Странники

      Как и грозился Малле при их появлении в порте Сант-Мири, Астарот и Ситри оказали непривычно радушный приём. Это напрягало. Складывалось ощущение, что она вот-вот вонзит нож в спину за очередным поворотом, но Астарот вела себя сдержанно и нéсколько заботливо. Даже денег не считала, когда решила угостить ребят в местной забегаловке и прикупила пару украшений для Николь и Джоанны, нисколько не обидевшись на их громогласные протесты.       – К чему это смущение? – расхохоталась она и нацепила на волнистые золотые локоны Николь блестящую заколку в виде пера. – Вы ведь теперь наши союзники, можно сказать, почти Грехи, а на своих я в деньгах не скуплюсь.       – Ты уже забыла о том, что я разбила тебе лицо? – удивлённо приподняла бровь Джоанна и напряглась, когда Астарот стала задумчиво собирать её волосы в хвост, зажимая в губах купленную шпильку.       – Не забыла, – покачала головой Грех и вставила шпильку в пучок каштановых волос. – Это было больно, но заслуженно. Скажем так, я простила вам этот проступок взамен на жизнь моих близнецов. Нам ведь не нужны бесполезные разногласия в команде?       Она отступила и с восхищением поглядела на плоды своих парикмахерских трудов.       – Вам, девочки, стоит чаще делать причёски. Такие красивые лица и тонкие шейки не стоит скрывать за густой шевелюрой.       Николь и Джоанна вздрогнули. Отчего-то сделанный на тонкой шейке акцент показался весьма угрожающим, но Астарот уже развернулась и, взяв Ситри за руки, двинулась вдоль торговых лавок.       – Ты что-то говорил про мешок? – с ехидством поинтересовался Викери, склонившись к Малле, что неохотно плёлся позади всей компании и пинал камни носком ботинка.       – Попробуй сказать, что её беготня за покупками – женская ерунда, и я уверен, что мешок вон с того прилавка станет твоим спальным местом на эту ночь, – пробурчал Грех.       – Он прав, мальчик. – Гремори сбавила шаг и поравнялась с ними. – Астарот кажется легкомысленной, но в гневе она призывает само Самигинино пламя. Даже тебе не пожелала бы столкнуться с подобным.       – Даже? – хмыкнул Викери. – Вот уж спасибо.       – Не думай, что мы говорим это, чтобы запугать. Скорее предостерегаем, – повела плечами Гремори, и золотые цепочки на наплечниках платья зазвенели. – Астарот – одна из старейших даймонов небес, и, даже обретя смертность, она продолжает быть сильнейшей из нас. Нужно быть отчаянным глупцом, чтобы рискнуть проверить её гнев на себе.       – И насколько велика её сила? – полюбопытствовал Викери.       – Настолько, что сильнее неё только Высшие боги и несколько даймонов, – бросил Малле и с безразличием спрятал руки в карманы. – Даже ваш одноглазый пёс, обретя свою божественность, будет раздавлен ею, как мелкий таракан.       – Это и не удивительно. – Уголки губ Гремори приподнялись в ухмылке. – Он ведь младше неё лет так на…       Гремори призадумалась, но с ответом её опередил Малле.       – На тысяча двести сорок три года, Гремори, – подсказал Грех Алчности. – Для любителя денег ты весьма скудно считаешь.       – А ты весьма хорошо помнишь для того, кто ненавидел историю вознесения богов, – ответила в той же ехидной манере женщина.       – Так сколько же ей лет? – удивлённо открыл рот Викери.       Вопрос показался Малле занятным, и он всё же решился на него ответить:       – В этом теле двадцать восемь, а ипостаси уже две с половиной тысячи лет минуло, и с каждым годом её характер становится всё более скверным. Что взять со старухи, что при первой жизни правление Первородной богини застала.       – Только ей об этом не говори. – Гремори поддержала насмешку в сторону соратницы. – Она так печётся о своей внешности, что сожжёт любого, кто осмелится назвать её старухой.       – Так вот откуда Эйрена узнала о кузнице, – сделал вывод Викери и потёр затылок.       – Догадливый. После гибели Первородной богини всем богам того времени было велено не разглашать правду, потому как Создатель и Небесная матерь тяжело переживали утрату старшей дочери. Сейчас это уже не имеет значения – столько лет минуло, – а тогда никто из небожителей ослушаться не посмел. Жизнь дорога даже бессмертным.       