Странники

      Смех затих. Недовольные взгляды собеседников Рэйдена уставились на юного мальчишку, что твёрдо и бесстрашно смотрел на них. И Леон готов был поклясться, что все они мечтали намылить ему кости. Рэйден неспешно развернулся, и Самаэлис встретился взглядом с уже знакомыми призрачными глазами цвета чистого льда. Точнее, с глазом. Правую глазницу скрывала чёрная кожаная повязка.       Рэйден уже не выглядел тем очаровательным мальчиком с семейной фотографии. Его кожа стала болезненно серой, под покрасневшим веком залегла тень усталости, а лицо обросло трёхдневной неопрятной щетиной. Сложно было поверить, что перед ними стоял юноша почти одного с ними возраста, потому как выглядел и пах он, как старый пьянчуга.       Он отпустил своих слушателей и жестом пригласил гостей присесть.       – Надеюсь, у вас интересная тема для беседы, иначе я сразу потеряю внимание, – предупредил Рэйден и залпом осушил стакан.       Говорить решил Леон.       – Мы хотели бы поговорить с вами наедине, – начал он, но его перебил смех Рэйдена.       – Парень, разговоры наедине я веду только в борделе через дорогу, а раз мы не там, то говори как есть. Всё равно никто из этих доходяг не вспомнит и слова, оказавшись за порогом этого заведения.       – Пусть будет так, – вздохнул Леон, заранее осознавая, что разговор будет тяжёлым, и положил перед Кассергеном фотографию. – Вам знакомы эти люди?       Рэйден лишь мельком взглянул на фотокарточку и с безразличием отодвинул от себя.       – Я бы ответил, что не знаю, но вы уже в курсе, что это не так.       – Мы хотим знать, что произошло с людьми на этой фотографии, – пояснил Леон.       – Со всеми или только с определёнными? – догадался Рэйден и жестом попросил у хозяина-бармена долить ему виски. – Впрочем, мне нечего вам рассказать. Я знаю не больше, чем многие другие. Кто-то трусливо прячется от церберов, кто-то пропал в темницах королевы, а кто-то уже кормит своими останками червей. – Он сделал глоток обновлённого в стакане напитка. – Ещё что-то? Мне начинает наскучивать этот разговор.       Отступать Леон был не намерен. Он настойчиво ткнул пальцем в фотографию, указывая на своих родителей.       – Что стало с этими людьми?       – Чтобы знать, что с ними стало, надо знать, кто они такие.       Безразличие Рэйдена выводило Леона из себя. Одна неосторожная фраза рисковала сорвать засов на едва сдерживаемом гневе. И лишь из уважения к хозяину заведения он усмирял порыв выбить всю дурь из этого лжеца, даже если в итоге ему придётся протереть спиной полы в этом гадюшнике.       Напряжение не укрылось от Николь. Она вышла вперёд и, незаметно уведя руку за спину, разжала кулак Леона. Посланный ею взгляд откровенно говорил: «Веди себя достойно!»       Миниатюрная юная леди привлекла внимание Рэйдена, но он ничего не сказал, а лишь продолжил безразлично рассматривать картину на стене. Непонятно, то ли его привлёк пейзаж, то ли ему просто нужно было на чём-то сосредоточить свой пьяный взор.       – Следует сразу прояснить одну деталь, – спокойно вступила Николь, – нам следует обращаться к вам лорд Кассерген или же по имени?       Рэйден усмехнулся неожиданному вопросу.       – Это титул моего отца, но не мой, так что упоминания имени будет вполне достаточно.       – Прекрасно, – согласно кивнула Николь, выглядя так, словно собирается вести переговоры в зале суда. – Нам уже известно, что вы знакомы с этими людьми, потому как и сами состояли в Ордене Странника, уничтоженном три года назад во время резни в Вейн-Адэре. Поэтому лгать не имеет смысла. Теперь я повторю вопрос моего друга: вам известно, что стало с этими людьми?       Рэйден удивлённо изогнул бровь. Вид хрупкой девушки, разговаривающей с такой профессиональной лаконичностью, поразил его. Проверив её несгибаемость своим тяжёлым молчанием, он, наконец, признал поражение:       – Хорошо, – согласился он. – Я отвечу на ваш вопрос, но прежде хочу узнать: почему вас так интересует жизнь этих людей?       – Потому что в мире, откуда они родом, у них остался сын, и он хочет их найти.       Рэйден на мгновение замер со стаканом в руке. Эта фраза, казалось, откликнулась неведомым чувством в его подсознании, заставив вспомнить то, что он много лет пытался забыть. Никто из ребят не успел ничего понять: ладонь Рэйдена схватила Леона за подбородок и властно приблизила к себе. Самаэлис оказался так близко, что чувствовал его обжигающее пропахшее горечью алкоголя дыхание, от которого разум терялся, а желудок желал вывернуться наружу. Пальцы Рэйдена так сильно сжали его челюсть, что казалось, отпечатаются на кости.       – Ах ты дьявольский ублюдок! – Терпение Леона лопнуло, и он ответно схватил Рэйдена за грудки. – Жить надоело?       Но Рэйден словно не заметил его угроз и усилием приподнял подбородок парня выше. Пряди чёлки сползли в стороны и явили тому подтверждение своей догадки – глаза цвета чистого золота и фиалки.       – Никаких драк, Рэйден! – сурово напомнил хозяин заведения.       – Как скажешь, мастер, – как ни в чём не бывало ответил странник.       Он выпустил лицо Леона из хватки и вернулся к прежнему занятию – опустошению стакана. Рэйден не казался удивлённым. Скорее раздосадованным. Только нервная усмешка, прозвучавшая после тяжёлого молчания, выдала его раздумья.       – Взросление не пошло тебе на пользу, Леон Самаэлис. Кроме глаз, в тебе не осталось ничего очаровательного.       – Не могу сказать того же о тебе, Рэйден Кассерген. У тебя-то и очаровательных глаз не осталось, – колко подметил Леон.       Но как бы сильно ему ни хотелось задеть Рэйдена за живое, у него не получилось. Кассерген лишь хрипло рассмеялся его остроте.       – Как и обещал, я отвечу на ваш вопрос. Последний раз я видел Этана Самаэлиса в Вейн-Адэре в ту злополучную ночь. Нас обоих схватили прихвостни Эйрены, что называют себя Грехами. И предвидя ваш следующий вопрос: нет, его жены там не было. Грехи посадили всех странников, что ещё могли дышать, в клетки, чтобы отвести к Эйрене. На этом наши пути разошлись.       – Как ты смог сбежать? – задал вопрос Викери, всё это время молча стоявший за спинами друзей и попивающий лимонад.       – Оу, так ты говорить умеешь, – изобразил удивление странник, – а я думал, что ты немой.       – Просто мне хватает воспитания не влезать в чужой разговор, – с такой же иронией парировал Викери.       – Тогда тебе следовало и сейчас сохранять молчание.       Кассерген потянулся к стакану, но Леон перехватил его и отставил в сторону.       – Тоже хочешь попробовать? Конечно, угощайся, – беззаботно развёл руками Рэйден.       – Отвечай на вопрос.       – Ладно-ладно! – Глаз Рэйдена раздражённо закатился. – Я убил одного из Грехов, который сторожил мою клетку. Придушил цепью от кандалов и смотрел, как он мучительно подыхает, захлёбываясь в своих соплях. Ну как, весёлая история? Может, вам поподробнее рассказать, в каких ещё жидкостях он утопал, пока корчился в агонии?       – Пожалуй, не стоит, – скривился Вик.       – Раз уж мы играем в вопрос-ответ, то теперь моя очередь: как вы попали сюда? Насколько мне известно, семьи основателей поклялись не говорить об Энрии, пока Эйрена ещё властвует на этих землях.       Вопрос Рэйдена имел смысл, и ребята не стали ничего скрывать. Им пришлось по очереди объяснять, какой нелёгкий путь они прошли, чтобы попасть сюда и выяснить правду. Рэйден их не перебивал. Он слушал с интересом, не отвлекаясь на питьё и крики пьяных друзей, зазывающих за общий стол для продолжения трапезы. Под конец рассказа он потёр щетинистый подбородок и принялся обдумывать их слова, по-прежнему испепеляя взглядом картину напротив.       – Так вы хотите спасти Этана Самаэлиса? Оставьте эту мысль. В одиночку вам не справиться с Эйреной и Грехами. Ваша затея – бред, – хмыкнул он после тяжёлого молчания, – и равна самоубийству. Никто и никогда не покидал темницу Железной королевы.       – Так помоги нам! – взмолилась Николь. – Ты последний странник из ордена! Научи нас пользоваться этой силой.       – Вы идиоты, что ли? – пришёл в раздражение Рэйден. – С ней не справился целый орден, думаете, её обведут вокруг пальца три наивных ребёнка?       Ребятам нечего было на это ответить. Не хотелось признавать, но Рэйден был прав. Они были слишком сильно захвачены идеей найти семью Самаэлис, что совсем позабыли, что в этом мире они беспомощные дети. Здесь у них нет ни денег, ни титулов, ни друзей.       – Знаете, почему я не соглашусь на ваше безрассудство? Ваша компания ненадёжна: очаровательная девочка, что ищет скорую смерть, Рыжик с буйством гормонов и парнишка, который хочет врезать мне, если я не заткнусь. Так зачем же мне вам помогать?       – Потому что ты хочешь мести, – уверенно заявил Леон и сделал шаг к Кассергену. – Всю семью вырезали прямо на твоих глазах. Ты вмиг лишился всего: дома, родителей, репутации, счастливого будущего и даже своих сфер. Ты прозябаешь в вонючем пабе в окружении мерзких отморозков и запиваешь боль дешёвым алкоголем, а ведь мог бы сейчас возглавлять Орден Странника и вызывать восхищение одним лишь упоминанием своего имени. А что теперь? Твоё имя у окружающих вызывает лишь отвращение.       – С чего ты решил, что знаешь меня? – прорычал Рэйден ему в лицо.       – С того, что я такой же. Эйрена забрала у меня семью, а вместе с тем разрушила и всё остальное. Мне приходится зарабатывать на жизнь тяжёлым трудом, и в отличие от тебя я не пытаюсь сделать свою жизнь ещё более жалкой. Пока есть хоть малая надежда, что мои родители живы, я не упущу шанс отыскать их. С твоей помощью или без неё.       Леон окинул Кассергена брезгливым взглядом и, развернувшись, направился к выходу из паба.       – Пойдёмте. Пусть он и дальше растрачивает остатки достоинства в стакане, а мы найдём того, кто действительно способен помочь.       