Странники

      – И что мы будем делать дальше? – поинтересовался Леон, как только они оказались за частоколом жуткого дома. – У тебя уже есть план?       – Нужно больше узнать о сиренах и найти способ избежать воздействия их чар. Не хочется снова оказаться по шею в трясине.       – Снова? – удивился Самаэлис. – Тебе уже приходилось встречаться с ними?       – Однажды, – ответил странник, не сбавляя шага. – Отвратные твари. Красивы, как нимфы, но душа гнилая. Повезло, что Этан рядом был, вытащить успел.       Имя отца взбудоражило любопытство Леона, и, нагнав Кассергена, он принялся расспрашивать.       – Как вы там оказались?       – Знахарка из Мёрнира позвала. Деревушка эта маленькая, на картах не сыщешь. Люди у них десятками пропадать начали. Надеялась, что странники помочь смогут, да вот только пользы от нас было мало. Сирены учуяли нас издали. Как только ступили на берег, так они тут же петь начали. Меня и Равеля подкосило сразу, Арден ещё некоторое время сопротивлялся, но тоже пошёл следом за нами на дно злосчастного озера. Очнулись, когда Этан нас за волосы из воды вытаскивать начал. До сих пор не понимаю, как ему удалось сохранить рассудок.       – Вам удалось прогнать сирен?       – Едва ли, – с досадой хмыкнул Рэйден. – Сирены пытались нас удержать, но отец отсёк одной из них руки. От визга этой твари душа из тела выходить начала. Они ломанулись на нас таким скопом, что у многих потом шрамы месяцами не затягивались. Пришлось сбежать, а знахарке той сказали, чтобы никто и близко к тому лесу не приближался, покуда жизнь дорога. Впрочем, через пару месяцев сирены и сами оттуда ушли – кормиться стало нечем.       – Жители исполнили ваш наказ?       – Нет, всегда будут глупцы, которым лезть на рожон как пить дать. Опустела та деревня. Те, кто умными были, по городам разъехались, а остальные померли, пытаясь призрачную славу добыть. Лишь пара стариков там осталось, да и те, вероятно, уже почили.       – И как нам тогда подобраться к ним? – У Леона начинала болеть голова. Новости о том, что им придётся столкнуться с существами, которых не одолел даже Орден Странника, удручала.       Рэйден передёрнул плечами:       – Мы знаем, что способ есть, осталось узнать какой. Проверим записи, поищем в книгах. Возможно, в одном из своих дневников отец упомянул о том, как ему и основателям Ордена удалось избежать действия чар. Но сделаем это уже без тебя.       – Что значит без меня?! – возмутился Леон и преградил страннику дорогу.       – Это значит, что тебе пора вернуться в свой мир, – спокойно ответил Рэйден и продолжил путь.       – Нет, я пойду с тобой! – заупрямился Леон.       – Успокойся и послушай, – Рэйден с тяжёлым вздохом положил руки ему на плечи, – сейчас ты отправишься домой, выспишься и снова начнёшь заниматься своей ежедневной рутиной, а мы с Джоанной займёмся поиском информации. Удели больше внимания своему дару, он поможет тебе выжить, а с пыльными объеденными жуками книгами мы и сами разберёмся.       – Но я хочу помочь!       – Поможешь, если не будешь в это лезть. Поиски могут занять месяцы, и тебе определённо не стоит тратить их на это, понимаешь?       – Не понимаю!       Рэйден фыркнул, не в силах скрыть раздражение.       – Пообещай, – потребовал он настойчиво.       – Я не даю обещания, которые не могу выполнить, – упёрто покрутил головой Леон.       – Твоё упрямство делу не поможет.       Под натиском его пронзительного взгляда Леон сдался.       – Хорошо, – пробурчал он, поджимая губы. – Было бы лучше, если бы я жил в этом мире.       – Это мы устроим, но чуточку позже, принцесса, – Рэйден с усмешкой потрепал его по волосам. – Однажды мы спасём тебя из заточения в высокой башне.       Это неуместное обращение возмутило Леона. Да, какое право он имеет говорить такое? Пятна раздражения выступили на щеках.       – Ты кого это принцессой назвал?! – взбунтовался юноша и бросился следом за громко хохочущим странником. – Напомнить, кто из нас носит украшения и длинные волосы?       – Ты прав, это я, – ничуть не смутился Рэйден. – Такой расклад мне нравится даже больше: принцесса будет спасать принца из башни с кровожадными драконами, стерегущими самое прекрасное сокровище – его.       – Оставь свой флирт для бордельных дам. Им наверняка он придётся по душе, – отмахнулся Леон.       Достав из кармана куртки три амона, Леон сложил их воедино и, прежде чем раствориться в белом свете, бросил серьёзное:       – Постарайся к моему возвращению найти что-то полезное, – и с издёвкой добавил, – принцесса.       Сияние растворило его силуэт, оставив после себя лишь скоп вздымающихся искр. Рэйден неловко улыбнулся и неспешно зашевелил губами:       – Хорошо, мой принц, – коснулся воздуха его ответ. – А ведь говорил, что мой флирт пригож только для бордельных дам.       Странник усмехнулся и одиноко зашагал по просёлочной дороге с непонятным теплом на душе. * * *       Леон взглянул на одолженные Викери отцовские часы – половина пятого утра. Ложиться спать при таком раскладе было уже бессмысленно. Юноша уложил амоны в деревянную шкатулку и спрятал сумку с дневником в старый сундук. Нельзя было, чтобы кто-то нашёл это. Леон обтёр ботинки от грязи, отряхнул одежду от дорожной пыли, чтобы ничего не выдавало того, что он выходил за пределы пансиона, и выскочил в коридор.       Пусть Рэйден и доходчиво объяснил, что ему не стоит влезать в поиски, Леон не мог сидеть сложа руки. Обещание, данное Кассергену, удерживало его от Энрии, но не запрещало делать то же самое здесь. И Леон знал, по крайней мере, одно место, где мог найти то, что ищет.       В это время библиотека пансиона всегда была закрыта, но всё же один способ попасть туда Леон знал. Он незаметно выскочил на улицу через дверь прислуги и, пробираясь через высокие кусты, достиг заднего фасада пансиона. Рельефные стены послужили хорошими ступенями, чтобы вскарабкаться на второй этаж, но, чтобы добраться до окон библиотеки, пришлось миновать узкий карниз. Сердце замирало всякий раз, как дрожащая ступня Леона делала осторожный шаг. Он так сильно вжимался в стену, что, казалось, на позвоночнике отпечатается узор каменной кладки. Последний шаг дался ему особенно тяжело – пальцы дрожали от напряжения, но ему удалось уцепиться за откос и перепрыгнуть на подоконник, поддерживаемый изогнутым толстым кронштейном.       Наконец, Леон мог отдышаться. Даже когда он оказался на широкой устойчивой поверхности, страх не покинул его.       «Невероятно. – Он едва слышал мысли за тяжестью дыхания. – На кой дьявол я это делаю?»       Но отступать уже было поздно. Выудив из кармана тонкую деревянную линейку, юноша просунул её в щель между окон, приподнял изогнутый посеребрённый крючок и завалился внутрь. Благо за все те разы, как он проникал в библиотеку, мадам Тулле так и не догадалась, как он это сделал, иначе бы давно распорядилась заделать щели в оконных рамах.       Леон закрыл окно за крючок и, наконец, смог облегчённо выдохнуть. Стоило признать, у него был талант к проникновению в места, где ему быть не следовало. Зажигать лампу было слишком опасно, потому Леон предпочёл бродить в полумраке, неспешно выискивая нужные книги. Понятие «сирены» звучало отголоском в памяти. Он определённо слышал о них раньше, но понятия не имел, где искать. Начать решил с легенд старого мира.       «Сирены – дивные создания с телом птицы и лицом прекрасной девы. Своим пением зачаровывали путников и топили в морских пучинах, – прочитал Леон, подставив книгу под лунный свет. – Нет, Морбелль и Рэйден говорили, что они живут в водах, а не парят над ними».       Леон поставил книгу на место и зашелестел страницами другой.       «Кто голос её услышит, будет пленён мыслями и забудет о времени своём, замороченным будет ходить за той, что разум в плен взяла, и найдёт смерть свою, коли голос её слышать перестанет. Лишь святые воды смоют чары, те, в которых плещется сирин при первых лучах солнца, напевая свою дивную песнь. Тому, кто устоять сможет, да услугу непомерную окажет, откроет сирин тайны мироздания, озолотит богатствами, одарит красотой небывалой, а тому, кто вернёт ей райское перо, превратившее её в получеловека-полуптицу, и обернёт обратно девицей, станет она верной супругой».       