На этом разговор пришлось прекратить. Астарот заметила отстающих и капризно стукнула ножкой по мостовой.       – Вербуете нового Греха и в тайне от меня? – хитро сощурилась она, пробегаясь глазами по лицам соратников.       – Упаси Господь! – с презрительным вскриком скорчился Вик и поспешил нагнать друзей. Боялся, что, если задержится хоть на минуту, ему тут же выдадут почётную грамоту Греха и выпускную шапочку.       – Кто этот Господь и почему он просит его спасти? – недоумевающе покосилась на Малле Гремори.       Малле безразлично пожал плечами и двинулся за группой. Ему и самому было интересно.       Сант-Мири был единственным торговым портом в западном государстве. Прилавки здесь пестрили разнообразными диковинками из других трёх сторон света. От их великолепия аж глаза начинали блестеть восторгом. На улицах продавались дорогие шелковые и кашемировые ткани, в клетках сидели дивные животные, коих ребята в глаза ни разу не видели, а в небольших палатках искусные мастера готовили очаровывающие запахом блюда, рецепты которых были привезены из других государств.       Но времени попробовать все прелести местной кухни не оставалось: в залитой закатным солнцем гавани их уже дожидался корабль. Обшивка из чёрного дерева переливалась багряным отливом, ветер играл с убранными белыми парусами на реях, а полуобнажённая дева на гальюне глядела точно на север, протягивая руки к водной глади.       Но уже на подходе к кораблю Леон начал чувствовать, как обед просится наружу, а ведь он ещё даже не ступил на борт. Намеренно оттягивая восхождение, он шёл позади всех и неуверенными убеждениями заставлял ноги волочиться.       Капитан судна оказался человеком приветливым. С тёплой улыбкой пожал прибывшим гостям руки и сопроводил на борт, представив своей команде. Неизвестно, сколько Астарот заплатила за его благодушие, но капитан выделил девушкам и Ситри отдельную каюту на этаж ниже собственной: чистую, хорошо обустроенную, с кроватями и отдельной от корабельного сброда уборной.       – Мужчины на этом судне девушек видят, только когда на сушу сходят, так что безопаснее вам будет отдельно поселиться, – с глубоким хохотом предупредил он.       – Это им безопаснее будет поселиться отдельно от нас, – задорно расхохоталась Астарот, положила руку на плечо капитана и кокетливо погладила мягкий насыщенно синий бархат камзола.       – И то верно, госпожа, – немного смущённо согласился мужчина и обратился к юношам: – А вам, господа, придётся потесниться с моими ребятками в кубрике.       – А нам выпросить каюту не удосужилась? – недовольно прошипел Малле.       – Вам вонь и невежественное общество не навредят, а мы, девушки, существа нежные, – отмахнулась Астарот и настойчиво выпроводила его за дверь.       – Вот же дрянь, – прорычал Малле не сколько в адрес Астарот, сколько о самой ситуации.       – Да вы не бойтесь. Мои мальчики не свирепые. Коль сами нарываться не станете, так не обидят.       Но от слов капитана легче не становилось. Он сопроводил их в помещение, тесно увешанное в два яруса гамаками. Запашок стоял удушающий, и сложно было понять, исходил этот смрад от вещей или от самих людей. Однако моряков это нисколько не смущало. Они самозабвенно развлекались, напиваясь дешёвым пойлом и играя в карты на приколоченной к полу старой бочке.       Новые попутчики быстро стали предметом всеобщего внимания. И не сказать, что это внимание несло в себе добродушие. Они глядели на них скорее как на новое мясо, однако были и те, кто приветствовал лёгким кивком.       – Не знаю, что хуже: эта антисанитария или то, что я уже вижу будущих друзей Рэйдена? – настороженно прошептал на ухо Викери.       Но Леон не ответил. От чувствовал, что, если откроет рот, из него польются отнюдь не слова. Его кожа и без того приобрела серовато-зелёный оттенок и ноги дрожали при каждом шаге, а ведь корабль даже не отплыл от причала.       Спальное место ограничилось старым протёртым гамаком из жёсткой парусины, подвешенном на кручёном тросе. Навряд ли его вообще когда-то стирали, потому как судить о его первоначальном белом цвете можно было лишь по натянутым уголкам. Однако, как бы брезгливо ни было, спать на полу никто не решился. Холод в чреве судна для матросов привычное дело – укутайся в одеяло и спи себе на здоровье, – а вот вечные корабельные спутники – крысы – покоя ночью не давали. Могут и погрызть, коли на досках разляжешься.       