Странники

      Эйрена даже не дрогнула при виде клинка. Она расслабленно откинулась на спинку трона и уставилась на остриё. В сияющем из-под маски взгляде не было ни намёка на страх.       А вот Грехи рефлекторно выхватили оружие, следя за каждым движением враждебно настроенных гостей.       Ситри зашипели, подобно диким кошкам, и обнажили острые клыки. Их глаза загорелись яростным пламенем, но как бы ни был силён страх, они в несколько прыжков оказались у подножья лестницы. На бледных тонких пальцах сверкнули металлические напёрстки с тонкими короткими лезвиями.       Путь Леону преградила Астарот. Больше она не баловала гостей улыбкой. На лице залегла мрачная тень серьёзности. Она наклонила голову. Смольные вьющиеся пряди волос упали шторой перед глазами, но взгляда она так и не отвела – напрягла кисти, и длинные ногти изогнулись в когти, что с лёгкостью разорвут плоть до самой кости. Изгибы небесных рун расползлись по бледной коже, наливая рубиновым сиянием глаза.       Плечом к плечу с ней встала Грех Зависти. Гремори изящным движением стянула охватывающий её голень золотой браслет. От прикосновения он стал мягким и податливым, словно кнут, а оказавшись в руке, преобразился в тонкую острую леску с тяжёлыми грузами в виде змеиных голов на краях.       Грех Гнева с усталым вздохом покосился на начинающуюся заварушку и закатил глаза, проклиная, что дискуссия нашла подобную развязку. Пожалуй, ему было слишком лениво участвовать в ней. Он остался стоять на месте, хотя все присутствующие странники прекрасно понимали – присоединись он, и исход был бы предрешён к радости одних и сожалению других.       Позицию невмешательства принял и Гласеа. Беспочвенное махание клинками ему наслаждения не доставляло. Он стал скрупулёзно разглаживать складки на дорогой ткани пиджака, словно старался не замечать происходящего вокруг.       – Ну вот, кажется, примирительный торт подождёт до следующего раза, – усмехнулся Малле и поднял кулак со сжатым в нём ножом. Он обратился к Эйрене: – Прикажете убить?       – Усмирить, – холодно поправила даймон.       – Жаль, – раздосадовано передёрнул плечами Грех Алчности.       В быстром замахе он занёс руку с ножом, но когда отправил в полёт, тот превратился в чёрные куски пепла, медленно затанцевавшие по воздуху.       – Испугались? – Страх в округлившихся глазах Николь и Викери стал подпитывать его ребячество. Это был театр одного актёра: Малле стал заливаться надрывным хохотом и тут же мгновенно затих, глядя на ребят с пугающей коварной ухмылкой. – Ну и правильно!       Он щёлкнул пальцами. Клинок вновь сверкнул в свете звёзд, рассекая воздух с прежней скоростью, и вонзился в плечо Рэйдена, утопая в его теле по самую рукоять. Раздался испуганный неожиданностью вскрик Николь. Юная Аверлин подпрыгнула на месте, зажимая руками рот. От силы броска Кассергена повело назад, но он всё же смог удержаться на ногах. Пальцы сжались вокруг тонкой рукояти, и, стиснув зубы в озлобленном оскале, Рэйден вырвал клинок из тела.       Джоанна кинулась к брату. Зелёные глаза судорожно метались от клинка к обагренной кровью одежде. Несмотря на боль, Рэйден поднял голову и успокаивающе улыбнулся. Ему было приятно, что даже зная, что он бессмертен, она продолжала беспокоиться.       – Но-но-но! – покачал пальцем Малле, читая в движениях Рэйдена желание запустить клинок обратно. – Пока на нём моя печать, тебе им не воспользоваться.       Он щёлкнул пальцами, и обратившийся в пепел нож возник в его руках.       – Тогда воспользуюсь тем, что наверняка отсечёт твою паучью голову!       Рэйден выхватил из ножен меч и кинулся на Малле. Лязг столкнувшегося металла сотряс зал. Даймон и Грех сцепились в схватке, словно оголодавшие волки за последний кусок мяса, а следом за ними в битву ввязались и остальные. Как буйная несгибаемая стихия, разноцветные языки пламени рун столкнулись друг с другом, придавая силу оружию в их руках.       Леон бросился вперёд. Он видел перед собой только надменную улыбку Эйрены. Ему так сильно хотелось сорвать её с лица богини кровавыми каплями, что ярость начинала затмевать взор. Но юноша не успел даже добежать до ступеней: вокруг его ног обвязалась золотая леска.       – Далеко собрался, мальчик?       – Слишком сложно запомнить моё имя? – не сдержал иронии в голосе Леон.       – Я не запоминаю имена глупцов.       Гремори резким движением потянула нить на себя. Леон плюхнулся на пол, ударившись подбородком о холодный мрамор. Тёплый металлический привкус выступил на языке – прикусил, но хотя бы челюсть цела осталась, правда, синяк красоваться будет добротный.       Леска затянулась в крепкую петлю на щиколотках, и чем сильнее тянула Грех, тем больше она впивалась в сапоги, оставляя глубокий рубец на коричневой коже. Удивительно, сколько в хрупкой на вид девушке было силы: она без особых усилий стояла на прежнем месте и накручивала нить на локоть, оттаскивая Леона как можно дальше от трона госпожи.       Леон перекатился на спину и напрягся, стараясь подняться. Кажется, он успел уже прочувствовать каждую трещинку в каменном полу своими костями.       «Дьявол! Надо как-то выпутаться!»       Леон вспомнил про всё ещё зажатый в руке клинок. «Если он убивает богов, может, и разорвать созданное силой странника оружие сумеет?» – промелькнуло в мыслях. Леон вывернулся, насколько было возможно, и попытался достать лезвием до золотых пут. Выглядел со стороны нелепо, словно извивающийся червяк.       