Дом Дракона. Оковы

Когда в крови бурлит безумство, Когда оковы падают к ногам, В том стихий мятежных буйство, В том вызов, брошенный богам. И раб, восславив небо и моря, Кандалы горящие благословит… И вслед за рабством волю обретя, В огне безудержном сгорит. Секунда потребовалась, чтобы полностью проснуться и вскочить на ноги. Пнув Эйгона — времени на любезничание не было — он велел Среброкрылой подняться на купол и наблюдать за местностью. Эйгон начал сонно-возмущённо бормотать под нос, но, когда драконица взмыла в небо, похоронив его под слоем пыли, тут же подскочил на ноги. Эймонд напряжённо всматривался в арку, однако судя по звукам, к ним скакал один или два всадника, не больше. И в подтверждение его умозаключений из арки показался всадник с натянутым на голову капюшоном. К его седлу был привязан еще один конь — без всадника. На полном скаку приблизившись к ним, «ведущий» конь резво встал на дыбы, когда наездник слишком сильно натянул поводья. Ловко соскочив с коня, человек скинул капюшон, подходя ближе. Эймонд и Эйгон растерянно переглянулись. — Надо поговорить, — с ходу хмуро бросил Джейс. Братья настороженно молчали, инстинктивно чувствуя приближение катастрофы или, как минимум, чего-то дурного. — Я обдумал ваше предложение. Скажу сразу, красивые речи про ненависть и всепрощение меня не впечатлили, я ненавижу и буду ненавидеть вас обоих. Однако я согласен, что пора положить конец бойне, в которой умирают невинные люди. И я хочу знать, где мой брат. Эймонд подавил в себе желание хмыкнуть. Невольно напрашивался вопрос, что больше повлияло на решение племянника: желание спасти Вестерос от разорения, а его жителей от смерти или вернуть брата. Циничная таргариенская часть него склонялась ко второму варианту. — И ты узнаешь, где твой брат. Но сперва, ты выполнишь свою часть договора, — нетерпеливо отрезал Эймонд. Стоявший слева от него Эйгон упрямо насупился. — С этим, боюсь, есть сложности, — медленно проговорил Джейс, заставляя Эймонда еще больше напрячься. Конечно, племянник не явился бы сюда а одиночестве, не дожидаясь утра, без серьезной причины. — Мы несколько часов провели в зале Малого Совета, крича друг на друга. Криган Старк настаивает на своем предложении оставить детей заложниками, а вас отпустить на все четыре стороны, его поддерживает Тайленд Ланнистер. Остальные убеждены, что нельзя идти даже на малейшие уступки, а уж тем более доверяться твоему честному слову, — судя по тону, Джейс все еще не был до конца уверен в ошибочности их суждения. — Иными словами, большинство голосов против каких-либо сделок. Эймонд сжал кулак. Значит, он не ошибся, предположив, что лорды имеют куда больше влияния на железный трон, чем во времена их отца и прадеда. Если Малый Совет не желает урегулировать конфликт мирно, это значит только одно: они попытаются дать бой. — Мои поздравления, племянник, — презрительно скривил губы Эймонд. — В кои-то веки в зале Малого Совета заседают люди, не боящиеся собственной тени. И что теперь? Неужто они верят, что смогут меня остановить? Полагаю, они уже приказали привести свои скорпионы в боевую готовность. Джейс мрачно молчал, подтверждая его догадки. — Они верят в победу и неотвратимость вашей смерти, — нехотя выдохнул Джейс. — У вас есть только один дракон против всей армии Вестероса. Да, да, знаю! — махнул он рукой, видя, что Эймонд открыл рот. — Но они уверены, что времена Эйгона Завоевателя остались в прошлом, и потому хотят уничтожить вас здесь и сейчас, пока вы слабы и уязвимы. К тому же они убеждены, что вы не станете принимать фатальных решений, пока пленники у нас. В чем-то они были правы, этого Эймонд отрицать не мог. Со времен Завоеваний утекло много воды, а за последние два года люди научились сражаться против драконов. Достаточно одного меткого стрелка, чтобы все закончилось. Эйгон чертыхнулся, пнув мелкий камешек. — Ты же король! — воскликнул Эйгон. — Пошли их к черту и объяви свое решение! Или твои яйца остались на дне Узкого моря? — Кто бы говорил! — огрызнулся Джекейрис. — Сам-то небось ни одного указа не издал самостоятельно! — и прежде, чем Эйгон что-то возразил, продолжил: — Я не могу не считаться с Великими Домами. У меня нет драконов, а страна, которую я получил в наследство, разорена на пороге долгой зимы! Мне нужна поддержка Великих Домов! Он перевел дыхание, прежде чем продолжить. — Надменность и самомнение — вот, что всегда отличало вас от меня. Вы слишком полагались на страх подданных даже не перед собой, а перед тенью Завоевателей. Думали, что стоит лордам увидеть вас на спине дракона, как они дружно наложат в штаны? Положим, в штаны они и наложили, но сейчас они окрылены победами. И давайте начистоту, слишком часто они видели, как драконы умирают, и далеко не всегда это происходило по вине других драконов. Я же отдаю себе отчет в реальном положении дел, потому сейчас на троне я, а не вы. Эймонд проглотил замечание о том, что в гибели драконов его собственная мать виновата, как никто другой. Да и железный трон Джейс подтирает только потому, что… а собственно, почему? Потому что Ормунд и Дейрон так глупо погибли, чуть-чуть не добравшись до столицы? Потому что Эймонд не сумел использовать свое преимущество грамотно? Или потому что самим богам был угоден такой исход? Какая едкая ирония! Или, быть может, насмешка богов над дерзостью тех, кто возомнил себя равными им. Трое последних представителей великой династии, поставившей на колени целый материк, стояли посреди обломков своего дома, подобно ворам, припертым к стенке собственными слугами. Трех потомков драконьих владык, ненавидящих друг друга, теперь объединяла единая беспомощность перед собственными вассалами. — Тогда что же ты делаешь здесь? — вмешался Эйгон. — Твои лорды ручаются за победу, что мешает тебе поверить им? — Во-первых, я все же Таргариен и склонности недооценивать драконов не имею. Слишком многое поставлено на карту, чтобы рисковать. Твои угрозы вчера выглядели… убедительно. Во-вторых, если вы погибните, я не верну Визериса. И это было похоже на правду. Самые простые инстинкты, как правило, самые живучие. Как инстинкт самосохранения или размножения. Инстинкт рисковать всем ради любимых впитывался в Таргариенов с молоком матери и тек в их венах вместе с кровью. — И что ты предлагаешь? — спросил Эймонд чуть более спокойно. — Ты же примчался сюда не для того, чтобы сообщить нам это? Джейс поджал губы, решаясь. На минуту Эймонду стало действительно любопытно, как далеко готов зайти сын Рейниры. — Прежде… Ты клянешься, что вы все покинете Вестерос и больше ни вы, ни ваши дети не ступят на эти земли? — Клянусь, — не задумываясь, ответил Эймонд. — Что твой дракон больше никогда не будет угрозой Семи Королевствам? — Клянусь. — Что твои потомки никогда не будут претендовать на железный трон? С ответом на этот вопрос Эймонд помедлил. Говорить за себя — одно, но клясться за тех, кто даже ещё не родился, совсем другое. Но когда спустя минуту он поднял взгляд на Джейса, в нем была написана решимость. — Я клянусь пламенем и кровью, что ни я, ни мои дети больше никогда не ступят на земли Вестероса. Клянусь, что ни