Николь и Викери проводили взглядом удаляющуюся спину друга. Леон был непреклонен в своём решении. Если он действительно сейчас выйдет за порог паба, то гордость не даст ему вернуться, и, вероятно, тогда они потеряют последний шанс узнать правду.       – Хорошо, ты прав. Я хочу мести. – Своим признанием Рэйден заставил Леона остановиться. – И готов предложить вам сделку.       Леон сложил руки на груди и подошёл обратно к страннику, заинтересованный предложением.       – На каких условиях?       Рэйден подавил назойливую усмешку и важно расселся на стуле, закинув локти на барную стойку.       – Вы хотите вытащить Этана Самаэлиса из тюрьмы Эйрены, и я знаю, как это сделать, но для этого мне нужна одна вещь, и вы поможете мне её найти.       – К чему эта загадочность? Говори прямо. Что за вещь?       – Клинок, что способен убить бессмертного. Орден потратил много лет на его поиски, но только твой отец приблизился к разгадке его местонахождения. К сожалению, он не успел никому рассказать. Все его исследования остались лишь чернилами на страницах того дневника, что сейчас лежит в твоей сумке, Лайон.       – Моё имя – Леон, – напомнил Самаэлис с недовольством.       – Неважно. Так вы согласны? – Глаз Рэйдена авантюрно заблестел.       – Повторим для ясности, – встряла Николь. – Ты хочешь использовать записи в дневнике, чтобы найти клинок, которым отомстишь Эйрене, а взамен научишь нас использовать способности странника и поможешь освободить Этана Самаэлиса?       – Черешенка, зачем всё уточнять?       – Заключая сделку с дьяволом, важно знать все детали, – пожала плечами Николь.       – В пекло это, мы согласны. – Леон пожал протянутую руку.       Он знал, что когда-нибудь пожалеет о своём решении довериться этому человеку. Рэйден Кассерген – ненадёжный союзник, но было в нем то, что не поддавалось сомнениям, – желание отомстить. Это читалось во взгляде. Он сделает всё возможное, чтобы навсегда забить остриё клинка в сердце Железной королевы. * * *       – Поторапливайтесь! – Своим криком Рэйден подгонял едва поспевающих ребят.       Неизвестно откуда в нём было столько энергии после выпитого алкоголя, но он опережал их на целый ярд.¹       Рэйден вёл их по запустелой дороге. Вокруг было только непроглядное и пустое поле. От города они ушли совсем недалеко, но погода заметно ухудшилась: на небе начали сгущаться тучи. Разгулявшийся прохладный ветер путал волосы и играл со складками одежды. Николь в её тонком платье было совсем худо. Она дрожала как осиновый лист, и Леону пришлось отдать ей свою куртку.       – Долго ещё идти? – простучала зубами она, но слова исчезли в завывании ветра.       – Почти пришли.       Рэйден завёл их на склон холма, и ребята ужаснулись открывшейся картине. По обе стороны от дороги их встретили обветшалые и полуразрушенные дома. Кирпичи стен чернели от гари, разбитая черепица и прогнившие доски лежали на траве. Стихия их не пощадила. Дождевая вода прорастила на крышах сады изо мха и цветов, густой плющ оплёл стены, извилистые деревья пустили пышные ветви через окна и крыши, чтобы стать ближе к солнцу.       Это было по-своему прекрасное зрелище, но оно не могло не трогать сердце. Эти развалины не так давно служили домом для многих людей. Ребята проходили по запустевшим улицам, и им казалось, что они слышат отголоски прошлых лет. Возможно, на той покосившейся лавке сидели женщины и криком одёргивали заигравшихся на дороге малышей. А вон там, в конюшне, конюх седлал гнедых жеребцов, и их ржание разносилось на всю округу. Даже в маленьком покривившемся домике некогда жила старушка, что каждое утро выходила в сад, чтобы насладиться восходом и связать внукам пару очаровательных шарфов. Теперь же это место превратилось в кладбище прошлой жизни.       Это зрелище не трогало только Рэйдена. Он уже свыкся с видом уничтоженного поселения. Для него это было лишь тяжёлым напоминанием о проигранной войне. Пустынная дорога увела их за призрачный город. Там, в конце пышной аллеи, их встретил мрачный и потерявший былое величие особняк. Он был ничем не лучше тех, что они видели в опустевшем поселении. И хотя кирпичный забор всё ещё стоял непроходимой стеной, ни разу не покосившись, ворота уже проржавели, и их скрип резал уши. Замок на них был давно сломан и служил лишь для того, чтобы своим видом отпугивать воров. Хотя вряд ли воры вообще повадились бы лезть в такое место.       Рэйден запустил руку за прутья решётки и щёлкнул рычажок, после чего ржавый механизм позволил им войти.       – Добро пожаловать в Кронхилл.       Он театрально склонился в реверансе, пропуская гостей внутрь, а после резко толкнул ворота, перепугав их громким лязгом ржавых петель. С довольным смехом он повёл их по дорожке к входу в особняк.       