Гремори видела, на какой необдуманный риск идёт странник. Опасную игру затеял: одно неверное движение, и конец заточённой в его теле душе Гастиона. Её рука дрогнула, и золотая нить ослабла, но этого мгновения хватило, чтобы Леон зацепил остриём клинка переплетённые нити. Леска рассыпалась, и к ногам упала золотая голова змеи. Леон бросил взгляд на разгневанную Гремори и принялся отползать назад.       Но странница злилась на него отнюдь не за испорченное оружие, а за глупую упорность. Совсем не понимала его мотивы. Зачем идти на такие трудности ради столь незначительных, по её мнению, целей?       Гремори взмахнула рукой, и золотое сияние рун собрало детали оружия воедино. Леон не горел желанием ещё раз попасть в объятия острых пут. За его спиной разворачивалось сражение, и, вскочив на ноги, он бросился в самую гущу – туда, где Гремори не сможет схватить его, не рискуя навредить своим же. Вот только и Леон не мог как следует развернуться там без страха ранить клинком друзей. Пришлось спрятать оружие богов в сумке.       Беглым взглядом он окинул зал. Друзьям приходилось нелегко. Рэйден сдерживал напор Малле. Тот явно вошёл во вкус: с лица не слезала улыбка, даже когда меч Рэйдена задевал кожу, оставляя жуткие кровоточащие порезы. Клинки со скрежетом перекрестились. Никто из них не желал сдавать позицию.       – Как в старые времена, Данталион? – с издёвкой выдохнул Малле, оказавшись лицом к лицу с Кассергеном.       – Назвать их добрыми язык не повернулся, Валефор? – парировал вопросом Рэйден и отскочил в сторону.       Рэйден сделал подсечку, но тело Малле рассыпалось пеплом, прежде чем он успел сбить его с ног. Холодок ветра пробежал по спине. Как он и думал – Малле пал столь низко, что решил напасть по спины. Клинки вновь столкнулись, и сквозь перекрещённые лезвия он встретился с чёрной пустотой глаз Малле.       – Кому, как не тебе знать, каким «добрым» словом я их вспоминаю!       Малле оттолкнул Рэйдена и пнул в живот. От силы обуявших его тело рун Кассергена отбросило в стену. За звоном в ушах даймон услышал хруст костей и треск кладки. Старый камень покрылся тонкой паутиной трещин и осыпался мелкой крошкой на пол. И всё же, как бы ни была сильна боль, Кассерген нашёл в себе силы подняться.       Малле направлялся к нему хищной спокойной походкой, за которой непременно последовал бы тяжёлый удар. Вот только взгляд Рэйдена приковало полное решимости и воинственной страсти разноцветное сияние далеко за его спиной. Но с этим же охватил и страх, что Леон вмешается. В отличие от остальных Грехов, которыми двигало желание лишь сломить буйный нрав странников, мотив Малле был откровенно ясен: он желал убить Рэйдена. И вряд ли бы он умерил пыл, если бы Самаэлис встал на его пути.       Глядя в глаза Леону, Рэйден предупреждающе покачал головой. Их с Малле битва была за гранью общей схватки, в ней таился личный мотив ненавидеть друг друга. Вмешавшись, Леон скорее поставил бы себя под удар, чем помог. И он понимал это. Знал, что Рэйден будет защищать его, рискуя собственной шкурой. Этого он допустить не мог. В зале были те, кому его участие было куда нужнее.       Близнецы Ситри зажали Николь и Викери с обеих сторон. Лезвия металлических когтей рвали кожу вместе с одеждой, и ребята даже не успевали парировать удары – близнецы передвигались слишком быстро. Куда не поверни голову, Ситри всегда находились с другой стороны вне зоны досягаемости.       – Вот же Самигинины дети! – выругался Викери, размахивая мечом.       Но Ситри были проворны, как цирковые акробаты. Ловко проворачивали целые номера над их головами, не забывая скорчить проказливые мордашки. Они открыто издевались над беспомощностью молодых странников.       Мальчик налетел на Викери, но тот, почувствовав неладное, пригнулся и перехватил его за руку, мощным ударом заваливая на пол.       – Уже не так весело? – поинтересовался у него Вик, видя, как багровеет лицо Греха.       Но мальчик не поддался на провокацию – тощие ноги обхватили Викери за шею и стали душить.       – Отпусти! – прорычал Викери. В глазах вспыхнуло непреклонное синее пламя.       Ситри удивлённо наклонил голову. Хватка мальца ослабла, и Николь, схватив того за кофту, отшвырнула в сторону. На её ремне всё ещё висел клинок, подаренный Джоанной, но воспользоваться им она так и не решилась. Напрасно. Девочка Ситри уже наставила на неё когти.       Леон ломанулся на помощь. Скользя подошвами по гладком полу, он буквально налетел на девочку Ситри, выбивая землю из-под ног. С болезненным шипением она приложилась головой о край лестницы, но приподнялась и ошарашено коснулась окровавленной вмятины на затылке. На пальцах заалела вполне человеческая кровь. Её брат, стоя с противоположной стороны, тоже почувствовал боль. Он стиснул руками голову и согнулся пополам.       – Что это с ним? – поразился Викери.       – Кажется, они связаны! – Николь ткнула пальцем в упавшего на колени мальчика. – Смотри… на его голове!       Юноши присмотрелись. Николь оказалась права: на затылке мальчишки зияло окровавленное пятно.       – Значит, убьём одного, и второй последует за ним? – подвёл итог Леон. – Удобно!       Ситри вскочили на ноги и развели в стороны руки, готовясь напасть.       – Плохи наши дела, – заметил Викери, столкнувшись спина к спине с Леоном и Николь. – Кажется, они оклемались!       – Наши дела никогда и не были хорошими, – уверил Леон и обрушил удар на одного из близнецов.       Но мальчик Ситри увернулся. Металлические когти крепкой хваткой впились в бедро, оставляя разорванный след пятерни на брюках. Леон едва сдержал крик. Слёзы заволокли глаза, но он успел вцепиться в воротник Греха и откинуть от себя. Но даже отбитые о пол колени не заставили угаснуть ярость в глазах мальчишки.       Леон услышал крик за спиной. Девочка Ситри запрыгнула на спину Викери и впилась зубами в плечо юноши. И как бы тот ни извивался, скинуть пронырливого дьяволёнка не удавалось. Николь схватила Греха за волосы и потянула на себя. Ситри разжала зубы, зашипела и свалилась со странника. Юная Аверлин уселась сверху и прижала руки девочки к полу.       – С этим надо кончать! – вскрикнул Викери, зажимая ладонью окровавленное плечо со следами зубов.       – Ты прав, – мрачно согласился Леон.       Он стал озираться в поисках мальчишки, но тот словно исчез, затерялся в суматохе битвы.       – Леон! Сверху! – закричала Николь.       Рефлексы Леона не подвели. Он поднял меч ровно в тот момент, когда над его головой прыгнул Ситри, желающий вонзить свои когти ему в лицо. Острое лезвие проскользило по животу мальчишки, оставляя впечатляющий глубиной порез. Грех упал ничком, и оба Ситри заревели, накрываемые нестерпимой болью.       Николь испуганно отпрянула, видя, как на ткани циркового платья девочки проступило кровавое пятно. Искорёженные юные лица залили слёзы. Ситри извивались по полу, не зная, как справиться с охватившей агонией, но не кричали, что казалось ещё более устрашающим, лишь надрывали горло в беззвучном вопле.       – Ситри! – надрывный визг Астарот сотряс стены.       Неподдельный ужас уничтожил красоту её лица, оставив лишь материнское отчаяние в глазах, настолько честное и искреннее, что не оставалось сомнений, что Грех ринется защищать детей собственным телом и без промедления обменяет душу на жизнь близнецов. Она львица, готовая с дикой яростью разорвать зубами любого за своих детёнышей.       Астарот сделала несколько шагов на дрожащих ногах, не сводя взгляда с раненых близнецов, и приподняла порванную юбку, приготовившись бежать, но звенящий взмах кнута хлопнул в воздухе прямо перед ней.       – Мы не закончили! – прорычала Джоанна и снова занесла кнут.       – Да как ты смеешь, никчёмная бессфера!       Астарот оскалилась, медленно обращая полыхающий пламенем взор на бессферу. Растопыренные пальцы, покрытые узором алых трещин, предупреждающе вонзились в воздух в направлении Джоанны. Если та посмеет препятствовать, целью острых когтей станет сердце юной Кассерген.       Вот только Джоанну мало волновало то, где останется её сердце, в груди или в ладони Астарот – не важно! Сдерживаемая годами ярость заволокла взгляд пеленой. Стоило Астарот сделать шаг, как бессфера раскрутила кнут и стремительно скользнула тонким кончиком по её обнажённым ногам, оставляя жгучую полосу на бледной коже. Астарот завопила, но следующий удар тут же рассёк ей спину. Пронзившая тело боль повалила женщину на пол, заставляя жадно заглатывать губами воздух.       – Как ты и сказала, я бессфера, – рявкнула Джоанна, – но ты ошиблась, назвав меня никчёмной!       Джоанна накинулась на Астарот свирепо и неуступно: прижала к земле ударом ноги и обвязала кнут вокруг тонкой шеи, затягивая импровизированную петлю. Астарот заметалась, вцепилась руками в плетение, стараясь ослабить удавку, и протяжно заскулила – Джоанна пнула её по рёбрам со всей накопленной злостью. На лице бессферы отчетливо промелькнуло желание отомстить за всё то горе, что Грехи причинили её роду. Запустив пальцы в курчавую шевелюру, она несколько раз ударила её о каменные плиты пола, пока на тех не отпечатались кровавые разводы, а затем силой заставила поднять разбитое лицо и посмотреть в глаза.       – Каково это – видеть, что твои близкие находятся на грани смерти? – С улыбкой полного наслаждения Джоанна занесла кулак.       Она колотила Астарот по лицу, пока та не стала харкать кровью, а щёки не распухли. Едва ли в этом кровавом месиве можно было теперь узнать упивающуюся своей властью женщину. Она была сломлена, даже не пыталась сопротивляться, только и делала, что косила глаза на раненых близнецов.       Выпустив весь гнев, Джоанна сдёрнула кнут с её шеи и брезгливо поморщилась, глядя на то, как она пытается подняться. Останавливать не стала, лишь крепче сжала в руке оружие и принялась наблюдать, как та цепляется за последнее живое чувство, что в ней осталось.       – Не дайте им умереть! – с дрожащим отчаянием взмолилась она.       Но Леон не был так жалостлив после того, что увидел. Он занёс меч, желая оборвать мучения близнецов, однако Астарот крепко вцепилась пальцами в брючину и подняла покрасневшие глаза.       – Прошу, спасите их! – Гордость Астарот стала стекать со слезами и чёрными потёками туши.       – А вы пощадили моего отца? – Глаза Леона резали холодом.       Астарот побледнела, понимая, что не в силах переубедить его, вскочила и схватилась голыми руками за лезвие, становясь между странником и Ситри. Горячая кровь потекла по холодной стали. Грех действительно была готова сама кинуться под клинок, чтобы защитить детей, которых считала своими.       – Остановись, Леон! – Просьба Николь озадачила юношу. – Не стоит уподобляться им!       Леон поглядел на Астарот. Всё в ней выдавало надежду на милосердие, и у него не хватило духу отнять её. Астарот кинула благодарный взгляд на Николь и обняла тело мальчика Ситри.       – Радуйся, что среди нас есть кто-то с добрым сердцем, – раздражённо хмыкнул Леон. – Я бы тебе подобной милости не оказал.       – Спасибо, – еле слышно прошептала Астарот, когда Викери опустил рядом с ней тело девочки.       – К дьяволу твою благодарность! – рявкнула Николь и склонилась над изувеченными телами Ситри. – Я делаю это только потому, что не хочу смотреть, как умирают дети.       Николь достала флягу с водой и вылила на открытые раны Ситри. Руки покрылись узором рун, впуская под кожу близнецов исцеляющее сияние. Дети зашипели, чувствуя, как каждый кусок плоти срастается обратно, но Астарот держала их за плечи и ласково нашёптывала:       – Ûsoes däĺ ûn gale. Ûsoes däĺ ûn gale… ¹       Смотреть на это Леон не стал. У него была другая цель, что терзалась в подкорке мозга алым флагом. Он развернулся и взглянул в глаза Эйрене. Кажется, её совершенно не волновало происходящее. На лице теплилась всё та же заинтересованная ухмылка.       Но это только сильнее злило Леона. Ни Андра, ни Гласеа не попытались помешать, когда он шагнул на ступени, ведущие к трону богини.       – Не советую, – прорезал наступившую тишину самодовольный голос Малле.       Леон резко обернулся – сердце пропустило беспокойный удар. Малле зажал Рэйдена у стены. Бледные пальцы сжимались на горле даймона, удерживая над землёй, словно тряпичную куклу. Тот едва доставал носками ботинок до пола. Рэйден побледнел. Он хватал губами воздух, но не мог оттолкнуть Греха Алчности: его руки были намертво прибиты к стене ножами. Алые капли стекали ручьями по пальцам и, капая, расходились кругами в багровом зеркале на полу.       Эхо женской усмешки заставило Леона посмотреть в другую сторону. Джоанна сжимала окровавленными ладонями леску на шее, а из-за её плеча выглядывали золотые глаза Гремори.       – Ох, как же быть, – смакуя каждое слово, протянула Гремори и натянула золотую нить на горле Джоанны. – Последние из рода Кассерген. Один бессмертен, вторая, напротив. Будет грустно, если род прервётся на ней…       И с показательным превосходством она обожгла дыханием мочку уха и щёку бессферы.       – Раз его нельзя убить, то какая разница, сколько раз я воткну в него нож?       Малле рассмеялся и приблизил самодовольную рожу к лицу Рэйдена. Чёрный пепел в его руках преобразился в острое лезвие, и со всей силы Грех вогнал его в грудь даймона. Недостаточно близко к сердцу, чтобы на короткий промежуток отнять его жизнь, но на достаточное, чтобы причинить нестерпимую боль. В громком рычании Рэйден стиснул зубы и с ненавистью уставился на Малле.       – Предполагаю, теперь мы готовы к переговорам? – улыбнулась Эйрена, будто не замечала, как подданные угрожают её брату и потомку рода.       Она поднялась с трона и спустилась на одну ступень ниже. Пластины доспехов заскрежетали, нагнетая атмосферу, из которой впору было ковать мечи.       Викери без доли сомнений наставил меч на ослабленные тела Ситри, а Николь выхватила клинок и прижала к горлу Астарот. Та даже не пыталась сопротивляться: покорно сидела на полу и перебирала пряди серебристых волос детей.       – Отберёшь жизнь наших друзей, и мы заберём жизни твоих, – пригрозил Викери.       – Я не желаю кровопролития, – развела руками Эйрена. – Теперь мы в равных условиях: у вас двое моих Грехов, у нас Данталион и последняя из моего рода. Выбор за тобой, Леон. Ты хочешь спасти отца, я хочу убить Дардариэль. Всё очень просто, если хорошо подумать.       – Очень просто? – не сдержал нервную усмешку Леон. – Убить Высшую богиню ­– это, по-твоему, просто?       – Просто решиться на это, но пути простыми не бывают.       – И угрозами ты решила, что сможешь расположить меня к выбору?       Эйрена пожала плечами.       – Мы оба знаем, что ты не станешь жертвовать ими. Даже под гнётом ярости ты не сможешь одолеть меня, пока я сама того не пожелаю. Во мне сила даймона войны, в тебе – сферона правды. Мы находимся на разных ступенях, но, объединившись, сможем привнести в этот мир порядок, такой, каким его задумывал Создатель.       Леон сжал кулаки. Его сжигало изнутри отчаяние. Видеть смерть друзей – непомерная ноша, которую придётся нести на плечах до конца жизни. И пусть нить жизни ему была соткана короткой, он не готов был оборвать своим эгоизмом чужие.       Надеясь отыскать решение, он обвёл взглядом друзей, но в их глазах он увидел страх, страх, что его отказ похоронит их здесь.       – Не ожидал от тебя подобного проявления слабости, Астарот, – брезгливо поморщился Малле, глядя на соратницу, покорно терпящую нож у горла.       – Это называется любовь, Малле, – вздёрнула подбородок Астарот. – Тебе никогда не понять, что это такое.       – Правда? – наигранно удивился Грех и похлопал кончиками пальцев по щеке. – Помнятся мне те времена, когда и я знавал это глубокое чувство. Но он всё отнял!       Малле вырвал нож из груди Рэйдена и вонзил в плечо, наслаждаясь видом искорёженного болью лица.       – О чём ты говоришь?       – Так он не поделился с вами? – улыбнулся Малле. Он поглядел на ошеломлённую Николь и снова вернул взгляд к жертве своего гнева. – Ах, Рэйден, сколько же грязных тайн своего прошлого ты утаил от этих наивных детей?       – Объяснись! – потребовал Викери, рявкнув так громко, что его голос разразился громом в высоких сводах зала.       – Ох, это будет занимательная история, – хохотнул Малле, явно довольный его просьбой. – Жил однажды даймон, который так разочаровался в небесах и энрийской земле, что захотел отринуть своё существо и прикинуться смертным в ту пору, когда на землях бушевала страшная война. Сгораемый от ненависти к миру, он решил, что лучшим способом справиться с ней будет нести смерть там, где она уже посеяла зерно раздора.       – Замолчи, Малле! – прошипел Рэйден.       Но Малле, подхваченный вниманием слушателей, продолжил:       – Война приняла его с распростёртыми объятиями. Люди души не чаяли в бойце, которого не берут ни стрелы, ни мечи. Тысячи жизней отняла его рука, не знающая пощады. И вот однажды герой нашего сказания оказался на границе, где трупы устилали землю, а зелень лугов превратилась в алые поля Самигины. Ведомый лишь приказом своего командира, он не чувствовал жалости ни к кому. Тогда же повстречалась ему девушка – невиданная красавица, отнимающая сердца взглядом и жизнь свои мечом. Её называли Птицей восходящего солнца. Любимица богов и своих воинов, но, к несчастью, обделена она была бессмертием. Столкнулись даймон и воительница в битве не на жизнь, а на смерть. Но покинула её удача в тот день. Своим мечом пронзил её даймон и оставил умирать. Был среди её бойцов и человек, что добровольно отдал сердце в её руки. Но судьба, уготованная каждому Великой Фуркас, несправедлива. Он не успел её спасти. Птица восходящего солнца зачахла на его руках. И поклялся тогда этот воин перед богами, что найдёт того, кто повинен в её гибели, и отнимет жизнь его так же, как сделал тот с его возлюбленной.       В зале застыла мёртвая тишина, прерываемая лишь ускоренным биением сердец и тяжестью дыхания. Пронзительные взгляды были направлены на Рэйдена. Даже Грехи пребывали в замешательстве. Не в силах вынести это, Рэйден опустил голову и сжал губы. Он осознавал тяжесть своего прошлого, но не был готов к тому, что правда вскроется подобным образом.       – Не думал стать рассказчиком? – разбавил напряжение Викери саркастичным хлопаньем в ладоши. – Такой талант пропадает!       – Подумывал, – Малле нисколько не задела ирония его голоса, – вот только мысли мои заняты были иным: каждое своё перерождение думал о том, как бы поизощрённее выпотрошить эту божественную тушку!       – Если ты надеялся, что твой рассказ заставит нас возненавидеть Рэйдена за содеянное, то ты ошибся, – прямо заявила Николь. – Монстр – не тот, кто совершил ошибки в прошлом, а тот, кто слепо продолжает их совершать!       – Глубокая мысль, но весьма неоднозначная, когда она касается тех, кто неугоден вам. Чего и следовало ожидать от ипостаси Кроцелл, – безразлично пожал плечами Малле.       – Я не хотел убивать её, – еле слышно произнёс Рэйден, не поднимая головы. Слова давались ему с трудом. – Ты и сам знаешь, что война не щадит даже богов.       – Да, не хотел, но убил! – Его тщетная попытка оправдаться разозлила Греха Алчности. – И в отличие от любви всей твоей жизни, моя не переродится, потому что у неё была всего лишь одна жизнь, которую ты забрал!       Малле вонзил ещё один нож в Рэйдена, но тот лишь сдавленно застонал. Казалось, даймон уже смирился с болью. Лишь ритмично вздымающаяся грудь выдавала мучения.       – Я буду истязать тебя, пока не посчитаю, что ты смыл грех своей кровью! – рявкнул Малле ему в лицо.       – Остановись! Ты сам сказал, что была война, а она не обходится без жертв! – вмешался Леон и с надеждой взглянул на Эйрену: – Ты позволишь ему творить такое с братом?       – Он погубил тех, кого поклялся защищать, – сурово изрекла Эйрена. – Обычное оружие его не убьёт, но он должен расплатиться за каждую отнятую им жизнь.       Задыхаясь от собственной беспомощности, Леон смотрел на Рэйдена и видел в его глазах ненависть к самому себе. Даймон не сопротивлялся. Прошлое нагнало его и обрушилось камнепадом, губя под собой всю решимость.       – Я перережу тебе глотку, Рэйден, и буду с наслаждением смотреть, как ты истекаешь кровью, – протянул Малле, – а когда ты очухаешься, я сделаю это снова. И буду повторять, пока ты сам не взмолишься о смерти. А он, – Малле ткнул пальцем в Леона, – будет смотреть, как ты теряешь последние остатки достоинства!       Может, Рэйден и принял наказание Малле спокойно, но Леона накрывала волна паники. Как спасти его, если даже Эйрена не готова остановить Греха от убийства брата? Звон мыслей перерос в головную боль. Леон схватился за голову, судорожно соображая, что предпринять. Сверкнувшее в сиянии звёзд лезвие ножа на мгновение прояснило в сознании нелепое, казалось бы, воспоминание, и Леон, не раздумывая, выкрикнул:       – Попробуй сделать это, и мы узнаем насколько сильна кара прародителей за убийство помеченного клятвой!       Малле опустил нож и недоумевающе уставился на странника:       – И какая клятва может обрушить гнев прародителей на меня?       Сердце Леона ударило по рёбрам, когда он встретился с таким же удивлённым лицом Рэйдена. Тот видел отчаяние в его глазах и понимал, какую глупость готов совершить Самаэлис, чтобы спасти его. И судя по взгляду, не одобрял опрометчивого поступка.       Но Леону было всё равно. Он выпрямился и громко огласил:       – Клятвой, именуемой анхеле, данной Создателю и Небесной матери и услышанной всеми богами, я вверяю в твои руки свою вечность, Рэйден Кассерген! Отныне и навсегда!       