Странники

      В отливе сумрачного неба в медленном танце спускался мёртвый дождь, и лишь когда одна искра обожгла щёку, он понял, что это был снег – снег, которого он ни разу не видел в этом мире. Он спускался с небес вместе с пеплом разрушенных стремлений и окунал в ледяные воды отчаяния, унося в багровые поля последнюю угасшую искру надежды.       Траурный вопль воронов зазвучал в стенах, где сквозь разбитый потолок виднелась одноглазая луна. Крик пронзил небо оглушительным раскатом грома, и на спокойном полотне прорезалась вспышка скорбной утраты. Небеса плакали, потеряв того, кого ждали в своих владениях, и их слёзы падали на окровавленный пол, укрывая холодными объятиями бездыханное тело божества.       Тяжёлые ладони опустились на его плечи, раздавливая последние остатки мужества, и удушающее дыхание полоснуло по щеке.       – Лишь ты один повинен в том, что произошло. Твоя ненависть, твоя любовь, твои боль и страдания – всё несёт в себе смерть, потому как и ты сам уподоблен её существу… * * *       Леон потёр глаза и затуманенным полудрёмой взглядом уставился в потолок. Свет полуденного солнца зарябил вспышками в глазах и резью отозвался в мозгу. Странник попытался подняться, но ноющие мышцы утянули обратно на едва тёплые простыни. В груди закололо, и с тихим стоном он упёрся макушкой в подушку. Царапина от клинка снова напомнила о себе.       Леон прикоснулся пальцами к неглубокой ранке. Он отчётливо помнил, что на груди оставался след от запёкшейся крови, теперь же кожа была чиста. Навряд ли он успел принять ванну, прежде чем потерял сознание. А как он вообще оказался в кровати? Последнее, что он помнил, это то, как изнеможённо осел у двери. Разбросанные по полу вещи служили неопровержимым доказательством. Леон напряг память, но воспоминания отозвались треском в неспокойном сознании.       «Глаза… Я видел золотые глаза!» – вспомнилось ему.       – Ты видел меня, – подсказал спокойный голос.       Позабыв о боли, Леон подскочил и уставился в угол комнаты. Там, в тени шторы, на стуле с задумчивым видом восседал Гастион. Золото глаз было устремлено в книгу. Не отвлекаясь на беспокойное пробуждение Леона, сферон перелистнул страницу и поправил сползшие на кончик носа очки.       – Я всё ещё во сне или в бреду? – поражённо выдохнул Леон, не сводя настороженного взгляда со своего духа. – А может, я в конец ополоумел?       – Ополоумел – это мягко сказано, – хмыкнул Гастион. – Ты не кто иной, как безумец. Приставить клинок к груди, когда за тобой по пятам ходит богиня смерти, – это то ещё безрассудство.       – Сказал тот, кто вонзил его себе в грудь, – колко парировал Леон. Пусть это и был дух, исчисления возраста которого уходили на тысячи лет, слушать упрёки в свой адрес Леон был не намерен.       – Ты прав. – Гастион захлопнул книгу и положил на стол. – Не мне поучать тебя. Видимо, любовь к самопожертвованию ты унаследовал от меня. Недостойное наследие. Виноват.       – Не увиливай! – закричал Леон и разгневанно хлопнул ладонью по матрасу. – Какого дьявола здесь творится? Ты уже семьсот лет, как мёртв! Почему я вижу тебя?       – Кричи ещё громче, и все жильцы этой унылой обители сбегутся сюда, чтобы лицезреть, как ты разговариваешь с пустотой. – Гастион устало потёр пальцами переносицу. – Я существую лишь в пределах твоего сознания. Обычно дух может лишь в периоды крайней эмоциональной нестабильности захватывать тело странника, но, когда клинок оставил свою метку на тебе, он разбил оковы, удерживающие меня от контроля над твоим телом. Поэтому я здесь. Мне нет больше нужды пребывать в заточении твоего разума.       – Чудесно! – раздражённо вскинул руки Леон. – Всегда мечтал обзавестись шизофренией. Получается, теперь ты будешь контролировать моё тело, когда тебе вздумается?       – Иной дух так бы и сделал, но я не желаю лишать тебя радостей жизни. Я здесь для того, чтобы помочь справиться с проблемами, на которые ты себя обрёк.       – Не думаю, что мне нужна твоя помощь, – горделиво ответил Леон. – Я в состоянии разобраться со своими проблемами.       – Боюсь, это не так, – покачал головой Гастион. – Часть этих проблем появилась по моей вине, и я не могу уйти пока не буду уверен, что они не затронут тебя, ипостаси Кроцелл и Роновери и, конечно, Данталиона.       – И как ты собираешься это сделать?       – Если хочешь убить Дардариэль, то, не обзаведясь силой бога, этого не сделать, поэтому для начала найду способ помочь тебе принять божественность, однако право на перерождение останется за тобой. Это будет твой выбор с осознанием последствий, что он в себе несёт.       – А что взамен? – недоверчиво покосился на сферона Леон.       – Признаться, мне любопытно, отчего Верховная Амаймон решила обречь мой дух на проклятое скитание. И не стану скрывать, что хочу её смерти не меньше, чем Мариас. За семьсот лет я повидал достаточно ипостасей, чьи жизни оборвались раньше положенного, и хочу разорвать этот порочный круг.       – То есть ты чувствуешь вину за их раннюю кончину? – прямо поинтересовался Леон.       – Можно и так сказать, – пожал плечами Гастион. – Мне претит мысль, что ты станешь одной из отнятых ею душ, особенно после того, как дал клятву вечности Данталиону.       Леон опустил голову, пряча неловкость за волосами. Воспоминания о данной им клятве отзывались дрожью, а напоминания о совершённой им опрометчивости – жарким смущением. Особенно стыдно было слышать это от того, кто любил Рэйдена, когда тот ещё носил грозный титул божества. Наверняка Гастион уже осведомлён, что это было лишь тщетной попыткой Леона спасти даймона, а не признанием собственных чувств к нему.       – И что ты делал, пока я спал? – перевёл неудобную тему Леон.       Гастион усмехнулся.       – А что мне оставалось? Покорно сидел здесь. Я всего лишь дух, своего тела у меня нет, а пользоваться твоим – верх неуважения.       – И всё же ты воспользовался им, когда я потерял сознание? – насмешливо хмыкнул Леон.       Он заставил себя через боль подняться с кровати и закатал штанину. Царапина от когтей Ситри была чиста, как и все прочие раны, и уже покрылась хрупкой коркой. Если Николь не залатает, останутся заметные следы, но сейчас это волновало его меньше всего. Как-никак, шрамы добавляют мужчине чести.       На упрёк Гастион ответил спокойно:       – Во времена моей жизни мне нередко приходилось видеть смертных, что спали на полу от бедности. Ничем хорошим подобное не заканчивалось, уж поверь. Разве я мог допустить подобное с тобой? К тому же ничего постыдного я не сделал: всего лишь омыл твои раны и уложил в постель. За такое обычно принято благодарить.       – Я благодарен, правда, – кивнул Леон, но добавить ничего не успел.       Резкая боль пронзила грудь, сгибая тело пополам. Леон схватился за изножье кровати и, уняв дрожь в ногах, осел на пол. Губы жадно схватили прохладный воздух, но, попав в лёгкие, тот обжёг его изнутри. Тело горело жарче углей в полыхающем кострище.       Заволочённым слезами взглядом он заметил, как Гастион болезненно скривился и закашлялся. Он тоже боролся с этой болью. Прямоугольные очки слетели с высокой переносицы и упали на пол, прокатываясь по половым доскам. Ухватившись одной рукой за подлокотник стула, тот попытался удержаться, чтобы не упасть.       – Что происходит? – выдавил Леон, когда боль ненадолго утихла.       Тяжело дыша, Гастион заставил себя выпрямиться. Он вытер рукавом каплю слюны на губах и дрожащими руками поднял с пола очки.       – Ранение от клинка не проходит бесследно, Леон, – ответил он, возвращая очки на положенное им место. – Даже мне неведомо, как бороться с этим. Прежде никто не оставался в живых, познав яд его острия.       – С каждой минутой жить становится всё интереснее, – саркастично усмехнулся Леон.       – Я бы назвал это несколько иным словом, но раз твои наклонности велят назвать это так, то не стану противиться, – развёл руками Гастион.       