я, ни мои потомки не будут претендовать на железный трон и не будут угрозой для твоих потомков. Холодный ночной ветер свистящим шепотом подхватил принесенную клятву, а стены Драконьего Логова, казалось, безмолвными свидетелями закрепили принесенный обет. Ни одна клятва не является для Таргариенов столь же нерушимой и священной, как клятва пламенем и кровью. Джейс удовлетворенно кивнул, повернувшись к Эйгону. Тот закатил глаза и повторил слова брата слово в слово. Только после этого Джейс, казалось, самую малость, успокоился. Но он по-прежнему хмурился, умудряясь выглядеть одновременно взбудораженным, встревоженным и неуверенным. — Я проведу вас во дворец тайным ходом. Вы заберете детей и Анну и покинете Вестерос, как и поклялись, а я получу своего брата. А для лордов я придумаю благовидную басню о вашем побеге, — на одном дыхании выдал он. Эймонд уставился на него, не веря, что его уши действительно это слышат. Джейс настолько глуп, что предлагает им подобное? Все его предложение с первого до последнего слова звучало, как… — Западня! — Эйгон повернулся к нему, указывая пальцем на Джекейриса. — Это же западня, шитая белыми нитками! — Вы предлагаете мне поверить вам на слово, отдавая ценных заложников, рискуя в ту же секунду быть спаленными заживо, но не готовы пойти на схожий шаг, ради своих родных? — скептически спросил Джейс, на что Эйгон презрительно фыркнул. Эймонд молчал. Впервые за долгое время он был полностью солидарен с братом. После его предложения складывалось стойкое ощущение, что Джейс и его шайка решили заманить их в ловушку, скормив правдоподобную байку про непокорных лордов. А Джейс, примчавшийся сюда в гордом одиночестве, очевидно, должен был разбить все сомнения в чистоте своих помыслов. Все его инстинкты вопили о засаде, но он продолжал молчать, кусая губы. Был ли у них другой вариант? Эймонд не боялся сражений, но каждый прошедший час, пока Анна и Геймон находились в руках врагов, был подобен пытке. Чем больше у этих людей было времени, тем больше способов они могли придумать, чтобы одолеть его. Во время бойни, Анна и дети могут запросто пострадать, кто-то, вроде Лариса может попытаться им навредить. Да, что угодно может случиться! Если же он врет… Что ж, тогда все будет кончено. — Я пойду с тобой, — спокойно ответил он, глядя на Джекейриса. — Но Эйгон останется здесь… — Эйгон протестующе вскрикнул. — И если ты нас обманываешь, он уничтожит все, что тебе дорого. — Ты сошел с ума?! — возмутился Эйгон. — Нет, он прав. Мы требуем доверия, но не готовы проявить его сами. Нужно подавать пример младшим, — с откровенной иронией произнес Эймонд. — Если через два часа мы не вернемся, Среброкрылая будет подчиняться тебе. Ты знаешь, что нужно тогда делать. Это был блеф. Он был убежден, что Эйгон не станет нападать на столицу, если там будет в плену уже не только дочь, но и единственный оставшийся брат. Было что-то в глазах Эйгона, что твердило, что он не сможет пойти на такую жертву. На самом деле Эймонд надеялся, что Эйгон просто сбежит с драконом. Тот упрямо сверлил его глазами, почти умоляюще, но понимал бессмысленность уговоров, когда Эймонд что-то решил. Подозвав Среброкрылую, Эймонд отдал ей четкий приказ в его отсутствие подчиняться Эйгону. Умные глаза драконицы неотрывно следили за ним, из глубины ее глотки раздалось тихое клокотание, и Эймонд ощутил ее тревогу и нечто подобное попытке переубедить. — Kesse ildrō issi khâlzgre mūrro, — проговорил он, потрепав ее по чешуйчатому боку, после чего Среброкрылая ткнулась мордой ему в живот, желая удачи. Когда он кивнул Джекейрису, тот, не теряя времени, вскочил на коня, и Эймонду не оставалось ничего другого, как последовать его примеру. Они пришпорили лошадей и галопом поскакали прочь из Логова. Обернувшись напоследок, Эймонд успел увидеть смотрящего ему вслед и, словно бы, вмиг осиротевшего брата. Джейс безжалостно гнал коня, но вопреки ожиданиям, они поскакали не прямиком к стенам, а к дикому побережью, известному, как бухта контрабандистов, которое с трех сторон окаймлялось отвесными скалами. Раньше Вхагар любила отдыхать тут, и Эймонд нередко сюда наведывался, но и понятия не имел о тайном ходе, начинавшемся отсюда. Джейс, напротив, был настроен уверенно, когда, спешившись, зашагал в одной из скал, покрытых толстым слоем мха, и начал… толкать скалу. К изумлению Эймонда, скала поддалась, и то что он принял за камень, оказалось невысокой дверью, замаскированной под мох. Оглянувшись на него, Джейс юркнул в проход, а Эймонд еще пару секунд глядел в пугающую темноту. Следующий шаг может быть фатальным, пути назад уже не будет. Все его существо восставало при мысли о том, чтобы следовать за своим врагом. Эймонд почти не сомневался, что идет в лапы людей, что будут драться между собой за право первому вгрызться в его глотку. Перед глазами встало лицо Анны с петлей на шее, и это стало последним гвоздем на его могиле. Теперь он понимал значение слов «последовать за кем-то в пекло». В конце концов, он не шутил, говоря Эйгону, что пожертвует собой, если черные потребуют того. Если, чтобы выкупить свободу Анны и Геймона, он должен положить голову на плаху, он это сделает. Сделав глубокий вдох, он последовал за дожидавшимся его племянником. Они уже довольно долго шли по затхлым коридорам, которые местами сужались, местами расширялись, превращаясь в самые настоящие пещеры. Джейс держал факел, показывая путь. От вида племянника, ведшего его, словно Неведомый в мир иной, Эймонда пробрало. Больше из желания развеять этот неприятный, суеверный страх, чем из необходимости общаться с ним, он подал голос. — Не знал про этот тайный путь. Джейс помолчал, видимо, решая, стоит ли вести беседу, но все же ответил: — Когда, после того как мы захватили столицу, а Эйгон и Анна с детьми сбежали, Деймон вытряс всю душу из гвардейцев, пока один из них не сломался и не показал этот проход. — Ясно, — вот и весь разговор. Сложно вести мирную беседу, когда каждое второе предложение утыкается в неприглядное прошлое. — Я давно хотел спросить, — Джейс замялся. Лица его шедший сзади Эймонд не видел, нно неуверенность явственно слышалась в его голосе. — Говорят, после битвы с Деймоном ты погиб, что твое мертвое тело видели жители Харренхолла. Это… правда? Эймонд не торопился отвечать. Он не любил беседовать об этом по многим причинам. Во-первых, вспоминать собственную смерть не так и приятно, как может показаться на первый взгляд. Во-вторых, Анна. Ради него она добровольно приняла клеймо ведьмы и отлучение от Септы. — Это правда, — устало вздохнул он. — Меня вернула одна Красная жрица. Джейс повернул голову, свет факелов отражался в его темных, совсем невалирийских, глазах. Он хотел что-то сказать, но передумал, вновь отворачиваясь. — Теперь я могу понять, почему ты готов ради нее на все. Не каждая женщина пойдет на такое, — негромко произнес Джекейрис, в голосе у него прозвучало нечто, смутно напоминавшее зависть. — То есть Бейла не станет тебя воскрешать, если ты отбросишь копыта? — с усмешкой спросил Эймонд, стараясь скрыть неловкость от этого разговора и ситуации в целом. Даже в самом страшном сне не