За поместьем Кронхилл давно не следили. Сады, которые Леон видел в видении, зачахли и превратились в неухоженные кусты, земля высохла, напоминанием о цветах служили стебли и иссохшие корни. Сквозь брусчатку пробивалась трава, а каменная плитка в некоторых местах раскололась на кусочки.       От величия этого дома остались только стены. Штукатурка хоть и облупилась, но всё так же хранила цвет. Багровая черепичная крыша, на которую когда-то обратил внимание Леон в своём видении, пострадала сильнее всего. В ней образовалась очернённая гарью дыра, а флюгер с инициалом семьи Кассерген был жутко погнут. Видимо, пожар во время резни в Вейн-Адэре коснулся не только поселения, но добрался и до особняка Кронхилл.       Рэйден открыл парадную дверь, чудом державшуюся на петлях, и первым вошёл в дом. Внутри Кронхилл выглядел ещё мрачнее, чем снаружи. Из-за каждого угла доносились протяжные скрипы и завывания буйствующего ветра.       В парадной их встретила изогнутая лестница из тёмного дуба. Такие можно было встретить только в богатых домах. Отдельным произведением искусства можно было назвать перила. У основания их встречали столбы с вырезанной грозной мордой волка, а цветы и листья на остальных балясинах можно было спутать по красоте с настоящими. Но от вида тёмных бордовых стен становилось не по себе. Мокрые потёки на обоях становились похожими на стекающую кровь. И с каждого угла на гостей смотрели люди со старинных портретов. Художники настолько реалистично передали лица, что их глаза казались живыми и пробирали до дрожи.       Хозяин поместья бросил своё пальто на вешалку и, сделав пару шагов в центр зала, громко крикнул:       – Джоанна, спускайся! У нас гости!       Его голос пугающим эхом разнёсся по поместью. И сразу после его слов ребята услышали, как что-то с грохотом упало, а через пару минут из коридора высунулась тёмная макушка молодой особы. Лишь завидев гостей, она сразу поспешила очаровать их своей любезностью: выпорхнула к ним вприпрыжку и ослепила широкой приветливой улыбкой.       Хозяйка дома была чуть выше Николь, но выглядела не такой хрупкой, а даже наоборот: в ней чувствовались сила и властность, присущие всем Кассергенам. Кожа её была свежей и слегка загорелой, а глаза, как молодая трава с проблесками голубых капель. И в отличие от брата, выглядела она опрятно и ухоженно. На выглаженной голубой рубашке с рюшами и коричневой юбке не нашлось ни пятнышка и ни единой мятой складки.       Сложно было поверить, что перед ребятами стоят брат и сестра. Они, словно мазки, вышедшие из-под одной кисти, но совершенно непохожие друг на друга. Джоанна была цветущей весной, что вносила краски в пустой и мрачный мир, а Рэйден – таинственная осень, внутри которой затухали последние капли света.       – Рада познакомиться! – улыбнулась Джоанна после недолгого знакомства. – Вы, должно быть, замёрзли идти к нам? Следуйте за мной. В малой гостиной разведён камин, там и отогреетесь. А я вам чуть позже чай принесу.       – Не стоит так напрягаться из-за нашего присутствия, – растерянно заявил Викери.       – Ещё как стоит! – воскликнула Джоанна и подтолкнула его в спину. – Всегда приятно обзавестись новой компанией. Это лучше, чем общаться с моим невежественным братом.       – Я тебя слышу, Джоанна, – одёрнул Рэйден, но получил в ответ лишь усмешку, ничуть не уступающую по надменности ему самому.       – А тебе бы следовало привести себя в порядок, – настойчиво заявила младшая Кассерген. – От тебя пахнет, как от свиньи в хлеву.       Её колкое замечание заставило ребят с трудом скрыть улыбку. Джоанна оказалась одной из немногих, кто своим ответом был способен заставить Рэйдена замолчать, не вступив с ним в драку.       С сестрой Рэйден спорить не стал. Ему нечем было парировать её довод. Он лишь закатил левый глаз и направился наверх по лестнице, оставляя гостей в заботливых руках Джоанны.       – Вы, наверное, уже сложили неприятное мнение о Рэйдене, – заговорила девушка, пока вела их по коридорам особняка, – но он не всегда такой. На самом деле он весьма приятен в общении, когда того желает.       – А желает он, видимо, нечасто, – хмыкнул Леон, но тут же получил локтем по рёбрам в качестве напоминания о вежливости.       – Джоанна, эти все люди на картинах – ваши родственники? – поинтересовалась Николь, не сводя зачарованного взгляда с живых картин.       – В большинстве своём, – пожала плечами молодая хозяйка. – Семья Кассерген имела большую родословную, тянувшуюся на многие тысячелетия. Здесь испокон веков рождались странники и сферы, воспитывались сильнейшие защитники Энрии... до недавнего момента. Все эти люди – странники, оставившие след в нашей истории.       – Ты тоже странник? – поинтересовался Вик с нескрываемым любопытством.       – Я? – удивилась Джоанна и звонко рассмеялась. – Мне повезло родиться в этом доме и не унаследовать силу странника. Видимо, боги были ко мне милосердны, раз создали бессферой.       – И ты не чувствовала себя чужой?       – Ничуть! Хоть я и родилась без способностей, но воспитывали меня, как странника, – махнула ладонью Джоанна. – Если очень постараюсь, то и Рэйдена уложу на лопатки!       Её слова не были похожи на пустое бахвальство.       Бессфера распахнула перед ними двери и пропустила в маленькую аккуратную гостиную. Пожалуй, это было единственным тёплым помещением в доме. Джоанна усадила гостей в кресла, поближе к камину, и оставила отогреваться, а сама убежала на кухню, чтобы приготовить чай. Пока её не было, у ребят было время осмотреться.       Каминная комната была излюбленным местом домочадцев. Здесь было много книжных шкафов, полки которых ломились от книг, паркет устилали ковры с восточными узорами, а уцелевшая мебель, очевидно, была принесена из разных частей дома, потому как отличалась и по цвету, и по резьбе. Но, несмотря на это, здесь было уютно. Чувствовалась заботливая женская рука: все тумбы, столики и диваны были накрыты бордовыми тканями с золотой бахромой.       Кресел было всего два, поэтому Леон уступил место Викери, а сам подошёл поближе к камину, привлечённый искусной резьбой. Два разинувших пасть волка уселись у основания каминного портала, а крылья за их спиной переросли в обрамление из витиеватых узоров и лепестков. Чувствовался стиль того же мастера, что сотворил парадную лестницу.       Зачарованный великолепной работой Леон прикоснулся к гладкой лакированной резьбе. Она словно текла под пальцами. Желание велело ему сделать шаг ближе, но огонь в камине не позволил. Леон увидел языки ярко-оранжевого пламени, и ноги приковало к полу. Он не мог отвести взгляд, будто встретился глазами с хищником, готовым броситься на добычу, стоит лишь отвернуться. Кадык нервно дёрнулся, а на виске выступила капля пота. Леон с трудом заставил себя убрать руку и отойти. Огонь вызывал в нём нестерпимый ужас, и меньше всего ему хотелось, чтобы об этом узнали его друзья.       Джоанна толкнула дверь спиной и вошла в комнату с подносом, на котором стояли фарфоровые чашки и дымящийся пузатый чайник. Леон предложил ей помощь, но девушка с вежливой улыбкой отклонила его предложение и самостоятельно донесла поднос до столика, после чего пригласила гостей разделить с ней напиток. Она разливала чай по чашкам, а его аромат разносился по всей комнате фруктовым благоуханием. Запах был таким приятным, что, даже не успев испить его, уже ощущалась сладость на губах.       За приятной беседой ребята поделились с бессферой целью своего прибытия. Джоанна оказалась не такой молчаливой, как её брат. Она задавала им вопросы и с радостью отвечала на встречные. Особенно интересна ей была жизнь по другую сторону мира. Слушая рассказы ребят о пансионе, девушка восхищённо разводила руками и мечтательно вздыхала.       – Ох, балы – это так прекрасно! – Она закружила Николь в лёгком танце. – Прекрасные джентльмены, воздушные платья с жемчугами, танцы до рассвета. Как было бы прекрасно оказаться там! Я бы стоптала все туфли, кружа в вальсе!       – Ты бы поразила всех своим изяществом, сестрёнка.       Рэйден появился, словно призрак. Он беззвучно вошёл в гостиную и уже некоторое время подслушивал их разговор, прежде чем объявить о себе.       Рэйден оказался так же красив, как и высокомерен: нельзя было понять, стоит перед ними юноша или девушка, человек или божество. Теперь едва ли можно было помыслить, что перед ними тот самый пьянчуга из таверны. Он вернулся в чистой одежде, без трёхдневной щетины и нечёсаных сальных патл. Его волосы ещё не успели высохнуть после принятия ванны, но он всё равно собрал их в неаккуратный хвост и завязал тугой лентой, оставив свисать лишь две длинные пряди чёлки.       Впрочем, небрежность во внешнем виде ему подходила как нельзя хорошо. Свободная рубашка скрывала худобу, но подчёркивала остроту плеч, а затянутый широкий пояс выделял узкую талию. И несмотря на внешнюю изнеможённость, Рэйден не казался физически слабым. Под рукавами с широкой манжетой скрывались крепкие, жилистые руки, познавшие тяжесть оружия и ярость раскалённой магии.       В словах Кассергена не чувствовалось иронии. Он говорил с Джоанной с непривычной для ребят ласковостью, как говорят только братья, не чающие души в своих младших сёстрах.       – Наконец, я увидела лицо брата, а не заядлого пьяницы, – хихикнула Джоанна и пригласила Рэйдена присоединиться к чаепитию. – Ты надел рубашку отца?       – Подумал, что это достойный повод, чтобы приодеться, – отшутился Рэйден и устроился на диване. – Мне хотелось бы взглянуть на записи Этана Самаэлиса, если не возражаете.       Леон достал из сумки дневник и протянул его страннику, но прежде чем передать, решительно заявил тому в лицо:       – Если посмеешь одурачить нас, то, клянусь...       – Боже, этот взгляд так возбуждает! – перебил его Рэйден бесстыдным заявлением. – Успокойся, дорогуша, если я пообещал вам, то сдержу своё слово.       – Пф, – Леон поджал губы, – отвратительно.       