Леон удивлённо изогнул бровь.       – Мне думалось, что тебе чуждо чувство юмора.       – Проведи семьсот лет в одной небесной обители с Данталионом и не такому научишься. Признаться, я не горжусь этим достижением.       Леон неторопливо прошёлся по комнате, убирая учинённый прошлой ночью беспорядок.       – Как ты собираешься помочь мне принять божественность? – поинтересовался странник и бросил в ведро для стирки помятую заляпанную пятнами крови рубашку, на которой уже не было большей части пуговиц. Все они валялись блестящей россыпью на полу.       – Чтобы принять божественность, нужно принять своего духа. Я помогу тебе вспомнить свою первую ипостась, но должен предупредить, что процесс будет не из приятных. Как и говорил Данталион, люди нередко теряют себя, прикоснувшись к своим истокам.       – И что это должно означать? – нахмурился Леон.       – Две души не могут существовать в одном теле одновременно. Этап принятия сливает душу странника и бога воедино. Моё прошлое, способности, знания – всё станет твоим, но вместе с этим придут боль, отчаяние и ненависть, – серьёзно взглянул на него из-под приспущенных очков Гастион. – Ноша может оказаться столь тяжела, что ты не выдержишь этого.       – Справлюсь, – отмахнулся Леон. – У меня нет иного выхода. Я дал клятву на крови Эйрене перед прародителями.       – Слишком много клятв для одной души ты дал в тот день, не находишь? – усмехнулся Гастион.       Разговор был прерван настойчивым стуком в дверь, чему невероятно обрадовался Леон. Разговоры о клятве вечности уже затягивались петлёй на шее, так что хотелось заткнуть сферона и послать в ту глубокую часть сознания, откуда он выполз.       – Леон? – окликнула Джоанна, приникая ухом к двери. – С тобой всё в порядке? Я пришла перевязать твои раны.       Леон обернулся, но Гастион уже испарился, словно его никогда и не было в этой комнате. Хотя… его ведь тут и не было.       – Со мной всё хорошо, Джоанна, – как можно более спокойно произнёс Леон, выглядывая в коридор. – Мои раны не настолько серьёзны, чтобы беспокоиться.       Бессфера нахмурилась и смерила его недоверчивым взглядом. Признаться, выглядела она куда хуже него. Под глазами залегли пятна усталости, на нежной коже рябили золотистые синяки, которые она даже не пыталась скрыть длинными рукавами рубашки, но самым тяжёлым напоминанием о минувшей битве служили бинты, обмотанные вокруг её ладоней.       – Уверен? – поинтересовалась она и тут же поморщилась. Ссадина на припухшей нижней губе отозвалась болью. – Ну как знаешь. Спускайся вниз. Нужно многое обсудить.       По обрывистой речи и проскальзывающим в тоне негодующим нотам становилось ясно, что настроение у неё хуже некуда. Джоанна подняла с пола саквояж, в котором хранила снадобья и лекарства. Склянки зазвенели, когда она едва не выронила его из раненых рук, но, перехватив кожаную ручку посильнее, бессфера двинулась обратно к лестнице.       Не желая заставлять друзей томиться в ожидании его персоны, Леон натянул наспех выхваченные из шкафа вещи и поплёлся на первый этаж поместья. Стоило ему оставить позади лестничный пролёт, как до ушей тут же донеслась язвительная ругань, а следом – грохот упавшей на пол мебели. Леон тяжело вздохнул, предчувствуя неприятную встречу. Не таким он видел своё утро после того, что с натяжкой называл удачей.       «Это день становится всё неприятнее», – закатил глаза Леон, входя в малую гостиную.       В и без того тесной комнате находилось чересчур много народу. Крики и брань стали естественной симфонией общения странников и Грехов. И на фоне общей суматохи и разъярённых воплей Леон быстро отыскал причину. На восточном кофре лежали обломки старой тумбы, которой не повезло попасть под горячую руку, а на её щепках стояли Рэйден и Малле. Пыжась перед друг другом, словно бойцовские петухи, они пронзали друг друга ненавидящими взглядами. На лицах уже красовались свежие отметины от кулаков.       – Ещё слово, Малле, и ножка этой тумбы войдёт так глубоко в твою задницу, что достать не сумеешь! – прорычал Рэйден, глядя сверху вниз на соперника.       – Берегись, как бы она не застряла в твоей, Кассерген, а то не сможешь хвостиком вилять перед своим мальчишкой! – выплюнул Малле.       – Остановитесь! – испуганно вскричала Николь, видя, как даймон резко вздёрнул Греха за воротник.       Вик вскочил с дивана и с силой вцепился в Рэйдена, оттаскивая от ехидно ухмыляющейся причины его гнева.       – Прекращай, Малле, – положил тяжёлую ладонь на плечо соратника Андра.       Но Малле лишь высокомерно хмыкнул и сбросил руку. Внимать чужим словам было не в его характере. Он руководствовался лишь собственными суждениями, а они велели травить Кассергена ядовитыми словами, пока его достоинство не окажется втоптанным в грязь.       – Приди в себя, Рэйден! – напомнил даймону Викери. – Не стоит уподобляться ему.       – Не переживай, тигрёнок, – лениво отмахнулась Астарот и откинулась на спинку дивана. Сидящие рядом с ней Ситри бегали любопытным взглядом от одного зачинщика ссоры к другому. – Пусть уже разберутся между собой, а то так и будут шерсть по сторонам метать, как драные коты.       – Твоё мнение никого не интересует, Астарот, – разгневалась Джоанна. – Вы незвано заявились в мой дом, сломали мою мебель, а теперь решили устроить драку в моей гостиной? Катитесь отсюда!       Леон с вымученным вздохом потёр виски. Голова и без того трещала, а от их криков и вовсе начала раскалываться на части. Перепалку нужно было прекращать…       – Какого дьявола здесь происходит? – намеренно громко и сурово вопросил Леон, привлекая всеобщее внимание. – Вам прошлой ночи оказалось мало? Решили помереть на радость Дардариэль?       Самаэлис решительно пересёк комнату и встал между юношами, надеясь своим присутствием утихомирить назревающий конфликт.       – Гляди, твой хозяин пришёл, – рассмеялся Малле в лицо Рэйдена. – Будешь хорошим мальчиком, и он даст тебе косточку, пёс.       Рэйден вырвался из хватки Викери и бросился вперёд, но фигура стоявшего между ними Леона помешала намерениям: тот упёр руку ему в грудь.       – Данталион! – холодно одёрнул Леон и сам удивился тому, как внезапно сорвалось с его губ истинное имя Рэйдена.       Рэйден и сам опешил от такого. Он отступил назад и поражённо уставился в мрачное лицо странника. Осознавая несерьёзность своего поведения, он стиснул зубы и втянул носом воздух. Плечи расслабленно опустились, и он снова обрёл привычное спокойствие.       – Ха, и вправду, как послушный щенок! – усмехнулся Малле и с любопытством уставился на Леона чернью острых глаз. – Пришёл спасать своего ненаглядного анхеле?       Леон медленно повернулся. Он пытался держать себя в руках… пытался, но изречённые изо рта Малле слова подлили керосин в недогоревшие угли. Наполненный пробуждённой злостью кулак врезался в нос Греха, разбивая хрящ и пуская по его губам кровь.       Не ожидав подобного от хрупкого на вид юноши, Малле отшатнулся и яростной бранью прижал ладони к лицу.       – Ах ты мелкий паршивец! – прорычал Грех, устремив пылающие светом глаза на Самаэлиса.       Но избавившись от накипевшего груза, Леон выглядел непоколебимо спокойным. Он запустил пальцы в карман брюк и бросил в Малле аккуратно сложенный носовой платок.       – Будь добр, придержи. Не хочу, чтобы ты заляпал своим гнильём ковёр.       И игнорируя возмущения Греха, Леон устало плюхнулся на диванные подушки.       – Так зачем вы навестили нас? Мы вроде ещё не успели позабыть ваши отвратительные рожи со вчерашнего вечера.       – Стали бы мы приходить, если бы не приказ Эйрены? – пожала плечами Гремори. – Она желает, чтобы вы как можно быстрее пробудили свою божественность.       – Так пусть поможет, а не приказы раздаёт, – хмыкнул Викери, присаживаясь рядом с Леоном. – Как вообще можно принять эту вашу божественность? Перещёлкнуть переключатель в голове?       – Именно так, тигрёнок, – развела руками Астарот. – Вам придётся вспомнить прошлое своего божества и подготовить своё тело в качестве вместилища для его силы. Когда вы сделаете это, ваша драгоценная малютка поймёт, как воссоздать небесную воду, чтобы переродить всех нас в качестве новых богов. И тогда, обретя божественное бессмертие, мы сможем приблизиться к тому, чтобы убить Дардариэль.       – Не боитесь, что, вспомнив прошлое Кроцелл, я откажусь вам помогать? – сощурила глаза Николь.       – Нам всё равно, согласишься ли ты перерождать наши души, дорогуша, – отмахнулась Астарот, – но ты не откажешь в помощи своему другу, который, напомню, связал себя клятвой с Эйреной. Можешь и дальше строить из себя святую невинность, но без нас с Дардариэль вам не справиться.       Николь негодовала. Тонкие пальцы напряженно сжались в кулаки. Она прекрасно понимала, что слова Астарот – неопровержимая правда, но сама мысль о том, что придётся помогать Грехам в их гнусных желаниях, претила до глубины души.       – И как нам вернуть память божества? – поинтересовался Викери.       – Конечно же, пройдя путь его становления, глупый мальчишка, – подал голос притаившийся у окна Гласеа – один из немногих, кто был одет с иголочки и чьё лицо не пестрило разноцветными пятнами после сражения. Он брезгливо поморщился, обводя взглядом скудное убранство комнаты.       – Это невозможно, – оспорил его слова Рэйден. – Никто из богов не знавал прошлого Троицы небесного суда, даже Высшие боги.       – Трудно представить, что Вепар не знал о том, как вознеслась его дочь, – развела руками Николь.       – Рэйден говорит правду, – поддержала Астарот. – Когда Создатель нарёк их судьями небес, он стёр память всем богам об их вознесении, чтобы никто не посмел усомниться в непредвзятости их решений.       – Не уподобляйся им в глупости, Аста. – Гласеа демонстративно закатил глаза, а пристыжённая словами Астарот покраснела и обиженно поджала губы. – Дарованные Создателем и Небесной матерью силы и титулы – это отражение прошлого богов. Если понять, что лежит в истоке их дара, поймём и причину вознесения, что в свою очередь пробудит воспоминания о первой ипостаси.       – Это как искать иголку в стоге сена! – раздражённо проворчал Малле, прижимая к носу пропитавшийся кровью платок.       – Неприятно признавать, но Малле прав, – покачал головой Викери. – На это могут уйти годы.       – Зачем всё усложнять? – Леон наклонился и упёр локти в колени. Взгляд медленно пробежался по каждому присутствующему. – Мой дар – находить истину в судьбах людей. Почему бы мне не воспользоваться им, чтобы узнать прошлое Кроцелл и Роновери?       – Ни за что! – Рэйден сложил руки на груди. – Напомнить тебе, что произошло, когда ты заглянул в прошлое клинка? Ты едва не умер от боли, что пережил Гастион во время своей смерти!       – То была смерть, Рэйден, а здесь я увижу вознесение. Это отнюдь не одно и то же! – подскочил с дивана Леон и раздражённо уставился на даймона.       – Все боги возносятся по разным причинам, маленький герой, – спокойно вступил в разговор Андра. – Никому доподлинно неизвестно, почему выбор Создателя и Небесной матери падает на них. Кто-то возносится, потому что совершил что-то прекрасное в своей смертной жизни, а кто-то сделал много плохих, но великих дел. Нельзя быть уверенным, что вознесение Троицы небесного суда не несло в себе смерть.       – И всё же я рискну, – продолжил упорствовать Леон.       – Виденье чужого прошлого может разрушить твою душу, мальчик, – покачала головой Гремори. – Тяжко нести бремя чужих поступков.       – Не притворяйся, что беспокоишься о моей душе, Гремори. Лучше будь обеспокоена собственной.       – Нет, Леон, – Джоанна успокаивающе погладила его по плечу, – мы не станем так рисковать.       – А я стану, – аккуратно убрал её ладонь Леон. – Не думаю, что мне нужно ваше дозволение, чтобы ей распоряжаться.       