могло ему присниться, что он будет вести задушевные беседы с убийцей своего брата и матери, с сыном Рейниры. Да еще и идя за ним в предполагаемую ловушку. Джейс не ответил на риторический вопрос. — Ты говорил серьезно про ненависть? Ты правда веришь, что ее можно прервать? Остановиться и начать все с чистого листа? — Джейс говорил, не оборачиваясь, и Эймонд по-прежнему не мог видеть его выражения лица. — Вчера ты перечислял кто кого убил, как будто отвечал на вопрос мейстера по истории. Но разве можно забыть все это по одному велению воли? — А чем мы сейчас заняты? — вопросом на вопрос ответил Эймонд и, не услышав ответа, продолжил: — Все они, моя мать, Хелейна и Дейрон, Отто, Рейнира и Деймон, Люк и другие, были звеньями одной цепи ненависти. Мы можем продолжить эту цепь, пока не останется ничего, кроме нее, или можем выбрать тех, кого любим. Ответа снова не последовало, но он и не надеялся. Внутри все больше крепло ощущение захлопывающихся тисков, и Эймонд стискивал зубы, чтобы не поддаться искушению повалить Джекейриса на землю. Достаточно продержаться, пока он не проведет его к Анне, чтобы Эймонд мог убедиться, что она в целости и сохранности. Но если вдруг, племянник решит схватить его раньше, его будет ждать неприятный сюрприз — Эймонд не собирался сдаваться, не добравшись до жены. Они начали подниматься по кривым ступеням, воздух здесь был менее спертый, кое-где чувствовался легкий ветерок из многочисленных щелей. Через пару минут они уперлись в стену. Потушив факел, Джейс нажал на рычаг в стене, и та медленно отъехала, выпуская в подземелье слабый свет. Эймонд, сжав кулаки, последовал за ним, ожидая увидеть чуть ли не вооружённый отряд. Но обнаружил только пустые королевские покои, освещенные несколькими свечами. Почти пустые. В плюшевом кресле, опираясь на трость, согнулся Тайленд Ланнистер собственной персоной. Он повернулся на звук, глаза больше не отражали отблеск свечей, ибо мейстеры просто зашили его веки, дабы не пугать людей пустыми глазницами. От некогда статного и сильного мужчины не осталось и следа. Теперь это был изуродованный, искалеченный, тщедушный калека. Красивое лицо было изуродовано не только выколотыми глазами, но и пересекавшим половину лица и губы кривым шрамом. Кожа приобрела болезненный, восковый цвет. Не успел Эймонд поразиться не то изменениям, произошедшим в бывшем деснице, не то самому его присутствию в покоях короля, как последний подал голос. — Лорд Тайленд на нашей стороне. Он поможет нам. — И как, позволь спросить на милость, слепой калека поможет нам? — раздраженно вопросил Эймонд. — Обеспечив его милости алиби, — улыбнулся немного жуткой улыбкой Ланнистер, нисколько похоже не обидевшись на «калеку». — Рад встрече, мой принц. Несколько иронично, что нам суждено было встретится вновь при таких обстоятельствах. Кажется, при нашей последней встрече вы были регентом, почти королем, а я имел при себе детородный орган и на один глаз больше вашего. — Отрадно видеть, что способность иронизировать осталась при вас. Да и ваша практичность вам не изменила, как я погляжу, — отозвался Эймонд. Хриплый, немного свистящий смех стал ему ответом. — Что верно, то верно, мой принц. Хочешь жить — умей вертеться. Та же практичность и подсказала мне, что попытка дать вам отпор лишь приведет к ненужным жертвам, а быть может и полному истреблению населения столицы. В то время как позволить вам и вашей семье покинуть Вестерос будет лучше для всех. Ланнистер говорил складно и ровно, но Эймонд не понаслышке знал, как ловко тот умеет играть словами. Что если его присутствие не что иное, как попытка усыпить его бдительность? Он поджал губы, сделав вид его ничего не смущает. — То есть этот ход вёл прямиком в твои покои? — спросил он Джейса. Изумление вперемешку с разочарованием отчетливо прозвучало в его тоне. — Жалеешь, что не узнал об этом раньше и не перерезал мне горло во сне? — хмыкнул Джейс, отряхиваясь от пыли. — Читаешь мысли. Итак, каков план? — перешёл он к сути, игнорируя внутренний голос, твердивший, что план заключается в его поимке. — Сейчас я отошлю гвардейца, что охраняет мои покои. Потом мы направимся к покоям Анны и детей, охрану у её дверей придётся убить для правдоподобности. Если встретим ещё ненужных свидетелей, их тоже убьём — трупы не вызовут столько вопросов, как пленники, сбежавшие, не пролив ни капли крови. Потом вы вместе с Анной и детьми покинете замок тем же путем. План был откровенно хреновый, о чем Эймонд собирался сообщить Джейсу, что подошел к столу с какими-то чертежами и взял парочку из них. Но тот жестом велев ему спрятаться, громко крикнул охране. Эймонд едва успел скрыться за портьеру, когда дверь отворилась, и гвардеец вытянулся по стойке смирно перед королём. — Леонель, принеси нам норвосского эля, — приказал Джейс, рассматривая бумаги. — Оно было божественно, не то, что эта староместская дрянь. А нам с лордом Тайлендом еще долго сегодня тут сидеть. — Да, Ваша милость, я велю Джареду подменить меня… — Нет необходимости, — отрезал король. — За несколько минут ничего не случится. — Да, Ваша милость, — чуть растерянно поклонился молодой охранник, выходя вон. Вскоре раздались его отдаляющиеся шаги. — Это называется отвлечь охрану? — недовольно поинтересовался Эймонд, выходя из своего укрытия. — Он вернется через десять минут. — Если, конечно, сможет отыскать несуществующий норвосский эль в замке, — отозвался Джейс, бросая на стол бумаги. — Но нам все равно нужно спешить. Он приоткрыл дверь, выглядывая наружу. Потом махнув Эймонду рукой, скрылся в коридоре. Эймонд скрипнул зубами. «Норвосский эль» — это такой новый пароль, говорящий, что рыбка клюнула на наживку? Он оглянулся на сидящего в той же позе Ланнистера, на лице которого блуждала слабая улыбка, не внушавшая доверия. Эймонд начал догадываться, что за игру затеял Джекейрис. Племянник больше спасения Гавани или Вестероса жаждал вернуть брата, прекрасно понимая, что схвати они Эймонда слишком рано, и тот ни под какими пытками не выдаст местоположение Визериса. Лишь уверовав в возможность спасения семьи и спасения, Эймонд раскроет ему эту тайну. Потому нужно было убедить его в своей кристальной искренности. Нужно было позволить ему прикоснуться пальцами к свободе и потом захлопнуть капкан в правильно рассчитанное время. Нервы Эймонда были натянуты до предела, когда следом за Джейсом он крался по коридору, сжимая в руке рукоять меча. После полуночи королевское крыло обычно пустовало, ибо у каждого стражника был свой периметр, который он должен был охранять. Между покоями короля и старыми покоями Анны было четыре коридора, две лестницы, четыре развилки и пять дежурных стражников, включая королевского гвардейца, что отправился на поиски вина. Оставалось избавиться от четырех. Дойдя до первого поворота, за которым стоял дежурный, они переглянулись и коротко кивнули друг другу, Джейс вышел первым. Удивлённый стражник вытянулся перед королём и в то же мгновение упал замертво, когда меч Эймонда вонзился ему в шею. Им пришлось придержать его и аккуратно опустить на пол, чтобы грохот доспехов не привлёк внимание. Времени прятать труп у