В глубине души Леон и сам не верил, что говорил эти слова вслух, но от них жар поднимался из груди, обволакивая разум тёплой пеленой естества. Сердце забилось, как заведённое, когда он встретился с ошарашенным взглядом Рэйдена. Тот готов был поверить, что сошёл с ума от боли, раз слышит подобные слова. И кажется, это была не та глупость, что возникла первой мыслью в его голове, отчего Леону ещё сильнее захотелось провалиться под землю от смущения.       За его спиной раздались поражённый вздох и лязг упавшего на пол оружия. Леон испуганно обернулся. Возможно, он не до конца понимал, какую важность имели его слова, но должное впечатление они произвели. Викери непонимающе хлопал глазами, ставшими размером с монету. Николь выронила нож и осела на пол рядом с не менее удивлённой Астарот. Гремори замерла, а Джоанна, забыв про удавку на шее, приоткрыла рот. Даже Андра и Гласеа, до этого не показывающие никаких эмоций, теперь безотрывно глазели на Леона.       А вот Эйрена удивлённой не казалась и даже позволила себе улыбнуться. В ней по-прежнему теплились чувства к брату, и адресованные ему слова, которыми не каждый бог мог бы быть удостоен, вызывали в ней сестринскую гордость.       – Плевал я на ваши клятвы! – гневно бросил Малле и вонзил нож в бедро Рэйдена.       – Не смей, Малле! – заверещала Астарот, подаваясь вперёд. – Отпусти его! Анхеле – это святость!       – От кары прародителей или от гнева Дардариэль – смерть меня не пугает! – уверенно заявил Грех.       Леона прошиб холодный пот. Неужели всё напрасно? Странник опустил руку и прижал поближе сумку, ощущая очертания запертого в ней клинка.       – Тогда что насчёт моей смерти? – решительно спросил Леон.       Он осознавал, насколько абсурдна его манипуляция, и всё равно выхватил из сумки клинок «Слёзы небожителей» и наставил остриё на себя.       – Ты не сделаешь этого… – В глазах Малле пробежала искра беспокойства.       – Узнаем это, когда дух Гастиона погибнет вместе со мной! – Леон уже не понимал, говорит ли в нём страх за жизнь Рэйдена или личное безумие.       – Блефовать удумал?       – Леон, убери клинок! – крикнул с мольбой в голосе Рэйден.       – Нет, если так они отпустят вас!       Леон уткнул остриё себе в грудь и выжидающе уставился на Малле. Если первая его задумка была глупостью, то эта попахивала сумасшествием. Пальцы вспотели от волнения. Ему чудился шёпот клинка, но и тот отговаривал. А может, это были последние остатки его благоразумия?       Прохладное дуновение ветра коснулось щеки, и Леон ощутил, как содрогнулось собственное тело, словно незримая сила подтолкнула в спину. Мурашки пробежали по коже, когда тягучим мёдом ушей коснулся довольный смех:       – Глупый… Глупый мальчишка, – произнёс хихикающий женский полушёпот. – Сам тянешься к смерти, сам откликаешься на мой зов.       Острый кончик клинка легко прорезал рубашку и упёрся в кожу. Боль была почти неощутимой, но перед глазами заискрили алые вспышки, а следом тихий умиротворённый голос Гастиона в голове произнес: «Прости».       Леон уже не видел ничего перед собой. Дышать становилось всё сложнее. Он хотел отбросить клинок, но что-то не давало ему это сделать. Словно чьи-то холодные пальцы сжимали рукоять поверх его ладоней.       – Малле, отпусти его! – потребовала Эйрена. Голос сорвался, выдавая нарастающую тревогу. – И ты, Гремори! Отпусти девочку!       Тон не терпел отказа. Гремори вздохнула, убрала золотую нить, превращая обратно в изысканный браслет, и отпихнула от себя Джоанну. Бессфера упала на пол и закашлялась, сжимая окровавленными руками горло.       – Малле! – с нажимом повторила Эйрена.       Грех раздражённо поджал губы и щёлкнул пальцами. Клинки исчезли из тела Рэйдена, и даймон обессилено повалился на пол.       – Жалкое зрелище, – скривился Малле и отошёл в сторону, напоследок пнув того по рёбрам.       С хриплым рыком Рэйден перекатился. Напряжённый взгляд впился в замершего с клинком в руках Леона. Тот не шевелился. В грудь Рэйдена ударило неприятное предчувствие. Что-то определённо было не так. Он чувствовал сковавший зал тяжёлый ледяной воздух, словно всё вокруг в одночасье погибло.       Позабыв о ранах, даймон бросился к юноше и вырвал клинок из рук. Белое лезвие со звоном упало на пол. Алевшая на его кончике капля крови проникла внутрь металла, и надпись, ставшая пугающим знамением небес, вспыхнула сиянием. Но лишь на мгновение, а после снова погрузилась в сон.       Надрывный женский хохот раздался в стенах замка. Он не принадлежал никому из присутствующих. От него сводило судорогой нутро и подгибались ноги. Теперь его слышал не только Леон, его слышали все.       Рэйден вздрогнул и прижал странника к груди. Тот всё ещё был словно в забытье, не реагировал и не откликался.       Позабыв о прежней вражде, Астарот подтянула к себе Джоанну и крепко прижала к груди близнецов Ситри и Николь, испуганным взглядом обводя высокие своды зала. Викери схватился за меч и встал перед ними, но понимал, что оружие не спасёт от врага, которого нельзя увидеть в лицо.       Гремори поражённо осела на ступени.       – Что за?.. – хотела выругаться она, но язык не повернулся продолжить.       Напуганным выглядел и Гласеа. И хотя лицо сохраняло прежнее спокойствие, нервно бегающие зрачки выдавали тревогу. Даже Малле растерял всю свою браваду, узнав леденящий душу смех из прошлого… из прошлого всех богов.       – Меченый однажды всегда остаётся рабом моего пути, – жестоко произнёс голос, сотрясая стены своим величием.       