Странники

      Чем закончился тот вечер, Леон помнил смутно: наутро он проснулся в своей комнате, на углу одеяла по-прежнему лежал недочитанный дневник, а туман в голове разгоняла режущая головная боль. Но как бы сильно ни хотел Леон, усомниться в реальности произошедшего не получалось: распухшие губы помнили чужие прикосновения и горечь виски, оставленные голубоглазым странником.       Леон закрыл лицо руками и сконфуженно взвыл. Время обязывало его спуститься к завтраку, но пересекаться с Кассергеном после всего было слишком неловко. Что о нём подумают друзья, если узнают, в омут какого распутства он упал этой ночью? Леон сам себе был отвратителен.       Горячая вода смыла запах алкоголя с его тела, и Леон почувствовал себя немного лучше. Он переоделся и как ни в чём не бывало направился на кухню, где уже должны были ждать его друзья. Но встретившись с ними лицом к лицу, Леон почувствовал себя ещё более неуютно, чем после пробуждения. Ему начинало казаться, что они уже в курсе произошедшего. Усмирив волнение глубоким вдохом, Леон попытался убедить себя, что это невозможно.       – Доброе утро, – быстро выпалил он и устроился на свободном стуле, избегая взгляда сидящего напротив Рэйдена.       – Ты выглядишь уставшим. Плохо спалось? – усмехнулся Рэйден и отправил в рот кусочек варёной курицы.       Взгляд откровенно пронзал Леона, и тот не удержался, чтобы не отправить ему ответный – негодующий и велящий заткнуться.       – Да, кошмар приснился, – холодно бросил он.       – Кошмары – дело такое, – шутливо продолжил Кассерген, вероятно, находясь в превосходном настроении. – Иногда они имеют свойство становиться лучшими из снов.       – Опять несёшь околёсицу, – закатил глаза Леон и принялся за завтрак.       Признаться, для девушки, что выросла среди слуг и роскоши, Джоанна готовила превосходно. Когда все тарелки оказались пусты, Леон вызвался помыть посуду, чтобы дать Джоанне больше времени для занятий с Николь. Но на самом деле он просто хотел оставаться как можно дальше от Рэйдена, пока не смирится со случившимся. Сам же Кассерген ушёл в сад с Викери, чтобы заняться фехтованием, и настоятельно попросил Леона не затягивать с мытьём посуды.       Но какой бы ни была ситуация, Леону пришлось направиться в сад. До самого вечера он бился на мечах с Викери и впервые осознал, что ничуть ему не уступает. Друг был силён, точен и изящен в ударах, Самаэлис – быстр и ловок, с лёгкостью уворачивался. Пару раз даже уложил Викери на лопатки, правда, не совсем честно, – сделал подсечку, но никто ведь и не говорил, что в реальном бою враг не провернёт подобного.       – Ха-ха, молодец, Леон! – поднялся с земли Викери, отряхивая брюки от грязи. – Я даже не успел отпрыгнуть.       – Ты тоже. Последний удар был хорош, – рассмеялся юный странник и пожал протянутую руку. – Я едва на ногах устоял.       – Хороший бой, – похвалил Рэйден, подходя ближе. – Рыжик, тебе следует смотреть не только за руками противника, но и за ногами, чтобы в следующий раз снова не протереть дыру на заднице. Лайон, слишком увлекаешься уклонениями. Если не будешь наносить больше атак, то никогда не ранишь.       Очередное коверкание его имени разозлило Леона. Он решительно подошёл к Рэйдену и ткнул пальцем в грудь.       – Я тебе не Лайон, не Леонардо, не Леонетта. Моё имя – Леон. Запомни это наконец!       – Ты чего, Леон? – удивился вспыльчивости друга Викери. – Это же всего лишь шутка.       Слова Леона нисколько не задели Рэйдена, но лицо стало серьёзным.       – Викери, дай меч.       Даже Викери удивился, услышав собственное имя вместо уже привычного «Рыжик», но меч передал.       – Если хочешь что-то доказать, доказывай это в бою, – произнёс Рэйден и встал на исходную, подняв меч.       Леон не питал ложных надежд. Он понимал, что победить странника, что держит меч в руках с пелёнок, не удастся, но гордость велела отстоять своё. Он поднял оружие и решительно заявил:       – Нападай.       Рэйден сделал быстрый выпад, и, хотя Леон был к нему готов, он едва успел увернуться. Лезвия встретились с режущим слух звоном. Каждым ударом Леон старался заставить Рэйдена пятиться, но тот с сильным натиском возвращался. Уловка с подсечкой результата не дала. Кассерген увернулся и едва не задел его. Леон успел перекатиться и подняться, прежде чем он снова напал.       – Хорошо, но недостаточно. Учись использовать окружение в бою.       Рэйден проскочил под лезвием и бросил перед лицом Леона пригоршню земли. Такой грязной игры юный странник не ожидал. Он в растерянности отшатнулся назад, но этого хватило, чтобы Рэйден выбил из его рук оружие. Тяжёлое навершие меча больно ударило по пальцам. Кассерген схватил его за руку и с лёгкостью перекинул через себя. От встречи позвоночника с твёрдой почвой в глазах зарябило. Юноша попытался перевернуться, но гладкая сталь сверкнула прямо перед носом. Леон испуганно сжался – клинок воткнулся в дюйме¹ от щеки.       Рэйден склонился над ним так низко, что Леон почувствовал тяжёлое дыхание и увидел мелкие капли пота на бледной коже.       – Не надейся, что в бою я буду так же нежен с тобой, как прошлой ночью. Возможно, однажды тебе придётся сражаться со мной, и я хочу, чтобы ты победил, Леон, – прошептал он так, чтобы Викери их не услышал.       Он вытащил меч из земли и помог Леону подняться.       – Оружие начистить и убрать. Завтра возьмёте в руки настоящие клинки, – скомандовал он и броском вернул Викери его оружие.       – Вот и чего ты добился? – прошипел Викери, вытирая рукоять. – Решил отстоять уязвлённую гордость, а вместо этого заработал ещё один синяк на заднице.       – Заткнись, Вик, – оборвал ворчание друга Леон, которому было не менее тошно от своего позорного проигрыша.       Из глубины сада послышались торопливые шаги, и из-за кустов вынырнула низенькая фигура Николь.       – Вы уже закончили? – Она окинула юношей взглядом и мгновенно смутилась вида их разгорячённых тел в мокрых от пота кофтах. Покраснев, она отвела глаза и продолжила: – Мы готовы.       – Хорошо, Черешенка. Возвращайся к Джоанне. Мы скоро подойдём.       Николь кивнула и спешно скрылась за углом поместья. Леон и Викери проводили убегающую девушку взглядами и удивлённо переглянулись. Реакция Николь показалась им забавной. Спрятав оружие в ножны, они вернулись в свои комнаты, приняли ванну и спустились в малую гостиную, где их уже ждали Джоанна и Николь, попивающие за беседой чай.       Радом с ними на чайном столике уже лежало всё необходимое для создания проводника: лист с песней, написанный рукой Рэйдена, чешуя сирены в прозрачной маленькой склянке, чаша с колодезной водой и пустой бутыль.       Попытка была одна, и Николь заметно нервничала. Золото глаз не находило спокойствия ни в одной точке, где оно задерживалось, каблук ритмично барабанил по полу. Но Джоанна была рядом, чтобы поддержать тёплым словом и дружеским объятием.       Леон и Викери остались стоять у дверей, не желая давить на подругу своим присутствием, а вот Рэйден пересёк всю комнату и сразу налил себе виски, готовясь к предстоящему спектаклю.       – Не переживай, – вздохнула вместе со странницей Джоанна и бросила чешуйку сирены в колодезную воду. – Я буду рядом, чтобы помочь.       Николь кивнула и сбросила перчатки. Небесные руны обрисовали узорами ладони, медленно расползаясь до локтей. Янтарь глаз вспыхнул золотым свечением.       