них не было, потому преступники королевских кровей торопливо перепрыгнули через него и побежали дальше. Следующий пост был у развилки, прямо возле лестницы. Стражник ходил взад-вперёд, доходя до развилки и поворачивая обратно. Кивнув друг другу, они подстерегли его и скрутили, как только он подошёл достаточно близко. Совершенно бесшумно Джейс свернул ему шею. Действовали на удивление слаженно, будто всю жизнь вместе пробивались к пленникам. Следующего стражника ждала участь его предшественников. Покои Анны находились в самом конце коридора, и подобраться к ним незаметно не вышло бы. Потому Джейс выйдя в коридор, негромко окликнув, поманил охранника к себе. Не ожидая подвоха от собственного короля, тот подбежал к нему, про себя, без сомнения, гадая, что понадобилось монарху в такое время у покоев пленных. Все эти вопросы потеряли актуальность, когда, подбежав ближе, он увидел прижавшегося к стене Одноглазого Принца. Глаза мужчины широко раскрылись, а рот опасно открылся, но крикнуть он не успел. Осторожно, почти нежно уложив тело на пол, они бросились к заветной двери. Сердце Эймонда бешено билось. Поворачивая дверь, он почти ожидал обнаружить там направленные на него мечи. Но картина, увиденная там, осталась ещё одной трещиной на его сердце. Посреди комнаты стояла Анна, бледная, растрепанная, похожая на привидение, и сжимала в руке пустой серебряный подсвечник. При виде него её рука безвольно опустилась, а воспаленные глаза изумленно расширились. Эймонд бросился к ней и успел подхватить прежде, чем она осела на пол. — Это ты… — едва слышно шептала она, касаясь его лица пальцами. — Это правда ты… Анна выглядела ужасно. Её чёрное платье после казни сменили на чистое серое, но распущенные волосы местами слиплись от яичного белка. Однако этого Эймонд даже не заметил. Нездоровый, серый цвет лица, темные тени под глазами, потрескавшиеся губы и лихорадочный, пугающий блеск глаз — вот, что он видел. Её лицо, которое он держал в руках, горело. — Это я. Я вернулся, — Эймонд сглотнул. — Ты в порядке? Анна, скажи мне, ты в порядке? Глупый вопрос. Совершенно бессмысленный. У него был один глаз, но даже им он явственно видел, что с ней что-то было не так. И все же он нуждался в её голосе. Жуткая мысль что над ней могли надругаться, холодными иглами вонзилась в горло. Если они что-то ей сделали, он наплюёт на свои клятвы и… — Скажи что-нибудь, — почти взмолился он. — Я… знала, что ты вернёшься, — по её щекам потекли слезы, и он не был уверен, что она находится в здравом сознании. — Я ждала тебя… — У нас мало времени, — резко подал голос Джейс, о котором Эймонд успел начисто забыть. — Надо вывести вас, пока кто-нибудь не обнаружил трупы и пока Лионель не вернулся! Эймонд до боли стиснул её плечо. Все потом. Сначала вывести их отсюда. — Анна, я вытащу вас. Но мне нужна твоя помощь, ты должна собраться, — он приподнял её лицо ближе к своему. — Пожалуйста, сделай это для меня, ладно? Несколько секунд Анна, казалось, не осознает его слов, она с трудом фокусировала взгляд на его лице, пугая его ещё больше. Он слегка встряхнул её, и Анна заторможено кивнула. С его помощью она поднялась на ноги. Эймонд окинул её ещё одним критичным взглядом, пытаясь определить, насколько твёрдо она стоит на ногах. Время шло. В любую минуту могла подняться тревога. — Где дети? — спросил он, и Анна мотнула головой в сторону спальни. Эймонд тут же бросился туда. Без лишней заботливости он растормошил Марко и Джейхейру, велев подниматься. Волнения и постоянное напряжение последних недель, а может и лет сказались на детях не лучшим образом, сделав их дергаными, просыпавшимися от малейшего шума. Печальная способность вскакивать в любой миг и готовиться к побегу по одному слову взрослых — отличительная черта детей, выросших во время войны. Но сейчас это было только на руку Эймонду. Подхватив Джейхейру, он собирался идти к Геймону, но его остановил голос Анны. Она подбежала к тумбе, слегка пошатываясь, и схватила маленькую склянку. Откупорив её, Анна влила одну каплю в нос Геймону. На его недоуменный взгляд, она пояснила: — Это маковое молоко. Одна капля ему не повредит, но не даст проснуться и поднять охрану. Голос её звучал хрипло, но твёрдо. Анна вновь подошла к столу и прямо из бутылки сделала несколько глотков вина, а после, подхватив сына на руки, она подозвала к себе Марко. — Скорее! — прошипел стоявший в дверях Джейс. Дети были в ночных сорочках, но беспокоиться об этом не было времени. Эймонд подтолкнул Анну к выходу, и они со всех ног, насколько могли, побежали за Джейсом. Анна пару раз споткнулась, но устояла на ногах. Неизвестно, что придавало ей силы, ребенок, которого она держала на руках или Эймонд, бегущий следом. Джейхейра, обвив руками шею Эймонда, спрятала лицо в сгибе его шеи, и он чувствовал, как все ее маленькое тельце дрожит в его руках. Каким-то чудом им удалось беспрепятственно добраться до королевских покоев раньше Леонеля. Когда они влетели в спальню, Эймонд быстро повернулся к Джейсу. — Ну, открывай проход! Но Джейс стоял перед ним, тяжело дыша и скрестив руки на груди. Тяжелый взгляд уперся в него. — Сначала скажи, где мой брат. Они оказались в тупике. Что бы они не говорили, ни один из них по-прежнему не доверял другому. Эймонд был почти уверен: в тот миг, когда Джейс узнает местоположение его брата, со всех сторон выскочат Золотые плащи. Джейс же подозревал, что его одноглазый родственник лишь обманывает его. Тайленд Ланнистер весь подался вперед, лицо его, и без того неприятное, приобрело почти хищное выражение, когда он, сжав челюсть, выжидающе поднял брови. — Что происходит? — спросила ничего не понимающая Анна. — Сюда идут, — напряженно бросил Ланнистер, то ли слыша что-то недоступное их ушам, то ли пытаясь подтолкнуть Эймонда к решению. Секунды текли, неизбежно уменьшая их шансы на спасение. — Ладно, — выдохнул Эймонд, доставая из нагрудного внутреннего кармана вторую половину письма и протягивая ее Джейсу. — Он в Браавосе. Здесь указано имя человека, у которого спрятали твоего брата. — Откуда тебе это стало известно? — спросил Джейс, не отрываясь от письма. — Мой старый друг выкупил его на рынке рабов, но не забрал с собой, а отдал доверенному лицу в Браавосе. Теперь ты откроешь чертов проход?! — прорычал он. Секунда, другая. И Джейс, ловко вскочив на стул возле книжного шкафа, повернул голову короля Эйгона, открывая проход. Пока шкаф отъезжал в сторону, как уже до Эймонда донеслись из коридора крики и возня, затем чьи-то торопливые шаги. — Быстрее! — воскликнул Джейс. — Джейс! — Эймонд резко обернулся и быстро заговорил, пока Анна, пригнувшись, входила в проход. — Обвини во всем Лариса. Он никогда не будет тебе полностью предан, так пусть хотя бы сослужит последнюю службу. Лорды легко поверят в его предательство. Джейс коротко кивнул, и Эймонд с Джейхейрой на руках торопливо юркнул в проход. Едва шкаф задвинулся обратно, двери в покои без стука отворились. Стоя в полной темноте, Эймонд и Анна застыли, боясь издать хоть звук. Собственное дыхание казалось слишком громким. Эймонд предусмотрительно закрыл рукой рот Джейхейры. — Что