Рэйден принял дневник в руки и стал молча изучать содержимое. Написанное не казалось для него сокрытым. Он вдумчиво прочитывал каждое предложение, на мгновение замирал, чтобы осмыслить, а потом с демонстративной усмешкой перелистывал страницу. Это раздражало. То, что для ребят казалось непонятным, для Рэйдена было явным. Он не дочитал и половины, захлопнул дневник и вернул его Леону.       – Есть хорошая новость и плохая, – объявил он. – Я знаю, где клинок.       – И где же? – подалась вперёд Николь, перевесившись через подлокотник кресла.       – Он во владениях Высшего бога Вепара. – Рэйден не выглядел радостным от этой новости. – Это на севере Энрии, около холодных вод. Путь совсем не близкий и весьма опасный. Без должной подготовки нам туда не добраться.       – А какая хорошая новость? – поинтересовался Викери.       – Это и была хорошая новость, – хмыкнул Кассерген. – Плохая новость в том, что никому не известно, где сейчас находится обитель Вепара. По легенде, когда почти весь божественный пантеон был убит, Вепар покинул небеса и поселился во владениях северного государства. Его уже семь сотен лет никто не видел. За это время он мог обосноваться где угодно.       – Но что случилось на небесах? Разве боги не бессмертны?       – Ты права, Черешенка, боги были бессмертны, но нашлось оружие, что способно было убить и их. – Рэйден принялся копаться в книжных стеллажах. – Некогда на небесах существовала своя иерархия. Во главе пантеона стояли пять Высших богов, и самой важной среди них была Велиаль – Первородная богиня, дочь Создателя и Небесной матери. Она была сурова, рассудительна, решения, принятые ей, не подвергались сомнениям. Но, несмотря на своё высокое положение, она была несчастна. Из-за страха перед её могуществом ни один из даймонов и сферонов не смел возлюбить её и сделать ей дитя, которого она так страстно желала.       Рэйден, наконец, нашёл нужную книгу и принялся зачитывать легенду с её страниц:       – Но был на небесах даймон, чьё мастерство восхищало не только людей, но и самих богов. В его руках даже самый твёрдый и неподвластный металл превращался в искусный клинок, способный своей силой развернуть ветер и разрезать горы. Лишь однажды увидев его за работой, богиня потеряла покой. Воспылав страстью к кузнецу, она попыталась добиться его любви, но была отвергнута. «Твоя любовь – лишь зародившееся мгновение, – сказал он ей, – а моя уже многие годы принадлежит другой».       Велиаль не готова была смириться с этим. Она проследила за даймоном и узнала, что его любовью была одарена обычная земная женщина, понёсшая от него дитя. Ревность затмила разум, и наслала она на то селение страшный мор, что унёс много жизней. Но беременную девушку несчастье обошло – носила она божественное дитя, что защищало её от болезней. Поняла богиня, что смерть её в собственном ребёнке.       Дождавшись, когда кузнец снова отправится в небесные чертоги, она обратилась в жрицу и в буйную грозу попросила кров, а в награду за доброту и данное тепло подарила девушке медальон, который должен был уберечь её дитя, и велела хранить тот у сердца и никому не показывать, иначе магия исчезнет. Доверчивая девушка поверила богине и сохранила это в тайне от мужа-кузнеца...       – Разве можно было так слепо довериться какой-то проходимке? – фыркнул Викери.       – Я бы предпочёл, чтобы меня дослушали, – одёрнул Рэйден с недобрым шипением. – Но не прошёл и месяц, как ребёнок в её чреве погиб от мора и утянул за собой мать. Похоронив любимую девушку с нерождённым ребёнком, кузнец впал в горе. Богиня старалась его утешить. Она дарила ему свои любовь и заботу, и кузнец, спустя многие годы, начал испытывать к ней чувства. Позабыв о том, что совершила, богиня случайно рассказала возлюбленному о прекрасных цветах, что способны превратить любого в смертного. Найдя эти цветы в медальоне покойной жены, кузнец всё осознал.       Даймон переплавил проклятый подарок из небесного железа в короткий клинок, а в его лезвии запечатал те самые цветы, ставшие смертью его ребёнку и жене, и отправился к богине. Затуманив ей разум сладостными речами, он выждал момент и воткнул клинок ей в грудь. Богиня не сожалела о содеянном. Даже на смертном одре она клялась ему в своей любви и радовалась проведённым вместе минутам. Горестно улыбаясь, она оставила последний подарок: капли её крови застыли на лезвии, а в навершии клинка засиял алый камень.       Отмщение не принесло даймону-кузнецу радости. Он полюбил Первородную богиню так же сильно, как и покойную жену, и не смог простить себе содеянное. В честь проклятых цветов он вычеканил на лезвии название на высшей энрийской речи «Läxmiries an cieĺes», что переводилось как «Слёзы небожителей», после чего разделил смертное ложе с богиней, воткнув клинок в своё сердце.       – Какая трагичная история, – подытожила грустным вздохом Николь.       – А что стало с этим клинком дальше? – поинтересовался Викери.       – Дальше? – Рэйден напряг память. – Место во главе пантеона заняла Верховная Амаймон. Она попыталась уничтожить клинок, но даже силы четырёх Высших богов оказались неспособны на это. Потому она приказала запечатать клинок и хранить в назидание остальным, чтобы, даже будучи бессмертными, они научились чтить свою жизнь наравне с людьми.       – Но если клинок был запечатан, то как кто-то убил им всех богов? – задумался Леон.       – Хороший вопрос, Леонардо, но ответ на него я не знаю. – Рэйден небрежно бросил книгу обратно на полку. – Мне известно лишь то, что если мы найдём его, то сможем убить им Эйрену.       – Меня зовут Леон, – с раздражённым рычанием поправил Самаэлис, но был проигнорирован.       – И как же нам его найти?       – Пока не знаю, – пожал плечами странник, – но я поспрашиваю у местных жрецов. Возможно, они дадут хоть какую-то информацию.       – А я просмотрю записи в нашей библиотеке! – предложила помощь Джоанна. – Наверняка в ней осталось что-то, что сможет помочь.       – Ты прелесть, Джоанна, – улыбнулся Леон и бросил пренебрежительный взгляд на Рэйдена: – Твоему брату стоило бы поучиться.       – О, проклятые боги, ты заигрываешь с моей сестрой? – театрально возмутился Кассерген. – О, Лайон, я начинаю ревновать!       – Пф! Нам надо возвращаться, – холодно бросил Леон.       – Уже? – захныкала Николь. – А мне так хотелось ещё послушать истории об Энрии! Я ведь ещё не узнала, кто такие эти даймоны и сфероны...       – Успеется, Черешенка. Вы ещё не раз сюда вернётесь, – Рэйден похлопал девушку по волосам. – А пока вам следует послушать вашего сурового льва и топать баиньки в свой мир.       Николь состроила недовольное лицо и достала амон, но лишь заметив его, Рэйден бесцеремонно выхватил карту и принялся рассматривать фигуру на её поверхности. Прекрасный мужчина с длинными светлыми волосами выглядел преисполненным спокойствия. За его спиной сверкающим холстом сливались воедино ночь и день. В одной руке, словно на весах, он держал лёгкое павлинье перо, в другой ­– идеально круглый самородок. Он всем своим видом являл мировое равновесие.       – Это амон Натаниэля Аверлин? – удивлённо спросил он.       – Да, это проблема? – изогнул бровь Леон.       – Нет, но... – на секунду Рэйден растерялся, но быстро взял себя в руки. – Амоны подчиняются лишь своему владельцу. Как вам удалось заставить их признать в вас хозяев?       – Мы не знаем. Мы просто использовали их и всё, – пожал плечами Викери. – Может дело в том, что мы дети их прежних владельцев.       – Вероятно, – потёр подбородок Рэйден. – Ладно, топайте в свой мир.       По его виду становилось понятно, что он что-то недоговаривает, но времени разбираться не было. Ребята соединили амоны, и когда сияние магического кокона рассеялось, вновь оказались окружены тусклым полумраком каморки.       – Смотрите! – раздался восхищённый восклик Николь.       Амоны засияли ярче прежнего. Из их сияния явились три хрустальные бабочки. Они закружили над картами, опыляя их блестящей пыльцой, и, достигнув высоты, превратились в пыль. Крупинки света медленно спланировали на амоны и покрыли рисунок плотным белым полотном, а после мягкая вспышка расплескала сияние по сторонам, явив ребятам новые узоры на картах.       Мужчина на карте Натаниэля Аверлин исчез, а его место заняла длинноволосая женщина с ангельскими крыльями в длинном хитоне из летящей ткани. В её волосах сверкали украшения из металлических листьев, а острые наплечники венчали хрупкие плечи. Тонкие руки в изящных браслетах держали длинный свиток и хрустальную чашу.       Амон Викери изобразил молодого человека с мягкими чертами лица. Он сидел в прекрасном жасминовом саду в окружении дивных павлинов и своим голосом приковывал их взгляды. Заколка из острых перьев сцепляла на затылке пряди длинных волос, водопадом спадающие на многослойные узорчатые одежды, а тонкая цепь удерживала на плече меховую накидку. Сердце наливалось теплом от мягкости его улыбки.       Леон взглянул на свой амон. Из-под круглых очков на юношу смотрели суровые острые глаза молодого мужчины. Длинные тёмные волосы были собраны на затылке тонкой шпилькой и спускали по плечам атласную ленту до самого пояса. Тонкие губы, подобные натянутой струне, сквозили внешним равнодушием, но взгляд сиял, словно проклятое пламя, готовое в любую минуту сжечь дотла всё вокруг. Особенно выделялся символ в виде огня в центре лба юноши.       «Иронично», – усмехнулся в мыслях Леон.       В одеждах молодого человека не было той роскоши, что отображалась на картах Викери и Николь. В холодной красоте незнакомца чувствовалась строгая натура. С идеально прямой спиной он восседал за столом, заваленным стопками бумаг. В длинных тонких пальцах он держал острое перо и выглядел так, словно его только что отвлекли от подписания важного документа.       – Что всё это значит? – Леон уловил настороженный шёпот Викери.       – Кажется, то, что теперь у амонов появились новые владельцы, – ответил Леон, и его лицо осветила гордая улыбка. * * *       До подъёма оставалось пару часов. Николь и Викери уже давно разошлись по комнатам и, вероятно, видели седьмой сон, но Леон не смог сомкнуть глаз. Его мучили мысли, метавшиеся взбунтовавшимся роем. Подоконник в лестничном пролёте служебного крыла послужил ему пристанищем. Спрятавшись за плотной шторой, он держал на коленях дневник отца, и невиданная прежде тоска сгрызала душу. Амон был его связью с отцом, но теперь, когда тот сменил одеяние, Леон почувствовал, что утратил что-то важное.       Разразившаяся за окном гроза освещала уставшее лицо светом молний. Холодные капли дробили по стеклу, и от этого гнёта Леону только сильнее хотелось закричать, выпуская всех демонов вместе с собственным голосом.       Неизвестность пугала. От новости, что его отец может быть жив, становилось легче, но что, если они ошибаются? Что, если это лишь мимолётная иллюзия и когда они найдут темницу, она окажется пуста? И почему никто не знает, куда подевалась его матушка? Какое несчастье произошло с Алексис Самаэлис, что её не было в тот злополучный миг вместе с возлюбленным мужем? Вряд ли Леон сможет вновь пережить разбитые надежды...       – Детям положено спать в это время, но я полагаю, ты и сам это знаешь, – раздался хриплый тёплый голос в коридоре. – Так что же заставляет тебя терзаться, дорогой?       Миссис Биккель приоткрыла штору и взглянула на юношу.       – Я уже собирался отправиться спать, – солгал Леон и закрыл дневник.       – Тебе незачем лгать мне, милый, – улыбнулась женщина и присела рядом. – Если тебя что-то мучает, то ты можешь поделиться этим со мной.       – Почему же тогда вы не в кровати, миссис Биккель? – поинтересовался он.       – Ох, старческая бессонница. Мы, старики, мало спим и всё чаще мечтаем, чтобы хороший сон стал последним, что мы увидим на закате жизни.       – Не рановато ли вы говорите об этом? У вас в запасе ещё многие годы, так зачем же подгонять смерть её ожиданием?       – Потому что смерть – неотъемлемая часть нашей жизни, Леон. Её не нужно бояться. Жизнь имеет смысл лишь тогда, когда ты знаешь, что в один прекрасный миг ты встретишься с этой госпожой и поймёшь, что сделал достаточно для того, чтобы с покоем уйти.       – А что, если ты осознаёшь, что сделал недостаточно, но окажется уже поздно?       – Тогда нужно оставить это тем, кто продолжит твой путь, – усмехнулась миссис Биккель. – Именно поэтому люди так хватаются за мысль о продолжении рода. Дети – это цветы, которые ты взращиваешь для того, чтобы они радовали своей красотой мир, когда ты будешь на это уже неспособен.       – А если у людей нет своих детей? – не унимался юноша.       – А разве родная кровь имеет значение? – вопросила старая женщина. – Посмотри на меня: у меня нет своих детей, но я когда-нибудь умру с покоем на душе, потому что цветок, который я взрастила, это ты.       Её грубые от тяжёлой работы руки погладили его щёки. В них чувствовались слабое тепло и дрожание, но тем не менее эти прикосновения ощущались родными. Тяжесть отлегла от сердца, и Леон подался вперёд. Он крепко обнял кухарку и уткнулся лбом в её плечо.       – Что бы вы сделали, если бы узнали, что дорогой вам человек может быть жив?       – Зависит от того, что я могла бы сделать. – Её сухие губы коснулись его макушки. – Надежда – это единственное, что нельзя отнять у человека. Если в моих силах найти его, то я бы не переставала искать, если же нет, то ждала бы и молилась Господу, чтобы он нашёл дорогу ко мне.       – А если выяснится, что вы проделали этот путь зря? – поднял глаза Леон.       – Господь ничего не делает зря, мой милый. Хуже горькой правды может быть только неизвестность. Какой бы ни был этот путь, он откроет тебе то, о чём ты ранее и не догадывался, заставит тебя измениться и, главное, он даст тебе понять, кто ты есть. Может, ты даже не догадываешься, насколько особенный?       – До недавнего времени я действительно этого не осознавал, – тяжко усмехнулся Леон.       – И что же изменилось? – полюбопытствовала миссис Биккель с хитринкой в глазах.       – Наверное, я сам, – пожал плечами Самаэлис. – Как вы и сказали, я ступил на этот самый путь и, полагаю, уже не могу свернуть.       – Это правильно, мой мальчик. Но чтобы не отклониться от этого пути, тебе следует для начала поспать. Один утренний час стоит двух вечерних.       Она оставила на его лбу поцелуй с пожеланием спокойной ночи и медленно удалилась, предоставив Леону возможность обдумать её слова.       Ветер взволнованно завывал за окном, капли дождя барабанили по стеклу, аккомпанируя раскатам грома, а на опустевшем подоконнике постепенно остывало место, послужившее пристанищем для человека, что, наконец, смог уверовать в собственную решимость. 1. 1 ярд – 91,44 см