Странники

      – Николетта, следи за шагами! Больше лёгкости! Не ты ведёшь юношу, а он тебя! – кричала приставленная к Николь для личных занятий преподаватель танцев.       Женщина в строгом платье вальсировала по залу с невидимым кавалером и умудрялась не сводить ястребиного взгляда с Николь и её партнёра.       От её наставлений девушка уже готова была взвыть волком. Она всегда верила, что её умение танцевать бесподобно, но пришедшая мадам Шарель разбила вдребезги все представления. Она заставляла её кружить по залу на протяжении нескольких часов, пока та не стирала ноги в кровяные мозоли и не начинала дышать, как старая умирающая кобыла. В туго затянутом корсете и с вечно сползающими чулками танцевать становилось адским наказанием.       – Ай-ай, Николетта! Ты таким чудовищным напором отдавишь ноги кавалеру! – разразилась недовольством мадам Шарель и выругалась на смешанном французском. – Ты что, не выспалась, дорогая? Хватит клевать носом воздух! И ещё раз! Раз-два-три, раз-два...       Николь негодующе стиснула зубы. Будь её воля, она немедленно бы покинула этот зал, хлопнув дверью так, чтобы удар заглушил звук скрипучей скрипки, а, переступив порог, швырнула бы свои танцевальные туфли к подолу преподавательницы.       Её кавалер, высокий светловолосый юноша, завидев появившийся на щеках леди пятна румянца, не смог сдержать улыбки.       – Вы впервые танцуете под руководством мадам Шарель? – поинтересовался он.       – Прежде не доводилось, – пробурчала юная Аверлин, – и, надеюсь, больше не доведётся.       Её колкий ответ нисколько не смутил юношу.       – Я бы на это не слишком надеялся. Мадам поручено готовить всех учеников к осеннему балу. Она может показаться излишне категоричной, но это её работа. К тому же вы племянница хозяйки, для мадам честь готовить вас к выходу в свет.       – А вы, как я погляжу, немало наслышаны, – изогнула бровь Николь.       – Она не первый год даёт мне уроки танцев. Не поверите, но я раньше и двух шагов ступить не мог, чтобы не споткнуться о собственные ноги.       – Больно было падать?       – Невероятно, – подыграл ей юноша, – но мадам смогла сделать даже из такого кривоногого птенца, как я, хорошего танцора, а вас с вашим невероятным талантом она превратит в звезду вечера.       – Льстить вы мастер, мистер?.. Простите, нас ведь уже представляли друг другу, но вы так закружили меня в танце, что я совершенно не могу вспомнить ваше имя.       – Вероятно, одного представления было мало, чтобы заполучить место в вашей памяти. Льюис Дэвидсон.       Он сделал шаг назад и лёгким движением склонился в поклоне. Его губы коснулись кружева её перчатки, и от нежности его прикосновений у Николь затанцевали бабочки в груди. Но воспитание и манеры не дали ей это показать. Она тактично вытащила руку и скрыла волнение за вежливой улыбкой.       – Позволите? – поинтересовался мистер Дэвидсон и подал руку, чтобы продолжить танец.       Николь вложила ладонь в его пальцы и почувствовала, как другая его рука с нежностью легла на её спину чуть пониже лопаток. Он вёл её аккуратно, но уверенно. Прямой взгляд смотрел с неподдельной заинтересованностью, и всё же Николь бросало от него в жар, словно от скрытого и непотребного. А может, таковыми были лишь её мысли?       Она и думать забыла о том, что свидетелями этой картины были не только они. Танец показался ей порханием по мягким облакам, а скрипучая скрипка на фоне взыграла ангельской трелью.       – Браво! Браво! – захлопала в ладоши мадам Шарель, когда музыка закончилась. – Это было так прекрасно! Льюис, твои движения с каждым годом становятся всё грациознее, а леди Аверлин... Ох, моя птичка, ты, наконец, раскрыла свои нежные крылья, чтобы воспарить на ветрах чарующей музыки!       – Мне очень льстят ваши слова, мадам, но что поистине прекрасно, так это моя партнёрша, – улыбнулся Льюис и подвёл Николь ближе. – Её талант неоспорим.       – Верно, – подтвердила мадам Шарель, – но нам ещё есть над чем работать. Николетта, ты скованна, шаги недостаточно точны, и нам следует поработать над твоей осанкой. Подбородок должно держать выше, а спину ровнее.       – Да, мадам, – согласно кивнула девушка, но в глубине души заскрежетала зубами от негодования.       – На сегодня мы закончили, – объявила преподаватель. – Вы можете отдохнуть, а потом отправляться на уроки, как того и положено.       Закончив с прощанием, Николь тут же бросилась к двери, надеясь поскорее исчезнуть из бального зала. Если бы не сковывающие правила пансиона, она бы побежала со всех ног, перепрыгивая ступени и крича во всё горло, что, наконец, освободилась. Но уйти далеко ей не удалось... У парадной двери её догнал Льюис.       – А вы быстры, леди Аверлин, – улыбнулся он через тяжёлое дыхание. – За вами захочешь, не угонишься.       – Предполагаю, что стоит уметь оценивать свои возможности, прежде чем пытаться кого-то догнать, иначе вас может не порадовать конечный результат, – вздёрнула подбородок Николь.       – И всё же я рискну спросить, не желаете ли вы прогуляться со мной в саду в оставшееся нам время?       Николь подумала, что ослышалась. Её лицо застыло в такой непонимающей гримасе, что юноша опешил и тут же потерял всю свою прежнюю уверенность.       – Впрочем, я не хочу вам докучать, если вы желаете побыть наедине. – Он сделал шаг назад и смущённо уставился в пол.       – Нет! Что вы! – взволнованно отозвалась Николь. – Я совершенно не против. Ваша компания нисколько не будет тяготить, и даже напротив, меня порадует, если такой интеллигентный человек, как вы, разбавит скуку занимательной беседой.       Её ответ произвёл впечатление. Юноша просветлел и тут же бросился открывать даме дверь. Лёгкий разговор довёл их до сада, где они устроились на затерянных в кустах лавках подальше от любопытных глаз. Льюис рассказывал о своей семье, о родительском бизнесе, и хотя обычно Николь такие разговоры довольно быстро утомляли, сейчас она не могла не внимать теплоте голоса юноши. Сердце печалило лишь то, что этот год становился для Льюиса последним в пансионе. Он с мечтательностью делился с юной леди своими целями и надеждами возглавить судостроительную компанию отца и построить самый большой и крепкий пароход в истории.       Николь взволнованно хлопала ресницами и кивала, но на самом же деле не переставала любоваться красотой говорящего. Его светлые гладкие волосы походили на тонкие шёлковые нити, а глаза... Ах, какие прекрасные глаза! Словно крупные аквамарины в огранке из золотых ресниц.       – А чего желаете вы, леди Аверлин? – поинтересовался юноша, заметив её увлечённость.       – Я? Никогда прежде никто меня не спрашивал об этом, – задумалась Николь. – Предназначение любой девушки – это выйти замуж и хранить семейный очаг.       – Это то, в чём вас уверяют здесь, но какова ваша истинная мечта?       – Раньше я хотела стать певицей. Моя покойная матушка часто играла мне на пианино и просила петь для неё. Она говорила, что у меня прекрасный голос, но он никогда не найдёт свободы в музыке нашего общества. Когда же она почила, то тётушка и мадам Тулле не одобрили моего увлечения. Даме подобного мне положения не подходит демонстрировать свои таланты на публике.       – А если на мгновение забыть про положение, про окружающих вас людей, про завистливые взгляды и разговоры, смогли бы вы с уверенностью заявить, что желаете этого всем сердцем? – Льюис улыбнулся и принял расслабленную позу, забросив ногу на лавочку, словно городской мальчишка.       Этот небольшой, но широкий жест помог Николь почувствовать глоток свободы.       – Тогда бы я стояла на самой большой сцене Англии, а люди аплодировали мне стоя, бросали алые розы и молили о ещё одной песне. Плакаты с моим лицом висели бы на каждой улице, и каждый, богатый и бедный, могли бы попасть на концерт, – восторженно заявила Николь и закружилась, поддаваясь моменту.       – У вас благие цели и чистые намерения, леди Аверлин, – похлопал в ладони Льюис, поддерживая начавшуюся у девушки пляску.       – Вы правда так считаете?       – Правда, и нисколько не согласен с мыслями вашей тётушки. Жизнь у нас одна, так почему бы нам не прожить её так, как мы сами того пожелаем?       – Тогда станцуйте со мной, а то я выгляжу нелепо, вытанцовывая одна, – рассмеялась девушка и, подхватив Льюиса под руку, закружила того в вальсе.       Под звуки их смеха и ударяющим по ушам порывам ветра Николь не заметила, что у их баловства был ещё один зритель. За высокими кустами притаился Викери. Он ненамеренно стал свидетелем. Его сердце болезненного ломилось от увиденного, но он не смел тревожить Николь своими чувствами. Если таков её выбор, то он будет счастлив за неё. Именно так должен поступить верный друг.       Усмирив опечаленный разум, он через силу улыбнулся и неспешно ушёл прочь, сокрыв эту тайну ещё глубже в собственном сердце. * * *       Вечером, когда всем ученикам было велено готовиться ко сну, Николь вместе с другими ученицами отправилась принять ванну.       Признаться, это было не самым приятным занятием, несмотря на всеобщее мнение. На мытьё у всех было не больше пары минут, после чего они должны были покинуть ванную комнату, уступив места другим ученицам. И чем дальше ты был в очереди, тем холоднее становилась вода. Водонагреватель работал медленно, а бедные служанки просто-напросто не успевали наносить горячей воды из кухни в спальное крыло учеников. Вот и приходилось леденеть в холодной воде и быстро натягивать ночную сорочку на продрогшее тело. Согреться после такого можно было только под одеялом.       И всё же сегодня Николь повезло. Леди Констанция не могла позволить, чтобы её племянница заболела перед самым балом, а потому распорядилась отправить одной из первых.       Мадам Тулле завела девушек в светлую небольшую комнатку с десятком закрытых ширмами чугунных ванн. Здесь было лишь одно маленькое окошко в самой глубине комнаты, через которое можно было увидеть тусклые звёзды на ночном небе. Разговорам в этой комнате было не место, иначе можно было отправиться в кровать в пыли прошедшего дня, поэтому девушки тут же молча направились за ширмы и стали спешно стягивать белые ученические платья. Мадам Тулле была настолько педантична, что присаживалась на табурет в углу комнаты и засекала на своих стареньких часах время. «Не дай Бог они задержатся на минуту, тогда до конца жизни будут предаваться удовольствиям, позабыв о времени!» – думала она, следя за тикающей стрелкой.       Но со строгостью управляющей все были знакомы не понаслышке. Даже Николь, несмотря на свою строптивость, не смела забывать о времени в её присутствии. Она стягивала платье с натренированной быстротой, попутно считая секунды в мыслях, бросала его на табурет и тут же забиралась в ванную, поворачивая вентиля душа ещё до того, как её вторая нога оказывалась внутри.       Душ можно было назвать ещё одним наказанием. Периодически случалось, что вода из него прямо в процессе могла стать ледяной или, наоборот, обжигающе горячей. Поэтому вскрики из-за соседних ширм не вызывали ни в ком удивление. Только иногда проскакивало: «Ещё одной бедняжке не повезло».       Запах мыла и пара становился настолько удушающим, что хотелось осесть на пол, но лишь вбитая в голову мысль о времени заставляла переступать через невмоготу.       Когда таймер в мыслях сработал в очередной раз, Николь тут же вылезла из ванны. Она спешно натянула сорочку, вытерла золотые локоны полотенцем и направилась к раковинам у соседней стены. Умыться там можно было только холодной водой, но, как говорила тётушка, именно она дарит коже молодость и здоровый румянец.       