происходит? — растягивая слова, спросил Джейс за стеной. — Кто посмел… — Ваше Величество! Пленники сбежали! В коридоре тела дежурных! — Что ты сказал? — проревел Джейс, весьма правдоподобно изображая негодование. — Как вы допустили, идиоты?! Обыскать весь замок! Закрыть все входы и выходы! Найти мне их, иначе я насажу ваши головы на пики! — Ваше Величество, — неуверенно произнес гвардеец, — быть может, стоит отправить отряд в Драконье Логово? Повисло молчание. — Нет, — уверенно кинул Джейс. — Если они там узнают о побеге, Одноглазый мерзавец способен выкинуть что угодно. Я уверен, что они не могли сбежать далеко. Они где-то в замке. Найдите их! И поднимите моего десницу, черт побери! Почему он спит, когда я уже на ногах?! Снова раздались удаляющиеся шаги, и только после этого Эймонд и Анна выдохнули. Оказывается, все это время они боялись дышать. Эймонд, повозившись немного с мечом, взял факел, оставленный в нише Джейсом, и они начали осторожно спускаться по лестнице. — Ты в порядке? Идти можешь? — спросил он Анну, она отрывисто кивнула. — Мне страшно, — вместо нее подала голос Джейхейра, которая только на мгновение открыла глаза и, столкнувшись с темнотой пещеры, тут же зажмурилась. — Знаю, потерпи немного, — произнес Эймонд. — Закрой глаза и не открывай, пока не скажу. Совет был несколько лишним, но для верности Джейхейра еще и спрятала лицо на его груди. Они шли медленно, прислушиваясь к шумам снаружи. Марко, вцепившись в юбку Анны, отчаянно сохранял остатки храбрости, Геймон благополучно спал. Однако сама Анна пару раз, не выдержав, попросила Эймонда остановится, чтобы перевести дыхание. Ей было дурно, голова кружилась, а спертый воздух и подступавшая со всех сторон тьма только ухудшали ее состояние. Эймонд встревоженно оборачивался к ней, но помочь ничем не мог. Им нужно было бежать, ведь скоро весь замок поднимут на уши, и тогда кто-то непременно вспомнит о тайном ходе. С другой стороны, из отпущенных двух часов осталось не больше получаса, Эйгон, заприметив издали горящие огни замка, может улететь обратно, решив, что Эймонд попал в ловушку. Иными словами, им стоило бежать со всех ног, а не плестись, подобно черепахам. Но оглядываясь на Анну, он не решался торопить ее. В то, что Джейс не обманул, до сих пор верилось с трудом. Выходило, что он не солгал про сопротивление лордов. Кроме него, судьба Визериса, по всей видимости, мало кого по-настоящему волновала, даже его невесту. И только его любовь к младшему брату оказалась столь сильна, что Джейс готов был за маленькую надежду рискнуть, доверившись врагу. — Анна, осталось немного, — проговорил он, — ты сможешь немного поторопиться? — Да, я справлюсь, — и она действительно ускорила шаг. Они ушли достаточно далеко и теперь ни звука не доносилось до них из внешнего мира. Путь обратно показался Эймонду невообразимо более длинным, потому что теперь счет шел на минуты. Наконец, они добрались до выхода. Эймонд с силой толкнул тяжелую дверь и огляделся. Все было тихо. — Давай руку! — он помог Анне выбраться наружу. Пока он бежал к лошадям и отвязывал их, Анна обессилено уселась на скользкий камень, держась за грудь и глубоко дыша. Марко и Джейхейра прижимались к ней. — Все хорошо, — она через силу улыбнулась, — я просто устала. Эймонд вернулся с лошадьми и опустился перед ней на одно колено. Рядом звучал умиротворяющий шум прибоя, вдалеке — тревожно били колокола замка. — Анна, милая, я знаю, что тебе тяжело, но, прошу, сделай для меня последний рывок. Я не смогу вести верхом тебя и детей. Помоги мне, — ему было страшно, что она не справится, и страх отражался в его расширенном зрачке. Анна взглянула на лошадей так, словно тяжелобольной, которого просят съесть еще одну ложку еды. Освещенное сиянием луны, ее лицо выглядело болезненно. Сделав над собой усилие, она с его помощью встала на ноги. Эймонд помог ей сесть на коня, потом передал ей Геймона. Сам же сел на второго скакуна, устроив Марко и Джейхейру впереди. В последний раз повернувшись к ней, он поймал ее мрачный кивок и пришпорил коня. Они скакали в Драконьему Логову, объезжая скалы, пока не вышли в открытое поле. Эймонд без конца оборачивался на нее, но Анна сидела в седле твердо, поджав губы и хмуро глядя вперед и левой рукой прижимая к себе сына. Только бы силы ее не подвели, только бы она не упала… Когда до Логова оставалось всего ничего, они услышали вдалеке топот, и, обернувшись, Эймонд разглядел вдалеке несколько десятков всадников, пустившихся за ними в погоню. — Анна, быстрее! Мы еще можем успеть! Анна пришпорила коня. Теперь они мчались бешеным галопом, и Эймонд возблагодарил небеса за то, что Анна так хорошо сидела в седле. В темноте он видел очертания Логова, и тут внезапно огромная тень отделилась от него и взмыла в небо. Нет! Эйгон не мог улететь! Эйгон, сделав огромный круг, развернул дракона, и полетел прямо навстречу им. Среброкрылая приземлилась в десятке метров перед ними. Резко остановившись, Эймонд соскочил с коня, слыша, как позади Анна почти сползала с седла. Эймонд подхватил под мышки Джейхейру и Марко, не обращая внимание на начавшую плакать девочку, и быстро, как мог, вскарабкался по крылу на дракона. Наверху Эйгон протягивал руки за ними. Едва старшие дети оказались у Эйгона, Эймонд слетел вниз и подбежал к Анне. Она едва стояла на ногах, и Эймонд буквально втащил ее наверх. — Веревки, — крикнул Эйгон, когда они устроились сзади, бросая Эймонду веревки, которыми тот кое-как их привязал. Эйгон сидел впереди, Марко и Джейхейра между его ног, сзади Анна с Геймоном на руках и Эймонд, обнимавший ее сзади. — Взлетай! Живее! Среброкрылая сделала несколько тяжелых шагов по земле, взмывая в небо. И только тогда они увидели, что с того момента, как дракон показался в небе, они могли не торопиться — всадники бросились обратно. Среброкрылая разрезала мощными крыльями облака, унося их навстречу долгожданной свободе и начавшему заниматься рассвету. Сидевшая впереди Анна обессиленно прижималась к нему, откинув голову ему на плечо и прикрыв глаза, и Эймонд время от времени целовал ее в висок, безмолвно говоря, что он рядом. *** Сквозь закрытые веки в сознание пробивался яркий свет, она слышала крик чаек где-то далеко, ей чудилось, что она в открытом море, и волны ласково баюкают ее. Просыпаться не хотелось, и Анна добровольно погрузилась в сон, даже не потрудившись открыть глаза. В следующий раз, ей показалось, что чьи-то нежные руки прикасаются к ее лицу, кто-то очень осторожный и теплый гладит ее руку, ей даже послышался тихий шепот, но слов разобрать было невозможно. И только безбрежная тоска, искажала этот голос. Она честно хотела открыть глаза и взглянуть на того, кто говорил с такой грустью, но веки, налившиеся свинцом, не поддавались, и Анна вновь провалилась в небытие. Она просыпалась еще несколько раз, но почти сразу же засыпала. Сквозь сон она чувствовала, как кто-то подносил к ее губам ложки, ее поили супом и водой. В полудреме она глотала все, что ей давали. Сознание напоминало те самые волны, оно плыло и плыло, не подпуская к ней ни одну более или менее связную мысль. Ей и не хотелось. Зачем? Ей и так хорошо