Впрочем, Леону не на что было жаловаться. Он бросил свою сумку в рундук и устроился в гамаке, устало наблюдая за тем, как Викери с отвращением глядит на пожелтевшую парусину.       – Ты королевская особа, что ли? – Малле ловко запрыгнул в верхний гамак и легонько ткнул парнишку носком ботинка в плечо. – Коль не хочешь, вали в каюту к девушкам. Астарот с радостью пригреет на своей кровати.       Викери закатил глаза и решительно плюхнулся на нижнее спальное место. Одно лишь радовало: если Грех вновь станет раздражать, можно будет ночью пинать его гамак, пока не свалится.       Вскоре корабль покинул порт. Ветер остервенело натягивал паруса, волны с шипением ударялись о борт, а на верхней палубе отчётливо слышались брань и громогласные указания капитана. Устав сидеть в затхлой комнатушке, Викери первым сбежал наверх, чтобы полюбоваться морскими просторами, а Рэйден и Малле потеснили морских волков за игрой в карты и, заключив какое-то пари между собой, обыгрывали простофиль. И только Леон не смог заставить себя подняться с гамака. Уснуть не получилось: моряки то и дело в пьяном угаре начинали завывать песни или обругивать свет за очередной проигрыш, вот и оставалось страннику дожидаться, когда их грязные и пахнущие потом тела не обмякнут, взывая ко сну.       Однако утро наступило непозволительно рано, и на смену спящим матросам пришли другие, – те, что всю ночь работали на верхней палубе. Вновь раздались негодующие крики капитана и топот десятка ног.       Несмотря на суету на корабле, Рэйден и Малле всё ещё спали – видать, знатно напились прошлой ночью, отмечая своё везение в азартных играх, – а вот гамак Викери пустовал.       Леон чувствовал себя немного лучше, чем прошлым вечером. По крайней мере, тошнота от качки уступила место дикому голоду. Странник покопался в своей сумке, но ничего кроме сухарей и фляги с водой там не нашёл. Для завтрака маловато, однако хватило, чтобы голод ненадолго отступил.       Обходя покачивающиеся в гамаках тела, Самаэлис направился на палубу. После тёмных коридоров яркое солнце разило остриём по сонным глазам, и Леону пришлось прикрыть лицо ладонью и прижаться спиной к стене, чтобы высмотреть друзей и тех, кого он с трудом называл соратниками.       Николь, Викери и Джоанна теснились у фальшборта, разглядывая парящих в небе чаек, а Астарот бросала любопытные взгляды на молоденьких парней и причмокивала пухлыми губами, чем периодически отвлекала отвыкших от женского внимания матросов. Близнецов Ситри Леон заметил, только когда услышал возмущённый вопль одного из мужиков. Две белые макушки опасно скакали по краю палубы и прыгали по вантам, изображая опытных пиратов.       – Смотрю, тебе уже лучше.       Вик похлопал его по спине, и Леон выдавил натужную улыбку. Не хотелось признаваться, но лишь увидев море за бортом, он опять покрылся испариной и зеленцой.       – Где Гремори? – из вежливости поинтересовался Леон.       – Осталась в каюте, – лениво протянула Астарот и откинула голову, позволив ветру развивать курчавые чёрные локоны. – Сказала, что чувствует отвращение к переизбытку потного мужланства.       – Хотел бы сказать то же самое, однако я и сам, кажется, пахну не лучше, – сморщился Викери. – И сколько нам пребывать в этом кошмаре?       – Штурман сказал, что при лучшей погоде дня два.       – Два дня?!       Вскрик вырвался непроизвольно, и Леон почувствовал, как к горлу вновь подбирается горечь тошноты. Он упёр локти в гладкое дерево фальшборта и сделал глубокий вдох, насколько могли позволить лёгкие. А в голове только одна мысль: «Быстрее бы это закончилось!» * * *       Леон не ожидал от этого путешествия ничего хорошего. Большую часть времени он валялся ничком в кубрике, подавляя тошнотворные приступы, и лишь изредка выходил на палубу, чтобы проветриться или поесть вместе с друзьями под пекущим солнцем.       А вечером следующего дня капитан пригласил их в свою каюту на ужин. Будучи моряком до мозга костей, он без устали рассказывал истории о своих приключениях, и были они настолько увлекательны, что начинали казаться выдумкой. Однако под хорошую выпивку и еду любая речь будет слыть занимательной.       