Леон захлопнул кожаный переплёт. Нет, это тоже не подходило. Впрочем, мысль о волшебных водах сирин показалась ему занятной.       Взгляд юного странника привлёк старый толстый томик, отделанный чёрной жёсткой кожей. На корешке золочёными буквами было выдавлено: «Книга зверей и чудовищ». Название, прямо сказать, говорящее.       Книга выглядела старой, но хорошо сохранившейся. Такую искусную работу было приятно держать в руках. Теснённые узоры изображали морское змееподобное чудище, оплетающие своим длинным телом весь переплёт. Леон расстегнул ремешки и взглянул на пожелтевшие страницы. С них на него глядели невероятной красоты рисунки, пугающие своей реалистичностью.       «Русалки или же сирены – водные создания с телом человека и хвостом рыбы, которые соблазняют путников своей красотой и дурманящими песнями. Людям являются в виде пышущих здоровьем дев: волосы так длинны, что закрывают обнажённую грудь, кожа светла и румяна, глаза подобны чистой воде или свежей траве, губы нежнее лепестка розы и краснее алых яблок. Чешуя хвоста переливается в лучах солнца подобно золоту. Чтобы привлечь путников, они резвятся на берегах, поют песни и смеются, очаровывая их разум, а потом топят несчастных, потерявшихся от любви к ним. Устоять перед песнями водных демониц невозможно, но есть шанс успеть снять с себя чары, пока те не захватили разум. Вода из русалочьих озёр способна защитить от дурмана тех, чьё сердце ещё не познало любви, а тех, кто уже погряз в чувствах, спасёт только поцелуй возлюбленного человека, окроплённый русалочьей водой. Если найдётся тот, что полюбит русалку в истинном обличии и готов будет броситься с ней в омут, то она подарит ему свой поцелуй и уведёт в подводное царство».       – Безумие какое-то, – со вздохом захлопнул книгу Леон.       Звук открывающейся двери заставил его подскочить. Он спешно засунул книгу на полку и спрятался за книжным шкафом. На мгновение даже дышать стало страшно, но сердце колотилось так сильно, что, казалось, эхом раздавалось в высоких стенах библиотеки.       – Кто здесь? – сонно проскрипел голос миссис Хоффман.       Этой встречи Леон надеялся избежать. Старая ведьма со свету сживёт, если в очередной раз застанет его здесь. Ковёр заглушал шаги библиотекаря, и юноша не мог понять, где она сейчас находится. Оставалось только неподвижно стоять за широким торцом шкафа, надеясь, что она его не заметит.       – Вот ты где, паршивец! – вскричала женщина и схватила юношу за ухо, вытаскивая из-за угла. – Признавайся, что подумывал украсть, ворюга бесстыжий?       – Ничего, – прошипел парень, но женщина сильнее выкрутила ему ухо. – Честно!       – Ничего, говоришь? – пропыхтела она и потащила на выход, не разжимая раскрасневшегося уха. – Вот расскажу всё мадам Тулле, как миленький сознаешься, отродье дьявольское!       Она протащила его за собой через весь пансион, нисколько не стыдясь своей отвратительной полупрозрачной сорочки, вид под которой Леон предпочёл бы никогда в жизни не видеть, и белого чепчика, и бормотала такие изощрённые проклятья, что юноша диву давался.       – Только посмей убежать, мелкий маргинал, – предупредила она и стала с силой стучать в дверь комнаты мадам Тулле.       У Леона сердце в пятки ушло, когда дверь распахнулась и на них заспанными глазами уставилась управляющая пансиона. Сильнее завернувшись в халат, она удивлённо посмотрела на раздражённую миссис Хоффман, а после перевела взгляд на причину её негодования.       «Теперь-то меня точно выпрут взашей», – испугался Леон.       Но надолго её взгляд на нарушителе не задержался, что было ещё более пугающим знамением. Вряд ли теперь он сможет отделаться лишением еды или сверхурочной работой.       – Что случилось, миссис Хоффман? – с режущей серьёзностью спросила мадам Тулле.       – Да вот, поймала этого негодяя в библиотеке! – истерично заверещала библиотекарь так, что эхо её голоса рисковало поднять на ноги пару дюжин детей из соседних комнат. – Наверняка хотел что-то украсть из нашей богатой коллекции и продать на рынке, да не успел. Я поймала его на горячем.       – Прошу вас взять себя в руки, миссис Хоффман, – прервала возмущения мадам. – Мы обязательно во всём разберёмся. Он получит наказание соразмерное его проступку. А теперь, пожалуйста, отправляйтесь спать. Не хватало, чтобы в подобном виде вас увидели и другие наши ученики.       Она с укоризной бросила взгляд на сорочку библиотекаря, и та, смутившись до глубины души, ушла прочь, переминаясь с одной пухлой ноги на другую.       – Заходи, – холодно произнесла она и впустила Леона в комнату.       Он не успел дойти и до середины комнаты, как услышал лязг засова. Этот жуткий звук с садизмом ранил уши и заставлял кожу покрываться холодным потом. Леон хотел было скривиться, но мадам предстала перед ним и пронзительно уставилась в глаза, надеясь увидеть в них хотя бы крошечный намёк на ложь. Если раньше юноша думал, что его отсюда выгонят, то теперь уже не надеялся выйти из комнаты живым. Ему с трудом удавалось сохранять спокойствие, но с каждым жестом мадам Тулле маска хладнокровия рисковала с треском рассыпаться.       – Рассказывай, – потребовала женщина и устроилась в кресле. – Зачем пробрался в библиотеку?       Леон сесть в соседнее кресло не посмел, так и остался стоять посреди спальни.       – Хотел почитать. – Голос Леона дрогнул, но не настолько заметно, чтобы управляющая смогла принять это за неправду. – Что бы ни говорила миссис Хоффман, но у меня даже мысли не было красть. Я не вор.       – Что-то подобное я слышала от тебя не так давно, – устало потёрла веки мадам Тулле. – Миссис Хоффман – уважаемый сотрудник пансиона, у меня нет причин не доверять её словам.       – Она недолюбливает меня. Это достаточная причина?       – Мне это известно, и только поэтому я тотчас не спустила тебя по лестнице, а дала возможность высказаться. Ты, должно быть, уже понимаешь, что сулит тебе очередное проникновение в библиотеку, Леон?       Странника передёрнуло от звучания собственного имени. Он так привык к постоянным «ты» и «паршивец», что до этого времени даже не догадывался, что оно известно управляющей.       – Да, вы меня предупреждали, мадам. – Леон смиренно опустился на колени, предчувствуя, что последует дальше.       Его покорность льстила женщине. Она одобрительно кивнула и лёгкой поступью подошла к изящному дамскому столику. Обычно в таких хранили косметику, духи и украшения, но мадам была несколько эксцентрична, потому, помимо всего прочего, держала в ящике длинную шкатулку с воспитательной розгой. Женщина с наслаждением провела по бархатной подушке кончиками пальцев и взяла ивовую плеть. Гибкая и крепкая, такая рассекала кожу с первого удара и оставляла на многие дни послевкусие боли.       «Пожалеешь палку – испортишь дитя» – так говорила народная английская пословица, и неудивительно, что консервативная мадам Тулле следовала ей безукоризненно. И пусть она искусно скрывала свои эмоции, глаза всё же выдавали воодушевление от предстоящей порки.       – Твои крики не должны разбудить учеников, ты меня понял? – произнесла она и протянула юноше платок.       Сопротивляться было бессмысленно. Леон принял платок и запихнул между зубов, поднимая открытые ладони, чтобы их было видно управляющей.       – Снимай рубашку, – потребовала женщина.       Леон в ужасе поднял глаза и тут же получил удар по рукам, согнувший его пополам. Плеть полоснула обе ладони и оставила тонкую обжигающую адским пламенем линию.       – Снимай рубашку, – повторила она с неодобрением.       Юноша негодующе поджал губы. Взгляд красноречиво говорил: «Будь моя воля, выхватил бы плеть и отходил так, что больше в руки её не взяла бы!»       Сбросив куртку и рубашку, Леон упёр руки в пол и опустил голову, чтобы взмах розги ненароком не попал по лицу. Мадам неторопливо ходила кругами по комнате. Каждый стук каблука заставлял юного Самаэлиса вздрагивать в ожидании удара. Шаги затихли за его спиной, и управляющая пансионом нанесла удар столь резко и сильно, что в глазах потемнело. Если бы не платок, что он с такой силой сжимал, его вопль разнёсся бы эхом по всему пансиону, разбудив не только учеников, но и прислугу в дальних комнатах.       