в этом месте, где бы оно ни было. Здесь было тепло и светло, из звуков — только шум моря да крик чаек. Она чувствовала свое тело, но в то же время оно ощущалось чужим, инородным. Руки были настолько тяжелы, что пошевелить пальцами было сложнее, чем сдвинуть гору. Потом она сквозь сон начала различать голоса, которых до того не было. Эти голоса были ей смутно знакомы, они ласкали ее слух своей мелодичностью, и блаженное ощущение чего-то родного, как дом, окутывало ее. Как же хорошо! Потом кто-то поднимал ее, ее окунали в море, необычайно теплое и даже немного горячее. Ей растирали руки и ноги, все тело, кто-то бережно массировал ей голову, поливал водой. Ее купали. И это тоже было приятно. Но понемногу она начала чувствовать, что ей нельзя оставаться в этом прекрасном, восхитительном месте. Ей нужно было возвращаться в некое место, где ее ждали, где в ней нуждались. Кто нуждался? Она не помнила. Но всем существом понимала, что это очень важно. И когда вновь послышались голоса, Анна, сделав над собой огромное усилие, приоткрыла веки. Свет сразу же ослепил. — А когда мы полетим? — чей-то задорный голосок прозвенел совсем близко. — Когда Анна проснется, — устало прозвучало в ответ. — Но ты же можешь покатать нас еще один разочек. Ну, пожалуйста! — Придется спрашивать разрешения у твоего отца. Можешь заняться этим, если так сильно хочешь. — Ну, дядя! Это долго, а я хочу сейчас. — Не припомню, чтобы раньше ты была такой капризной. Похоже, Анна тебя избаловала. — Я ее не баловала, — прохрипела Анна, на этот раз полностью открывая глаза. Стоило прислушаться к голосам и к тому, что они говорят, как память моментально вернулась, напоминая, почему так важно было возвращаться. Эймонд, сидевший в кресле, и Джейхейра, крутившаяся вокруг него и так, и сяк, подскочили, как ужаленные, услышав ее голос. Эймонд подлетел к ней, садясь на постель, а Джейхейра и вовсе с ногами забралась на кровать. — Анна проснулась, — закричала Джейхейра, кидаясь ей на шею. — Ты так долго спала! Что тебе такого снилось? Принц? Анна сдавленно охнула, не сдержав, однако, слабую улыбку. Эймонд тоже улыбался, правда улыбка его была вымученной. Воспоминания медленно возвращались к ней. — Да, мне снился принц, — прошептала Анна. — Одноглазый принц. — Как Эймонд? — Как Эймонд. — Джейхейра, почему бы тебе не пойти к Марко и не рассказать ему, что Анна пробудилась от своего вечного сна? — вкрадчиво предложил Эймонд. Девочка охнула и с видом великого посланца помчалась выполнять свою важную миссию. — Вечный сон? — переспросила Анна, когда за маленьким ураганом захлопнулась дверь. — Это придумал Марко. Не то, чтобы мне это нравилось, но пришлось подыгрывать, — покачал головой Эймонд, будто не понимал, как позволил втянуть себя в подобный бред. Он протянул ей стакан воды, безошибочно угадывая ее желание. Выпив, она внимательно смотрела на него. Эймонд выглядел исхудавшим и изможденным, хотя и усиленно делал вид, что все замечательно. — Сколько времени я спала? — Почти три дня, — ответил он и, заметив на ее лице шок, поспешно добавил: — Мейстер объяснил это «переутомлением разума и души». Ты много дней провела в постоянном страхе за себя и детей, в напряжении, потом это покушение на Геймона, а после беспрерывное ожидание казни или нового покушения. Наконец, ты почти пережила публичную казнь и все, что было после. Всего этого оказалось слишком много для твоего разума. Анна открыла рот и снова его закрыла. Эймонд в точности описал ее состояние. Правда, он не знал, как ее после неудачной казни бросили в комнате, ничего не сказав, как она несколько часов сидела как на иголках, ожидая не то убийц, не то палачей, не то спасения. Она прочистила горло. — Когда ты вернулся? Баратеоны?.. Что произошло, после того как мы сбежали из Красного замка? И до? Как получилось, что Джейс помог нам? Эймонд предполагал, что у нее будет множество вопросов при пробуждении, потому поудобнее устроившись на краю постели, начал рассказ. Сперва он по ее просьбе поведал ей о своем путешествии на Север, как приручил Среброкрылую, и какая судьба постигла Баратеонов за предательство. Он рассказал, как они узнали о готовящейся казни, как встретились с Джекейрисом в Драконьем Логове, как он предложил Джейсу железный трон и брата в придачу, как Малый Совет отверг его предложение, и тогда Джейс на свой страх и риск пошел с ним на сделку. — После того как мы вернулись на Драконий Камень, ты почти сразу же потеряла сознание. Все это время мы пробыли тут, Среброкрылая служит надежной защитой острову, так что можно не бояться внезапного нападения, — закончил он. Анна с минуту молчала, переваривая услышанное. — То есть, это все? — она пристально посмотрела на него. — Ты действительно больше не будешь бороться? У тебя есть дракон, и ты можешь поставить на колени весь Вестерос. Эймонд покачал головой. — Я дал слово. И я сделал свой выбор, Анна, я выбрал вас. Анна облегченно улыбнулась. Она боялась, что он продолжит эту безжалостную, разрушительную борьбу. Имея огромного дракона — единственного оставшегося — собравшись с силами, он действительно мог поработить все Семь Королевств. Но тогда его руки по локоть окунулись бы в кровь. — Я непозволительно долго рисковал вами, — Эймонд сглотнул, на мгновение прикрывая глаз. — Видимо, нужно было увидеть тебя с петлей на шее, чтобы остановиться. Его кадык дернулся, сейчас Эймонд выглядел особенно уязвимым. Анна сжала его руку. — Опоздай я на секунду… — Эймонд посмотрел на неё потерянным взглядом. — Ради чего мне тогда оставалось бы жить? Мне не нужен трон, мне нужна ты. Ты и Геймон. Анна подняла их скрещенные руки и прижала к губам. В горле стоял комок, мешая говорить. С минуту они молчали, со стороны напоминая потрёпанных кукол. Оба исхудавшие, с болезненной бледностью лица и нездоровыми мешками под глазами. На шее Анны все ещё не сошли красные отметины душивших её пальцев, а на запястьях — связывавших её верёвок. — Чего ты хочешь, — спросил он тихо. — Может еды? Ответить Анна не успела, потому что в комнату ворвалось два маленьких вихря, вопя и радуясь. Марко и Джейхейра подскочили к ней, наперебой начав кричать ей что-то совершенно невразумительное. *** В тот же день она встала с постели. Эймонд заранее рассказал ей об Эшаре и Эйгоне, не скрывая своего недоверчивого изумления, когда описывал, как его старший брат заглядывает в рот дорнийке. Эйгон, влюбленный, как пятнадцатилетний мальчишка, представлял собой столь немыслимую картину, что Анна смеялась до слез. Вскоре ей пришлось лично убедиться в правдивости его слов, когда оба виновника эймондовского потрясения явились к ней. Эшара чуть не задушила ее в объятиях похлеще, чем Джейхейра, и Анна радостно отвечала ей тем же. Эшара изменилась с их последней встречи, во взгляде у нее было больше рассудительности и уравновешенности. Однако она оставалась все тем же ребенком, которого хотелось оберегать и укрывать от бед. И глядя на отношение к ней Эйгона, Анна была неимоверно рада за бывшую служанку. Они все изменились. Никто из них не был тем же человеком, что покидал Красный замок два года назад. Но метаморфозы, произошедшие с