И с тем же порывом ветра незримое присутствие исчезло.       – К-кто это был? – заикаясь спросила Николь, хотя и сама прекрасно знала ответ.       – Самигина… – Андра мрачно озвучил то, чего другие произнести не посмели. – Явилась забрать то, что было ей обещано.       – Леон! – опомнился Викери. – Что с Леоном?       Рэйден осторожно усадил странника на пол. Глаза были широко открыты, но радужка и небесные руны не утратили своего сияния. Дух Гастиона всё ещё жил в нём.       Рэйден обхватил лицо юноши дрожащими руками и прижался ко лбу.       – Леон, – тихо позвал его Рэйден.       Бело-голубой рисунок обрисовал тело даймона, сливая их общий свет в чарующий перелив, подобный северному сиянию. Он слышал, как бьётся его сердце, как сумбурно мечутся мысли в его голове, но пытался достучаться до запертого в них Леона.       – Я здесь, – коснулось его губ тёплое дыхание.       Рэйден отстранился, но руки убирать не спешил. Всё ещё боялся, что это лишь наваждение. Однако Леон смотрел на него осознанным, пусть и слегка растерянным взглядом. Даймон поднял взгляд на юношу, и тот смог разглядеть в нём искренние слёзы облегчения.       – Проклятые боги, – выдавил Рэйден. Голос надломился. – Глупый, безрассудный… Как вообще додумался до такого? Безумный!..       – Кто-то же должен вытаскивать твою задницу из пекла, – усмехнулся Леон и, поддаваясь наваждению, смахнул одинокую слезу с его щеки. – Ну и чего ты разревелся, словно несчастная барышня? Живой я! И дух Гастиона ещё при мне.       – Не поверю, пока не узнаю наверняка, – спешно бросил Рэйден и напористо прижался губами к его губам.       Рэйден был как таран для высоких каменных стен, напирал, не давая сделать лишнего вздоха. Крепкая рука обхватила Леона за талию, подтягивая ближе, а нежные пальцы запутались в волосах, не давая отстраниться. Он цеплялся за тело странника, как за спасительный якорь, опасаясь, что наваждение развеется дымкой, а вся его жизнь вновь погрузится в болото утраты и горя. Поцелуи становились сладкой панацеей, излечивающей раны и затмевающей боль. Ещё мгновение, и Леон бы утонул в любви, если бы бдительный разум не напомнил, какие обстоятельства подвели их к этому.       – Прекрати! – Леон слабо ударил ладонями в грудь Кассергена и смущённо опустил глаза. – На нас все смотрят…       Друзьям было видеть это не впервой, а вот удивление на лицах Грехов заставляло чувствовать неловкость. Малле, наблюдающий за развернувшейся сценой с изогнутыми волной бровями, брезгливо скривился и высунул язык.       – Ну и пусть глазеют. – Не сводя с Леона глаз, Рэйден показал Малле два разведённых пальца с обращённой в его сторону тыльной стороной ладонью – успел нахвататься оскорбительных жестов в Англии. – Может, наконец узреют, как выглядит счастье.       – Идиот! – заорал Викери, и крепкий подзатыльник огрел Леона по макушке. – Сейчас нас меньше всего волнует это! Ты чуть себя не убил, кусок ты сумасбродного дерьма!       Леон не сдержал смех. Пожалуй, ради того, чтобы услышать, как Викери позволяет себя грязную брань, стоило разок откинуться!       – Вот же дурной, – закатил глаза Вик. – Чуть ноги не протянул и сидит смеётся. Может, действительно стоит сдать тебя в лечебницу?       Леон не успел дать колкого ответа, потому что на него налетели Николь и Джоанна. Он уже успел сбиться со счёту, сколько раз они назвали его «глупцом» и «безумцем».       – Оставим ваши нравоучительные лекции, – прервал удушающие объятия девушек Леон. – Кажется, у нас с Эйреной остался один нерешённый вопрос.       Леон поднял с пола клинок. Глаза внимательно впились в чеканную надпись на белоснежном лезвии, и в них блеснуло едва заметное золотое свечение. Прикосновение к холодному эфесу должно было отзываться неприязнью после пережитого, но странника осадило иное чувство – успокоение, а следом за ним и тяжесть магии воспалила в его разуме желание мести. Холодное и непоколебимое, как металл, который касался его кожи.       Леон спрятал клинок обратно в сумку и потёр место, куда недавно упиралось острие. Неприятно саднило и щипало, но показывать открыто ощущения не стал. Вместо этого он обратился к Эйрене, вздёрнув подбородок:       – Будь по-твоему. Я согласен на сделку. Как ты и сказала, мне не убить тебя, пока ты сама не позволишь, и я не настолько глуп, чтобы не принять это во внимание. Но сделка будет основана на клятве. Я знаю, что клятва – это то, что ты не нарушишь, а потому могу доверять лишь ей.       Эйрена выглядела удивлённой.       – Свою клятву я не нарушу – это правда, – согласилась даймон, – но не нарушишь ли ты свою?       – Я не даю обещаний, которые не готов выполнить, – уверенно заявил Леон. – В твоих руках жизнь моего отца. Разве это не достаточный повод для уверенности?       – Тогда подойди ко мне, Леон Самаэлис, – удовлетворённо произнесла Эйрена, протягивая ему руку. – Слова клятвы скрепит наша кровь, а Создатель и Небесная матерь станут ей свидетелями.       – Ты уверен? – настороженно поинтересовался Рэйден, ловя его запястье.       – Более чем.       Леон уверенно стал подниматься по ступеням. Спиной он чувствовал прожигающий взгляд Рэйдена, но не обернулся. Боялся, что усомнится. Леон не хотел, чтобы кто-то пострадал, не хотел, чтобы пострадал Рэйден. Однажды он уже увидел его смерть, и единственный способ не допустить этого стоял прямо перед ним.       