Зеркало явило её бледное лицо. Усталость отражалась на припухших розоватых веках, капли падали со светлых ресниц на округлые щёки. Из-за больших глаз и удлинённых передних зубов Николь походила на маленького кролика, и вопреки всеобщему мнению считала это очаровательным.       Прохладная вода отрезвила разум, и юная Аверлин, наконец, смогла свободно вздохнуть. Краем уха она уловила тихие переговоры учениц, стоящих от неё через пару раковин. Те косо поглядывали на наследницу и перешёптывались.       – Не могу поверить, что её допустили до осеннего бала. Открывать бал первым танцем должны лучшие выпускники, а не юная неумёха.       – Так она племянница хозяйки, – фыркнула рыжая ученица, что была едва ли старше самой Николь. – Леди Аверлин, наверное, хочет поскорее выдать её замуж, чтобы избавиться от тяжёлой ноши. Всем известно, что первая пара привлекает внимание всех завидных женихов и невест.       – Теперь это походит не на бал высших сословий, а на благотворительность для сирот. И чем думает леди Аверлин? Она же обрушит позор на пансион. Я слышала, что она даже вальс танцует хуже медведя.       Гнев ударил по рёбрам своими удушающими объятиями. Тонкие пальцы вжались в чашу раковины. Ей так хотелось встрять и высказать всё, что она думает об этих завистницах, но присутствие мадам Тулле не позволяло. Даже столь омерзительное сплетничество юная Аверлин готова была спустить с рук, но называть её сиротой с таким пренебрежением в голосе непозволительно.       Николь заставила себя поднять лицо. Пусть эти девицы надеялись пробудить в ней стыд своими речами, в ответ они получат лишь презрение в её взгляде. Золото в глазах становилось всё ярче под натиском эмоций. Она видела это в отражении зеркала. Тепло прошлось по всему телу, и даже холодная керамика не могла скрыть жар, исходящий от её родимого пятна.       С громким лязгом струи ледяной воды вырвались на свободу, срывая кран на раковине, и обрушились на завистниц. Визги и крики заполонили комнату. Девушки упали на пол, поскользнувшись на луже, и отползли в сторону, хватаясь за ушибленные конечности, а Николь злорадно ухмыльнулась и с победным спокойствием отошла в сторону, когда мадам Тулле бросилась затыкать пробоину тряпками.       – Джослин, немедля позовите мистера Лойда! – прокричала она девушке-служанке. – И сообщите миссис Севил, чтобы она осмотрела девушек!       Служанка испуганно подпрыгнула и рванула в коридор, а мадам Тулле сурово взглянула на воспитанниц:       – Не задерживайтесь! Живо расходитесь по комнатам!       Злить мадам было себе дороже. Ученицы похватали вещи и выскочили в коридор. Николь же такой нужды не чувствовала. Она неспешно забрала свою одежду и вышла. Лишь за порогом она осознала, что натворила своей силой странника. Это одновременно восхищало и ужасало. С одной стороны, она теперь понимала, на что способна, а с другой, – по её вине могли пострадать люди. От волнения на её глазах выступили слёзы. Она закрыла лицо руками и заплакала.       Встревоженный оклик настиг её с другой части коридора:       – Николь! Николь! – Викери сломя голову мчался по лестнице, перепрыгивая ступени. – Николь, что произошло?       – Я... Моя... – Она с трудом выдавливала из себя слова. – Кран... Он взорвался. Вода хлынула так сильно. Это всё моя вина!       – Сантехника старая, рано или поздно должна была сломаться. В этом нет твоей вины, – попытался успокоить её юноша.       – Нет, это моя вина! – стояла на своём Николь. – Девочки говорили про меня плохо, я разозлилась, а потом... – Она снова навзрыд заплакала, так и не сумев договорить.       Но и без этого Викери всё понял. Он крепко обнял девушку, прижав к своей груди, и успокаивающе погладил по волосам.       – Главное, что ты не пострадала, – тихо произнёс он и оставил лёгкий поцелуй на её макушке.