Леон вникал в разговор недолго. Светские беседы он поддерживать не умел, потому задумчиво молчал, отвернувшись к окну и рассматривая танцующие на небе звёзды, однако заметил, как быстро те стали скрываться за чёрными плотными облаками. Сильный порыв ветра заколотил по стеклу, а прежде тихая водная гладь неистово вздыбилась, взбеленилась и насела со всех сторон на корабль.       В дверь каюты яростно заколотился старпом:       – Шторм грянул, капитан!       Капитан со спокойным видом отложил столовые приборы, вытащил хлопковую салфетку из воротника, коей прикрывал рубашку от стекающего по густым усам вина, и, поднявшись на ноги, возмутился:       – Совсем без меня ничего не можете, что ли, увальни? – и принялся отдавать на ходу приказы, ковыляя к двери.       Снаружи уже вовсю хлестал дождь. Чёрное небо искорёживали раскаты грома и вспышки молний. Палубу заливали высокие волны, а яростный ветер пытался сорвать паруса, словно сама стихия восстала против путников. Мимо Леона пробежал высокий жилистый юнга. Ещё утром он драил старой щёткой палубу, а сейчас уже мчался натягивать канаты. Сильная волна ударила в правый борт и хлынула сверху на моряков, но те не растерялись – вцепились руками в мачту.       – Нам не стоит здесь оставаться! – постаралась перекричать вой ветра Джоанна. – Спустимся в нашу каюту!       И скользя ботинками по залитой морской водой палубе, ребята рванули к лестнице. Лишь укрывшись в гостевой каюте, они смогли ненадолго выдохнуть. «Здесь, по крайней мере, дождь и волны не достанут», – рассудили они и принялись выжимать одежду. Один только Леон прижался к стене затылком и жалобно заскулил. Хотелось разлечься на полу и сложиться калачиком, лишь бы не чувствовать, как опасно накреняется корабль, и не слышать, как взбудоражено орут снаружи моряки. Его лицо уже приобрело опасную зеленцу, подтягивая узел тошноты всё ближе ко рту.       Рэйден присел перед ним на корточки, осторожно тряхнул за плечо, но Леон отозвался лишь слабым мычанием, даже веки не приоткрыл. Тогда Рэйден приложил руку к щеке. Ладонь была влажной и холодной от бушующего снаружи дождя, но так приятно ощущалась на горячей коже Леона, что тот невольно потёрся, улавливая успокаивающий запах даймона, который, казалось, никогда больше не мог показаться ему отвратительным. Каждая нота аромата играла в сознании знакомую мелодию и убаюкивала словами о том, что он в безопасности.       Но это прикосновение изменило лицо Рэйдена: оно вытянулось, потом нахмурилось, а потом и вовсе поникло. Не говоря ни слова, он приподнял Леона за талию и потащил прочь из комнаты.       – Куда вы? – обеспокоенно вскрикнула Джоанна. Она бросила на спинку стула полотенце и преградила брату путь. – Снаружи опасно, а Леон едва на ногах стоит!       Но когда Рэйден поднял на неё взгляд, Джоанна испуганно отшатнулась. Его глаз горел ярким светом, да таким, что мог бы легко стать фонарём в тёмной комнате.       – Отойди, Джоанна.       Голос был резок, даже груб и веял таким холодом, что морозил до мурашек. Рэйден никогда не позволял себе говорить с ней в подобном тоне, стало быть, что-то не так. Препятствовать бессфера не стала: сама открыла дверь и позволила Рэйдену увести Леона.       – Да что с ним такое? – Викери возмущённо стиснул зубы.       – Он зол, обижен и сильно обеспокоен, – отозвалась Астарот, вытирая смольные кудри полотенцем.       – Но на что? – удивилась Николь и села рядом с ней на кровать. – Мне понятна его обеспокоенность, но злость и обида? Откуда ж им взяться?       Астарот лениво пожала плечами.       – Я ощущаю лишь чувства людей, но не их причины. Хотя есть у меня одно предположение…       Под порывом эмоций Рэйден вытащил Леона в кубрик, а оттуда на самую нижнюю палубу – в трюм. Шагая в темноте по узкой старой лестнице, Рэйдену приходилось с осторожностью прощупывать каждую ступень носком ботинка и при этом удерживать уже порядком ослабевшего Леона. Благо небесные руны давали хоть какое-то подобие света, иначе они оба неминуемо свалились бы к самому подножью.       – Зачем мы здесь? – прохрипел Леон, когда Рэйден усадил его на большой деревянный ящик и заставил опереться спиной на стену.       – На нижней палубе меньше всего ощущается качка, – спокойно ответил Кассерген.       Света в трюме катастрофически не хватало. Даже пальцы на вытянутой руке разглядеть не удастся. Осмотрев мельком трюм, даймон отыскал пригвождённый к стене старый фонарь и упаковку спичек в мешочке. От влажности они отсырели, пришлось вслепую перебирать соломки, выискивая более-менее сухую. Вскоре маленький огонёк зажегся на фитиле свечи, озаряя тусклым тёплым светом участок трюма.       Рэйден снял повешенную на крюк мятую жестяную кружку и поднял крышку с деревянной бочки, зачерпнул прохладное содержимое и принюхался.       «Вроде вода», – всё ещё с сомнением подумал он. Уж больно сильно она провонялась трюмным благоуханием.       Рискнул попробовать сам – точно вода. И закрыв бочку, протянул кружку Леону.       – Пей, – приказал он и прижал край кружки к губам, а рукой придержал голову юноши.       Когда кружка опустела, Рэйден стёр сбежавшую каплю с подбородка Самаэлиса, но движение пальцев вышло грубым, давящим на кожу. Леон не стал ничего говорить о неприятном ощущении. Тошнотворное чувство ненадолго улеглось, и теперь он с ясностью в разуме и толикой усталости взирал на хмурое лицо даймона.       «Отчего же ты выглядишь таким несчастным?»       Леон накрыл ладонью пальцы Рэйдена, но даймон резко отнял руку и отвернулся. Губы сжались в тонкую бледную нить, готовую порваться от напряжения. Леон склонил голову на бок. Он его что… избегает?       – Рэйден, заставь меня поверить, что мы не на корабле. – Голос был слабым, отчаянным, похожим на мольбу.       – Пока на тебе печать, не могу…       Леон вздрогнул и рефлекторно коснулся пальцами лба. Он и думать забыл о печати Мавирель. Она была незрима, неощутима, так как Рэйден прознал о ней? Его вопрос чётко отразился на лице.       – Леон, ты меня за идиота держишь? Не бывает такого, чтобы живое существо и ни о чём не думало, – с досадой отозвался Рэйден и наконец взглянул на странника. – Даже если я не пытаюсь услышать мысли, я чувствую пустоту в тебе. Мне прекрасно знакомо это чувство! Такое же исходило от Гастиона!       Леон опустил голову. Он не сделал ничего плохого, но тогда почему чувствовал себя виновато?       – Откуда ты узнал о печати Мавирель? – с подозрением продолжил допрос Рэйден.       Но правду Леон открыть не мог: слышал, как где-то рядом Гастион сурово велел ему помалкивать. Вот только длительное молчание станет ещё более подозрительным.       – Из воспоминаний Гастиона, – солгал Леон и поджал губы. – Видел, как он её делал.       Рэйден вздохнул и мысленно успокоил себя. Не хотел срывать гнев на юноше, что едва удерживает себя на ящике в сидячем положении.       – Разве я хоть раз подрывал твоё доверие? Разве влезал в твои мысли, подчинял своей воле? – с скрипящей тяжестью прошептал Рэйден.       – Ты пытаешься найти причину в себе, но на деле это не так. Я лишь хочу быть уверен, что ничто другое не властно над моими решениями.       Рэйден тяжело вздохнул.       – Ты прав. Я не должен вести себя так эгоистично.       – Тогда перестань вести себя, как ранимая принцесса, и помоги мне, иначе я прямо сейчас выплюну свой желудок, – выдавил ухмылку Леон и подтянул Рэйдена к себе, зажимая его бёдра коленями. – И если не поторопишься, то придётся тебе отмываться снаружи. Нравится принимать душ в грозу?       – Только если ты составишь мне компанию, мой принц.       Небесные руны оплели тело Леона изумрудным сиянием, проявляя на лбу маленький изящный рисунок огня.       Голос Гастиона эхом прозвучал в сознании, заставляя Леона поморщиться.       «Надеюсь, ты не пожалеешь о своём решении».       «Я ни разу не жалел, когда дело касалось его», – с уверенностью ответил странник и провёл пальцами по лбу.       Печать размылась и исчезла, сверкнув в полумраке. Больше её сила не была преградой для Рэйдена. Он мог увидеть всё, что хотел, в его сознании, узнать любые тайны, но выглядел оторопевше, словно ему дали прикоснуться к тому, чего он страстно желал, но не допускал даже мысли овладеть.       – Ты уверен? – с сомнением поинтересовался Рэйден.       – Я смотрю, ты реально жаждешь искупаться под проливным дождём, – закатил глаза Леон и шутливо стукнул даймона по плечу. – Ну же, не тушуйся! Если бы я тебе не доверял, не стёр бы Мавирель.       Рэйден усмехнулся и прижался к Леону, сокращая между ними то ничтожное расстояние, что ещё оставалось. Он опустил голову, так что его длинные волосы защекотали щёки странника, и резким, но аккуратным жестом заставил приподнять лицо. Палец с нажимом погладил подбородок Леона, замирая в почти незаметной ямочке. Они смотрели друг на друга, и свет от глаз сливался полярным сиянием, бросая тень на лица. Леон чувствовал, как голос Рэйдена пробирается в сознание соблазнительным полушёпотом, отгоняя прочь тяжесть и волнение, а следом ощутил его и на своих губах. Слова обжигали кожу, язык дразнил мимолётными прикосновениями, но не больше…       – Дьявол, как же ты меня раздражаешь, – клацнул зубами Леон и намеренно прикусил нижнюю губу Рэйдена.       – Клыки прорезались? – с заметной провокацией облизнулся Рэйден.       – Нет, гордость.       И Леон сам подался вперёд, взяв в плен губы даймона с несвойственным ему напором. Схватил за рубашку и потянул на себя, отчего Рэйден прямо-таки навалился на него. Тяжесть чужого тела сильнее вдавила его в ящик, но от этого Леон ощутил ещё бóльшее удовольствие. Пальцы нащупали в тёмном шёлке волос ленту. Один рывок, и длинные пряди ниспали на плечи, лента повисла на шее даймона, а Леон вызывающе улыбнулся, словно совершил самую невероятную пакость в мире.       Сдаваться без боя было не в характере Рэйдена. Длинные пальцы вжались в бёдра странника и рывком приподняли. Для Леона это стало неожиданностью. Он испуганно схватил губами воздух, упираясь лопатками в ящик, и обхватил ногами узкую талию даймона. Неровные доски впились в спину, но странник не ощутил боли. Её заглушило разогревающее кровь желание.       Сквозь густоту ресниц Леон поглядел на нависшего над ним даймона. Должно быть, он выглядел весьма интригующе в подобной позе, так как на лице Рэйдена засияла самодовольная улыбка, а нижней частью тела Леон ощутил, как это самое самодовольство упирается меж его ног. Кассерген толкнулся вперёд, и ткань испытывающе натянулась, окатывая волной импульса, которую Леон был не в силах подавить. Это было его первое столкновение со взрослым удовольствием, и сдерживать себя подобно опытному Рэйдену он не мог.       Леон с стоном откинул голову. Его тело выгнулось в дугу, словно дрожащая натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Поясница заныла, но ладонь Кассергена переместилась с бедра на его спину, лаская кожу через влажную от дождя рубашку. Леон чувствовал, как она медленно сдвигается к ягодицам, надавливая на такие места, к которым не принято было позволять прикасаться. Этого Самаэлис не мог ему запретить, да и, откровенно говоря, не хотел. Живот и бёдра таранило изнутри тянущим ощущением всякий раз, как даймон начинал выводить круги, задевая шов на брюках, успевший стать для Леона ненавистным.       Если так продолжится, то ситуация определённо выйдет из-под контроля, но, когда Рэйден наклонился и прочертил цепочку поцелуев по шее и ключицам, облизнул горячим языком выступающую кость и легонько прикусил, оставив едва заметный след, Леон не смог остановиться. В нём взыграли соревновательная жилка и мужское самолюбие.       Он запустил пальцы в волосы Рэйдена и властно натянул, заставляя поднять голову и взглянуть на себя. В глазах поселилась дразнящая непристойностью помыслов тень.       – Кто сказал, что сейчас ты владеешь ситуацией?       Леон схватился за оба края ленты, завязал вокруг шеи даймона, подобно ошейнику, и притянул к себе. Рэйден последовал молчаливому приказу: наклонился вперёд и упёрся ладонями в ящик. Его бёдра толкнулись о ягодицы Леона с глухим звуком, и странник вновь не сдержал за губами тяжёлого вздоха. Он чувствовал, как трётся плотная ткань, как жар и дрожь волнами расходятся по телу, заставляя кровь приливать к заточённой в плену брюк плоти. Поддаваясь низменному инстинкту, Леон прогнулся ещё сильнее. Ему захотелось стать ближе к Рэйдену, почувствовать, будто сердце существует единым целым с его.       – Леон…       Прерывистое дыхание даймона пробралось вибрацией в грудь, когда Леон покачнул бёдрами и потёрся о его возбуждённый орган.       То, как прозвучало его имя, распалило странника ещё сильнее. Он приоткрыл помутнённые похотью глаза как раз вовремя, чтобы застать покрасневшие щёки Рэйдена и то, как дёрнулся кадык под тонкой бледной кожей. Само осознание того, что даймон желает его, сводило с ума, но то, как он сопротивлялся инстинкту, чтобы не опорочить его честь, начинало раздражать.       Леон не выдержал. Он сглотнул слюну, резко приподнялся, обвивая руками шею Кассергена, и припал губами к манящему изгибу. В нём пробудилось что-то дикое, звериное. Одаривая поцелуем, он тут же наказывал укусом, а после зализывал следы и поднимался выше.       На этот раз уже Рэйден не успел подавить стон. Он приподнял голову, давая Леону молчаливое согласие на необузданную ласку, и подался вперёд, не желая оставаться в долгу. Ни брюки, ни нижнее бельё уже не могли скрыть его возбуждение. Член увеличился настолько, что его очертания выпирали через натянутую горой ткань, и когда Рэйден надавил бёдрами между ног Самаэлиса, тот ощутил, как головка упёрлась меж ягодиц и попала ровно в то место, от непристойности мыслей о котором у Леона невольно усилился жар и сорвался мычащий возглас.       Эта борьба за лидерство могла показаться глупой, но хоть как-то оправдывала Леона в собственных мыслях. Он не хотел уступать, не хотел сдаваться. Всё, чего он желал, это не дать Рэйдену думать, что из-за неопытности он заведомо в проигрыше.       Его руки проскользили ниже, испытывающе поглаживая рёбра и талию даймона, пока не добрались до края брюк и, продев пальцы в шлёвки, резко дёрнули на себя. Бёдра вновь соприкоснулись в глухом ударе, и юноши одновременно утонули в хриплых голосах друг друга.       – Проклятые боги…       Голос Рэйдена понизился настолько, что стал походить на рычание, и Леон вытянул шею, целуя кожу под самым подбородком.       – Боги здесь будут неуместны. Ни проклятые, ни святые, – прошептал он и уколол слабой усмешкой.       Рэйден ответил ему тем же и уткнулся носом в шею. С обвязанной вокруг шеи лентой дышать становилось ещё сложнее. Он словно вдыхал удушливый дым котельной, а не находился в холодном трюме корабля. За свою жизнь Кассерген стерпел достаточно пыток, но именно эта показалась ему самой невыносимой. Его пальцы с такой силой вжались в доски ящика, что, казалось, те скоро с хрустом сломаются, утаскивая обоих на дно бог знает какого содержимого. Леон и сам ощущал, как пульсирует его возбуждённый до невозможности член. Но от этого игра, которую они затеяли друг с другом, становилась только интереснее и непредсказуемее.       – Ты сводишь меня с ума своим непостоянством, – прошептал Рэйден, обжигая дыханием ухо странника.       Леон не смог на это ответить. Трепетная дрожь пробежала по телу, когда даймон провёл кончиком языка по мочке уха и дорожкой из десятка нежных прикосновений осыпал щёку, пока наконец, пройдя путь до конечной, не накрыл глубоким поцелуем его губы. Рэйден протиснул руку между затылком странника и ящиком, защищая того от возможного удара, и запустил руки в русые волосы.       В поцелуях с Рэйденом Леон начинал осознавать все риски погибнуть от недостатка воздуха. У даймона был такой неукротимый напор, что юноша просто не мог состязаться с ним. Рэйден буквально затыкал его, не давая вдохнуть. Их языки переплетались с непристойным хлюпаньем слюны и разбегались, оставляя щекотливое касание на нёбе. Отстранившись на долю секунды, Леон воспользовался шансом вдохнуть. Рэйден не торопил, но откровенно пожирал взглядом, находясь в считанных дюймах от него.       – Прекрати так пялиться. Ты меня съесть решил, что ли? – нахмурился Леон и стёр рукавом стёкшую по подбородку дорожку слюны.       Рэйден послушно отвернулся, рассматривая сваленные горой мешки.       – Если скажу да, мы продолжим?       Этот несколько обиженный тон умилял. Даже мог показаться по-детски невинным, если не вспоминать то, что они творили до этого. В конце концов Леон сдался. Он вновь схватил Кассергена за ленту и притянул к себе, но проказливо остановился перед самым слиянием.       – Ты дьявол, – с тихим смешком констатировал он.       Рэйден склонился ещё ниже, едва ощутимо касаясь его губ своими, и голос его стал походить на мурчание кота перед нападением.       – Я божество, – поправил он, – но пред тобой готов предстать в любом обличии.       И это неуправляемое божество вновь атаковало Леона. Лаская поглаживаниями грудь, пальцы даймона добрались до скрытого рубашкой бугорка. То, как плетение ткани начинало натирать сосок от надавливаний и сжатий пальцами, оказалось одновременно и мукой, и удовольствием. Леон даже не догадывался, что может быть столь чувствителен в подобном месте, но от манипуляций Рэйдена у него начинал помутняться рассудок. Он тяжело втянул воздух. Зуд возбуждения вновь стремительно опустился к паху, отчего хотелось скорее получить желаемую разрядку. Если всё так и продолжится, то Леон изольётся семенем, так и не освободив член из тесного заточения. Такого унижения он допустить не мог.       Овладевшая им похоть заставила выпустить ленту и проскользить по напряжённому крепкому торсу Рэйдена, на ходу расстёгивая пуговицы рубашки, но пальцы задубели от напряжения настолько, что ему едва удавалось вытаскивать их из петель. Ему приходилось делать это на ощупь, не отвлекаясь от поцелуя, но неудачи заставляли хотеть разорвать эту рубашку одним сильным движением. Лишь нежелание придумывать оправдание отсутствию пуговиц на одежде сдерживало от осуществления.       Руки почти добрались до пряжки ремня, когда Рэйден резко отстранился и с опаской поглядел в сторону входа в трюм.       – Что-то не так? – задыхаясь, прошептал Леон и провёл ладонью по влажным волосам.       Во взгляде, подобно лунному сиянию, играющему на хрустале льда, переливалось страстное желание, однако в нём же Леон увидел и не покинувшее его благоразумие. Даймон тихо выругался и вновь перевёл взгляд на Леона. Представший перед ним образ ломал всю его сдержанность: на лице расцвел соблазнительный румянец, в сияющих покрытых влагой глазах разгоралась страсть, а разрывающее грудь дыхание опаляло жаром. Рэйдену хотелось стереть с лица юноши недоумение пылким поцелуем, но он сумел вовремя одёрнуть себя.       – Мы должны остановиться, – с разочарованием в голосе произнёс Рэйден. – Джоанна собирается нас искать.       У Леона вмиг похолодело внутри, напрочь сбивая волны возбуждения. Он не мог позволить, чтобы их застали в подобном виде, но на всякий случай поинтересовался:       – Прочитал её мысли?       – Нет, прочитал мысли Астарот, – усмехнулся Кассерген и принялся завязывать волосы лентой. – Она думает, что мы занимаемся чем-то непристойным, и отчасти она права…       – Отчасти, – согласился Леон и сел прямо.       Воззвав к небесным рунам, он прикрыл глаза и вновь нанёс на лоб печать Мавирель, а Рэйден заинтересованно наблюдал за действом. Прежнее напряжение между ними спало, однако осталось лёгкое смущение и не покинувший тело огонь близости. Пришлось потратить все имеющиеся в распоряжении минуты, чтобы сбить возбуждение и привести себя в должный вид, что не вызовет подозрительных вопросов.       – Так и зачем всё это было? – поинтересовался Леон, заправляя рубашку в брюки.       – О чём ты?       – Эта провокация…       – Так ведь это тебе нужна была моя помощь, я лишь взял маленькую приятную плату, – довольно облизнул губы Рэйден. – К тому же я не заметил, чтобы ты был против.       – Запомню на будущее, что о помощи тебя просить не стоит, коварное божество, – рассмеялся Леон, чувствуя свободу, коей не ощущал с самого восхождения на борт.       Ступени протяжно взвыли, и шаг за шагом на лестнице показалась Джоанна. Она сразу заметила тускло горящий фонарь, а следом за ним и притаившихся в полумраке юношей.       – Вот вы где! – Она с хитрой ухмылкой облокотилась на лестничные перила. – Мне стоит поинтересоваться, чем вы занимались наедине?       Она особенно чётко подчеркнула интонацией последнее слово и хихикнула.       – Нет, оставим это твоему воображению, – хмыкнул Рэйден. – К тому же вы и так весьма красочно всё обсудили в каюте.       – Подслушал? – вздёрнула нос младшая Кассерген.       – Догадался.       Рэйден с лукавой ухмылкой задул свечу, и трюм погрузился в привычную темноту.