Эйгоном, были особенно поразительными. Анна смотрела на него и не узнавала в этом молодом, совершенно трезвом мужчине, серьезно обсуждавшим с Эймондом дела, с вдумчивым, внимательным взглядом, на самом дне которого плескалась печаль, того вздорного, избалованного, беспечного пьяницу, которым он был. Дни текли своим чередом. Анна и Эймонд, Эйгон и Эшара медленно привыкали к новой жизни — жизни без войны. Ей все еще было сложно поверить, что все закончилось, что больше не будет битв, смертей, и нескончаемой череды страхов и тревог. Что, просыпаясь по утрам, она не будет в первую очередь думать, о том, где он, жив ли он. И ложась спать, не будет молиться, чтобы враги завтра не добрались до него или нее. Из Королевской Гавани не было никаких вестей, кроме одного единственного раза, когда Остин передал Эймонду письмо от шпиона. Внутренне сжавшись, Анна наблюдала за тем, как Эймонд читал его. Неужели Эймонд никогда не сможет полностью освободиться от этих пут? Неужели всю жизнь она будет наблюдать за тем, как ему приносят такие вот записки, и с трепетом ждать, какой будет его реакция. Взбесится ли он или хладнокровно сожжет письмо, как бесполезный, ничего не значащий клочок бумаги? Словно почувствовав ее страх, он с тонкой улыбкой предложил ей прочитать донесение. И вот, что она в нем прочла: «Твой шпион раскрыт. Пока об этом знаю только я, потому могу написать тебе это письмо без опасения, что его прочтут не те глаза. После вашего побега Корлис и Бейла затеяли настоящее расследование, но стоит отдать должное Ланнистеру — он отлично замел все следы. Ваш побег так и остался тайной для обитателей Красного замка, и подозреваю, что даже спустя годы люди будут гадать, как пленникам это удалось. На прошлой неделе до меня дошли сплетни служанок, кажется, прозвучало слово «колдовство». Как ты и советовал, я обвинил в Лариса в пособничестве вам. Это было довольно своевременно потому, что Паук подозревал меня в содействии тебе. Но моя безупречная репутация вкупе с его — протухшей, склонили лордов на мою сторону. Ни у кого не возникло сомнений в его виновности, после того как он попытался бежать. Чутье у него всегда было отменным, и он вовремя раскусил мой план. Но попытка спастись стала его последней игрой в жизни. Я знаю, что вы все еще находитесь на Драконьем Камне. Не хотелось бы торопить, но, когда я верну Визериса домой, до рождения моего наследника, он будет принцем Драконьего Камня. Вы свободны, как валирийские боги, которым наш дом поклонялся когда-то. Советую, как можно скорее отправиться в путь, ибо мои лорды стали чрезвычайно нервными и беспокойными от близкого соседства с вами и Среброклылой. Мне же предстоит нелегкий путь восстановления страны, которую мы почти уничтожили. И еще более сложная битва с Великими домами за право отдавать им приказы. Я долго размышлял над твоими словами, сказанными в катакомбах. После долгих раздумий я пришел к выводу, что Вестеросу нужны новые цепи, и я сделаю все, чтобы мои потомки стали звеньями иной цепи, нежели были мы. Желаю тебе того же. Так как это моя последняя возможность сказать это тебе, я не могу не ответить на твой давний вопрос, заданный больше двух лет назад и оставленный мною без ответа. Ты был прав, дядя. Я считаю себя сильным. Всегда был и буду. Но я также сын своей матери, и в жилах у меня та же кровь, что и у моих валирийских предков, рассекавших небеса, подобно богам. Король Джекейрис Таргариен» Анна перечитала письмо дважды, а затем неожиданно для себя расплакалась. Эймонд крепко обнял ее, успокаивая, а потом, взяв на руки, уселся с ней в кресле возле камина. Сидя у него на коленях, Анна поливала его рубашку слезами, пока он гладил ее по спине и плечам. Ему не нужны были объяснения, он и так знал, что слезы эти были не из-за содержимого письма. В каждой строчке этого короткого послания сквозила одна единственная истина — все закончилось. Все закончилось. Два слова, значившие так много. Сколько сломанных судеб, сколько оборванных жизней, сколько обездоленных детей и сколько руин оставила за собой эта война. И сражались они ради чего? Чтобы в итоге Джекейрис Таргариен написал, что он сильный. Сильный мальчик с драконьей кровью в жилах. Отныне начиналась его история, которую летописцы опишут, как величайший период возрождения Вестероса, умолчав о том, что это также период начала конца дома дракона. Ибо историю пишут победители. *** Они пробыли на Драконьем Камне еще пару недель. Самых мирных недель в их жизни. Каждый день они садились за стол все вместе, как одна семья, или гуляли по побережью. Эймонд и Анна, Эйгон и Эшара, Марко, Джейхейра и Геймон на руках матери. Они смеялись и шутили, но временами в глазах, нет-нет, да вспыхивал странный огонек. Кто-то переглянется с кем-то, уловив этот затаенный мрак на дне глаз, и торопливо отвернется, сделав вид, что ничего не заметил. Есть раны, которые не проходят бесследно, есть тени, которые до конца их дней будут незаметно следовать за своими хозяевами, мелькая иногда на дне глаз. А когда две недели прошли, последние подготовки были проведены, маршруты были прочерчены, пришло время прощаться. Эйгон и Эшара пожелали уплыть в свободолюбивый и самобытный Браавос, а оттуда отправиться в путешествие по Эссосу, в то время как Эймонд и Анна сошлись на Пентосе. Первыми отплывали Эйгон и Эшара. Но тут они столкнулись с неожиданным препятствием: Джейхейра наотрез отказалась отправляться с ними. Как Эйгон ни пытался к ней подступиться, как Эшара не обольщала девочку браавосийскими красотами и котятами, все было без толку. Даже статуя Браавосийского Титана оказалась бессильна. Девочка требовала, чтобы Эймонд, Анна и Марко с Геймоном отправились с ними вместе. Она кричала, плакала, бросалась вещами, но не желала понимать, почему ее разлучают с лучшим другом, с Анной, которая, заменив ей мать, заботилась о ней целых два года. Эйгон был ей таким же чужим человеком, как и Эшара, и в глубине души он, не без горечи и раскаяния, это понимал. В день отплытия, стоя на каменистом побережье, он опустился перед ней на колени, заглядывая в глаза, так похожие на глаза ее матери. Девочка, насупившись, отворачивалась. Она уже признала поражение, и оттого ее глаза были постоянно на мокром месте. — Джейхейра, — ласково обратился он к ней, — скажи мне, чего ты хочешь? Я сделаю все, о чем ты попросишь. — Я хочу остаться с Анной и Марко, — обиженно ответила дочь, не замечая, как черты лица ее отца исказились от боли. — Но тогда ты расстанешься со мной, ты же не хочешь оставлять меня? — с надеждой спросил Эйгон. Его дочь молчала, и это было самое красноречивое молчание на свете. — Что ж, — Эйгон бросил взгляд на стоявших чуть поодаль Эймонда и Анну. — Если ты так хочешь, хорошо, будь по-твоему. Но ты все же обещай иногда писать мне письма, когда подрастешь, — выдавил он из себя улыбку. Так Джейхейра осталась на попечении ласковой Анны и ее не столь ласкового мужа. Прощание двух братьев было еще более неловким, ибо никто из них не любил и не умел прощаться. — Напиши, когда поселишься. Ты знаешь, куда писать, — в который раз напомнил Эймонд. — Будешь скучать по старшему