Джоанна поджала губы и спрятала руки в карманы на юбке, а Леон стал неторопливо расхаживать по гостиной, обдумывая своё решение. Под пристальными взглядами, следящими за каждым шагом, становилось неуютно, но принятое им решение не отзывалось страхом. Леон понимал, что с ранением от клинка и с Самигиной за спиной он навряд ли проживёт долгую и счастливую жизнь. Оставалось надеяться, что он успеет сделать что-то стоящее, прежде чем погибнет.       – Каковы шансы, что это сработает, Гласеа? – обратился он к Греху с сиреневыми глазами.       Гласею заметно передёрнуло от столь фамильярного обращения, но сдержавшись, он неопределённо пожал плечами.       – Думаю, шанс есть. Но успех будет зависеть от того, насколько ты владеешь своим даром, и от того, насколько твои друзья будут готовы принять судьбу своих ипостасей.       – Что случится, если мы будем не готовы? – настороженно поинтересовалась Николь.       – Ничего существенного, – отмахнулся Гласеа и с безразличием отвернулся к окну, – всего лишь повредитесь рассудком и проживёте большую часть своей жизни в доме для умалишённых.       – Но прежде чем вы решитесь на такой отчаянный шаг, – осторожно вмешалась Астарот, видя, как закипает гнев в Викери и Николь после пренебрежительной фразы Гласеи, – может, вернём божественность тому, кто распрощался с ней добровольно из-за собственной глупости?       Её огненные глаза устремились к хмурому лицу Рэйдена.       – Наше виденье произошедшего разнится, Аста.       – Глупость в любых глазах остаётся глупостью, Рэйден, – парировала Грех.       – Ты говорил, что Заган заточил часть твоей божественной силы в амоне, – вспомнила Джоанна. – Значит ли это, что ты можешь вернуть её прямо сейчас?       – Не всё так просто…       Рэйден тяжело вздохнул и, прогулявшись по комнате, достал с полок буфета бутылку виски и стакан. В гнетущей тишине он налил себе выпить и сделал глоток, напрягая остальных ожиданием своего ответа. И лишь после этого соизволил объясниться:       – Амон – связующая материя между духом странника и божества. Его роль – хранить память первой ипостаси и делать всё, чтобы странник вернул прежнее величие и вознёсся туда, где ему положено быть, – в небесные чертоги. Но я не странник, и потому мой амон – лишь великолепно созданная копия.       – Выражайся яснее, Рэйден, – потребовал Викери, нервно стуча указательным пальцем по краю чайного столика.       – Заган не одобрял моего решения стать странником, был уверен, что быть богом – это высшая благодать. Потому он наложил на амон печать, снять которую способен лишь он, и, явившись к нему, я буду обязан признать опрометчивость своего поступка. Но навряд ли теперь моя гордость имеет хоть какое-то значение.       – От Загана не стоило ожидать чего-то другого, – хмыкнул Малле и, не обращая внимания на возмущения Джоанны, устроился рядом с ней на диване. – Твой папенька всегда презирал тех, кто не разделял его убеждения.       – И всё же относился с уважением к чужому выбору, – поправила Гремори и вздёрнула нос, – иначе бы не позволил сыну познать иную жизнь.       – Это в тебе говорят чувства к своему покровителю. Это ведь ты нередко составляла компанию этому напыщенному павлину на шёлковых простынях, да, Гремори? Слушай, а каково это – быть одной из миллиона его подстилок? Каким же талантом, должно быть, ты обладаешь, раз так долго пробыла его девкой для увеселений?       – Ах ты сукин сын!       Гремори разгневанно схватила фарфоровую чашку со стола и швырнула в голову Малле, но тот ловко перехватил её в воздухе и с лисьей улыбкой вложил в ладонь сидящей рядом Джоанны, демонстративно задержав пальцы на руке, чтобы сильнее позлить Рэйдена.       – Не стоит бить столь прекрасный чайный сервис, Гремори, – с упрёком покачал головой Грех Алчности. – Очаровательная мисс Кассерген уже дала нам понять: разобьём ещё что-нибудь, и нас тут же выставят за дверь.       – Ещё раз назовёшь меня очаровательной мисс Кассерген, и я сама лично раскрою осколком этой чашки твой череп, – предупредила недовольным шипением Джоанна.       – Будь по-твоему, совсем не очаровательная мисс Кассерген, – съёрничал Малле, расплываясь в довольной улыбке.       Стоящий рядом Рэйден закатил глаза и, схватив Греха за шкирку, резко выволок с дивана.       – Эй, ну я же просто пытался быть вежливым! – обиженно вскрикнул Малле, поправляя рубашку. – Я уже уяснил, что в этом доме стоит вести себя паинькой, чтобы не получить по лицу!       – Видимо, не достаточно уяснил, раз позволяешь себе кокетничать с моей сестрой, – прорычал Рэйден.       – Отнюдь, – развёл руками Малле, – в отличие от тебя, она меня не раздражает, и убивать её у меня нет никакого желания даже для того, чтобы заставить тебя вдоволь настрадаться.       – Ты бы и не сделал этого, даже если бы захотел, – отмахнулась Джоанна. – У Грехов есть кодекс, и он запрещает убивать бессферов. К тому же заключённая Леоном и Эйреной клятва останавливает вас от подобной низости.       – И как же я мог об этом забыть? – заскрежетал зубами Малле. – Спасибо, что напомнила, не очаровательная мисс.       Джоанна закатила глаза и поднялась. Когда она взялась за белый фарфоровый заварник, её ладони вновь полоснуло болью от незаживших ран. Тот покачнулся в её руках, рискуя упасть, но чужие холодные пальцы легли поверх. Бессфера подняла глаза и встретилась с чёрным взглядом Малле, образ которого быстро собирался из кружащего вокруг пепла.       – Будь осторожнее, не очаровательная мисс. Мы же не хотим, чтобы ты поранилась об осколки.       – Я всегда осторожна, особенно, когда это касается подобных тебе лицемеров, – выдернула чайник Джоанна и направилась к двери, провожаемая его заинтригованным взглядом. Но прежде чем покинуть гостиную, она обернулась и ткнула пальцем в воздух: – Когда я вернусь, тут всё должно быть цело, ясно вам?       Грехи смиренно кивнули, и девушка со спокойной душой позволила себе отправиться на кухню. Хлопая дверцами ящиков, она попыталась найти мешочек с недавно купленным чаем – совсем запамятовала, куда подевала. Пришлось пересмотреть все тумбы, прежде чем она смогла его отыскать. Настояв чай в горячей воде, она бросила в заварник дольку свежего лимона и пару листиков мяты, прихватила оставшуюся со вчерашнего дня выпечку и направилась обратно, надеясь, что к её приходу гостиная не превратится в обломки после урагана. Но когда она вошла, то обнаружила, что Грехи и странники по-прежнему хранили напряжённое молчание.       – Угощайтесь.       Она выдавила натужную улыбку и поставила перед Ситри плетёную корзинку с печеньем. Дети взглянули на названную мать, ожидая её разрешения. Голубые жалостливые глаза прямо говорили об их желании есть.       – Не оскорбляйте хозяйку своим отказом, – с улыбкой потрепала их по волосам Астарот, и Ситри довольно схватили по печенью и принялись грызть, не дожидаясь чая. Должно быть, действительно были голодны.       – Я предполагала, что ты не жалуешь нас в своём доме, – удивлённо вскинула брови Гремори.       – Жалую или нет, но гостей не принято морить голодом, – пожала плечами Джоанна и потянулась к чайнику.       – Давай лучше я, – предложил Леон, перехватывая ручку заварника, прежде чем та его коснулась.       Он наклонил горячий фарфоровый пузырь и стал осторожно разливать по чашкам благоухающий свежестью напиток, а Джоанна принялась подавать его гостям.       – Изящно, – похвалила Астарот, наблюдая за действиями Леона, и поднесла к губам чашку с горячим напитком. – Немного улыбки и усердия, и я бы с удовольствием наняла тебя в свой дом удовольствий. Думаю, твоя очаровательная мордашка понравилась бы посетителям.       – Я работал прислугой. Мне не впервой подавать кому-то чай, – равнодушно отозвался Леон. – И улыбки моей ты не дождёшься, Астарот, как и момента, когда я решусь переступить порог твоего блядского борделя.       