Она пошевелила пальцами, и чаша задрожала. Вода плотным шаром поднялась и затанцевала, словно обрела живое сердце в виде маленькой золотой чешуи. Николь бросила взгляд на Джоанну, молча спрашивая: «Всë ли я правильно делаю?» – и получив её улыбку, запела голосом чище утренней росы и глубже морской пучины:       – Kö lee vireno migoto foso, Novo savigo ûn charetâes miri. Sabe libbeto, chuves reppoto, Saiva teso mi axes averi.   Te läxchare tevo ûsoso cevilica, Voida sovoĺto ûn liâta aĺvaina, Ûn prieses irfeĺto so doxes maverica. Louna magita faliĺ ûn sona.   Koro läxes tevo muro namutes, Crina solato vexes chado ûn lanes, Ednoto ksoĺ boĺvâ invarbiugodo, Faxiĺ geva ûso ûn obmas mares.   Noûn amittere omni est odire, Föllato teati dâre cieĺ. Ve tevo efrito irevato corave Veĺe xaĺvato limato fiseĺ.¹       Леон и Викери поймали себя на мысли, что так чисто способны петь лишь ангелы. Даже Рэйден, зачарованный её голосом, отставил стакан в сторону и стал наблюдать, как золотые чары облетают вихрем водные ветви. Николь стоило больших усилий удерживать стихию в оковах собственных чар. Слишком хаотична и неподатлива она была.       Когда последняя строчка была спета, Джоанна откупорила пустой бутыль, и Николь неторопливо направила в него свою магию, запирая вместе с водой в стеклянной тюрьме. Последняя капля упала в узкое горлышко, переливаясь золотым свечением. Джоанна заперла её пробкой, обмотала бечёвкой и залила свечным воском.       – Получилось! – вскрикнула она.       – Да, – устало выдавила улыбку Николь и пошатнулась.       Создание проводника отняло больше сил, чем рассчитывала юная леди. Николь упала на диванные подушки, пребывая в полусознании. Её начинало знобить. Леон и Викери метнулись к девушке. Кожа Николь была бледнее обычного, ладони своим холодом напоминали ледышки.       – Отойдите! – скомандовал Рэйден, отпихивая мальчишек в сторону.       Странник обернул девушку в плед и понёс на руках в её комнату. Джоанна бросилась следом, прижимая к груди бутыль-проводник.       – Я могу сама... сама, – тихо возразила Николь.       – Черешенка, сама ты сможешь только количество ступеней посчитать при падении, – с нервной усмешкой ответил Рэйден и прижал её крепче к себе.       Оставаться безучастными Леон и Викери не могли: побежали за ними, но в комнату юной леди их не пустили. Рэйден положил девушку на кровать и вышел, захлопнув дверь прямо перед подоспевшими ребятами.       – Джоанна позаботится о ней, – успокоил он. – Незачем утяжелять воздух своим присутствием.       – Что с ней? – не унимался Викери.       – Ничего серьёзного. Завтра придёт в себя. И будет лучше, если никто не будет кружить вокруг неё с расспросами о самочувствии, когда она едва может открывать рот.       Юноши опустили головы. Не хотелось признавать, но Рэйден был прав. Своими переживаниями они подруге не помогут.       – Если понадоблюсь, я буду в своей комнате, – опечаленно предупредил Викери и скрылся за соседней дверью.       Рэйден и Леон остались одни в опустевшем коридоре. Атмосфера вмиг стала напряжённой. Они смотрели друг на друга, не зная, какие слова подобрать. Но когда Леон хотел открыть рот, Рэйден склонил голову и молча стал удаляться по коридору.       Леон поджал губы, не зная, стоит ли ему тоже вернуться в комнату или всё же отправиться за странником. Он весь день избегал его и даже нагрубил, но невидимая нить тянула его на встречу со стыдом и греховным соблазном. И наплевав на гордость, он пошёл за ним.       Рэйден не вернулся в спальню. Вместо этого он ушёл дальше. Там, в глубине коридора, находилась мастерская Джоанны.       «Странно», – подумал Леон, видя, как высокая фигура скрылась за дверью.       Дверь была не заперта, будто Рэйден намеренно оставил её приоткрытой, и Леон, поддаваясь любопытству, осторожно вошёл внутрь. В сумеречной тьме статуи казались ещё более пугающими.       Рэйден блуждал меж рядов высоких божеств, но ни на одну так и не взглянул. Его не интересовали изваяния. Он искал в них успокаивающую тишину. Размеренные шаги затихли. Леон выглянул из-за статуи и увидел, как Рэйден рассматривает уже знакомую ему статую даймона Данталиона. Среди всех лишь это божество не пугало своей улыбкой. Но Рэйден не находил в нём ничего красивого. Он смотрел на статую так, будто это был лишь кусок холодного камня.       Заведя руки за спину, Кассерген пару минут вглядывался в расслабленное лицо божества, и Леон заметил то, что прежде не способен был увидеть. Они были похожи как две капли воды. Каждый изгиб статуи в точности повторял внешность Рэйдена, но, находясь так близко, ощущались по-разному. Божество казалось юным, совсем не знающим горечи жизни, в то время как Кассерген выглядел по-взрослому суровым для своих лет.       В даймоне тайных мыслей и желаний Джоанна видела своего брата, каким тот был до резни в Вейн-Адэре, и, вероятно, поэтому воссоздала его лик таким, каким сохранила в своих воспоминаниях.       Пока Леон раздумывал над этим, Рэйден уже потерял интерес к статуе. Он пересёк мастерскую и уселся у стены, расслабленно прикрыв глаза. Но через мгновение вздохнул и поднял взгляд на стоящих напротив трёх божеств. Это была Троица небесного суда.       «Но почему именно они?» – подумал Леон и подошёл чуть ближе, спрятавшись за другой статуей.       Рэйден смотрел безотрывно. В покрытом туманом взгляде засела тоска. Казалось, он провалился в глубину размышлений. Может, вспоминал минувшее, может, друзей, что больше не стояли с ним рядом, или задавался вопросом о несправедливости судьбы, но больше Леон не хотел его тревожить. Он собирался уходить, когда встретился взглядом с Рэйденом, что уже давно уловил его присутствие.       – Составишь компанию? – Он повернул голову и похлопал по пустому месту рядом с собой.       – Я собирался уходить. Не хотел тебя тревожить.       – Если бы не хотел, то не пошёл бы за мной. – В голосе слышалась усталость.       Теперь Леон чувствовал уколы вины и не посмел отказаться от предложения. Он устроился рядом со странником на полу и взглянул на статую Троицы небесного суда.       – Джоанна говорила, что ты не приходишь сюда.       – В тяжёлые времена даже таким, как я, не помешает немного веры, – усмехнулся Рэйден. – А почему ты здесь? Я думал, что ты решил избегать моего общества.       – Это было в моих планах, – честно признался Леон, – но ты выглядел паршиво, и мне захотелось узнать почему.       – Спрашиваешь, как друг, или как тот, кому я не безразличен?       – Как друг, – мгновенно дал ответ Леон, но поймал себя на мысли: «А так ли оно на самом деле?»       – Меня встревожило состояние Николь.       Судя по голосу, он не лгал.       – Ты знал, что такое может случиться? – поинтересовался Самаэлис.       – Да, – признался Рэйден. – Я предупреждал, но она настояла. Кто я такой, чтобы не уважать её желания.       Между ними возникла пауза, но спустя минуту Леон нарушил её.       – А если бы я спросил тебя, как человек, которому ты не безразличен, ответ был бы таким же? – Он и сам не верил, что спрашивает подобное.       Рэйден не взглянул на него, лишь продолжал сверлить взглядом лики Троицы.       – Я не посмею лгать перед ними. Не будь твой вопрос порывом чрезмерного любопытства, мой ответ прозвучал бы иначе.       – Я ещё не готов услышать твой ответ таким, каким ты хочешь его мне дать, – покачал головой Леон. – Не сейчас, но, возможно, однажды...       – Главное, чтобы это однажды не наступило слишком поздно.       Усмешка прозвучала гнетуще в эхе мастерской.       – Ты ведь знаешь легенду о том, что дух странника – это души погибших даймонов и сферонов, нашедших перерождение в телах смертных? – Леон кивнул. – Эта легенда отнюдь не вымысел. Когда ваши родители основали Орден Странника, они задались целью вернуть утраченную память прежних ипостасей, чтобы узнать, что на самом деле стало причиной их кончины. И они нашли способ: если выпустить дух странника, то тело способно будет принять божественное начало, сохранившееся в нём, и вновь переродить странника, вернув того в небесные чертоги в качестве новорождённого божества. Но не всякий мог выдержать перерождение. Люди теряли себя, столкнувшись с прошлым своего бога. Из-за накопленных духом обид и желания мести странники бросили вызов той, что была виновна в той трагедии.       – Ты говоришь об Эйрене?       – Раньше её звали иначе...       Его голос задрожал от нахлынувших воспоминаний. Он поднялся и поманил Леона за собой вглубь мастерской. Там, в самом пыльном углу, заваленном деревянными коробками и инструментами, стояло ещё одно изваяние, скрытое белыми полотнами. Вероятно, ни Джоанна, ни сам Рэйден долгие годы не решались подойти к нему.       Ткань упала на пол, подняв плотный сгусток пыли, и Леон увидел чарующей красоты юную воительницу. Она смотрела вдаль с непоколебимой решимостью, держа в облачённой в металлическую перчатку руке острое копьё. Длинная коса спускалась до самого пояса, а голову венчала тиара, напоминающая своим видом рыцарский шлем. На лобной части украшения рельефом сияла остроконечная звезда. Леон опустил взгляд на основание статуи и увидел название на высшей энрийской речи: «Мариас – даймон победоносной звезды».       – Мариас была верна народу Элеттеля и попыталась остановить богов от деяний против детей Создателя, но те её не послушали. Увидев погрязший в крови и огне город, она впала в безумие. Своей ненавистью она сломала печати, наложенные на клинок, и когда божества вернулись в небесные чертоги, исполнив наказ Верховной Амаймон, Мариас обрушила его мощь на всех, кто запятнал руки в крови её людей. Как и было предначертано, лезвие познало слёзы небожителей.       Пазл в голове Леона начинал складываться. Теперь даже неуместная усмешка Рэйдена в тот день под старой ивой не казалась случайной. Он знал, что она осталась жива. Но почему же смолчал и решился рассказать об этом только сейчас?       – В наказание за содеянное Верховная Амаймон прокляла Мариас и обрекла на бессмертное скитание, а тела богов обратила в прах, смешав с кровью, оставшейся на клинке, и создала амоны, чтобы те стали проводником их душ в тела смертных, дав им шанс на второе вознесение.       – То есть, амон связывает смертное тело и душу божества, – Леон в задумчивости потёр подбородок. – Но что случится, если амон будет уничтожен?       – Боль от разрыва этой связи соразмерна с гибелью сфер, – ответил Рэйден. – Если амон будет уничтожен, то дух божества никогда не сможет переродиться вновь. Он исчезнет, когда смерть настигнет его последнего носителя. Эйрена узнала об этом. И когда странники, вернувшие себе память, рискнули отомстить, она убила их всех и уничтожила амоны, чтобы те не смогли вновь переродиться.       – Но зачем она это делает? – недоумевал Леон. – Разве мало тех жертв, что она принесла в чертогах богов?       – Эйрена свято верит в то, что боги – проклятие для людей, и сделает всё, чтобы те никогда больше не стали властны над судьбами смертных. Такова её клятва – даровать свободу роду человеческому.       – Но откуда ты всё это знаешь?       – Я один из тех, кому вверено быть хранителем прошлого. Я помню свою первую ипостась, но был слаб, чтобы противостоять натиску Эйрены. Те, кто не желают признавать своё божественное начало, – не враги ей, но она убила тех, кто дорог мне, и потому она мой враг.       – Почему ты рассказал мне это?       Рэйден отвёл взгляд от статуи Мариас и посмотрел на Леона:       – Увидев, как Николь использует свой дар для создания проводника, я испугался, что это пробудит в ней воспоминания. Если это случится, её жизнь будет обречена на вечное бегство от псов Эйрены.       – Только если она решит принять судьбу даймона Кроцелл.       – Ты знаешь? – удивился странник.       Леон пожал плечами.       – Джоанна рассказала. Признаться, сначала я ей не поверил, но теперь... Сложно представить, что те, кто стояли во главе небесного суда, смогли отнять жизни у невинных.       – Троица небесного суда никогда не поднимала оружие на людей. Они поплатились за своё невмешательство. Кроцелл знала, что её решение могло изменить судьбы всех, но посеяло бы раздор в небесном пантеоне и повлекло ещё большее кровопролитие, и потому осталась безучастной. Мариас обвинила её в бездействии, поэтому Кроцелл с достоинством приняла смерть от её руки.       – А что же сфероны Роновери и Гастион? Как они погибли?       От упоминания этих имён Рэйден вздрогнул и опустил взгляд в пол.       – Роновери всегда был излишне верен Кроцелл. Даже тогда этот глупец не смог дать ей умереть одной. Роновери надеялся защитить её от клинка своим телом, но тот проткнул их обоих. Впрочем, я не осуждаю его. Любой, чьи чувства были сильнее страха смерти, поступил бы так же. Но даже на смертном одре он не нашёл в себе смелость признаться ей в любви.       Это было так похоже на Викери. И в той, и в этой жизни он бы, не думая, защитил Николь собой, но, обладая даром убеждения, не мог убедить себя признаться в чувствах, что давно теплились в его сердце.       – А Гастион? – не унимался Леон.       – Ты правда хочешь знать, как погибла твоя прошлая ипостась? – По лицу Рэйдена стало понятно, что он надеется услышать отрицательный ответ. Но Леон был непреклонен. Кассерген вздохнул и продолжил: – Как и Роновери, он был предан убеждениям Кроцелл. Обстоятельства его гибели мне неизвестны, но уверен, что он сам решился на это. Гастион был человеком с твёрдыми принципами.       – Стоит ли нам рассказать об этом остальным? – спросил Леон, осознавая, что принять столь трудное решение самостоятельно, он не в силах.       – Мы расскажем, – кивнул Рэйден, – но не сейчас. Если Николь решит последовать пути Кроцелл и не вмешиваться в дела Эйрены, мы никогда не найдём клинок.       – Хорошо, – согласился Леон и протянул страннику руку. – Но как только клинок будет у нас, мы расскажем им правду и дадим самим сделать выбор. Я не хочу, чтобы они повторяли судьбу своих богов.       – Даю тебе слово. – Рэйден пожал его руку, скрепляя договор о молчании. 1. 1 дюйм – 2,54 см Перевод высшей энрийской речи: Там, где пылает яркое солнце, Сияет жемчужина в зеркалах воды. Участь тяжёлая, думы жестокие, Спасёт меня лишь познание любви. Я взглядом своим тебя зачарую, Голосом сладким в могилу сведу, В объятиях холодных от кошмаров укрою, Шёпот дурмана зовёт в глубину. Сияние глаз моих станет цепями, Яд алых губ закуёт в кандалы, Нежная кожа душу сжигает, Навеки попал ты в ловушку сирен. Разум теряет всякий, кто слышит, Ложный обет даёт небесам. Но моё хрупкое мёртвое сердце Жаждет простого людского тепла.