брату? — иронично спросил Эйгон, но вопреки насмешливо растянутым губам, в глазах застыли тревога и грусть. — Ты же знаешь, я не умею скучать, — отвечает Эймонд в тон ему. Но слова там были излишни, они видели ответы в глазах. Только двое остались они из всей семьи. Не было больше рассеянно-мечтательной Хелейны, доброго и романтичного Дейрона, мягко улыбавшейся своим детям Алисенты, страдающего телом, но бодрого духом Визериса, вечно хмурого Отто, не было больше Кристона Коля, издалека ухмыляющегося второму принцу улыбкой, которую мог понять только Эймонд. Их мира больше не было. Но был новый мир, который им предстояло построить. Стоя на берегу, Эймонд и Анна смотрели, как корабль с весело развевавшимися парусами уносил Эйгона и Эшару в далекий и непокорный Браавос. А еще через несколько дней похожий корабль уносил уже их. Стоя на палубе, Анна наблюдала за тем, как моряки выкрикивают приказы, как юнги торопятся их выполнять, как сир Остин Горвуд, сидя в другом конце корабля, мучается от морской болезни, и понимала, что, по крайней мере, одна его байка про битву с лисийскими пиратами была выдумкой. И все же теплое чувство благодарности расплывалось внутри при взгляде на этого мужчину. Неделю назад Эймонд собрал всех оставшихся у него рыцарей — их было всего четверо — и объявил им о своем решении покинуть Вестерос. Не став юлить, он признался, что они полностью и бесповоротно проиграли эту войну. Он распустил их всех, сказав, что их долг чести перед ним выполнен, и теперь они полностью свободны. Остин Горвуд был единственный, кто попросил разрешения отправиться с ними «куда бы они не шли». Остин не желал возвращаться в гвардию и присягать в верности тем, против кого воевал. Однако такие люди, как он, созданы, чтобы служить. Словно преданный конь, они будут следовать за тем, кого изберут сами. И Эймонд с тайной радостью позволил ему это. Анна глубоко вдохнула чуть солёный воздух и прикрыла глаза, наслаждаясь шумом моря и прохладным ветром. Внезапно тёплые руки обвили её за талию, прижимая к крепкой груди. Анна всем телом расслабилась в его объятиях, самых надёжных и желанных во всем мире. — О чем думаешь? — прошептал он ей на ухо. — О том, что Лассио Мопатис будет безмерно рад нас видеть, — с улыбкой ответила она. — Парочка изгнанников с тремя детьми и без гроша в кармане — что может быть лучше. — Ты недооцениваешь способность Лассио извлекать выгоду из всего, что попадает ему в руки, как и умение твоего мужа создавать замки из обычного песка. Анна улыбнулась, поворачиваясь к нему. — Тогда нам нужно было плыть в Дорн — песков там хоть отбавляй. — Заманчивое предложение, но, если мне не изменяет память, одна небезызвестная особа утверждала когда-то, что осталась бы со мной в Пентосе навечно. Не припомнишь, кто это могла быть? — Эймонд наморщил лоб, словно и правда не мог вспомнить. — Но если Пентос придется тебе не по вкусу, мы можем поехать в Волантис. Он больше других похож на Валирию, так что думаю, тебе там понравится. — Я согласна и на Пентос, но при условии, что ты не будешь отпускать бороду, — игриво прошептала она, будто делясь страшной тайной нелюбви к лицевой растительности. На лице Эймонда сперва отразилось непонимание, а после он ухмыльнулся. — Ты жестока! Я ведь так мечтал о длинной зеленой бороде, которую мог бы заплетать в косички. Анна рассмеялась, чмокнув его в подбородок. Но Эймонд, нагнувшись, перехватил её губы в мягком поцелуе. Он целовал её сначала нежно, а потом глубоко и ненасытно. Отвечая ему, Анна отстранённо подумала, что вот он, весь сотканный из пламени, принадлежащий ей целиком и полностью. Наверное, потому она и выжила в этой войне. Она не могла сгореть в жаре иного пожара, потому что ни один огонь не сравнился бы с его пламенем. — Нам лучше остановиться, — прошептала она, улучив момент между его ставшими уже нетерпеливыми поцелуями. — Иначе я утащу тебя в каюту. — Я совсем не против того, чтобы быть утащенным, — горячо зашептал Эймонд, стараясь поймать её губы, совершенно не смущаясь браавосийских моряков, которые, впрочем, тоже не обращали на них внимания. — Там сейчас дети, — выдохнула Анна и вновь засмеялась, когда он обречённо застонал. Эймонд нехотя отклонился, поудобнее её обняв. Некоторое время они молчали, разглядывая бескрайнюю синеву моря, что на горизонте сливалась с лазурным небом. Драконий Камень остался далеко позади, как и все ужасы последних лет. — Эймонд, пообещай мне, — произнесла она тихо. — Пообещай, что больше ничто и никто нас не разлучит. Эймонд серьёзно посмотрел на неё, и когда она повернулась, убедился, что это не просто мимолетная мысль, которую влюбленные говорят друг другу в порыве романтического бреда. Она была предельно серьёзна. — Я обещаю, — он тоже не шутил. — Никто и ничто больше не отберёт тебя у меня, а меня у тебя. Анна кивнула, этого было достаточно, ибо Эймонд никогда не нарушал данного слова. Они ещё долго стояли, обнявшись, на палубе корабля, пока попутный ветер и волны несли их к новым берегам, а в небе высоко над ними, летела Среброкрылая. Они оставляли за собой выжженное прошлое и разорванные оковы. Те самые оковы, которые похоронили Вестерос в огне и положили конец величию дома дракона. У каждого в этом доме были свои оковы, похожие внешне, но неуловимо отличавшиеся при ближайшем рассмотрении. Оковы ненависти и жажды мести, любви и гордыни, тщеславия и неутолимого желания побеждать, одиночества и зависти. Даже самые, казалось бы, светлые чувства, вроде любви, в переизбытке могут превратиться в кандалы. А самые тёмные, если их не держать в узде, завладевают разумом, обращая человека в раба. И как бы ни были тяжелы оковы, со временем к ним привыкаешь, они становятся частью тебя, их звон — усладой для твоих эгоистичных ушей, не желающих больше слышать ничего иного. А ведь у каждого в доме дракона была своя правда и своя история, заточенная в его звенящих, но нержавеющих оковах, которую он желал бы поведать. Но самой большой трагедией этого дома было то, что в нем не умели слушать, а только обвинять. Дом дракона на самом деле был одной большой монетой, что неустанно вращается вокруг своей оси, а вместе с ней вращались его обитатели, так похожие друг на друга своим ликом и глухим эгоизмом. Дом дракона, расколотый на две половины глубоко скованными людьми, мстил им за это, избрав сторону разрушения. Пройдут годы, быть может века, но дом дракона больше никогда не станет таким же великим, как прежде, и однажды падёт под тяжестью скопившихся в нем оков. Но Эймонд и Анна, покидавшие Вестерос, этого не знали. Они сумели сорвать с себя губительные оковы, выбрав свою любовь. Именно она помогла Анне выжить, несмотря ни на что. И именно она удержала Эймонда от бездны, не позволив его монетке пасть стороной безумия. И все же в этом танце огня и смерти ни один из них не остался безгрешным, успев обжечься и запятнать свои руки. За свою свободу они заплатили пламенем и кровью. Они оставляли за собой пепелище, схожее с тем, что было внутри них самих. Но, как и в их душах, среди пепла Вестероса можно было отыскать маленькие зелёные ростки, знаменующие неизбежное возрождение.