Астарот оскорблённо фыркнула и стала усиленно хлебать чай, а вот Ситри задорно хихикнули, посмотрев сначала на Леона, потом на названную мать, и наконец друг на друга.       – Тогда тебе будет несложно прислуживать Рэйдену. В прошлой жизни он очень любил, когда после бурной ночи обнажённые дамы подавали ему чай в…       Малле не успел договорить: разразился диким криком, когда кипяток полился меж его бёдер.       – Упс! Какая я неловкая! – наигранно прижала к губам ладонь Джоанна, отставляя пустующую чашку на стол. Она взяла с подноса хлопковую салфетку и небрежно бросила в Малле. – Ещё раз посмеешь порочить имя моего брата, и вместо кипятка на этом месте окажется нож.       – Я ожидал услышать нечто иное, но твой аргумент тоже весьма впечатляющий, – согласился Малле, вытирая мокрые брюки.       – Так что мы будем делать дальше? – Леон устроился на подлокотнике дивана и приник губами к чашке. – Где нам искать Загана?       – Обитель Загана на острове Инмин ан Веле, на северо-западе отсюда.       Рэйден освободил центр чайного столика и раздвинул карту, зажав углы парой чашек. Палец упёрся в весьма крупный остров в западном море. С материка до него добраться можно только из ближайшего порта Сант-Мири, по остальной же водной границе расползались горы и отвесные скалы, миновать которые решится разве что отчаявшийся или безумный.       Глядя на клочок суши средь глубокой синевы, Леон почувствовал, как его начинает мутить. Прошлое приключение на корабле ничем приятным в памяти не отзывалось.       – Может, есть иной способ добраться до острова, нежели на корабле? – с надеждой поинтересовался Леон.       Но ответ оказался именно таким, каким он надеялся его не услышать.       – Мы ведь знаем, где находится обитель Загана, так почему бы нам не воспользоваться амонами? – Николь убрала мельтешащую перед глазами прядь волос за ухо.       – Как и любая обитель божества, остров защищён от смертных скрывающей магией, Черешенка, – удручённо покачал головой Рэйден. – Беспрепятственно переместиться туда могут только боги. Нам же придётся добиться приглашения или найти кого-то из слуг Загана, что проведут нас туда.       – Ты же его сын и к тому же даймон! – возмутился Викери. – Неужели он не согласится впустить тебя в свою обитель?       – Даймон я только на словах, на деле – лишь бессмертный странник, – усмехнулся Рэйден. – Это часть испытания, подготовленного для меня Заганом. Раз я отказался от божественности и принял жизнь странника, то и вернуть её я должен, как странник.       – В твоей семье есть хоть кто-то, кто не пытался тебя убить или наказать? – насмешливо фыркнул Викери.       – Что сказать, у меня весьма эксцентричная родословная, – пожал плечами даймон.       – У нас есть пара знакомых в Сант-Мири. Они подыщут нам корабль. – Астарот задумчиво потёрла подбородок. – Но на это уйдёт без малого неделя, а то и больше. На остров Инмин ан Веле не каждый капитан готов повести своё судно.       – Это почему? – удивился Викери.       – Всё дело в вере, – пожал плечами Андра, с вежливым кивком принимая из рук Джоанны чашку. – Не все готовы впасть в немилость Мастера Валюты, рискнув пересечь границу его владений. К тому же в западном море нередко бушует сильный шторм.       – Не важно, сколько на это уйдёт времени, – отмахнулся Леон. – Если Дардариэль проживёт на неделю дольше, её исход это не изменит. А мы пока поищем, как нам быстрее вернуть божественность.       Рэйден с тяжёлым вздохом выпрямился и сложил руки на груди.       – В дневниках Этана Самаэлиса и Марлона Кассергена наверняка должно быть что-то о том, как им удалось вернуть воспоминания первых ипостасей ордену. Возможно, эти знания помогут нам ускорить процесс.       – Значит, решили, – поставил точку в рассуждениях Леон и, отставив чашку, поднялся. – Если не возражаете, я вас покину.       Викери подскочил следом за ним.       – Куда ты собрался?       – У меня есть дельце в городе, – ответил Леон и, взмахнув ладонью на прощание, скрылся в коридоре.