решишь, кому даровать Харренхолл. Анна шикнула на нее. Пока Алис говорила, Эймонд, с трудом сев, непонимающе оглядывался по сторонам и только тут обнаружил, что он совершенно, абсолютно голый. Заметив его взгляд, Анна торопливо набросила ему на плечи плащ. — Я ничего не понимаю, — пробормотал Эймонд, со стороны Алис раздалось ехидное «еще бы». — Последнее, что я помню, это бой с Деймоном… Я пронзил его кинжалом, а потом мы упали в озеро. — Все верно, мой принц, ты даже имел неосторожность получить смертельное ранение сам, - проговорила Алис, убрав платок от лица и шмыгая носом. — Я умер? — изумленно прошептал он и тут же коснулся раны на груди, которая выглядела так, словно её нанесли по меньшей мере, несколько недель назад. — Не до конца, — вмешалась Анна, — Алис, объясни то, что рассказала мне. — Владыка Света вернул тебя к жизни, мой принц, он вернул тебя из обители смерти, прежде чем ты отправился дальше, и… Алис умолкла, потому что со стороны коридора раздался топот множества ног, и мужские голоса громко потребовали впустить их внутрь, иначе они пробьются сами. Гвардейцы, не став препятствовать такому количеству разгневанных рыцарей, отступили. И тогда двери распахнулись с такой силой, что чудом не слетели с петель, а в кабинет ворвалось больше дюжины разъяренных мужчин. Тут стоит объяснить причину поведения рыцарей. О репутации Алис было известно всем, и многие вестеросские рыцари не одобряли веру Рглор, а красных жриц считали обычными колдуньями. Магия была куда больше распространена в Эссосе, чем у привыкших ставить под сомнение все, кроме своей веры в Семерых, вестеросцев. И только лишь cеверяне по-прежнему верили в магию и терпимо относились ко всем её проявлениям. Потому когда верные Эймонду рыцари прознали, что харренхольская ведьма собирается с позволения, без всякого сомнения, свихнувшейся жены принца провести над ним некий магический ритуал, они преисполнились праведного гнева. И поспешили прервать сие противоречащее их вере действо, не дав ведьме осквернить тело своего принца. Однако ворвавшись в кабинет, куда они два часа назад занесли тело Эймонда, они обнаружили его живым, пусть и довольно растерянным. И ещё обнаженным. Тишина, повисшая в комнате, была столь красноречива и наполнена самыми разными эмоциями, что, бесспорно, заслуживала быть запечатлённой на картине художника. Изумление, шок, неверие, смятение, страх, ужас, трепет и неловкость. Эймонд смотрел на своих рыцарей с таким же озадаченным видом, как и они на него. Сир Дункан, стоявший впереди остальных и бывший более приближенным к Эймонду, сделал несколько шагов вперёд. Подойдя ближе, он коснулся рукой плеча принца и забормотал молитву. Эймонд проследил за его движением, но никак не прокомментировал его. — Как такое возможно? — благоговейно проговорил Дункан. — Мы видели вас мёртвым… Эймонд не ответил. Он и сам был бы рад понять, как это возможно. В голове царил хаос, мысли не желали складываться в одну стопку, паря в голове, подобно перьями из выпотрошенной подушки. Одно он начал осознавать: он умер, но вернулся обратно. Молчание затянулось, и слово решила взять Алис. — Я объясню вам, как такое возможно, сир, — невозможно надменно изрекла она. — Владыка Света вновь доказал свое могущество, вернув к жизни принца Эймонда, которого вы готовы были похоронить. Принц Эймонд избран Владыкой, он будет спасителем Вестероса в грядущих тяжёлых временах. Молчавшие рыцари после её слов зашептались, их голоса начали звучать все громче и громче. Один из них выступил вперёд и выкрикнул, тыкая пальцем в Алис: — Ты — ведьма! То, что ты совершила извращенно! Её надо сжечь на костре! Несколько голосов поддержали его, кое-кто уже ступил вперёд к Алис. Но путь им преградила Анна. Тяжёлый взгляд её на мгновение пригвоздил рыцарей к месту. — Никто из вас не посмеет тронуть эту женщину, — тихо, но внятно заявила она. — Алис Риверс находится под моей защитой. — Вы тоже соучастница! Принцессу Анну тоже надо сжечь на пару с ведьмой! — крикнул кто-то. Из толпы отделилась фигура, и, подойдя к Анне, рыцарь хмуро глядел на неё. Анна же с вызовом смотрела на сира Остина. Едва заметно осуждающе покачав головой, он обернулся к остальным. — Если кто-то из вас желает совершить предательство, сначала ему придётся убить меня. — И меня, — сир Дункан встал рядом с ним. Атмосфера накалилась. По взглядами рыцарей было понятно, что они оценивают ситуацию, и вот-вот разразится бойня прямо в кабинете принца. Все решил сам виновник торжества. Медленно спустившись со стола и не забыв надеть плащ, заботливо накинутый ему на плечи Анной, Эймонд привлёк к себе внимание рыцарей, готовых разорвать на части двух женщин. Обойдя Дункана и Остина, Эймонд окинул холодным взглядом остальных. От этого взгляда многие из них невольно заволновались. — Признаюсь, я пока не осознал до конца произошедшее, — низким голосом заговорил он, было видно, что говорить ему трудно, — но одно мне очевидно. Мои рыцари не рады тому, что я жив. От его слов веяло морозом. Некоторые из мужчин потупились, другие просто отводили глаза. Никто из них не желал смерти Эймонду, они были ему искренне преданны. Но не его жене и, тем более, любовнице. — Я стою перед вами и говорю с вами, — голос Эймонда окреп. — Посмотри на меня, Роберт, я похож на мертвеца? — Н-нет, Ваше Высочество. Эймонд повернулся к другому рыцарю. — Что скажешь ты, Гловер, я уже не напоминаю тебе того Эймонда Таргариена, которому ты клялся служить? Рыцарь покачал головой. — А ты, Маркус, ответь мне, я уже не похожу на того Эймонда Одноглазого, который может убить каждого из вас за пару минут? — теперь в голосе Эймонда слышалась неприкрытая угроза. Бравые рыцари поежились. Эймонд обводил взглядом каждое лицо, впитывая их эмоции. — Как смеете вы покушаться на жизнь моей жены? — он сделал шаг вперёд, и мужчины дернулись. — Как смеете вы, ублюдки, угрожать ей расправой, да ещё и в моем присутствии?! Вы забыли, кто я? Стало очень тихо. — Мой принц, — подал голос один из рыцарей, которого он назвал Маркусом, — мы верны вам, как и раньше. Но мы растеряны… Простите наше волнение, мы не ожидали увидеть вас… Рыцарь замялся. — Вы не ожидали увидеть меня живым? Я тоже не ожидал. Но я жив. И я обещаю, что тот из вас, кто тронет хоть волос с головы моей жены или Риверс, будет повешен. Я ясно выразился? А теперь все прочь. Кроме Остина и Дункана. И велите принести мне одежду, черт подери!