Слёзы начинали сочиться сквозь крепко зажмуренные глаза, и с каждым новым ударом их всё сложнее становилось сдерживать. Подобно лезвию ножа, розга проходилась по оголённой коже, оставляя после себя тонкие неглубокие ссадины. И чем чаще мадам попадала по одному и тому же месту, тем больнее становилось. Терпеть такое было подобно кошмару.       После десяти ударов спина казалась уже сплошным багровым пятном. Самаэлис чувствовал, как капли крови скатывались вниз, оставляя за собой горячий след, как щипали открытые раны и рвалась кожа. Он считал каждый взмах, каждый свист рассекающей воздух плети. От надрывного рычания болели лёгкие, закатывались глаза. Розга ударила в семнадцатый раз. В руках больше не было сил удерживать изувеченное тело, и Леон упал лицом на деревянный пол.       – Порой мне кажется, что ты намеренно ввязываешься в неприятности, чтобы получить наказание, – со вздохом огласила мадам Тулле и обтёрла розги носовым платком. – Хочу верить, что это научит тебя думать, прежде чем совершать опрометчивые поступки.       Женщина присела рядом с юношей и промокнула спину от крови. Но Леона такая забота не впечатлила. Он бросил преисполненный ненавистью взгляд на женщину и выплюнул платок прямо ей под ноги.       – Я могу идти, мадам? – тяжело ворочая языком, спросил Самаэлис.       – Да, но не в свою комнату, – огорошила ответом управляющая. – Одевайся и следуй за мной.       Леон, скрипя зубами, натянул вещи и последовал за управляющей. Каждый шаг отзывался болью. Ткань тёрлась о раны, кровь из которых ещё не успела остановиться.       Путь, по которому вела женщина, оказался знаком. Там, в глубине коридоров, маленькая неприметная лестница уводила в подвалы, где располагался самый страшный кошмар всех пансионеров – комната, которую многие называли тюремной камерой. Сам Леон ни разу не спускался в подобное место, но те, кому не посчастливилось побывать там, отзывались о ней, как о холодной одиночке. Туда отправляли самых непослушных детей, на которых порка и голодовка не возымели никакого эффекта. Удивительно, что со всем списком «заслуг» Леона не отправили туда раньше.       Холодные коридоры подвала встречали жутким эхом. Шаги звучали как реквием перед казнью. Мадам Тулле довела его до конца коридора, где за железной дверью находилась мрачная комната с металлической кроватью, столом и табуретом, раковиной и стоящим в углу унитазом. Единственным светом в этой комнате было узкое окно под самым потолком.       – Будешь сидеть здесь трое суток, – огласила приговор управляющая и вложила ему в руки комплект постельного белья и пару одеял. – На хорошую еду можешь не надеяться. Мэри будет приносить тебе то, что останется после обедов, а вечером отводить в ванную комнату прислуги. Утром я отправлю миссис Севил осмотреть тебя и продезинфицировать раны. Всё ясно?       – Да, мадам, – кивнул Леон и прошёл в комнату.       Дверь за его спиной захлопнулась, и ключ со скрипом повернулся в замочной скважине. Шаги стихли, оставляя Леона наедине с гнетущей атмосферой. Ещё никогда он не хотел так вернуться к роли прислуги, как сейчас, и успел пожалеть о том, что не послушался Рэйдена – сидел бы сейчас в своей уютной коморке и видел седьмой сон.       Юноша плюхнулся животом на провонявший влажностью матрас. Если опустить факт, что здесь смердело затхлостью и крысиным помётом, то всё складывалось весьма неплохо. Могли ведь ночью на улицу прогнать, пришлось бы ночевать в грязной подворотне под открытым небом.       Боль и усталость заволокли сознание непроглядным туманом, противиться которому Леон был не в состоянии. Он подставил лицо под тусклый лунный луч, тайком пробравшийся сквозь пыльное окно, и прикрыл глаза.       Где-то снаружи встрепенулась птица, задев крыльями ветки, и растворилась в ночи, оставив на прощание свой громкий крик и шелест листвы под арией буйного ветра.