Странник ступил на последнюю ступень и поднял глаза на Эйрену. Скрытое маской прекрасное лицо продолжало улыбаться ему без какого-либо злого умысла за душой. Почему-то Леон был уверен в этом.       Гласеа молча передал Эйрене нож. Та приняла его и, не сводя взгляда с Леона, сделала на ладони надрез. Ни один мускул не дрогнул, когда капли крови выступили на белоснежной коже длинной полосой. Она протянула рукоять ножа страннику. Самаэлис принял его неохотно – всё ещё сомневался. Уголок губы нервно дрогнул, когда холодное лезвие, обагренное чужой кровью, обожгло кожу, оставляя неглубокий порез.       – Этого будет достаточно, – холодно проговорил Гласеа и забрал нож из его рук.       Леон неохотно принял руку Эйрены. Кожа, подобная нежным лепесткам лилии, обжигала свежую рану жаром. От неприятного зуда Леона скривило, но Эйрена сильнее сжала пальцы, смешивая их кровь между ладоней.       – Какую клятву ты желаешь, чтобы я принесла тебе, Леон Самаэлис?       Леон заглянул в ледяные голубые глаза.       – Ни ты, ни твои Грехи не причинят вреда тем, кто мне дорог. Позабыв о вражде и личной неприязни, станете нашими союзниками и не заберёте жизни тех, чьи перерождения не желают суда над небесами. – Леон нервно сглотнул слюну и добавил: – И пока клятва наша существует, вы сбережёте мою жизнь от печати Самигины.       Эйрена пребывала под впечатлением.       – Я даю тебе свою клятву, – кивнула она. – Не познают горечи те, кто знавал любовь твою, и прочувствуют ярость богов те, кто решит принести беду к их ногам. Не знающие пороков своего прошлого будут невинны перед нами, пока грех не возымеет верх над ними, а душу твою станем оберегать, как собственную. Поклянись теперь и ты, Леон Самаэлис, что станешь союзником истины и не отринешь судьбу, что ведёт тебя снова в небесные чертоги. Клинком, отмеченным смертью богов, твоя рука накажет ту, что привнесла раздор в поднебесье и нарушила заповеди прародителей. Ты исполнишь договор – станешь третьим наказанием небес и, пока воля твоя будет сильна, привнесёшь покой в бессмертие души моей.       – Клянусь, – решительно заверил Леон. Оба разноцветных глаза засияли неестественным для них одинаковым светом.       – Да будет так! – В её взгляде промелькнула искра торжества. – Создатель и Небесная матерь свидетели нашей клятвы, и пусть покарают они тех, кто осмелится разорвать её.       Кровь на их ладонях забурлила, словно разогретый свинец, и хлынула вверх по рукам. Тонкими алыми нитями оплела их запястья, скрепляя данное обещание багровым ожогом. Обжигающая боль привнесла в мысли Леона ясность: он принял то, чего хотел избежать, – судьбу. * * *       Лишь когда холод рассвета коснулся крыш города, ребята вновь оказались в месте, которое смело называли своим домом. Измученные, раненые, грязные от крови и пота они вернулись в Кронхилл. Но сил обсудить случившееся не было. Лишь перешагнув порог, они едва не свалились с ног. Хотелось забыть минувшее, как страшный сон, от которого всё ещё дрожало тело и ныло в груди. И единственная мысль грела сердце: «Они живы!»       Хватаясь за крепкие дубовые перила лестницы, Леон заставил себя подняться на второй этаж. Гуляющий по поместью ветер остужал разгорячённое тело. Дышать становилось невыносимо тяжело. Леон опёрся спиной на холодную стену и, прикрыв глаза, вздохнул. С трудом представлялось, что ждёт его впереди. Неужто он действительно сможет пойти на поводу у Эйрены и убить Дардариэль? Хватит ли у него на это духу?       Дрожащей рукой он толкнул дверь и ввалился в комнату. Капля пота стекла по бледному лицу и опустилась на шею, скрываясь в складках рубашки. В груди резало так, что перед глазами начинали мелькать искры.       Леон схватил ключ с комода и закрыл дверной замок. Меньше всего он хотел, чтобы кто-то особенно обеспокоенный его состоянием ворвался в комнату и застал в подобном виде.       Жар становился нестерпимым. Леон спешно стал пытаться стянуть с себя рубашку. Пуговицы выскальзывали из мокрых пальцев, не желая вырываться из петель. Рывком он сорвал её с себя и бросил на пол. Белые жемчужинки бусин покатились по доскам. А следом за ними упала и тонкая нательная кофта с едва заметным кровавым пятном.       Леон покачнулся. Ноги уже не держали его, но крепкая дверь послужила опорой. Он сполз на пол и осторожно прикоснулся к груди. На белой коже полыхал багровый след запёкшейся крови. Он-то и был причиной его боли. Тонкий рубец расходился адским пламенем по телу.       – Выглядит неважно, – произнёс голос из глубины комнаты.       Леон резко поднял голову. В глазах стояла белая завеса дыма, не позволяющая разглядеть кто перед ним.       «Должно быть, Малле пришёл позлорадствовать», – подумалось ему.       Леон обтёр вспотевшее лицо ладонями и напряг зрение. Но увиденное поразило его куда больше, чем если бы там стоял Малле. В свете пробуждающего дня на него смотрело спокойное и по-холодному прекрасное лицо. Золотые глаза, подчёркнутые алыми линиями вдоль ряда ресниц, сияли подобно лучам закатного солнца, а тёмные волосы, собранные шпилькой в аккуратный хвост, спадали на алые расшитые золотыми нитями одежды. В нём была строгость и сильная аура, не сопоставимая с нежной хрупкой внешностью.       Мужчина сделал осторожный шаг к нему и бросил оценивающий взгляд из-под прямоугольной оправы очков.       – Приятно свидеться с тобой лично, Леон Самаэлис, – произнёс Гастион, и на его губах взыграла лёгкая улыбка. Перевод высшей энрийской речи: 1. «Ûsoes däĺ ûn gale». – «Вы будете в порядке».